Он уже знал, что сам до утра не заснёт. Что-то в этой смерти не сходилось. Что-то брезжило совсем рядом. Вот-вот ухватишь. Только надо попробовать зайти с другой стороны. Перебрать заново факты, как перебирают в поисках причины поломки двигатель автомобиля. Заманский всё лежал в темноте с закрытыми глазами, подложив руки под голову. Наконец задремал. В семь утра, будто по звонку, глаза его распахнулись. Сомнения сложились в версию. Он вскочил и заходил по комнате, в нетерпении подгоняя стрелку будильника.
10
Брусничко обедал на рабочем месте, в морге при горбольнице. Прямо в халате, в котором проводил вскрытие. Единственно, кинул на спинку стула резиновый фартук. Надо было бы добросить его до раковины, тем более что с краю подкапывало. Но вставать было лень. И Брусничко продолжал меланхолически поглядывать на разрастающееся бурое пятно на линолеуме.
Не привычная к мертвечинке молодёжь в лице стажёра и двух санитарок умчалась в больничную столовую. Он же, по обыкновению, подкатил к дивану каталку для трупов, накинул поверх клеёнки заветную скатёрку, расставил на ней принесённые из дома разогретые судки, с удовольствием обнюхал. Из увесистой, прикрытой резиновой пробкой колбы отлил в стакан спирта. Оттягивая сладкий миг возлияния, оглядел на просвет.
Задняя дверь морга, прикрытая на наброшенный изнутри крюк, от сильного толчка с лязгом распахнулась.
- Ничто не меняется. Так и не починили, - пробурчал знакомый голос, при звуках которого Брусничко начал подниматься. В предбанник через служебный вход вошёл Заманский.
- Ах ты, дружище-раздружище! - массивный судмедэксперт облапил приземистого гостя, оглядел с высоты собственного роста. - Вижу, прежнего чутья не утратил. Точнёхонько к стакашку спикировал. Присоединяйся! - широким гостеприимным жестом повёл в сторону каталки.
На ощупь подлил спирту во второй стакан. Заманский заколебался, - стакан был в липких потёках.
- Избаловались, Ваше благородие! - подметил Брусничко. - Пей смело. Спирт всё обеззаразит, - приподнял свой стакашек. - Ну-с, как в старые добрые времена.
Чокнулись. Выпили. Брусничко - с наслаждением, Заманский - через силу. Ещё не поставив стакан, потянулся к алюминиевой кружке с водой.
Брусничко, не запивая, зачерпнул лапой квашеной капусты, бросил в запрокинутую щербатую пасть. Несколько капустин повисли на бороде.
- Соболезную, - прорычал он. - Сам едва не каждый год друзей на небеса провожаю. Сперва самолично полосую. После провожаю. И твоего полосовал.
Заманский перевернул кисть ладонью кверху.
- Брусничко, не вставая, дотянулся до стеллажа, из папки с копиями актов вскрытия безошибочно вытянул нужную, передал Заманскому.
- Вообще-то не положено, но для тебя заначил. Знал, что появишься. Приподнял склянку со спиртом: - Ну что, как обычно, - между первой и второй перерывчик небольшой? Но Заманский, нацепив на кончик носа очочки, уже углубился в чтение.
Брусничко налил себе, тяпнул. Обнаружив на бороде прилипшую капусту, ею же и закусил.
- Муха не подкопается, - благодушно заверил он. - Помня тебя как зануду, всё перепроверил. Лично три спичечных головки из зубов выковырял… На самом деле он в себя лошадиную дозу вкачал. Видно, чтоб не передумать. Ещё позавидовал, - красивое самоубийство. Принял ядку, выпил, закусил баклажанами с салями. Прям римский патриций.
- Обломки сохранил или Лукинову переправил? - Заманский снял очки, задумчиво потер переносицу.
- Ему-то зачем? У него полкоробка целых изъято. Себе на память оставил. Тоже, знаешь, коллекцию веду, вроде кунсткамеры. Не каждый день такие фордебобели обнаруживаются.
Заманский, будто что-то припомнив, вновь потянул к себе акт. Брусничко кольнуло нехорошее предчувствие.
- К чему насчёт обломков спросил? - забеспокоился он. Уж очень не понравилась ему появившаяся складка на переносице гостя, - по прежним временам верный признак, что следователь по особо важным делам Заманский обнаружил что-то, что прошляпили другие.
