– Постой, постой… Славка!?
– Ну, а кто же еще.
– Ах ты, башибузук…
Брякнула цепочка, загремел засов и на пороге появился седой невысокий старичок, похожий на гнома.
Подслеповато щурясь, он некоторое время вглядывался мне в лицо, затем с удовлетворением кивнул и сказал – наверное, самому себе:
– Узнаю. Точно он. Только сильно повзрослел. А глаза остались прежние – шальные.
– Иван Игнатьевич, вы еще долго будете держать меня под дверью?
– Заходи, хлопчик, заходи. Дай я тебя расцелую. Как давно мы не виделись…
Мы обнялись. Дед даже прослезился. Если честно, я тоже размяк. С Иваном Игнатьевичем были связаны мои самые яркие детские воспоминания.
Он работал гримером в театре. И жил по соседству. В какой-то период моей юной жизни я пристрастился к разным зрелищам. Дело в том, что в театре шли не только постановки местных артистов, но и приезжих, даже из Москвы и Киева.
Однако чаще всего театральную сцену предоставляли под более массовые мероприятия – такие, как выступления разных ансамблей, рок-групп и прочих представителей зарождающейся поп-культуры.
Вот тут-то и приходил на помощь Иван Игнатьевич, доставая дефицитные билеты левыми, обходными, путями.
А когда это не удавалось, – все-таки он не был настолько большой шишкой в театре, которому могли позволить такие привилегии – Иван Игнатьевич втихомолку пускал нас, пацанов, за кулисы, и мы наслаждались зрелищем, так сказать, изнутри, что было весьма интересно и поучительно.
– Я тут кое-что принес… – показал я Ивану Игнатьевичу пластиковый пакет со снедью и выпивкой. – Надо бы отметить нашу встречу.
Я был голоден, как волк, а потому, едва въехав в город, первым делом зашел в гастроном, и отоварился продуктами и спиртным.
– Тогда пойдем на кухню.
Квартирка у него была не ахти какая – двухкомнатная, малогабаритная. И мебель, и ковры помнили лучшие времена, и тем не менее, все блистало идеальной чистотой. Казалось, что в комнатах нет ни пылинки. Точно такой же порядок был и на кухне.
Иван Игнатьевич быстро накрыл на стол, и мы выпили по рюмашке коньяка. Я плюнул на правила дорожного движения, решив, что мне все равно нельзя попадаться гаишникам в руки; а если они, в конце концов, меня выловят, то хуже все равно не будет. К тому же, и прав на вождение автомобиля у меня не было.
– Ты, я вижу, разбогател, хлопчик, – окинув стол хозяйским глазом, сказал Иван Игнатьевич, когда мы приняли на грудь по второй рюмашке.
Мне показалось, что он сказал это с осуждением. Поэтому я поторопился ответить:
– Нет, просто сильно проголодался. К тому же, я шел в гости.
– Хих-хих… – доброжелательно рассмеялся Иван Игнатьевич. – Хлопчик, сейчас в гости просто так никто не ходит. Это раньше было… – На его загорелом лице появилось мечтательное выражение. – Мы все жили как одна большая семья.
– Верно, – не стал я возражать. – Вы правы – я пришел к вам по делу.
– Вот видишь… – Иван Игнатьевич погрустнел.
– Но поверьте, встреча с вами для меня как глоток живой молодящей воды, возвративший меня в детство.
Честное слово!
– Не помню, чтобы ты был подлизой. Значит, говоришь правду. Спасибо тебе, хлопчик. Для нас, стариков, доброе слово иногда лучше всякого лекарства. Так что там у тебя?
– Мне нужно срочно изменить внешность. Не навсегда, – поспешил я добавить к сказанному, потому что у Ивана Игнатьевича глаза округлились от удивления.
– Ага, понял. Ты хочешь, чтобы я загримировал тебя под женщину. – Глаза Ивана Игнатьевича лукаво блеснули. – Нынче это модно. Как включишь телевизор, так на экране или "голубые", или мужики в женских шмотках. Куда мы катимся?
– К матриархату, Иван Игнатьевич.
