С другой стороны, зачем было Ивану таскать их с собой? Тем более на дачу? Что он, псих, которому нравится вести серьёзные дела под шелест падающих листьев? Да у него и без моих акций своих бумаг столько, что нескольких дипломатов не хватит. Быть может, всё проще, акции – в его сейфе или в банке на хранении? А я тут забиваю голову всяким бредом… Правда, в этом случае их предстоит вытащить из сейфа или банка. Однако такой расклад не безнадёжен. В конце концов, могу притащить за ухо Тоби с его копиями договора, подтверждающими, что я получил значительную сумму, а Иван мог оставить расходные и деловые записи, где окажется и моё имя с перечислением номеров причитающихся мне ценных бумаг. На месте Ивана я бы именно так и поступил.
Включив фары и зажигание, я убедился, еж меня не дожидается, его и след простыл. Да и русалки, лешие и наёмные убийцы не подкарауливают в кустах, не пытаются удержать, навсегда оставить в лесном безмолвии.
Возвращался в город я на средней скорости. В моём ночном расписании никаких встреч не предвиделось. Уснуть же будет нелегко, придётся выпить и немало. Бог свидетель, как я этого не люблю! Не люблю треск и гул, которые поселяются в моём бедном мозгу вместе с тяжёлым утренним похмельем. Я позволял обгонять себя любому, кому ни лень, мало обращая на них внимания. Только встречные машины донимали, – они ослепляли, когда проносились мимо. Постепенно стали всплывать воспоминания о последних, страстных разговорах приятеля, который теперь одиноко коченел в холодном и мрачном склепе гаража. Беспокойства о деньгах отступали. Их вытесняли угрызения совести, заставляющие задуматься о некоем предателе братства товарищей, бесчувственной скотине. Я попытался мысленно отмахнуться, уверяя себя, это относится не ко мне, но потом сдался – клюйте вороньё, мою белую грудь, у меня нет сил шевельнуться, я теперь без товарища, один под этим звёздным небом, один в пустыне людей.
Сначала это не входило в мои намерения, не обещая ничего, кроме осложнений. Но потом я свернул к жилым высоким строениям и отыскал навес с таксофоном. Накрыв микрофон платком, изменив голос, я сообщил в милицию о трупе в гараже дачного посёлка. Повторил название посёлка, адрес и повесил трубку, прерывая вопрос дежурного: кто я такой. И тут мне вспомнилось странное замечание Ивана об электронной почте. "Почта, почта", – дятлом застучало в голове. "А компьютерная почта – замечательная вещь", – кажется, так он сказал. Окрылённый внезапной надеждой, я погнал "шевроле", как только позволяли ночные порядки в нашем городе. Выскочив из машины у своего подъезда, я резко захлопнул дверцу, живо замкнул её ключом и почти взлетел по лестнице. Очутившись в квартире, первым делом прошёл в спальню и включил компьютер и монитор. После чего скинул плащ на тахту, в нетерпении растёр пальцы и опустился на стул перед оживающим экраном, подключился к телефонной сети. Я набрал свой код, послал запрос на файл-сервер. И разом успокоился, когда получил сообщение. Оно было от Ивана. Я не всё понял, но достаточно, чтобы с души свалился камень тяжёлой неопределённости. Иметь ясную, пусть даже опасную цель – высшее благо в бренной жизни. Ветхозаветный Моисей доказал это очень убедительно. Примерно так объяснялось моё состояние в тот момент. Достав из кармана плаща, выложив на стол револьвер Ивана, я перечитал электронное письмо.
"Твои бумаги оформлены. Они на "бомбе". У меня в квартире для тебя конверт, он в столе. Иван".
Откинувшись на стуле, я пытался сообразить, что означало слово "бомба". "Преферанс" и "бомба замедленного действия" – первое и единственное, что заплясало голове. Ахинея какая-то! Червь сомнения стал нашёптывать – наверное, ошибка, искажение смысла при передаче сообщения. Насколько я имел представление об этой кухне, такого не могло быть. Но чем чёрт не шутит. Я уступил сомнению. Неохотно набрал код и сделал запрос в файл-сервер вторично.
