- Ничего вам не понятно, Сергей Викторович, - нахмурился Камышин. - Ей иногда приходилось и не в таких условиях ночевать. Могла бы на диване лечь, а я на полу. Нашел бы какое-нибудь тряпье под бок постелить. Нет, причина была другая… Зоя Федоровна предупредила, что мне грозит какая-то опасность, а тут еще она со своими бедами. И ушла. Сказала, что вернется домой, когда все успокоится. Посоветовала мне на несколько дней куда-нибудь скрыться. Вот только ехать мне некуда, - с безнадежной тоской сказал Владимир Михайлович. - Будь что будет…
- Тоже мне предсказательница! - легкомысленно воскликнул капитан. - Если она такая ясновидящая, почему же своей беды не предусмотрела? - насмешливо спросил он.
- Как не предусмотрела? - возразил Камышин. - Она знала заранее, что будет нападение, и готовилась к нему.
- Интересно, как же она готовилась, если к ней в квартиру влезли? - вскипел капитан.
- Но ведь она осталась жива и невредима! - парировал Владимир Михайлович. - А что ей еще оставалось делать? Пойти заранее в милицию и заявить, что на нее готовится нападение? За кого бы ее там приняли? Хотя бы и вы…
- Да-а… - неопределенно протянул Друян, сознавая правоту собеседника. - Как же ей удалось в такой глубокий транс погрузиться, что даже врач не смог определить, жива она или мертва? Хотя вообще-то он сомневался, - припомнил следователь.
- Ну-у… - пренебрежительно отозвался Камышин. - При ее-то знаниях и практике?! Люди вообще без всяких навыков и подготовки иногда так искусно имитируют смерть, что никакой врач при осмотре не определит, труп перед ним или живой человек. В природе это вполне обычное явление, - оживился художник. - Своего рода защитный механизм. Вам приходилось видеть, как замирает жук, если его взять в руку? Или божья коровка? Это даже не транс, а скорее анабиоз.
- Приходилось, - отозвался Друян, вспомнив дни далекого детства.
- Во-о-от! - торжествующе воскликнул Камышин. - Да что там жуки, многие звери прибегают к этому трюку. А человек, к сожалению, сам когда-то установил для себя пределы возможного и с тех пор не может выйти из этого заколдованного круга. Но когда нет выхода, человек способен совершать чудеса, - с глубокой верой в свою правоту сказал хозяин квартиры. - Обычно тупиковыми мы называем такие положения, выход из которых нам не нравится. Но иного нет! И тогда человек вдруг обнаруживает у себя способности творить чудеса. Мне, например, в северных колониях приходилось наблюдать такую картину: умершему зеку, прежде чем его похоронить, перебивают ломом ноги. Как вы думаете, для чего это делается? - спросил Владимир Михайлович своих гостей.
- Чепуха! - пренебрежительно отмахнулся от такого факта капитан Стрекалов. - Сказки о ненужных жестокостях! Зачем ему ноги перебивать?
- Вот и я спросил об этом, - невозмутимо ответил Камышин. - Оказывается, раньше были случаи, когда захороненные зеки спокойно выбирались из могилы и топали по заранее выбранному маршруту. А ведь они не занимались многолетней тренировкой воли и духа, как это делала Зоя Федоровна! И знаниями особыми не были отягощены, - насмешливо добавил он. - Но для того чтобы получить свободу, имитировали собственную смерть. И весьма искусно!
- Не верю! - прихлопнул капитан ладонью по столу. - Даже если ему удастся обмануть врача и лагерное начальство, то как потом выбраться из фоба и могилы?
- Из какого гроба? - развеселился Камышин. - Какой дурак будет на зеков доски тратить? А могила… Мне самому несколько раз приходилось их рыть, - с неохотой вспомнил Владимир Михайлович. - Вечная мерзлота, земля крошится, как гранит… Глубже, чем до колена, никто их и не рыл. Лишь бы землей грешного прикрыть. Так что выбраться оттуда было не особенно трудно.
- Неудобно как-то спрашивать… - вмешался в разговор Друян. - Но все же: за что вы сидели?