– Нет, к бардаку и погибели. Скоро рожать будет некому. Все стали извращенцами, и мужики, и бабы.
Ты женат?
– Увы…
– Больной али как?
– Нет, с этим все в норме. И ориентация у меня стандартная. Не получилась семейная жизнь…
– Вот видишь, что выходит. Одни не хотят, другие не могут, а кто-то и хочет, и может, но не получается.
В итоге белая раса лет через сто полностью вымрет.
– Извините, Иван Игнатьевич, но у меня болит голова за сегодняшний день.
– Ах, да-да-да… Давай еще по маленькой и займемся делом…
Спустя полчаса я сидел перед трюмо, а Иван Игнатьевич колдовал над большой коробкой от телевизора, где он держал свои прибамбасы.
– Сохранил, понимаешь… уж не знаю, зачем, – говорил он, доставая из коробки парики, усы, бороды, какие-то коробочки, щеточки, баночки, тюбики и еще фиг знает что. – Год назад пригласили пару недель поработать – кто-то в отпуск ушел или заболел – так я немного обновил свой ассортимент. – Иван Игнатьевич ухмыльнулся. – Даже на старости лет не могу избавиться от советской привычки прибирать рукам все, что плохо лежит.
– Хотите, чтобы я отпустил вам грехи? Считайте, что вы уже чисты перед Богом и совестью как стеклышко. Что такое грошовая коробка грима или старый парик в сравнении с теми миллиардами, которые украли у народа олигархи-демократы? Да вы просто святой на фоне бандитов, казнокрадов и некоторых нардепов, которые хуже самых грязных проституток.
– Утешил старика, утешил… – Иван Игнатьевич заулыбался. – Ну-с, начнем. Ты, хлопчик, черненький и кучерявый, поэтому сделаем тебя слегка блондинистым. Борода будет чересчур – в глаза бросается, а вот усы – в самый раз. Брови… Брови осветлим.
– Ну, нет уж… Иван Игнатьевич, я ведь не буду все время ходить в гриме. Что ж мне, потом придется их снова красить?
– Тогда крепись, будем брови клеить. Неприятная процедура, особенно когда захочешь от них избавиться.
– Семь бед, один ответ. Начинайте…
Иван Игнатьевич работал над моей внешностью почти час. Наверное, он мог бы выполнить работу быстрее, но старик увлекся и по ходу дела прочитал мне целую лекцию по своей профессии. Я слушал, что он говорил, с большим вниманием. Слушал и запоминал. Вдруг когда пригодится.
Наконец Иван Игнатьевич закончил причесывать парик и с удовлетворением сказал:
– А теперь смотри.
Я подвинулся поближе к зеркалу – и в изумлении открыл рот. Фрагментарно мне удавалось время от времени подсмотреть, что делал Иван Игнатьевич, но в комплексе как-то не получалось.
И теперь, когда из глубины зеркала на меня воззрился незнакомый усатый блондин, который казался моложе меня лет на десять, я был поражен до глубины души.
– Да-а… – протянул я, осторожно касаясь рыжеватых усов. – Ни в сказке рассказать, ни пером описать.
Искусство – великая сила.
– Ну-ка, примерь очки. Это "хамелеоны", но стекла обычные, без диоптры. Они еще больше изменят твою внешность.
Мы в очередной раз выпили – теперь уже на дорожку, а когда прощались, я достал из кармана двести баксов и положил их на стол.
– Только без обид, Иван Игнатьевич, и без возражений, – сказал я, предупредительно подняв руку. – Вы помогли мне, я вам. У вас, как я понял, проблемы с ЖЭКом. Расплатитесь с этими живоглотами, а не то вас на старости лет родное государство выбросит на улицу.
– Это точно. – Глаза старика увлажнились. – Государство у нас – куда уж роднее… Спасибо тебе, хлопчик.
И не только за деньги. Я как будто вернулся в семидесятые годы. Я очень рад, что хоть кому-то понадобился. Спасибо, Слава…
Мы тепло попрощались, при этом Иван Игнатьевич всучил мне все необходимое для работы гримера. Вдруг еще пригодится, сказал он заботливо.