Ответа не было. Это меня удивило, но не очень. Упрямо набрав код, я запросил данные в третий раз. И опять не получил никакого ответа. И вдруг понял, мой почтовый ящик девственно чист! Он был только что взломан и обворован! Опоздай я на пять минут, и … даже думать не хотелось, как бы изводил себя, понапрасну кляня Ивана и свою бабью доверчивость авантюристам.
Значит, меня пасли. Нельзя сказать, чтобы это меня поразило и встревожило, однако и радости не доставило. Я, конечно, знал, на файл-сервере дежурит менеджер, который стоглазым Аргусом обязан защищать тайны клиентов. И напугать его, заставить закрыть глаза на то, что кому-то захотелось покопаться в моём почтовом ящике, а уж тем более стереть личное послание, могли только самые крутые парни. Те, что суют под нос удостоверение спецслужб, к примеру, дают понюхать дуло пистолета или тысячедолларовую банкноту. Есть целый набор убедительных доводов в подобной ситуации. Правда, отдельные упрямцы способны начхать на все доводы и послать крутых парней к чёрту. Но, видно, для дежурящего этой ночью менеджера тайны клиентов не стали главной головной болью. Факт оставался фактом, я мог считать, божественная длань погладила меня по голове, побаловала капризным везеньем. В глубине души, я надеялся, мне покровительствовала Афина Паллада, – эта тётка здорово помогала своим любимчикам.
14
Входной звонок давно пора было перенастроить, его пронзительная трель подняла б на ноги и покойников морга. В этот раз он вновь доказал, что не застудил горла в холодной квартире. Прихватив со стола револьвер Ивана, я поднялся со стула и в прихожей вдоль стены на цыпочках приблизился к входной двери. Беззвучно продел в гнездо дверную цепочку и только после этого щёлкнул замком, приоткрыл дверь настолько, насколько позволила длина цепочки. Я бы, наверное, меньше изумился, свались мне на голову автобус. На лестничной площадке стояла Вика, собственной персоной, – одетая так, будто пришла на свидание к любовнику, которому хотела понравиться.
– Привет, – сказала она с надменной сдержанностью.
– Ага, – брякнул я в ответ, уставясь на неё, как на марсианку.
– Можно войти?
Я мгновение собирался с мыслями, на всякий случай крепче сжал рукоять пистолета, указательным пальцем отыскал курок и кивнул.
– Да, конечно.
Левой рукой высвободив цепочку и открыв дверь, я окончательно удостоверился, что за порогом стоит именно она, а не привидение. Пропустил её в прихожую и осторожно выглянул в сторону лестницы. Как и на площадке, там никого не было. Я захлопнул дверь и переключил внимание на неожиданную гостью.
– Пистолет? – насмешка в её голосе звучала вызывающе. – Боитесь, брошусь на шею и задушу в объятьях?
– Да нет, – я дёрнул плечом. – Хотел почистить и пристрелять на воронах.
– Сейчас? – она фыркнула, напомнив свою младшую сестрёнку.
– Самое время, – заверил я. – Соседи заснут, как убитые. Никому не помешаю.
– Ах, так, – она опустила сумочку на тумбу. – Раз уж я пришла, придётся спрятать. И помогите снять плащ.
– Конечно, конечно, – засуетился я, радуясь, что появление Вики спасёт от необходимости напиваться в одиночку.
Я положил револьвер возле сумочки, а, помогая гостье освободиться от плаща, незаметно вдохнул запах волос. Духи оказались другими, не теми, которые витали в салоне над мёртвым Иваном.
– Не помню, когда меня так удивляли, – признался я, вешая её плащ на крючок старой вешалки.