Заманский поднял колбу, разлил остатки спирта.
- Не тяни, Христа ради! - взмолился Брусничко.
- Вот ты пишешь в заключении, что в желудке вместе с фосфором кашица…
- Баклажаны с маслом. По баклажанам я тоже на всякий случай перестраховался. То, что оставалось на блюде, отправил на экспертизу. Чисто. Без примесей. - То, что на блюде, - без примесей, - согласился Заманский. - А то, что в желудке, было изначально отравлено…Подменили, понимаешь? Отравили, а потом блюдце помыли да для нас с тобой чистеньких баклажанов положили. Брусничко насупился. - Ты говори, да не завирайся! Совсем старика Палыча за неумеху держишь. Я голову даю, - в желудке белый фосфор! От него и смерть наступила.
- Наверняка фосфор! - согласился Заманский. - Только не из спичек. Зачем Зиновию понадобилось спички в зубы всовывать? - А чтоб наверняка. У него снизу одного зуба не было. Вот туда и напихал. Одна сволочь глубоко засела.
- Глубоко засела, - задумчиво повторил Заманский. Вытащил из кармана коробок, протянул пару спичек эксперту. - На! Воткни себе поглубже.
- С какого рожна?… - отстранился Брусничко. - Вот и покойный мазохистом не был. Положим, решил покончить с собой. Но зачем же спички в собственные дёсна чуть не вколачивать? Облизал, погрыз ядку для верности. И - выше крыши.
- Ты хочешь сказать?… - от внезапной догадки Брусничко вспотел.
- Отправь спички на химию, Паша. Яда на них не обнаружат, - Заманский выдохнул, судорожными глотками допил. Забегал рукой по столу в поисках кружки с водой. Брусничко, вцепившись в подлокотники, подался вперёд. - Я, Паша, и сам поначалу на этот трюк купился. А с утра, прежде чем к тебе ехать, два часа в медицинской библиотеке просидел. Оказывается, чтоб фосфор сохранил свои ядовитые свойства, спички эти надо было держать в банке со специальным раствором. А на воздухе, да ещё за сто пятьдесят лет, - наши обычные серные и то опасней для здоровья.
- Но тогда!..
- Его отравили, Паша . Как раз белым фосфором. А фосфорные спички для прикрытия. Потому и напиханы меж зубов, чтоб патологоанатом, не дай Бог, по разгильдяйству не проглядел. - Блин! - медведем взревел Брусничко. - Да ведь баклажаны на масле - лучшее прикрытие для яда. Отбивают запах! - А зачем нужно отбивать запах, если ты этот яд добровольно принимаешь? - Как же я лажанулся! - запричитал Брусничко.
В сердцах смёл несъеденные судки. С жалобным звоном железо задребезжало о стены.
- Теперь выметут на пенсион. Давно меня этот подсиживал! - он ткнул в сторону шляпы на вешалке. - Всё по начальству суетился. Только зацепиться, кроме как за возраст, было не за что. Сам знаешь, никогда никаких проколов. Самые сложные экспертизы мои были. А тут! Как только откроется, что я лажанулся и убийство не разглядел, - приходи, кума, любоваться! Пинком под зад.
Заманский меж тем в третий раз с удручённым видом вчитался в заключение.
- А ты не открывай, - предложил он. - Как это? - Да так. Кроме нас с тобой, никто не знает. Вот и не сообщай. По крайней мере до моей отмашки. - Это ж вроде как убийство покрыть, - осторожно напомнил Брусничко.
- Но ведь для всех-то как было самоубийство, так и останется.
- Чего-то я тебя не пойму? Сам раскрываешь, и сам же вроде как покрываешь… - Брусничко пытливо вскинулся: - Ты на кого думаешь-то?
Вгляделся в пасмурного приятеля. Догадавшись, замотал ошарашенно головой.
- Ну, если на самом деле так, то это прям Шекспир какой-то, - пробормотал он. Поскрёб бороду. - Стало быть, предлагаешь затихарить? А он там, на небесах, тебе ай-я-яй не скажет?
- О нём и думаю, - объяснился Заманский. - Так что?
