13
Гроттор сел на кровати, взъерошил волосы, потом потянулся к видеофону и ответил на вызов. На экране он увидел одного из компаньонов Блэкуэлла.
– А, это вы.
– А вы ожидали увидеть кого-то другого?
Гроттор пожал плечами:
– Вам известно, сколько сейчас здесь времени?
– Судя по имеющимся у меня данным, вы находитесь не на планете, а на корабле, так что понятие "время" для вас весьма условно.
Гроттор негромко выругался и спросил:
– Как хоть к вам обращаться? Как вас зовут?
– Можете называть меня Серым человеком, – осклабился собеседник.
– Серым человеком?
– Да, кое-кто дал мне такое имя.
Гроттор мысленно согласился с тем, что кожа у собеседника действительно имеет серый оттенок.
– Оно подходит, как и любое другое.
– Чего вы хотите? Где Блэкуэлл?
– Мы как раз подошли к этому вопросу, – улыбнулся Серый человек. – Мы подумали и решили, что настало время избавиться от посредника. Сэкономим время и избавимся от путаницы. Так оно проще. – И прибавил безо всякой паузы: – Фишер убит.
– Убит? – переспросил удивленный Гроттор. – Что произошло?
– Его застрелили. Вышибли мозги. Мы тщательно допросили убийцу, человека по имени Иштван Сато. Похоже, ему ничего не известно. Весьма странно, но, видимо, это действительно совпадение, поэтому наш проект необходимо продолжать без задержек. У этого Сато очень серьезные проблемы с головой. Но есть в нем нечто такое, что вызывает у меня определенный интерес.
Коммандер кивнул:
– Почему вы рассказываете мне об этом?
– Потому что сейчас его переправляют в тюрьму на Асперу. Едва ли мы ошибаемся, предполагая, что убийство Фишера – всего лишь случайное совпадение, однако хотелось бы, чтобы кто-то там был в курсе дел. Так, на всякий случай. Вот почему мы связались с вами. Блэкуэллу знать ничего не нужно.
– Я ценю ваше доверие.
– Дело не в нашем доверии к вам, коммандер, а в том, что мы перестали доверять Блэкуэллу. Его поведение стало… скажем, не совсем подобающим.
Гроттор невозмутимо ждал продолжения.
– Вы, наверное, обратили внимание, что мы не стали связываться с Ортором, – заметил Серый человек. – Он всего лишь пешка. И не наша, а Блэкуэлла. Что же касается вас… Мы всегда предпочитаем иметь дело с фигурами, а не с пешками.
– Наверное, я должен быть польщен.
– Должен-должен. А теперь выключайте видеофон, ложитесь спать и постарайтесь притвориться, будто бы видели все это в дурном сне.
14
В порыве отчаяния Йенси решил было поступить в Колониальный военный флот. Возможно, после многих лет тяжелой и безупречной службы ему удалось бы дослужиться до высокой должности, получить допуск к секретным сведениям и таким образом разузнать о судьбе брата. А возможно, и нет. Но что, что еще можно сделать? Например, максимально усовершенствовать хакерские навыки и попробовать залезть в Систему? С компьютерами Йенси давно уже был на "ты", но вряд ли мог назвать себя крутым хакером и понятия не имел, как подступиться к проблеме.
Так он размышлял, прикидывая различные варианты, когда один звонок резко все изменил. Во-первых, Йенси повезло, что он оказался дома – обычно в это время он мотался с грузами в ближнем космосе, но в тот день поменялся сменами с другим перевальщиком, которому нужно было отправиться на похороны. Во-вторых, повезло, что он вообще обратил внимание на вызов: на экране не отобразилось ни имя звонившего, ни место, откуда поступил вызов, так что Йенси сперва решил, что это очередная реклама, отправленная видеоботом.
Но затем Йенси вспомнил недавнее сообщение от Генри – оно тоже не имело обратного адреса. И принял вызов.
Действительно, звонил Генри. Он так близко наклонился к микрофону, что лицо заполнило весь экран. Говорил он шепотом и вообще выглядел взволнованным и настороженным, ежесекундно оборачивался через плечо, точно боялся слежки, и не сразу сообразил, что его вызов принят.
– Генри! Вот это сюрприз!
– Тсс, не так громко. Мне вообще нельзя было звонить, тем более по этой линии. Если это обнаружится, то в самом лучшем случае меня просто вышибут с работы.
– Что случилось?
