Свидетель защиты - Владимир Монастырев 5 стр.


- Попробую. Около двух мы ушли из школы, а в три встретились около кино, взяли билеты на четырехчасовой сеанс, пошли в парк, посидели на лавочке и вернулись в кино как раз к началу.

- Что вы смотрели?

- "Нюрнбергский процесс". Нам очень понравилось. Там замечательные актеры: Спенсер Треси, тот, что играл Старика в фильме "Старик и море", Марлен Дитрих…

- Фильм двухсерийный?

- Да.

- Значит, закончился он около семи вечера.

- Да, около семи. Мы сели в троллейбус и поехали домой…

- Спасибо, - сказал Андрей Аверьянович, - вы мне помогли. И еще поможете, если узнаете, кто в тот день видел Игоря в школе и когда.

- Обязательно узнаю.

- Вот и хорошо. Надеюсь, общими усилиями мы докажем, что вы правы, а Лида Горбик заблуждается.

Маша вышла из конторы. Мелькнули в окне белые шапочка и воротник. Андрей Аверьянович перечитал свою запись. У него не было никаких оснований не верить Маше, и он ей верил. Выходило, что в то время, когда напали на пенсионерку Козлову, Олег сидел с Машей в кино и смотрел "Нюрнбергский процесс". Но дворник Курочкина утверждает, что видела Олега выходящим со двора с черной сумочкой под мышкой. И ей нет основания не верить. Значит, остается допустить, что Олег Седых в тот день ухитрился быть одновременно в двух местах. Мистика? Но вот в мистику-то Андрей Аверьянович как раз и не верил, и вся эта несуразица только подтвердила выводы, которые стали упрямо напрашиваться с того момента, когда он покинул квартиру Седых.

9

На этот раз ему досталась пятая комната, но она ничем не отличалась от седьмой. И Олег был по-прежнему насторожен и недоверчив.

- Вы знаете, - садясь против Олега, начал Андрей Аверьянович, - что ученики вашего класса прислали в прокуратуру письмо?

- Знаю.

- Откуда вы это узнали?

- Мама сказала.

- Хорошее письмо, убедительное. Они, ваши товарищи, совершенно определенно заявляют, что Олег Седых не мог ограбить старуху.

Олег пожал плечами. - Никто не верит… почти никто, - поправился Андрей Аверьянович, - в то, что Олег Седых мог совершить преступление. И ваши товарищи, и родители. И ваш брат. Вы, конечно, знаете, что он болен.

- Знаю.

- И лишены возможности навестить его. Вы же любите брата?

- Люблю.

- Не повезло ему, - вздохнул Андрей Аверьянович.

- Не повезло, - согласился Олег. - Ему вообще не везет в жизни, - с горечью произнес он. - В школе его считали зазнайкой, а никакой он не зазнайка, просто он не переносит неправды, несправедливости. Он очень способный, а в технологический институт не попал: поспорил на экзамене с преподавателем, его срезали. Пошел в пединститут на физмат. Но это же не его призвание. И вообще…

Олег внезапно умолк, оборвав себя на полуслове.

- Может быть, брату нужны были деньги, и вы для него… - начал Андрей Аверьянович.

- Нет, нет, - быстро перебил Олег, - он ничего не знал.

- И ни о чем не просил?

- Ни о чем.

- Ну хорошо, оставим эту материю. Поговорим о чем-нибудь более интересном. О литературе, например.

На этот раз в глазах у Олега читалось откровенное удивление.

- Не удивляйтесь, - улыбнулся Андрей Аверьянович, - мне предстоит вас защищать, и я хочу знать о своем подзащитном как можно больше, а сфера литературных привязанностей и увлечений - это в общем-то и моральная сфера. Можно, например, строить защиту в том смысле, что молодой человек начитался детективных книжек, и авторы этого чтива должны в какой-то мере разделить с ним вину за содеянное. Но у меня нет оснований для таких выводов и построений: вы, насколько мне известно, не увлекались приключениями сыщиков. Так ведь?

- Так, - согласился Олег.