– Неужели? – она перед зеркалом привычным движением поправила распущенные волосы и наконец проявила любопытство к обстановке моей обители.
– Надеюсь, не забыли, я холостяк. А сейчас близится полночь. Время опасное во всех отношениях.
– Я это прекрасно помню. – Она глянула на меня через зеркало. – Опасаетесь, за себя?
Произнося вопрос, она смотрела на меня серьёзными, изучающими глазами.
– Как мужчина, угадывающий Цирцею.
Она нарочно тряхнула роскошными волосами и обернулась ко мне.
– Не бойтесь. Я не собираюсь превращать вас в свинью.
– Было б нежелательно, – согласился я.
– Боже, о чём мы говорим! Дайте тапочки и покажите, как вы живёте. В этом полумраке мне кажется, попала в запущенную берлогу. Вам надо жениться.
– Приму к сведению.
– Примите. Или мне придётся женить вас на себе.
– Чтобы навести здесь порядок?
– Вы догадливы.
Она направилась сначала в гостиную. Я пристроился следом, на достаточном расстоянии, чтобы оценить походку, намекающую на достоинства скрытого одеждой тела. В мочках ушей я не заметил проколов. На плавучем корабле у неё были клипсы, но в этот раз она ими не воспользовалась. Безымянный палец левой руки украшало золотое колечко с сапфиром, неброское и естественное, точно она родилась с ним. И создавалось впечатление, под короткой юбкой и светло-серой шерстяной кофтой с перламутровыми пуговицами нет ничего, кроме тонкого белья. Просто и мило, ни то в гостях, ни то дома. Прелестная жёнушка, да и только! Пожалуй, я бы нырнул в омут семейного счастья, если бы не некоторые факты её биографии. И если бы доверял ей.
– Вы мне не доверяете? – вдруг спросила она.
Она остановилась на ковре и бегло осмотрела гостиную.
– Почему же? – возразил я.
– Тогда я посмотрю другие комнаты?
Я пожал плечами. Она вела себя, как кошка, которой необходимо облазить все углы, чтобы успокоиться. В спальне я выключил компьютер и зажёг настольный светильник. Она в полутьме подошла к широкому окну, отодвинула занавесь и глянула на улицу. Там не было ничего увлекательного. Справа дорога с односторонним движением, всюду обыкновенные деревья, кустарники, а среди них прямоугольная, из углов в углы пересечённая двумя тропами лужайка, – мне она напоминала полотно Андреевского стяга. По тропам обычно бродили жильцы с собаками, однако не в такое позднее время. Вика отвернулась от окна и показала на мой плащ на тахте.
– Вам непременно нужно жениться.
Я не поддержал тему, отступил, и она вышла к двери напротив, попыталась открыть её нажатием на ручку. Тщетно, дверь была заперта ключом.
– А там что?
– Фамильные портреты, – сказал я, и предупредил: – Пыль, мохнатые пауки и привидения. Не заходил туда года два.
– А мне можно? – полюбопытствовала Вика так, что я невольно почесал затылок, припоминая, где должны быть чёртовы ключи.
– Женщина просит – джентльмен обязан забыть об опасности, – произнёс я без особого восторга и отправился в гостиную.
Когда я вернулся, она стояла на том же месте. Я молча отобрал из связки бронзовый ключ и отпер замок. Из открытой комнаты потянуло затхлостью и пылью, – пока я нащупывал выключатель, пыль полезла мне в нос. Вика тоже убедилась, я был прав: обещанных пауков и привидений не оказалось, однако пыли было предостаточно, как в заброшенном замке, какие теперь часто видим в видеоклипах. Пыль покрывала густым слоем гардины, ковры, кресла и стулья, в общем, всё, на что натыкался взор.
– Что здесь было? – обратилась ко мне Вика.
– Моя детская. Здесь меня отец выпорол, когда поймал на курении. История первого класса… На личном опыте подтверждаю, в педагогике предки разбирались лучше нынешних теоретиков. Порка избавила меня от этого порока напрочь. Милые воспоминания. Предпочитаю хранить их взаперти.
