Приведенный робко смотрел на командира войск НКВД. Глубокие борозды вдоль щек делали его лицо вытянутым. Он еще до войны побаивался этого слова - НКВД.
- Что же вы там стоите? - обратился Бодров к вошедшему. - Если вы действительно председатель совета, ваше место во главе стола. Вы местная власть.
- Какая я власть? - застенчиво улыбнулся тонкошеий.
- Самая что ни на есть настоящая. Где печать сельсовета?
Сергей вспомнил, что у председателя в Горшовке была такая.
- Вот она у меня.
- Печать государственная. Идите и садитесь на свое место. Вы - советская власть здесь.
Председатель послушно приблизился к столу, постоял в раздумье, гладя на забрызганный кровью грязный пол, и сел на указанное место.
- Теперь подумайте, что и как сделать, чтобы восстановить здесь законную власть и наладить работу в колхозе.
- Я не знаю, с чего начинать.
- Тогда слушайте и делайте, что я вам скажу. - Младший лейтенант достал из планшета лист бумаги и красным карандашом написал:
Приказ
По деревне Кроличий Лог от 8 декабря 1941 года.
- С сего дня в деревне восстанавливается советская власть.
- Сельскому совету и колхозу с 9-го числа приступить к прерванной оккупантами работе.
Председатель совета (Крюшин).
Представитель от войск НКВД (Бодров).
Сергей поставил свою подпись, то же сделал и Крюшин. Председатель немного помедлил, достал печать из кармана, послюнявил ее на ладони и приложил к приказу.
- Так вернее будет, - оживился он.
- Завтра проведите с утра общее собрание граждан.
Приказ вывесили возле входной двери.
Взвод ночевал во второй, не разрушенной, комнате сельсовета с печкой, дровами и топчанами. Это тоже трофей с чужим кисло-вонючим запахом. Здесь размещался немецкий гарнизон.
Командир взвода приказал содрать со стен и сжечь немецкие журнальные картинки, а комнату хорошо проветрить.
Часовые и патрули в валенках, тулупах, так же экипирована охрана военнопленных на расчистке дороги для автомашины, остальные отдыхают в теплой комнате. Жить можно!
Утром рано Бодров отправил автомашину с пленными и старостой в штаб. Волынову наказал, чтобы немецкие автоматы передал лично начальнику штаба.
Когда взошло солнце, у правления собралось десятка четыре граждан, в основном женщин. Из мужчин лишь председатель совета и двое на костылях. Подходили люди, кланялись бойцам в пояс, молча настороженно, даже робко входили в помещение сельсовета, озирались по сторонам, как бы ожидая подвоха. Объявился и председатель колхоза - дородная баба лет под пятьдесят с большими мужскими руками. При ее появлении односельчане подтянулись, прекратили лузгать семечки. Чувствовалось уважение. Приковылял и дед Тимоха, бойцы встретили его как доброго знакомого, усадили в первом ряду.
Мест всем не хватило в холодной, без окон, комнате. Большинство граждан вынуждены были стоять вдоль стен.
Первому председатель совета дал слово "командиру от войск НКВД". Сергей, не ожидая такого развития событий, смущенно переминался с ноги на ногу, не зная, с чего начать.
- Товарищи! - почти выкрикнул он.
И тут неожиданно все присутствующие сначала робко, а затем все громче и громче зааплодировали, встали с мест. Попал он в точку, сказал в данный момент самое главное слово.
Возвратилась из штаба полка автомашина. Заместитель доложил, что в штабе полка действиями О В Г-8 очень довольны, но посоветовали вместо приказа о восстановлении советской власти писать объявления о проведении общих собраний, где и сообщать об этом событии. Начальнику штаба подарок командира взвода понравился.
Вышла председатель колхоза.
- Колхозники решили трупы оккупантов побросать в старую силосную яму, но никто не желает этого делать. Женщины же.
- Далеко это?
- С километр будет.
Найдите лошадь и перетащите трупы волоком.