Генри покачал головой:
– Я звоню просто для того, чтобы ты перестал беспокоиться из-за Иштвана. Он здесь, живой. С ним все в порядке, так что тебе не нужно больше переживать. Это все, что я могу рассказать.
У Йенси сердце едва не выскочило из груди.
– Где "здесь", Генри? Я должен знать.
– Я не могу сказать. Но это не имеет значения. Главное, что с ним все в порядке.
– Он в заключении, да? Что с ним произошло?
– Да, здесь тюрьма. И я в ней работаю. Иштван заключенный. Позавчера я первый раз увидел его. Не живьем, на видео. С трудом его узнал.
– Что с ним случилось, что ты его едва узнал? – дрожащим голосом спросил Йенси.
Генри прижал палец к губам:
– Ты не представляешь, чем я рискую, рассказывая тебе все это.
– Но ты почти ничего не сообщил. Этого мало. Мне нужно знать, где ты находишься.
– Это секретная информация, – еле слышно прошептал Генри и поднес палец к кнопке отключения сигнала. – Поверь, я бы хотел сказать, но…
– Генри, подумай, через что мы прошли вместе, – торопливо проговорил Йенси. – Ты уже рассказал мне достаточно, чтобы нажить кучу проблем. Давай договаривай.
Он видел, что Генри колеблется, рука его застыла над кнопкой "Выкл".
– Прошу тебя, Генри. Я ведь твой лучший друг.
На мгновение нервозность Генри вдруг исчезла. Он едва заметно кивнул и произнес одно-единственное слово:
– Аспера.
После этого экран сразу же погас.
15
Аспера. Поначалу Йенси решил, что это название тюрьмы в каком-нибудь галактическом захолустье, но после краткого поиска понял, что ошибался. Ему удалось отыскать всего два объекта с таким названием: прекратившая существование школа на Земле и необитаемая, непригодная для жизни планета на краю Галактики, вдалеке от традиционных космических дорог. В сети нашелся снимок школы со спутника: старое обвалившееся здание, в котором явно никого не могло быть. Фотографий планеты отыскать не удалось. Судя по скудной информации, на ней имелись незначительные запасы полезных ископаемых, но доступ на Асперу, как для промышленных корпораций, так и для других желающих, был категорически воспрещен.
Итак, у него имелось только одно слово плюс отрывочные сведения, полученные от Генри, – слишком мало, чтобы прийти к какому-то заключению и разработать план действий. Можно было лишь предположить, что Иштван находится на этой якобы необитаемой планете.
Но с таким же успехом название Аспера могло относиться к чему угодно, например малоизвестному населенному пункту на любой из множества планет. Или он мог неверно расслышать, что сказал Генри. Возможно, это было слово "Асберра" или "Хаспаро". Йенси решил рассмотреть и такой вариант, но поиск среди похоже звучащих названий не дал ничего существенного.
В первый раз за долгие годы он получил явное подтверждение тому, что Иштван жив, и теперь задумался над тем, действительно ли он хочет отправиться куда бы то ни было за братом? Если его поместили в тюрьму, что можно для него сделать? Может, пусть лучше остается там? Но, хотел того Йенси или нет, чувство ответственности, уверенность, что он должен защитить старшего брата, не покидали его. Сейчас, когда он знает (или думает, что знает), где находится Иштван, разве можно не отправиться к нему? Даже если брата там нет, даже если не удастся его увидеть – по крайней мере, нужно попытаться.
16
Случалось, что за много дней Иштван не произносил ни слова. Бывали дни, когда он не понимал, кто он вообще такой. Как только маленький серый человек приступил к экспериментам с его телом, пробуя один за другим инструменты из шкафчиков, Иштван непроизвольно начал искать убежище глубоко внутри себя, пытаясь добраться до такого места, где он оказался бы в безопасности, откуда можно было бы наблюдать за происходящим со стороны и ничего не ощущать. Каждый раз, когда очередной метод не приносил результатов, серый человек использовал другой наркотик или пробовал все новые инструменты все бóльших размеров, и тогда к Иштвану снова возвращались чувства. Он забирался внутрь себя глубже и глубже, пока однажды не обнаружил, что дальше прятаться некуда. Тело его было наводнено болью и страданиями, и Иштван представлял, будто скрючился на крохотном островке, где также присутствовала боль, но не такая невыносимая, как всюду вокруг. Что он говорил своему мучителю, какие секреты выдавал, оставалось за гранью сознания. Язык как будто существовал сам по себе.