В бар "Ретро" я ехал со всеми предосторожностями. Наверное, объявили план "Перехват" (или что-то подобное) в связи с убийством Грача, и город вдруг показался мне летним лагерем для милицейских сборов.
Менты торчали на каждом перекрестке, и чтобы добраться туда, куда нужно, мне пришлось вспомнить юные годы, когда я знал городские улицы и переулки как свои пять пальцев.
Я всегда балдел от показухи, которую разыгрывает милицейское начальство в связи с заказными убийствами.
Чтобы поймать киллеров, город нужно закрывать как можно раньше, максимум через пять-десять минут после того, как свершилось преступления. Только тогда можно рассчитывать на быстрый и положительный эффект спецмероприятий.
А общеизвестный план "Перехват" (в названии могут быть варианты) чаще всего вступает в действие спустя час, а то и несколько часов после ЧП.
Наверное, в правоохранительных органах считают, что убийцы по окончании дела сразу же едут на "засвеченных" машинах в кабак, чтобы пропить свой гонорар, или вызывающе болтаются по улицам, пытаясь насладиться последним мигом свободы перед неизбежным долгим заточением.
Бар "Ретро" был построен недавно и представлял собой хреновую копию старинного английского паба, сиречь пивнушки. Его соорудили в самом центре, в исторической части города.
С темно-зеленой крышей, окрашенный в красный цвет, бар смотрелся на фоне светлых, недавно отремонтированных зданий, сооруженных по проектам выдающихся архитекторов прошлого как кусок собачьего дерьма на свежем снегу.
Интересно, сколько "зелени" отвалили городскому голове и главному архитектору за то, чтобы заполучить их подписи на документах, разрешающих постройку этого безобразия на самом видном и любимом жителями города месте?
Несмотря на дороговизну, народу в баре было под завязку. Хотел бы я знать, как люди клепают деньги? В особенности молодежь, основные посетители бара.
Тут пашешь, пашешь днем, а нередко и ночью, без выходных и праздников, отрываясь от компьютера лишь на несколько часов, и в итоге получаешь такой мизер, что людям стыдно в глаза смотреть, когда они спрашивают о суммах гонораров. Московский дворник, и тот зарабатывает больше…
Никиту я заметил сразу. Барменов оказалось двое; второй был симпатичней Никиты и постоянно заигрывал с девушками.
Похоже, Никита был за старшего. Он выглядел серьезным и сосредоточенным, а его улыбка могла обмануть разве что в дупель пьяного. Нехорошо он улыбался, словно делал большое одолжение клиенту. Неужто Никита исполнял роль подсадной утки, пока меня не поймают?
Как будто нет – работает он вполне профессионально…
Я выбрал столик в самом темном месте бара, и тут же возле меня появилась официантка – юное, воздушное создание, ни на миг не снимающее с миловидного личика лучезарное выражение, словно оно было приклеено. Девушка улыбалась во весь рот даже во время разговора, что у меня никогда не получалось.
Я заказал коньяк, лимон и кофе. Внутри бар тоже особо не впечатлял, разве что стойка была выполнена из мореного дуба очень даже неплохим мастером. Бармен Никита стрельнул в мою сторону глазами – как сфотографировал – и сразу же утратил ко мне всякий интерес.
Оно понятно – я и сам себя не узнавал. А уж тем более бармен, скорее всего, получивший лишь описание моей внешности. Не думаю, что ему дали мое изображение; он был всего лишь передаточным звеном в длинной цепи мафиозных подручных.
И что мне теперь делать? Вопрос, как не крути, стал ребром. Может, повторить трюк, который я исполнил на пару с Аликом Логвиненко?
А что – умыкну бармена, отвезу в укромное место и задам ему несколько вопросов, может, и с пристрастием. Не станет отвечать? Тогда размажу его по асфальту.
Надоела мне вся эта бодяга, спасу нет…
Я напряженно размышлял, потягивая коньяк, и разглядывал клиентов бара. Похоже, сюда приходили только двадцатилетние и моложе, поэтому на их фоне я выглядел если не дедом, то заматеревшим холостяком – точно.