- Даже такими классиками этого жанра, как Эдгар По и Конан Дойль, вы не зачитывались?

- Нет, - подтвердил Олег.

- Но иногда брали их в библиотеке?

- Брал.

- Для Игоря?

И снова испуг мелькнул в глазах Олега, и он вместо ответа пожал плечами. Андрей Аверьянович опять почувствовал жалость к этому доверчивому и запутавшемуся молодому человеку. Он встал, походил по комнате, остановился у окна. Оттуда сказал:

- И вот что еще усложняет, а может быть, и упрощает дело: оказывается, есть человек, который утверждает, что в то время, когда было совершено нападение на пенсионерку Козлову, вы смотрели в кино "Нюрнбергский процесс".

Олег, до того сидевший на табуретке ссутулясь, опустив руки между колен, резко выпрямился.

- Да, да, - продолжал Андрей Аверьянович, - есть такой человек, и зовут его Маша Смирнова. Она тоже не верит, что Олег Седых мог совершить преступление, да еще такое обдуманное и жестокое. И она…

- Она ничего не знает! - выкрикнул Олег.

- Но мы-то с вами знаем, что напали на Козлову во вторник, около пяти часов дня.

- И вы ей сказали? - в голосе Олега было отчаяние.

- А Маша знает, что в пять часов дня в тот злополучный вторник Олег Седых сидел рядом с ней в кино и восторгался игрой Спенсера Треси. И она скажет это в суде, куда я вызову ее свидетелем.

- Вы не сделаете этого, - Олег вскочил.

- Я это сделаю, если вы будете упорствовать.

- Я откажусь от защиты.

- Вы несовершеннолетний, и суд не примет ваш отказ во внимание.

- Но что же делать?! - воскликнул Олег. - Я не хочу, чтобы Машу вызывали в суд. Вы можете меня понять? Вы же защитник, а не следователь, не обвинитель, почему же вы не хотите меня понять?

Андрей Аверьянович подошел к Олегу, положил руку ему на плечо и мягко сказал:

- Сядьте и успокойтесь.

Олег сел и, поставив локти на стол, обхватил голову руками. Андрей Аверьянович прошелся по комнате и тоже сел к столу.

- Я стараюсь вас понять, - сказал он. - Я действительно защитник, а не обвинитель. И не следователь, хотя мне и пришлось на некоторое время им стать. Я должен защищать ваши интересы в суде и не имею права отягчать ваше положение. И не хочу этого делать, мы можем обойтись без помощи Маши Смирновой.

Олег отнял руки от головы.

- Значит, вы не вызовете Машу в суд?

Андрей Аверьянович ничего еще не обещал ему, но Олег уже воспрянул духом, каким-то шестым чувством уловив, что он может обещать.

Внутренне усмехнувшись, Андрей Аверьянович подумал, что беседа его с подзащитным, если послушать со стороны, выглядит странно. В самом деле, опытный, немолодой адвокат, имеющий в руках доказательство невиновности подзащитного, из каких-то непонятных побуждений готов выпустить это доказательство из рук, отказаться от него. А он собирается отказаться, Олег правильно угадал его готовность. Что до побуждений… Андрей Аверьянович очень хорошо понимал страстный протест Олега против того, чтобы Машу вызвали в суд как свидетельницу. Сам он решился и пройдет через любые испытания, но ее готов оберегать и защищать со всем жаром первой любви. И не простит себе, если она окажется хоть как-то причастной к этой нечистой истории. Благородно и наивно. Они часто идут рука об руку - благородство и наивность, тут уж ничего не поделаешь. Старый, опытный юрист мог со стороны взглянуть на того странного адвоката, который готов был поступить, как импульсивный юнец, но он не мог ему помешать.

- Обещаю, - стараясь скрыть улыбку, сказал Андрей Аверьянович. - И без этого свидетеля я, надеюсь, сумею доказать, что вы не грабили старуху. - Андрей Аверьянович помолчал, барабаня пальцами по столу. - А вам я скажу вот что - не как обвинитель и даже не как защитник, скажу потому, что я втрое старше вас, - не спасайтесь сами и никого не пытайтесь спасти ложью, неверный это путь.