- Ну, если тебе по фигу метель, так мне-то и вовсе… В конце концов все мы рождаемся, чтоб умереть. А тем ли, иным способом…Одним убийством больше, одним меньше, - тьфу по сравнению с вечностью.
Подведя такую немудрящую идеологическую базу под банальную фальсификацию, старый циник оттопырил средний палец и показал его шляпе.
Часть 2. Счет к оплате
11
Во второй половине дня Заманский позвонил Лёвушке и предложил срочно приехать в коттедж.
- Но у меня переговоры, - смешался тот.
- Встреча со мной для тебя важнее. Жду немедленно.
- Раз настаиваете, - услышал он неуверенное.
В коттедже Лёвушка появился в сопровождении Аськи. Должно быть, с нею и переговоры вёл.
- Ты нам все планы обломал, - заявила с порога Аська. - Как раз уболтала Лёвку отвезти меня в Свято-Никольский женский монастырь. Мало ли, думаю, как жизнь сложится. Присмотрюсь заранее.
- Ступай собирайся, - приказал дочери Заманский. - Жизнь сложилась так, что мы отсюда уезжаем.
Ася переглянулась с растерявшимся хозяином.
- С чего вдруг? Мы ж на неделю планировали. И билеты ещё не заказывали.
- Ступай к себе! - не терпящим возражения голосом потребовал Заманский. - А я пока с этим господином переговорю.
Лёвушка съёжился.
- Пап! Ты чо вдруг? - поразилась Аська. - То весь из себя пушистый, а то какую-то жуткую нюню изображаешь?
Уловила умоляющий Лёвушкин взгляд.
- А вот не уйду! - дерзко возразила она. - Ты с ним вчера без меня так переговорил, что я его полдня отпаивала. А теперь - здрасте, опять сначала. Говори при мне. Чтоб без недомолвок.
В сущности дочерино упрямство могло оказаться кстати. Нельзя было не заметить, что Аське младший Плескач приглянулся. И даже к лучшему, что суровое объяснение произойдет при ней, - если что, не останется иллюзий и недомолвок.
- Что ж, поприсутствуй, - согласился Заманский. - Но, если встрянешь в разговор, выставлю прямо за холку.
Аська демонстративно пересела на ручку кресла, в котором сгорбился Лёвушка.
Заманский подступился с расспросами: как питались с отцом? Кто готовил?
Лёвушка, ждавший совсем другого, тем не менее, хоть и недоумевая, ответил обстоятельно. Отец после маминой смерти, бывало, забывал поесть. Потому, уезжая в Москву, Лёвушка всякий раз забивал холодильник. Когда возвращался, половина продуктов оставалась - стухшими.
- А когда вы стали вместе работать, и ты уезжал в командировку? - продолжал наседать Заманский.
- То же самое. - Готовил в коттедже или в салоне?
- Обычно в коттедже. Но в салоне обязательно что-то оставлял. Папа без меня чаще там ночевал, чем дома.
- Баклажаны, что в желудке отца обнаружены, тоже ты готовил?
- Ну да. Папа очень любил баклажаны. Ещё со времён мамы. Она и меня их готовить научила, - подтвердил Лёвушка - с непроходящим удивлением.
- Ещё раз спрашиваю: на кухне, кроме тебя и его, кто-то мог хозяйничать?
Лёвушка переглянулся с Аськой.
- Дядя Вить! - взмолился он. - К чему вы всё это?
- К тому, что твой отец Зиновий Иосифович Плескач был убит! - впившись цепким взглядом в Лёвушку, отчеканил Заманский.
Лёвушка посерел. Аська вскрикнула.
- Отравлен белым фосфором, - уточнил Заманский.
- Так спички же! - напомнил Лёвушка.
- Спички - прикрытие. Они уж лет сто безвредны. Яд был подмешан в баклажаны… А ты не знал? - снасмешничал Заманский.
Лёвушка обмер. Машинально отёр пот со лба.
- Дядя Вить, что вы так смотрите? Вы на меня, что ли?.. - выдохнул он.
Беспомощно глянул на Аську.
- Представляешь! Кажется, он решил…Будто я папу!
- Пап! Ты чо, сбрендил? Если прикол, то лажовый, - Аська, не стесняясь, постучала пальцем по виску.
Нетерпеливым жестом Заманский заставил дочь замолчать.
- Тогда оправдайся, - потребовал он. - Где ты находился с восьмого вечера до девятого утра?