– Где же фамильные портреты?
– Спёрли, – с небрежностью дворецкого объяснил я любопытной гостье.
Ответ её вполне устроил.
– Выключите свет и заприте дверь, – распорядилась она строго, будто я намеревался воспрепятствовать этому.
Она, наверное, ожидала, я начну во всём перечить. Но её поведение мне даже нравилось, одному пришлось бы думать об Иване, о наших не сложившихся делах и было б не по себе. Под присмотром Вики я открыл дверь в последнюю комнату. Если эта и отличалась от предыдущей, то только беспорядком и нагромождениями старого хлама у стен. Когда я её запер, Вика стряхнула с рукава пыль и стала решительной.
– Нет, – вырвалось у неё, – не могу это видеть! Пылесос, швабра, резиновые перчатки. У вас они есть?
Я замер, предчувствуя, сейчас меня заставят передвигать мебель, вкручивать лампочки, вбивать гвозди, вытряхивать покрывала и гонять стиральную машину. И сопротивляться не будет сил, так как к глубине души я знал, это отвлечёт от мыслей о событиях вечера лучше спиртного.
– Может, завтра? Я сам, с утра?... – слабое возражение должно было отбить у неё охоту наводить порядок.
Это подействовало не больше, чем писк комара. Она даже не сочла нужным ответить.
– Достаньте пылесос и уберитесь в гостиной и спальне, – потребовала она. – А мне дайте свои джинсы, рубашку. Где перчатки и швабра с тряпкой, которой моете полы, если вообще их моете?
– Ладно, – я решил зайти с другой стороны. – Жаждете лицезреть?... Как соседи повесят меня вниз головой на ближайшей осине? Пожалуйста! Я включу пылесос, буду гудеть, пока не взломают двери. Чтобы развлечь вас, я готов на всё.
Она смягчилась и удостоила одобрительным взглядом, – я бы не возражал, если б она так смотрела почаще.
– Не мелите чепухи! У вас буйное воображение. Возьмите хоть веник, раз лень поработать пылесосом. Только намочите.
– Дело ни в лени, а в соседях…
– Всё! – оборвала она меня. Она сама нашла веник на кухне, где он под раковиной дожидался своего звёздного часа. И судя по всему, этот час для него наступил. – Хотите заработать поцелуй? Делайте, что сказала.
Она меня добила. Не мог же я сказать, не нужен мне ваш поцелуй, я измотан физически и морально и вас не приглашал.
– А нельзя сначала поцелуй?
– Нет, – отрезала она, суя веник мне в руку.
Что ж. Королева требовала жертвы, и я вынужден был подчиниться.
Свистопляска с уборкой продолжалась бесконечно долго. Мне уже не хотелось ничего, лишь бы прикорнуть в тёмном углу с мокрой тряпкой в руках. Но я выдержал испытание до конца, то есть до того момента, когда она полководцем победителем осмотрела поле сражения. Настало время пира и раздачи наград.
Мы, как музыканты на рояле, в четыре руки состряпали яичницу с ветчиной, приготовили бутерброды с сыром и шпротами. В холодильнике оставались три яблока, она разрезала их дольками, разложила в свежевымытом блюдце. Я вскрыл бутылку французского коньяка десятилетней давности. Хранил её до особого случая, а тут что-то на меня нашло: наверное, и у Ивана были подобные запасы, но теперь они нужны ему, как мёртвому припарки. Мы засели на кухне. Там было теплей, чем в других комнатах, уютней. Я разлил коньяк, предложил выпить на брудершафт. Она не возразила, но уклонилась от моего не братского поцелуя, сама же лишь коснулась губами подставленной щеки. И сразу тихо засмеялась, кухонным полотенцем взялась стирать с меня след губной помады. Я бы погрешил против истины, если бы утверждал, полотенце свежее, и всё ж мне тоже стало весело. Я набросился на яичницу, как на долгожданную добычу, растерзав и поглотив её едва ли не в мгновение ока. Вика отделила часть от своей половины и переложила вилкой на мою тарелку. Я вдруг подумал, можем её, действительно, послала судьба? Отвлечь, помочь забыться. Но за какие, такие мои заслуги?