Олег молчал.

10

Вечером, накануне суда, к Андрею Аверьяновичу пришел Костырин.

- Простите великодушно за вторжение, - с порога начал он извиняться, - завтра суд, родители Олега волнуются, я, признаться, тоже. Решил зайти. Не только от имени и по поручению, но и по своей инициативе. Может быть, рассеете наши опасения. Ведь у вас уже сложился план защиты? Полагаете, что есть надежда?

- На что? - спросил Андрей Аверьянович, вводя гостя в комнату и усаживая на диван.

- На благополучный исход.

- Это понятие растяжимое. Бывают случаи, когда благополучным исходом считают смерть больного.

- Это в медицине. А у вас…

- Мы тоже, как правило, имеем дело с болезненными отклонениями от нормы, так что аналогия с медициной вполне уместна.

Андрей Аверьянович достал из серванта коньяк, сыр, вазочку с шоколадом, освободил журнальный столик от газет и придвинул его к дивану.

- У меня, правда, не армянский, - сказал он, разливая коньяк в рюмки, - а молдавский, но он совсем не плох. Прошу.

Выпив и пожевав сыру, Костырин вновь стал наводить разговор на интересующую его тему. Он заговорил о свидетелях и спросил, есть ли показания в пользу Олега.

- В юридической практике ведь как бывает, - ответил Андрей Аверьянович, - одно и то же показание может иметь разную направленность, может послужить и обвинению и защите.

- Но в конце-то концов оно в своем чистом, объективном виде должно служить либо тому, либо другому, так ведь?

- По идее так, но до этого конца концов надо докопаться, для чего и существуют прения сторон. Случается, и не так уж редко, что свидетель обвинения объективно становится свидетелем защиты.

- И в деле Олега такие свидетели есть?

- Могут быть, если мне удастся убедить суд в том, что их показания не обвиняют, а служат доказательством невиновности подсудимого.

- Если не секрет, кого из свидетелей вы считаете самым надежным, что ли, свидетелем защиты?

- Олега Седых.

- Олега Седых?! - удивленно переспросил Костырин.

- Именно его. Все в нем - и образ жизни, и склад характера, и литературные увлечения - все свидетельствует о том, что он не мог совершить преступления, в котором его обвиняют.

- Но признание?

- Это, конечно, усложняет дело.

Андрей Аверьянович налил еще по рюмке и заговорил о другом. Костырин понял, что он хочет уйти от разговора о завтрашнем суде.

- Был я в том районе, где живет семья Седых. Вы там, конечно, тоже бывали? - спросил Андрей Аверьянович.

- Разумеется, - ответил Костырин.

- Удручает архитектурное однообразие строений. Они стоят, как близнецы, дом в дом, целые кварталы. Об этом уже немало писали…

- Вы правы, - вставил Костырин, - но сейчас уже пытаются разнообразить: или из разного кирпича делают, или ставят по-разному.

- Однообразны не только дома, но и обстановка в них - телевизоры, холодильники в квартирах одинаковы, стандартна мебель. Как все это отражается на психике людей, особенно молодых. Вы над этим не задумывались?

- Нет. Хотя подумать тут, конечно, есть над чем - не только социологам, но и нам, педагогам, нельзя закрывать глаза на опасность стандартизации жизни, хотя я надеюсь, что найдутся средства, с помощью которых мы этой опасности избежим.

- Вы правы, говоря об опасности. Но я улавливаю в вашем суждении разночтение. Когда вы говорите "нельзя закрывать глаза", это относится к вам, ко мне, к людям, нас с вами окружающим. Но когда сказали, что "найдутся средства", то как бы отстранили от участия в поисках себя, меня и многих других. Найдутся сами по себе? Или кто-то их найдет и нам с вами предложит?

- С вами, адвокатами, держи ухо востро, - усмехнулся Костырин, - чуть что - сразу ловите на крючок. Я, конечно, имел в виду, что все будут искать и найдут.