- Чего тут неудобного? - извиняюще улыбнулся Камышин. - Тем более вы на такой работе… Сидел за нелегальный переход границы с целью передачи секретных сведений… Так в приговоре было написано, - ошарашил гостей Владимир Михайлович. - Это было в конце семидесятых. Молод был, глуп… За границу не выпускали, а мне как раз срочно с далай-ламой нужно было поговорить. Ну я и двинул через Монголию.
- И далеко ушли? - поинтересовался Друян.
- Порядком, - кивнул головой Камышин. - Да я сам сглупил: надо было через Афганистан в Индию пробираться и дальше - в Тибет. А я решил вначале у монгольских лам немного пожить. Традиции буддистов изучить, ума немного набраться… А потом уж через Китай - дальше. А меня эти друзья-кочевники тепленьким, прямо с кошмы, сдали властям. Ну и схлопотал шесть лет. Там пришлось ума набираться.
- А с Шарфиной вы как познакомились? - спросил капитан.
- Она меня сама нашла, - пояснил Камышин. - Кто-то ей сказал обо мне, когда я освободился. Я тогда в котельной работал… Там и жил. Квартира эта, по сути, ее, - окинул Владимир Михайлович взглядом свое скудное жилище. - Она ее купила на мое имя. Сказала: деньги будут - отдашь, а нет - и так сойдет. Вот и живу… Кое-какое барахло я сам приобрел на толкучках. На хорошие вещи пока не заработал.
- Почему же Шарфину выпустили за границу, а вас нет? - спросил капитан. - И цели у вас вроде одинаковые были…
- Сравнили! - иронично отозвался Камышин. - За нее Юрий Рерих хлопотал и еще несколько ученых. Я против нее… - безнадежно махнул он рукой.
- Странно все-таки, - задумчиво сказал Друян. - Почему люди иногда бросают все: родных, друзей, налаженный быт и едут неведомо куда в поисках чертовщины? Не понятно мне это… Своей бесовщины под боком невпроворот!
- Не в поисках чертовщины, а Истины! - строго поправил следователя Камышин. - Вы слышали такую фамилию - Блюмкин?
- Блюмкин? - переспросил Стрекалов, наморщив лоб. - Где-то слышал, а где… В каком-нибудь киоске торгует? - предположил капитан.
- Нет, - снисходительно улыбнулся Владимир Михайлович. - Евреи в киосках не торгуют. Не тот масштаб! Разве только в Одессе где-нибудь, да и то редко. Нет, Блюмкин - убийца германского посла Мирбаха, - пояснил художник. - Потом он почему-то стал служить в ГПУ. Так вот, когда Николай Рерих организовал в двадцатых годах первую экспедицию в Тибет, ГПУ отпустило на нее сто тысяч золотых рублей. Сумма по нынешним временам - невероятная. А Блюмкина послало в эту экспедицию в роли негласного комиссара. Спрашивается: что ожидали там найти чекисты? Чертовщину? Для этого можно было любого шамана на Чукотке посмотреть. Дальше… Гитлер посылал в тридцатых годах в Тибет идеолога Розенберга. Кто ответит, зачем? Или вот сын Рериха, Юрий Николаевич, окончил Гарвард и Сорбонну, знал английский, французский, монгольский и тибетский языки. Скажите, мог человек с таким образованием интересоваться чепухой? - все более горячился Камышин. - Это, кстати, он благословил Шарфину на ее путешествия, когда вернулся в конце пятидесятых в Россию. И картину своего отца ей подарил. Видели у нее в кабинете? - спросил он следователей.
- Да, - подтвердил Друян. - Там какой-то кочевник возле костра сидит. Картину украли на второй день, с повторного захода, - сообщил Сергей Викторович. - Нам ее потом удалось случайно обнаружить.