- Это сделаем, - сверкнула своей белозубой улыбкой председательша.
Ответственность - дело важное. Все-таки люди боятся: "Л вдруг немцы еще раз вернутся". Если потом спросят, ютов ответ: "Был приказ, его и выполняли".
И опять в путь. Белый простор, куда ни кинь взгляд. Следующая деревня - Амочино, двенадцать километров до нее. Над суровым зимним ландшафтом серая пелена низких облаков, холодное солнце изредка появляется в их разрывах. Битком набитые бойцами оба ЗИС-5 притормозили у оврага. Вдали - редкий лес, но дальше местность просматривается с трудом. Люди в напряженном ожидании внезапной встречи с противником находились в полной боевой готовности.
Командир взвода приказал остановить машину. Деревня метрах в двухстах от дороги, и опять ни единой души. Напряженная тишина вокруг. Но теперь так бесшабашно входить в населенный пункт, как в Кроличий Лог, непозволительно. От одного воспоминания об этом у Сергея в животе неприятный холодок появлялся. "Как можно было так опростоволоситься? Расслабился в тылу".
Командир взвода послал вперед автоматчиков. Они цепью от укрытия к укрытию короткими перебежками по обе стороны от дороги приблизились к крайней хате. Остальные готовы огнем поддержать своих товарищей. Станковый пулемет в кузове тоже в готовности к бою. Наконец сигнал от дозорного отделения: "Путь свободен".
Из хаты вышла молодая женщина, лицо укрыто платком, видны лишь внимательные, настороженные глаза. От нее командир взвода узнал, что на окраине Амочино еще г вчера почти весь день шел бой.
- Немцев тут было много, они и оборонялись. Вчера село захватывали то немцы, то наши. Сейчас тихо: немцы куда-то подевались, а из наших вы первые объявились, - рассказывала она, - а полицаи и староста с утра были здесь, в управе. Оба полицая ненашенские, а староста - наш. Ушел в армию в начале войны, а появился с немцами. Правда, никого особо не обижал, дерзок на слово, иногда кулаки в ход пускал, если что не по его.
Женщина показала, где эта самая "управа". Ею оказался неказистый домишко сельсовета. Он почти в центре села, рядом с разрушенной церковью. От него до конца улицы несколько разрушенных и сожженных домов.
Цепью по улицам, огородам, через дворы отделения подошли вплотную к управе. Командир взвода, сложив рупором ладони, прокричал, чтобы из помещения все вышли. Если требование не будет выполнено, в окна полетят гранаты. Вскоре в дверном проеме появилось трое мужчин с поднятыми руками. Бледные, перепуганные, они жались друг к другу. После обыска их посадили под охраной на пол в углу коридора. Все - чужая власть свергнута! Теперь по вчерашнему сценарию необходимо восстановить свою.
В это время командир взвода в окно увидел идущего мимо сельсовета паренька лет одиннадцати. В одной руке тот держал ППШ, в другой и на шее были немецкие автоматы.
- Кто такой? - с улыбкой спросил Сергей, глядя на вооруженного пацана.
- Григорий я, - смущенно ответил мальчик. Его щеки с девичьими ямочками зарделись румянцем.
- Где живешь, Григорий?
- В лесу. Нас там много в лесу живет.
- Этих "нас" сколько?
- Сто, наверное, а может, и более. Схоронились от немцев, они хотели многих в Германию угнать.
- Откуда у тебя оружие?
- Там, у бугра, - паренек показал рукой на окраину деревни, - был бой. На снегу полным-полно валяется всякого оружия, много побитых наших и немцев. Наших даже поболее будет.
- Не боишься так идти? Немцы расстреливают, если знают, у кого есть оружие.
- Немцев вчера наши всех перебили, это мы знаем.
- Оружие отдай сержанту, - Сергей указал мальчику на Волынова, - и пойдем за твоими деревенскими.
Мальчик послушно передал автоматы.