- Это случается: имел в виду одно, а сказал или сделал другое, - Андрей Аверьянович улыбнулся, но в голосе его прослушивалась горькая нотка. - Юристам нередко приходится обращать внимание на подобные противоречия, за что их обвиняют в крючкотворстве, ни больше ни меньше.

- Андрей Аверьянович, я не хотел…

- Шучу, шучу, - перебил Андрей Аверьянович, - к тому же не вас я имел в виду, а тенденцию. Что касается нивелировки, бездумной уравниловки, то она вредна во всех сферах жизни. В том числе и семейной. Возьмите семью Седых. Родители полагают, что идеально справедливы, уравнивая сыновей во всем: у них одинаковая одежда, им выдается одно и то же количество денег на кино и на завтраки, с ними одинаково ласковы или одинаково строги. Но ведь сыновья очень разны по характеру, по темпераменту, один из них еще школьник, другой - студент. Возраст опасный. Папы и мамы, которым перевалило за сорок, чаще всего забывают, какими они были в семнадцать-девятнадцать, отказывают молодым людям в серьезности ума и чувств, не видят их, не хотят замечать. А чувства бушуют, требуют выхода, рождают побуждения - благородные или низменные, что, кстати, тоже зависит от взрослых и зрелых: куда направят. А это не просто, ох как не просто направлять юную душу, управлять ее порывами, даже благородными. В семье Седых с этим не справились, хотя выглядела эта семья вполне благополучной.

- Я и сейчас не могу отрешиться от мысли, что это была хорошая семья, - Костырин развел руками, - сейчас не могу понять, кто же виноват в случившемся.

- Кто виноват? Вопрос, который очень легко срывается у нас с губ. А может быть, это не вина, а беда? Беда занятых людей, которые перекладывают тяжесть воспитания детей на комсомол, на школу. А школа адресует упреки родителям. И, наверное, не без оснований.

- Тут вы правы, - согласился Костырин, - мы, педагоги, не всегда работаем в контакте с родителями и с комсомолом. А иногда, как известные лебедь, рак и щука, тянем в разные стороны… - Помолчал и спросил: - А у вас есть дети?

- Есть, - ответил Андрей Аверьянович. - Дочь Алена, живет в Ленинграде, работает в Русском музее - искусствовед. Взрослый человек. У нас тоже была благополучная семья, дочь не доставляла хлопот, и я не очень-то много знал о ее внутреннем мире. И мать знала не больше, хотя и была, как Вера Сергеевна, учительница. Занятые люди… Вы бывали у Седых дома? - вдруг спросил Андрей Аверьянович.

- Бывал. - Костырина несколько озадачил этот поворот в разговоре.

- Как по-вашему, кого из сыновей больше любит Вера Сергеевна?

- Они очень ровно относились к детям.

- Они - да, а она?

- Я не замечал, чтобы она кого-то из сыновей выделяла.

- Да, она человек выдержанный и умеет владеть собой.

- Что вы хотите этим сказать?

- Она и себя, наверное, хотела убедить, что любит сыновей одинаково.

- Вы думаете, она больше любила Олега и этим…

- Я думаю, что она больше любила Игоря, старалась скрыть это, но любовь скрыть трудно.

- Но что из этого следует?

- Это может объяснить поведение Олега… Давайте выпьем за него. Несмотря ни на что, мне этот юноша симпатичен.

- Не очень понимаю. Вернее, совсем не понимаю, что вы имеете в виду, но выпить согласен, - Костырин поднял рюмку. - За то, чтобы мир и счастье вернулись в семью Седых.

- Боюсь, что вернуть мир и счастье в семью Седых не просто. И если они туда вернутся, то не скоро.

Они выпили, и через некоторое время Костырин стал прощаться. Андрей Аверьянович, по его мнению, говорил, загадками и ничего определенного не сказал, но все равно беседой он был доволен и уходил обнадеженный, о чем и сообщил хозяину в коридоре, горячо пожимая ему руку.

Оставшись один, Андрей Аверьянович убрал со стола, посидел на диване, прикрыв глаза, будто дремал. Потом потянулся было за книгой, но так и не взял ее. Он признался себе, что испытывает волнение перед завтрашним судом. Предстоит решить не простую задачу: доказать судье и народным заседателям, что человек, признавший себя виновным, преступление не совершал. И обвиняемый не поможет ему, скорее будет мешать.