Как я сообразил, от пренебрежительного отношения к моей персоне, которое бытует в среде молодежи к старшему поколению, меня спасал только грим. Спасибо тебе еще раз, Иван Игнатьевич…
И еще один нюанс – в этом баре я не заметил девиц легкого поведения. Вернее, они тут, скорее всего, были, но не при деле. Иначе на одинокого клиента путаны набросились бы сразу, как мухи на мед.
Видимо, кто-то держит бар "Ретро" в ежовых рукавицах, не допуская никаких нарушений общественного порядка. Кто и почему? Первая часть вопроса для меня неразрешима, а вот вторая…
Блин! О чем я думаю!? На кой ляд мне нужны все эти загадки? Сейчас главное совсем другое.
Во-первых, как я, наконец, понял, в город должен был прибыть гонец. И встречать его следовало Зяме. Но Чиблошкин не ко времени опрокинулся, чем нарушил планы неких господ, затеявших какую-то очень серьезную комбинацию.
Но самое интересное – похоже, они не знали, кто этот гонец. Он был инкогнито. Сразу напрашивается вопрос: почему им не сообщили ни день прибытия гонца в город, ни как его зовут, ни что он представляет собой внешне?
Это могло быть только в том случае, когда гонец являлся курьером и вез с собой какую-то очень ценную вещь. Не ту ли, которую все так рьяно разыскивают? Но что эта вещь собой представляет?
А хрен его знает!
Ладно, идем дальше. Из-за внезапной смерти Зямы господа-затейники с курьером встретиться не смогли.
Это почти факт. (А Зяма явно работал с ними в одной упряжке). Тогда почему оставшиеся в живых господа не связались с контрагентами – хозяевами курьера? Всего один разговор по телефону – и проблема решена.
Ан, нет. Что-то не состыковалось. Что именно? А что тут гадать, налицо чистая дедукция. Не зря ведь я когда-то зачитывался приключениями Шерлока Холмса.
Курьер не приехал. С ним случилась какая-то неприятность. Возможно, его умыкнули конкуренты. Или он все-таки прибыл в город, но не может по какой-то причине найти нужную связь, так как Зямы уже нет?
Почему тогда он не позвонит своим хозяевам? Трудно сказать. Тут вариантов много.
Похоже, ему не дали номер телефона для связи, чтобы в случае поимки курьера с грузом правоохранительные органы не вышли на тех, кто его послал. Скорее всего, у курьера было охранение – это и ежу понятно. Большие ценности без вооруженного сопровождения не отправляют. Вот сопровождающие как раз и имели номер контактного телефона.
Можно взять, к примеру, еще один вариант – люди, охранявшие в дороге курьера, были задержаны или убиты. Курьер не в состоянии связаться с теми, кому предназначена посылка, так как у него строгий приказ выйти на контакт только с Зямой, и не может убраться из города, потому что без охраны это смертельно опасно. Все, круг замкнулся.
Чушь собачья! Никакая это не дедукция, а домыслы дилетанта.
Ладно, пусть так. Тогда почему Джабраил дал Алику и сотрудникам его клиники наказ немедленно сообщать ему о любом незнакомце, который будет интересоваться Зямой Чиблошкиным?
Неужели со смертью моего бывшего одноклассника, как я и подозревал, не все чисто, и в петлю его засунули люди Джабраила?
Джабраил мог работать в одной команде с Зямой, потом они что-то не поделили – такое часто случается среди наших бизнесменов, особенно тех, кто делает свой бизнес на крови – и итогом ссоры явилась намыленная веревка на шее Чиблошкина.
Естественно, Джабраил опасался, что партнеры Зямы не поверят официальной версии и начнут собственное расследование, потому и принял предупредительные меры.
А каким боком прилепить ко всей этой истории конкурента Джабраила, убиенного Грача? Выходит, две соперничающие бандитские группировки ищут одно и то же, но с разных концов.
Стоп! Дружище Стив, кажись, ты все перевернул с ног на голову. История с гонцом более-менее правдоподобна. Но он не вез какую-то ценность, чтобы отдать Зяме, а хотел ее ЗАБРАТЬ. И возможно, не бесплатно.