- Слава Богу! - облегченно вздохнул Владимир Михайлович. - Там изображен не кочевник, а человек, ищущий Истину. Скудный костер - это небольшой запас знаний, накопленных человечеством, а зарево над верхушками гор - свет от страны Шамбалы. Называется картина "В ожидании чуда". Человек ждет, что ему будет указание свыше, как пройти в эту страну. Иными словами, как достичь совершенства. А насчет чертовщины… - ненадолго ушел в свои мысли Камышин. - Вот американцы высаживали на Луну больше десятка космонавтов, и один из них при высадке невольно воскликнул: "Боже! Они уже здесь!" Интересно, кого он там увидел? - спросил сам себя художник. - Но это еще не все! - продолжил он. - После возвращения на землю два космонавта сошли с ума, несколько человек спились, остальные без всякого объяснения причин уволились со службы. Причем до сих пор никому не говорят, что они там увидели. Вот так! Грустно улыбнувшись, Владимир Михайлович процитировал:
На свете много есть,
Мой друг Горацио, такого,
Чего не знают наши мудрецы!
И, внезапно переменив тему, предложил:
- Чаем вас угостить?
- Нет, спасибо, - ответил за двоих Стрекалов, - мы скоро пойдем.
- Как хотите… Больше ничего предложить не могу, - развел Камышин худые руки в стороны. И с подкупающей простотой добавил:
- Есть еще, правда, бутылка кефира, но он вчерашний.
- Да не беспокойтесь вы, - улыбнулся Сергей Викторович, усаживаясь поудобнее в продавленном кресле. - Лучше расскажите нам, чем конкретно занималась Зоя Федоровна? Почему ее так осаждали клиенты?
- Чем? - ненадолго задумался Камышин. - Как бы это вам популярней объяснить… Есть такой непризнанный раздел науки, - начал он, собравшись с мыслями, - эниология. Изучает закономерности информационного обмена в природе. Иными словами, ищет пути заглянуть в прошлое и будущее.
- А это возможно? - серьезно спросил Друян.
- Если обладаешь необходимыми знаниями и незаурядной силой воли, то - да, - убежденно ответил хозяин квартиры. - Отсюда и наплыв клиентов… Приходили к ней в основном политики и бизнесмены. Каждому хотелось узнать о возможном раскладе событий на будущее. Прошлое не интересовало никого! Они его уже прожили и потеряли к нему всякий интерес. А напрасно… - сожалеюще вздохнул он. - Ведь корни будущего всегда в прошлом. Некоторые просили помочь им вылечиться от рака или… импотенции, - хохотнул Владимир Михайлович. - Думали, что у нее снадобья от всех болезней есть. Таких она просто гнала…
- Она много зарабатывала? - спросил капитан.
- Думаю, да, - ответил Камышин. - Правда, определенной таксы не было. Платили кто сколько мог. Но она и много тратила. Мне вот квартиру купила, - напомнил он. - Детдомам богатые подарки дарила. Студентам помогала. Хотя бы той же домработнице Нине…
- А вот занятия… с попыткой заглянуть в будущее, они не отражаются на здоровье?
- задал вопрос Сергей Викторович. - Грубо говоря, была ли она психически уравновешенным человеком?
- Трудный вопрос, - погрузился в себя Камышин. Помолчав, изложил свою точку зрения: - Когда человек с христианским сознанием проводит медитацию, затем переходит в транс, основанный на непривычном понимании бытия, то, конечно, возникают проблемы с душевным равновесием. Это издержки профессии. Но кто из нас с чистым сердцем ответит, что он в психическом смысле абсолютно здоров? Один верит в сны, другой - в приметы. А Врубель, например, создал своего "Демона" во время обострения приступа шизофрении. Но мы ведь из-за этого не перестаем восхищаться его гениальностью?! Все это очень сложно. Вот оцарапаешься где-нибудь нечаянно, и то шрам остается. А тут - душа.
- И последний, наверное, вопрос, - посмотрел капитан на часы. - Кому, предположительно, и зачем могли понадобиться ее книги?