- Мне надо домой, картошки набрать в погребе, ужин пора варить, а весь припас кончается.
- Сейчас приведем всех из леса, дома и будут люди готовить еду.
- Не, наши в деревню не пойдут, вдруг опять немцы возвратятся.
- Больше не придут. Красная Армия ведет успешное контрнаступление, поворачивать обратно не будет.
- Кто знает? - явно чужими словами, с сомнением в голосе ответил пацан.
Командир взвода с отделением автоматчиков пошли в лес с малолетним проводником. Дошли до неширокой поляны.
- Дальше вам идти нельзя, - остановился Григорий, - опасно.
- Почему?
- Могут стрелять. У нас есть оружие. Здесь были партизаны, но они ушли, а винтовки пооставляли. Я пойду один и приведу председателя колхоза, она у нас главная.
- Ладно, веди, но только по-быстрому.
Прошло не менее часа, прежде чем пацан возвратился, а с ним вооруженные люди.
- Не желает народ возвращаться, и все, - виновато развела руками выступившая вперед миловидная женщина. - Придут, говорят, немцы, что будем делать? Сдаваться на милость? У нас есть теплые землянки, перезимуем, а там видно будет.
После долгих переговоров делегация согласилась, чтобы командир побеседовал с лесными жителями.
"Что им сказать? Как убедить? Необходимо говорить и обещать, что немцы не возвратятся больше, но от чьего имени? От имени командования фронта, армии, НКВД? Никто ведь его не уполномочивал, а все же говорить надо". От напряжения на лбу даже испарина появилась.
Выручило ласковое слово "товарищи". Оно как пароль раскрыло зачерствевшие в оккупации души людей. Убедил все-таки Бодров жителей возвратиться домой, заверил честным своим словом, что немцы больше не придут.
Не очень простой оказалась задача по сбору оружия на поле боя и у населения. Бойцы неохотно восприняли распоряжение командира взвода. Сергею впервые довелось почувствовать, что значит нежелание подчиненных выполнить требование командира. В бой идти, на риск, под пули - это в порядке вещей, никто не подумает возразить, а собирать оружие по полям, оврагам, в лесу, в домах и хатах душа не лежит. А заставлять человека что-то делать против воли всегда трудно, так уж он устроен. Пришлось убеждать бойцов, что жителям поручать такую работу нельзя, а оставленное на поле боя оружие не сегодня завтра может оказаться в руках бандитов и использоваться против них же или мирных граждан.
На окраину села до вечера успели сходить трижды. Подобрали девять ППШ, тринадцать немецких автоматов и три станковых пулемета, один наш, "максим", тридцать две отечественные и сорок одну винтовку противника, а также два парабеллума и один ТТ. В саду одного из жителей оказалась немецкая автомашина и мотоцикл с коляской. Бывший староста показал местонахождение вещевого и продовольственного складов вражеского гарнизона. Вещевой склад - каменный сарай - оказался полупустым, однако, что самое важное, валенок хватило почти всем бойцам, а ватных брюк - каждому. Всем трофеям трофей!
Ночью спали в сельсовете, укрываясь полушерстяными одеялами из далекой Дании.
Утром чуть свет машину, нагруженную трофейным оружием, вещевым имуществом, французскими консервами, мотоциклом и задержанными холуями оккупантов командир ОВГ-8 отправил в штаб полка. Волынову он дал указание: передать в подарок парабеллум через дежурного "товарышу", автоматы и мотоцикл - начальнику штаба, в его же распоряжение - все остальные трофеи. Об оставленном имуществе, вооружении, автомашине упоминать в докладе не рекомендовал: все это здесь нужнее.
Вечером Сергей переформировал взвод. Третье отделение укомплектовал винтовками. Теперь они своим снайперским огнем должны были поддерживать действия двух отделений автоматчиков. В состав резерва были включены бойцы, овладевшие техникой стрельбы из станковых трофейных пулеметов, установленных в кузове немецкой автомашины.