То есть, гонец мог быть не просто курьером, а кассиром. И при нем находилась очень большая сумма денег.
Понятное дело – "зеленью".
Это возможно. Такой поворот ситуации объясняет многое. Получается, что утеряны и деньги, и вещь, за которую должны были заплатить.
Поэтому икру мечут не только местные мафиозо, – еще бы! сколько дармовых бабок лежит где-то в тайнике, плюс какая-то ценная вещь – но также их контрагенты с другого города, а может, и с другой страны.
Ладно, допустим я прав. Но тогда с какой стати на меня навешали всех собак?
За время моего пребывания в городе уже можно определить, что некий московский гость Мстислав Войцеховский не имеет никакого отношения к гешефту, затеянному местными воротилами с такой же босотой (моя личная трансформация слова босс), как и сами, но только из дальних краев.
И тем не менее, меня продолжают прессовать. Наверное, я кажусь им единственным козырем в этой уже почти проигранной игре. Но почему, почему!?
И самое главное: с какой стати меня решили убить сразу по приезду в город? Неужели у монстра, который насел на меня, правая рука не знает, что делает левая?
Неожиданно мое внимание привлек мужчина, который подошел к стойке бара и что-то сказал Никите. Я глазам своим не поверил – это был Чабря! Что ему здесь нужно?
Никита кивнул, продолжая работать, и головой показал на дверь служебного хода. Чабря воровато оглянулся и неторопливо пошел в указанном барменом направлении. Дверь за ним закрылась, а я все еще никак не мог переварить увиденное.
Наверное, со стороны я был похож на рыбину, которую волной выбросило на берег. Только большим усилием воли я закрыл рот и сосредоточился.
Конечно же, Чабря пришел в бар "Ретро" неспроста. В этом я был уверен на все сто. Может, у него тут какие-то дела, связанные с перепродажей краденного?
Сомнительно. Бар центровой, здесь все под контролем. Бармен зарабатывает здесь очень даже неплохо, а потому вряд ли станет связываться с ворованной мелочевкой. К тому же Чабря достаточно хорошо известная органам личность, и засветиться на пару с ним означает для бармена потерю денежного места – хозяину бара ненадежные люди не нужны.
Пока я размышлял над поведением Чабри, Никита выполнил очередной заказ и тоже скрылся за дверью служебного хода. Ни секунды не раздумывая, я встал и последовал за ним. На меня никто не обратил внимания, даже второй бармен, который в этот момент разговаривал с двумя юнцами.
За дверью я обнаружил узкий полутемный коридорчик и еще одну, неплотно прикрытую, дверь, откуда доносились голоса. Я приблизился к ней и осторожно заглянул в щель.
Комната оказалась ярко освещенной кладовой посуды. Там, кроме стеллажей, находился и небольшой столик, возле которого сидели Чабря и Никита. Говорил мой бывший одноклассник: -… Мне нужны гарантии.
– Даю слово, – отвечал Никита.
– Хе-хе… Парнишка, я уже прожил на этом свете полжизни. Лучшая гарантия – это деньги. Бабульки.
Твое слово не больше, чем сотрясение воздуха. И не потому, что я не верю тебе. Просто, времена сейчас смутные. Сегодня ты есть, а завтра… В общем, половину сейчас, а остальные – когда его поймают.
– Не борзей, Чабря. Иначе… Сказано, завтра – значит, завтра. Выкладывай, что там у тебя.
– Никак, ты угрожаешь мне? – Чабря недобро рассмеялся. – Пацан… Если со мной что-нибудь случится, вашу шоблу грязной метлой выметут из города. Ты, наверное, забыл, с кем дело имеешь. И еще одно: я пришел помочь вам, а не собачиться.
– Я должен позвонить боссу, – после небольшой паузы угрюмо сказал Никита.
– Звони, чего там…
Я уже хотел возвратиться в бар, но тут увидел, что Никита достал из кармана мобильный телефон, и притормозил.
– Алло! Это я…