- Я вам сначала попытаюсь ответить на вторую половину вопроса, - предупредил философ-художник. - Книги во все времена ценились дороже золота, - начал он. - Умные люди в лихую годину всегда старались прежде всего сберечь книги. Золото можно быстро нажить, а утраченный запас мудрости надо восстанавливать веками. Во все времена завоеватели стремились прежде всего уничтожить культуру побежденного народа. Нет культуры - нет нации! Люди, не помнящие прошлого, превращаются в послушное стадо. Вот почему армянские священники во времена нашествия турок раздали женщинам по одному листку из наиболее ценных книг, и те хранили их до лучших времен. А когда настал час, вернули все своим мудрецам. А у нас то ли от излишней душевной щедрости, то ли от непонимания готовы все отдать даром. Иногда продать. На архивы и церковные записи всем наплевать. Так и с книгами Шарфиной… Древние тибетские и индийские рукописи очень своеобразно написаны: в одном томе вы можете встретить сведения о медицине, кулинарии, обрядах. Это своего рода летопись. Узнавали люди что-нибудь новое и записывали по порядку. Зоя Федоровна хотела систематизировать эти знания по разделам. До нее это пыталась сделать Елена Блаватская. Но та увлеклась не наукой, а спиритизмом, написала книгу "Агни-Йога", да и ту неудачно. Я думаю, книги у Шарфиной украли для того, чтобы вывезти их потом за границу. Там ими легче распорядиться. И спрос больший. А вот кто украл… Точно не знаю, но думаю, что во многом виноват я сам.
- ??
- Сам! - повторил Камышин, заметив удивленные взгляды следователей. - Ко мне незадолго до этого два типа приходили, - начал каяться художник. - Веселые такие, развязные, и один из них прилично выпивши. Назвались Аркашками. Мы, говорят, тезки. Сели оба возле стола, один там, где вы сидите, - кивнул Камышин в сторону капитана, - а другой - напротив, возле телефона. Начали издалека: они арендовали офис, а теперь ищут дизайнера с нестандартным мышлением. Кто-то им порекомендовал меня. А потом как-то незаметно разговор на Шарфину перешел. Не могли бы вы, спрашивают, попросить ее несколько книг нам на время дать? У нас там художественный салон организуется, иногда аукционы будут проводиться. Так вот, нам бы для затравки несколько книг из ее библиотеки не помешало. Если договоритесь, то мы придем к ней и отберем несколько томов. Разумеется, под солидный залог и отблагодарим как следует. Я им сразу ответил, что книги она вряд ли кому согласится дать, хотя бы и на время. Они ей самой постоянно нужны. А денег у нее на жизнь хватает. И вообще: почему они сами к ней не обратятся? Вижу, помрачнели, а тот, что выпивши, стал грозить: не захочет, говорит, дать на время за вознаграждение, можно сделать так, что даром отдаст. И навсегда! Второй Аркадий цыкнул на него, занервничал, я думал, он ему в морду даст. Но обошлось… Посидели еще немного, поговорили о пустяках и ушли. Обещали прийти еще, до сих пор собираются…
- А как же с дизайном помещения? - спросил капитан.
- Никак, - ответил Камышин. - Они же мне никакого адреса не оставили и конкретного предложения не сделали. А теперь вот я думаю, что они не напрасно приходили: пути к ней нащупывали.
- Вы говорили Зое Федоровне об этом случае? - спросил Друян.
- Зачем? - с недоумением посмотрел на него хозяин квартиры. - Расстраивать человека по пустякам?
- А какие они из себя, эти… Аркаши? - заинтересовался Стрекалов. - Хотя бы в общих чертах…
- Обоим лет по тридцать-тридцать пять, - припоминающе наморщил лоб художник. - Темноволосые… Одеты очень прилично.
- Одеться они завтра и в лохмотья могут, - заметил капитан. - Это не примета…
- Оба среднего роста, - добавил Камышин. - Тот, что трезвый был, немного повыше. Губы у него неприятные: толстые и все время мокрые. Вообще-то я к ним мало присматривался, - признался Владимир Михайлович. - Если бы знать, что это понадобится. Да! - вспомнил он. - Один из них в очках был. Дорогие очки, с квадратными линзами и в золотой оправе.
- А ну, посмотрите, - достал капитан из внутреннего кармана пиджака конверт со снимками. - Тут его нет?
Камышин долго всматривался в фотографии, на которых были сняты убитые Сбитнев и его гость, затем неуверенно сказал:
- Вот этот, в очках, вроде бы тогда был у меня. Точно сказать не могу: лицо кровью залито. А так - похож! Волосы, губы, особенно очки. Присмотревшись еще раз к снимку, подтвердил: - Да, это он. Возвращая капитану конверт, спросил: - А что с ним случилось?