- В Белёве, - нервно ответил Лёвушка.
- С какого времени и где именно?
- Пожалуйста! В четыре состоялась последняя встреча с поставщиком. Погулял и - в гостиницу.
- От Белёва до Тулы сто пятнадцать километров. За семь-восемь часов можно обернуться. Потому повторяю вопрос! Кто в Белёве может подтвердить, что с вечера восьмого по утро девятое ты безвылазно был там?
Лёвушка скосился на впившуюся в него взглядом Асю. Отрицательно мотнул шеей.
- Я связался с Белёвом. Там начальником мой бывший ученик, - сообщил Заманский. - Они опросили сотрудников гостиницы. Ключ от номера провисел до утра на доске. Со слов дежурной по этажу, находилась безотлучно на рабочем месте. Утром сдала пост. Категорически утверждает, что господин Плескач в её смену на этаже не появлялся…Ну же! - потребовал он. - Опровергай! Может, хоть кто-то тебя видел?! Пусть не в гостинице.
Лёвушкины плечи обмякли.
- Стало быть, алиби нет, - констатировал - для дочери - Заманский. - Папа! - Аська всё-таки вмешалась. - Но если бы Лёва появился в это время в "ИнтерСити", его бы увидел охранник или камера сняла… Ведь так?! - обратилась она к Лёвушке. Но тот лишь сильнее сжался.
- Что отмалчиваешься, урод?! - выпалила она в сердцах. - Он же тебя в страшном заподозрил!
- Нечего ему сказать, - ответил за Лёвушку Заманский. - Меж подъездами сквозные проходы. Чтоб попасть в салон, вовсе не обязательно проходить именно через свой подъезд. К тому же у постоянных посетителей есть ключи от задних дверей, где камер вообще нет. Открывай любую и проходи, никем не замеченный. На этаже все офисы закрываются к семи вечера. Уборщицы приходят после семи утра. То есть с семи вечера до семи утра проходишь бесконтрольно. Времени уйма.
- Да что вы на меня танком наезжаете?! Итак тошно, - взрыднул Лёвушка. - Мало ли народу, из своих, в папином салоне бывало? И кто угодно мог зайти с бутылкой, подмешать что-то в эти баклажаны злосчастные.
- Зиновий был малопьющим и уж точно не хлестал с кем попало! - сурово напомнил Заманский.
- Так это прежде, при маме, было! - страдающе вскрикнул Лёвушка. - А последнее время не раз, возвращаясь, и бутылки пустые видел, и следы посиделок.
- Допустим, что так, - согласился Заманский. - Но ты должен понимать, что из всего мутного списка главным подозреваемым становишься ты сам. Отравить Зиновия мог либо тот, кому он открыл, - а пускал он только своих, - либо тот, у кого был ключ. И - в любом случае тот, кто знал о существовании спичек, и в ком достало фантазии, чтоб придумать экзотическое самоубийство. - Но я-то не знал!.. - Лёвушка, наткнувшись на прищуренный взгляд Заманского, осёкся.
- Конечно, теоретически можно допустить, что не знал, забыть, что во время убийства отца сам ты таинственным образом дематериализовался, - отреагировал Заманский с той насмешливой интонацией, что всегда сбивала с толку самых упёртых подозреваемых. - Всё можно. Но - как говорят, - ищи мотив.
- Какой же нужен мотив, чтоб родного отца на тот свет отправить! - пылко вступилась Аська.
- Самый что ни на есть прямой! Наследство! Заманский только что не прожигал Плескача-младшего взглядом.
- И не в день отъезда вы поссорились. Все последние дни ссорились, и преизрядно. Потому что отец тебе ультиматум выдвинул: коллекцию, если откажешься продолжить его дело, передаст в Союз антикваров для реализации в пользу детского онкологического Фонда…
- Как же, - Фонда! - огрызнулся Лёвушка, внезапно сделавшись похожим на большую крыску. - Сказал бы сразу, что для этой!.. Да, угрожал! И я сразу ему ответил, чтоб делал со своей коллекцией, что хочет! Хоть под блузку этой… - он осёкся. - А мою душу отпустил на покаяние.