– Скажи, только честно, – спросил я, зажигая спичку, поднося огонь к взятой ею сигарете. – Как ты догадалась, что на этой странной планете я хотел увидеть только тебя?
– Я телепатка.
Мне понравилось, как она откинула голову, округлила губы и выпустила дым колечками.
– Ага. А о чём я думаю? Сейчас?
Она опять тихо засмеялась. Её глаза волновали, притягивали, наверное, в голову ударил коньяк.
– Что я позволю спать рядом. Но тебе придётся лечь в гостиной, на диване.
Мне не надо было смотреться в зеркало, чтобы понять, какой кислой стала собственная физиономия.
– У меня нет привычки, спать на диване, – пробурчал я. – Будет неудобно, искривится позвоночник.
Она продолжала улыбаться.
– Сделаешь утром зарядку, и он выпрямится. Ну вот, обиделся. – Она провела ладонью по моей щеке. – У тебя щетина. Даже пальцы царапает.
– Побреюсь.
– Будь умницей. Раньше все приличные мужья спали в кабинетах, на диванах.
– Но перед этим они выполняли супружеские обязанности.
– А мы обойдёмся без таких обязанностей. Хорошо?
Я намеренно тяжело вздохнул.
– Жестокая. Ты жестокая.
Она провела подушечкой мизинца по моим губам, убрала руку.
– Нет. Мне тебя жалко…
Однако на диване в гостиной я не смог заснуть. В голову лезла всякая всячина. В конце концов поднялся, надел трикотажные штаны, майку с длинными рукавами и вернулся на кухню. Пока закипал чайник, я успел доесть оба последних бутерброда, которые остались от нашего пиршества. Кипяток быстро превращал заварку пакетика "Пиквик" в густой чай. Смотреть на чай и ждать, когда он немного остынет, было нестерпимо скучно. Я пошёл в ванную комнату побриться и снова почистить зубы. Намыливая щёки и подбородок, я пытался сосредоточиться на том, что мне предстояло сделать утром. Жалел, что не удастся выспаться. Она спала в моей постели, а я по этой причине был выбит из колеи и вот шатался привидением по собственной квартире.
Я выпил чай, погасил свет и поплёлся обратно к дивану. Однако до гостиной не дошёл, остановился у спальни. Постояв в нерешительности, беззвучно провернул ручку, переступил порог, осторожно прокрался к тахте. Вика не шелохнулась. Я снял майку, штаны и тихонько, боясь разбудить её, пролез под одеяло.
Она сама перевернулась на спину. Глаза у неё были широко раскрыты.
– Не могу вспомнить, где ж тебя видел раньше? – надтреснутым голосом прервал я молчание.
Она повернула голову на подушке, посмотрела на меня отрешённым взглядом и негромко проговорила:
– Обычно меня узнают.
В полутьме она была совсем не такой, как при свете. У меня всегда так с женщинами. Как будто ночью кто-то подменял их. А может, они сами меняются, как хамелеоны. Я наклонился к её губам и жадно поцеловал. И почувствовал слабый, усиливающийся ответный поцелуй. Голова пошла кругом. Неожиданно Вина больно вцепилась мне в волосы и крепко прижалась. Вскоре она пылала, извивалась в моих объятиях, однако не позволяла снять с неё и себя последнюю одежду. Целовала она страстно, с волнами неистовства, но большего не позволяла. Меня это оскорбляло, вызывало подозрения: возможно, она видит во мне кого-то другого и целует его. Я бы мог такое понять, будь она девушкой, но женщина после двух замужеств… Ведьма. Точно Иван говорил, ведьма…