- Тоже впал в транс, - мрачно пошутил Стрекалов, пряча снимки. - Только неудачно…
- Я вам забыл сказать, - вспомнил Камышин. - Зоя Федоровна говорила мне, что одного из ее грабителей звали Сашка. Так его напарник называл, когда они книги выносили.
Уже выходя из квартиры, капитан Стрекалов, оглядев хлипкую дверь, посоветовал Камышину:
- Вы хоть бы ее днем на какую-то задвижку закрывали, что ли… А то живете нараспашку.
- Зачем ее закрывать, - улыбнулся художник, - если она из клееных стружек сделана? Любой ребенок плечом выдавит. Ночью закрываюсь, конечно, от кошек.
Отъехав немного от дома, в котором жил Камышин, и завернув за угол улицы, капитан Стрекалов неожиданно резко притормозил и вполголоса выругался. Друян, сидевший рядом, резко качнулся вперед и удивленно посмотрел на своего спутника.
- Вот сволочи! Опять они меня "пасли", - с раздражением сказал Стрекалов.
- Кто?
- Если бы я знал кто! Видел, светлая "волга" на стой стороне улицы стояла? - спросил Григорий Петрович. - А как только мы появились из-за угла, она сразу с места рванула.
- Не обратил внимания, - ответил Друян. - А почему она тебя беспокоит?
- Я ее второй раз уже засекаю, - пояснил капитан, втиснув свои "жигули" в густой поток машин. - Как только к кому-нибудь еду, она сразу на хвосте. И это только после того, как мы начали заниматься делом Шарфиной. Я записал номер, поручил дежурному выяснить в ГАИ, кому принадлежит эта "волга"…
- И что он выяснил? - поинтересовался Сергей Викторович, не дождавшись продолжения рассказа.
- Ничего… - раздраженно ответил капитан. - Посоветовали такими номерами не интересоваться. Вот и гадай теперь, кому эта "волга" принадлежит. Я сам займусь ею, - зло пообещал Стрекалов, - и узнаю, почему я в таком огромном городе все время с нею сталкиваюсь?
Проехав молча еще несколько кварталов, капитан неожиданно свернул влево, на транспортную развязку, и погнал машину на большой скорости в обратном направлении.
- Что случилось, забыл что-нибудь? - удивленно спросил Друян.
- Забыл, - с досадой ответил капитан. - Надо все-таки задержать этого художника-философа.
- За что?
- За то, что он такой… не от мира сего… - пояснил Стрекалов. - Отведу ему где-нибудь в КПЗ свободный уголок, пусть посидит несколько дней, пока с делом Шарфиной немного не прояснится. И ему, и мне спокойней на душе будет.
Торопливо взбежав на площадку второго этажа, Стрекалов, не стуча, толкнул знакомую дверь, словно заранее был уверен, что она открыта, и еще с порога громко позвал:
- Владимир Михайлович!
Не слыша ответа или шагов хозяина квартиры, капитан выхватил из-за борта пиджака пистолет, осторожно прокрался по коридору и заглянул в комнату. Возле стола в неловкой позе лежал Камышин. На столе протяжно гудела снятая телефонная трубка. На полу - возле груди и затылка художника - две небольшие лужицы крови. На плакатике с черными, разлапистыми следами - еще не высохший отпечаток кровавой пятерни философа. Первый раз, очевидно, в него выстрелили возле двери, и он, зажав рукой рану, рванулся к телефону, оперся рукой о стену, но позвонить не успел. Вторую пулю он получил в затылок возле стола.
- Опоздали мы с тобой, Сергей, - сказал капитан вошедшему в комнату следователю. - Надо было его сразу с собой забирать! Ты побудь пока тут, - попросил он, - а я схожу к соседям позвоню, вызову оперативную группу и "скорую".
Уже выходя из комнаты, покосился еще раз на плакатик с кровавым оттиском среди черных следов ступней и убежденно сказал:
- Нет, это не русские приходили…