- Ой ли! - не поверил Заманский. - Ты ведь у него деньги на свои опыты просил. А коллекция по ценности, на минуточку, многократно перевешивала и коттедж, и наличность. Тем паче из наличности, как выяснилось, миллион долларов отец тоже планировал отдать Фонду. Тут и босяком можно остаться. Вот и мотив!
- Как хотите, - устало возразил Лёвушка. - Другого сказать нечего.
- Я все-таки надеялся, что защитишься…Не хотел думать… - тяжко произнёс Заманский. Аська вскинула на отца больные глаза. - Что ж, подведём итог. Дело свершилось злое и противоестественное. Но отец любил тебя пылко. В чём точно уверен, что даже сейчас, глядя на нас с высоты, не хотел бы видеть тебя в тюрьме. И быть посему. Об истинной причине смерти Зиновия знаем только я да патологоанатом. Патологоанатом, тот будет молчать. Мы с Асей, само собой, немедленно съедем. А ты…живи как сможешь! Лёвушка, будто заржавелый складной нож, разогнулся.
На неверных ногах принялся спускаться по лестнице.
- Лёвка! - окликнула Ася. Хотела побежать следом, но отец силой усадил её на место.
- Чего уж теперь? Внизу хлопнула входная дверь, донёсся звук гаражных запоров.
- Он же разобьётся! - Аська зарыдала.
- Мне жаль, доча! Честное слово, - лучше б не приезжал. - Заманский огладил Асину копну волос.
Ася вырвалась.
- Этого не может быть! - выкрикнула она.
- Но ты ж сама слышала.
- Плевать! О ссорах с отцом он мне рассказывал. Не тебе - мне. Тот его достал этим антикварством. Они на полгода договорились попробовать, а когда увидел, что Лёвушка не готов, стал этим наследством шантажировать. Просто заколебал! Нельзя человека через колено.
- Доча! Хоть ты-то не трави душу! - простонал Заманский.
- Но он и другое вспоминал! - страстно выкрикнула Аська. - Как папа в детстве, чуть приступ астмы, хватал его в охапку в машину, и через город сквозь пробки пробивался к экстрасенсу, что приступы снимал. А после ночами у кроватки дежурил. И так до четырнадцати лет. Вот скажи как следователь: станет убийца обременять себя такими воспоминаниями? Наоборот ведь, постарается вывернуть всё плохое наружу, чтоб самооправдаться. Неужто способен в такое поверить?!
- Способен - не способен, - страстная Аськина убеждённость смутила Заманского. - Собирайся, доченька. Мне и самому тошно.
Аська ещё долго рыдала. И со сборами закопалась. Может, дожидалась возвращения хозяина, чтоб объясниться? Заманский её не подгонял. Спустя два часа отец с дочерью всё ещё не выехали из угрюмой обители.
- У тебя мобильник на нижнем этаже разрывается! - раздраженно крикнула ушастая Аська.
Заманский неспешно дошел до телефона, - в надежде, что умолкнет. Когда собирался в Россию, в нетерпении высчитывал дни до встречи со старыми друзьями. Но сначала было некогда, а после того, как вскрылась ужасающая правда об убийстве Зиновия собственным сыном, желание общаться с кем бы то ни было иссякло.
- Слушаю, - выдохнул он.
- Здравствуйте, бывший важный, а ныне хоть и бывший, но наиважнейший следователь Заманский, - донёсся до него хрипловатый голос, - ёрнические интонации Лукинова он и спустя пять лет распознал безошибочно.
- Здравствуйте, бывший стажёр, а ныне следователь по особо важным делам Лукинов, - ответил он в тон.
- Я всегда говорил, что с твоим отъездом в следственном комитете драйв пропал, - сообщил Лукинов. - Не вернись ты, так бы и затихарилось, что Зиновий Плескач убит.
Заманский непроизвольно икнул. Лукинов расхохотался.
- Не Брусничко, - ответил он на незаданный вопрос. - Этот старый лепило до второго пришествия бы не сознался, что лажанулся…Явился Лев Плескач. Он и рассказал об убийстве.
- Плескач арестован? - сдавленным голосом произнёс Заманский.
Из своей светёлки выскочила Аська и замерла с выпученными глазами.
- С чего бы? - деланно удивился Лукинов.
- Явился-то с повинной? - Окстись! У Плескача алиби.
- Как алиби? - поразился Заманский. - Я ж это алиби из него клещами вытягивал.