На утро назначено было общее собрание жителей с повесткой дня:
- О восстановлении советской власти.
- О налаживании работы в колхозе.
Бодров выступил перед собравшимися и твердо заверил, что советская власть в селе восстановлена.
Взвод принял участие в погребении красноармейцев. Тридцать четыре бойца были вынесены с поля боя и опущены в братскую могилу, бойцы произвели трехкратный салют в честь погибших товарищей.
С третьим населенным пунктом взводу повезло меньше. Оперативно-войсковая группа на трех автомашинах двигалась по пустынному грейдеру. Местами дорога была в снежных заносах, от снега и солнца светло до рези в главах. Вокруг редкий кустарник, в полукилометре справа темный лесной массив. Лес стоял сплошной зеленой стеной елей, а солнце с его стороны слепило глаза. Пошел густой кустарник, но внимания он не привлек - лес зачаровывал.
Первая автомашина шла впереди метрах в двухстах с резервом. Это дозор. По данным штаба полка, наступающие части Красной Армии продвинулись километров на семьдесят, тревоги особой не было. Внезапно возникшая в районе нахождения дозора стрельба сразу не воспринималась как опасность. Дозорная автомашина будто в стену уперлась, остановилась и сразу запарила из-под капота. С нее ударили два пулемета по кустарнику. Засада! Предусмотрительный Волынов выложил для пулеметчиков стенку из красного кирпича спереди и по бокам кузова. Теперь под прикрытием этой защиты резерв отражал нападение.
- Взвод, к бою!
Отделение отличных стрелков открыло прицельный огонь по бегающим между кустами человеческими фигурам. В бинокль сразу не определишь, кто там: одни в немецких длиннополых шинелях, другие в серых красноармейских ватниках. Но всех не менее полусотни. Под огнем четырех пулеметов и восьми винтовок они оказались прижатыми к земле, заглубились в снег и почти растворились в его белизне.
Два отделения автоматчиков во главе с командиром взвода, двигаясь полукольцом, стремятся отрезать нападавшим пути отхода в лес, начинают сближение с залегшим противником. Те заметили цепь, частью сил перенесли огонь в ее направлении. По сигналу младшего лейтенанта автоматчики остановились, затем под прикрытием огня пулеметов начали движение вперед. Поднимаются бойцы то справа, то слева, рывок вперед на пять-шесть метров - и опять лицом, руками, всем телом в искрящийся на морозе спасительный снег. Во время такой перебежки противник не успевает произвести прицельный выстрел - потерь пока нет.
Противник несет потери, начинает судорожно вести стрельбу то в одном, то в другом направлении. Наконец не выдерживает, и небольшие группы по два-три человека от куста к кусту начинают отходить к лесу. Однако отделение автоматчиков уже выдвинулось во фланг отступающим и теперь бьет из IIIIITT одну группу за другой. Смолкают оба пулемета нападающих. Командир взвода с отделением автоматчиков вырывается вперед при поддержке всех огневых средств подразделения.
Ударило повыше брови, но не сильно, вроде обожгло, слетела шапка, сразу стало холодно. На лице Бодрова струйка крови. "Надо бы перевязать, да нет времени…"
До ближайшей группы противника пятьдесят… тридцать метров.
- Гранатами огонь!
- Сдавайтесь, гады, - кричит младший лейтенант, - пли всех перебьем к чертовой матери! Пленных расстреливать не будем, мы не фашисты!
Стали подниматься люди в немецкой форме. Удивительное дело: робко подходят, сгибаются в поклоне. Их восемнадцать. Вдруг из-за снежных укрытий всего в двух десятках метров от них группа в серых шинелях рванулась к опушке леса. Пока растолкали сгрудившихся немцев, беглецы оказались около деревьев. Запоздалый огонь из автоматов, преследование до опушки результатов не дали. Ушли бандиты в лес, лишь у крайнего дерева оставили одного убитого.
От бойцов валит пар. Улыбаются, что-то возбужденно говорят друг другу. В атаке многие участвовали впервые.