11

На возвышении длинная деревянная кафедра, выкрашенная в жиденький желтый цвет, три стула с высокими спинками: в центре (спинка повыше, с гербом) для председательствующего, по бокам - для народных заседателей. В зале шесть рядов казенных скамеек с прямыми спинками, между ними проход. Ближе к судейскому столу, одна против другой, две низкие трибунки того же желтенького цвета - для обвинителя и защитника. Ближе к скамейкам загородка для подсудимого.

Знакомый Андрею Аверьяновичу зал районного суда. Когда он входит сюда, ему обычно является в голову одна и та же мысль: "Тесновато живет еще наша юстиция".

Пока что в зале немноголюдно. Десятый "А", который мог бы явиться сюда в полном составе, занимается, свидетелей тоже здесь нет - ждут вызова в соседней комнате.

На передней скамье, сложив сухие руки на животе, в черном кружевном шарфике на седой голове сидит пострадавшая - Анна Георгиевна Козлова. Она не без опаски и в то же время с жалостью поглядывает на загончик, в котором, ссутулясь, примостился подсудимый. Его стерегут сидящие возле загончика два милиционера в кителях с ясными пуговицами и сержант милиции, который по распоряжению судьи приглашает свидетелей и следит за порядком в зале.

Председательствует судья Игонин, плотный, с шишковатым лбом, человек лет сорока пяти. Справа от него сидит неопределенного возраста человек в старомодном бостоновом пиджаке, прямой, как спинка его стула. Слева - худенькая женщина, у нее мелкие черты лица, остренький нос и огромные, в частых ресницах, глаза.

С судьей Игониным Андрей Аверьянович встречался на процессах. Он внимателен, нетороплив и осторожен. Приговоры его отменяются редко, и он гордится этим. Народных заседателей Андрей Аверьянович не знал. Мужчина скорее всего офицер в отставке, женщина, видимо, работает где-то в конторе - бухгалтер или средний технический персонал в управлении: помогая секретарю, привычно перебирает бумажки, ловко соединяет их скрепкой.

Суд начинает работу.

Оглашается обвинительное заключение.

Андрей Аверьянович делает первое свое заявление - просит вызвать еще одного свидетеля.

Услышав о новом свидетеле, Олег поднимает голову и напряженно смотрит на защитника: неужели обманул, не исполнил обещания, и сейчас назовет Машу Смирнову?

Андрей Аверьянович боковым зрением видит своего подзащитного. Видит, как он, облегченно вздохнув, опускает голову, расслабляется: защитник назвал другое имя.

Андрей Аверьянович просит вызвать в суд ученика 10 "А" класса Николая Сушкова. Два дня назад Маша Смирнова позвонила в контору и сказала, что в тот день, когда арестовали Олега, Сушков видел Игоря Седых в школе и даже разговаривал с ним. Он может подтвердить это где угодно.

Суд удовлетворяет просьбу защитника.

У обвинителя никаких просьб и заявлений нет.

Обвинитель - районный прокурор. У него холеное, матово-бледное лицо, на первый взгляд чуть одутловатое, но это лишь первое впечатление. При ближайшем рассмотрении легко заметить, что лицо круглое и сытое. У прокурора добрые светло-карие глаза. Он и в самом деле не злой человек, но, видимо, боясь, что его сочтут добряком и либералом, всегда настаивает на строгом наказании, запрашивая меру пресечения с некоторым "заносом".

Суд принимает решение сначала допросить потерпевшую и свидетелей, потом обвиняемого.

Встав со скамьи, Анна Георгиевна рассказывает, как было дело.

- Вы узнаете в обвиняемом того человека, который ударил вас по голове и отнял сумку с деньгами? - спрашивает судья. И к Олегу: - Обвиняемый, встаньте.

Олег медленно встает.

Анна Георгиевна смотрит на него, пожимает узкими плечами:

Назад Дальше