- Можем, значит, и наступать, - подытожил командир взвода, надевая подобранную на снегу шапку без звездочки.
Задержанные по-русски не говорят ни слова, в ответ на вопросы пожимают плечами. Все рядовые. С них взятки гладки. "Приказывали стрелять офицеры", - жестикулируют руками, фальшиво, заискивающе улыбаются.
Возбуждение не спадало, пока не подошли к автомашинам. А тут дела были неважные. Шофер первой машины убит, заместитель командира взвода ранен в обе руки, есть раненые пулеметчики.
Жители деревни Рогачево встретили бойцов с радостью. Уже три дня минуло, как немцы отсюда бежали.
Пленных закрыли в сарае возле сельсовета, председатель выделил для охраны четверых возвратившихся из леса партизан. Отыскался фельдшер, он оказал помощь раненым, дал совет Волынову отправиться в госпиталь - раны у него серьезные. Председателю под шестьдесят, с быстрым взглядом, энергичен, все вокруг него в работе, очень высок, на голову выше Сергея. Он по-хозяйски развел на ночлег бойцов по дворам. Бодрова проводил в небольшой домик, наказал хозяйке, чтобы позаботилась о командире.
Домик действительно был небольшой: комната и коридор. В жилой части всего понемногу: кровать, стол, лавка вдоль стены, большой сундук, печь русская, в красном углу икона Божией Матери, деревянный дощатый пол выскоблен до желтизны.
Сергей отвык от домашнего уюта и теперь в грязной и мокрой шинели не знал, куда сесть и что делать. К нему сразу же буквально "прилипла" очень домашняя, в светлом платьице, улыбающаяся двухлетняя девчушка. Она склонила головку набок, осмотрела его деловито, ткнула пальчиком в шинель.
- Моко, - констатировала явный факт.
- Как тебя зовут?
- Ксю-ля-ля, - нараспев ответила она.
- Ксюша, - перевела мать.
- Атика, дя-ди-ля.
- Это она просит конфетку, - виновато улыбнулась женщина.
Сергей развязал вещевой мешок и угостил девочку кусочком сахара. Та с удовольствием зачмокала розовенькими губками.
- Про папу не спрашивайте, - шепнула хозяйка, - плакать начнет.
- Ксю-ля-ля, а братик у тебя есть?
- Батик Ди-ля.
- Дима значит, - уточнила переводчица.
- Ди-ля ба-би-ля, де-дичка.
"У бабушки с дедушкой", - догадался Сергей.
Весь вечер постоялец с умилением слушал маленького человечка. Вскоре он уже свободно, без переводчицы, понимал юную собеседницу, знал уже, что зовут его "Лёзя". Она и уснула у него на коленях. Прислонилась головкой и засопела курносым носиком.
Хозяйка - стройная, энергичная женщина с открытым лицом, большими карими глазами. Она то и дело обращалась к Сергею с различными вопросами, губы чувственного рта при этом растягивались в улыбке. В небольшой комнате она была повсюду, куда ни посмотри. Заставила гостя снять шинель, сапоги, мокрые носки заменила сухими. И теперь он, разморенный в тепле и уюте, с посапывающим живым комочком на коленях, был совершенно не похож на командира оперативно-войсковой группы, всего лишь несколько часов назад глядевшего в лицо смерти.
Женщина подошла близко, очень близко, взяла дочурку и положила в кроватку, перевязала рану постояльцу. Ему приготовила постель на железной с бронзовыми шарами по углам кровати, себе на лавке. Он смотрел, как она погасила десятилинейную лампу, распустила косы по белой ночной рубашке. Сергей совсем рядом услышал ее учащенное дыхание и не смог справиться со своим. Он протянул к ней руку и, точно обжегшись, отдернул назад…
…Сергей потом силился заснуть, но сон не шел к нему. Почему-то было неприятно, и вышло как-то не так, все время хотелось помыть руки.