И когда в очередной раз Иштвану казалось, что больше он не сможет терпеть и на этот раз уж точно провалится навсегда в благословенное забытье, боль слегка отпускала. Серый человек выпрямлялся, утирал пот со лба (Иштван тогда замечал, что халат его заляпан кровью) и давал короткую передышку. В эти минуты он будто робко отступал с воображаемого маленького островка относительного спокойствия и снова начинал ощущать себя хозяином своего тела. Увы, это был обман, в скором времени все начиналось по новому кругу, и он вынужден был опять забиваться в спасительный угол.
И вот однажды – сколько времени прошло с начала полета, Иштван не представлял даже приблизительно – что-то изменилось. На сером лице серого человека отразилось глубокое чувство досады от очередной неудачи, а Иштван недостаточно глубоко спрятался внутри себя и не смог сдержать усмешку. Серое лицо потемнело, и его обладатель принялся терзать плоть Иштвана еще яростнее, чем прежде. Под воздействием то ли наркотика, то ли инструментов, которыми его калечил серый человек, Иштвану представилось, будто по нему ползают полчища муравьев, а потом – словно его тело и не тело вовсе, а огромный муравейник. Он привычно скользнул вглубь себя, возвращаясь туда, где обычно прятался от боли, но вскоре почувствовал, что боль не отступает; она преследовала, подбиралась все ближе и наконец коснулась его. На сей раз боль не пошла на убыль на самой грани, за которой становилась непереносимой, а продолжала усиливаться. Иштван почувствовал, как спасительный островок начинает рассыпаться, рушиться вокруг него, и внезапно оказался посреди океана боли, в собственном теле, и прятаться больше было некуда. Он заорал, задергался в своих путах, еще успел услышать смех серого человека, но в следующий миг боль сделалась слишком чудовищной, и Иштван отключился.
Долгое время его как бы вообще не существовало. Когда же он начал возвращаться к жизни, то не смог сразу разобраться в беспорядочной мешанине ощущений. Постепенно Иштван осознал, что у него есть некая форма, но она охвачена огнем. Он попытался шевельнуться, но не смог. Затем огонь утих и превратился в пепел тупой, ноющей боли. На мгновение подумалось, что он сам превратился в призрачного человека, но потом облик стал более отчетливым, уплотнился, и Иштван понял, что он человек из плоти и крови. Иштван лежал на одном боку на плоской, холодной и твердой поверхности. Он попробовал открыть глаза, но удалось только чуть-чуть приподнять веки, и в его сознание проникли неясные отблески света.
Немного передохнув, Иштван предпринял еще одну попытку. Глаза открылись, и он смог осмотреться.
Крошечная комната скорее заслуживала названия камеры. Три стены были из бетона, четвертая – перед глазами – представляла собой железную решетку с приоткрытой дверью. Он лежал на бетонном полу, почти уткнувшись лицом в грязное, помятое основание унитаза, чуть дальше стояла обычная койка. На мгновение он подумал, что оказался в той же камере, куда его засунули сразу после выстрела в того политика, но потом припомнил: там была просто металлическая дверь и никаких решеток. Это что-то другое.
Иштвану пришлось помучиться, чтобы встать на ноги. Он очень ослаб, мышцы с трудом слушались, были словно чужие – вероятно, атрофировались от неподвижности. Некоторое время он привыкал к новым ощущениям. Может быть, они подменили его тело? Превратили во внутренний голос, забрали тело, а потом дали новое? Сколько времени вообще прошло? Месяцы? Или дни? Он и прежде "отключался", – собственно говоря, случалось это довольно часто, – но раньше никогда, приходя в сознание, не чувствовал себя другим, будто чужим человеком. Это был неприятный сюрприз.
Иштван стоял, покачиваясь, и задумчиво глядел на открытую дверь, затем принял решение и вышел из камеры. Он оказался в слегка изогнутом коридоре. По одной стороне располагались камеры, а по другой тянулась гладкая металлическая стена с одной-единственной надежно закрытой дверью. Иштван подумал, что по этому коридору можно бродить целую вечность. Двери всех камер были открыты. Большинство оказались пустыми, но в одной Иштван увидел татуированного крепыша; он сидел на койке, скрестив ноги, и читал. Миновав еще несколько незанятых камер, Иштван обнаружил еще одного постояльца: худой, как шпала, мужчина делал отжимания. Оба заключенных были одеты в одинаковые мешковатые штаны и простые рубахи, с отпечатанным на рукаве номером и нашивкой с фамилией над карманом. Иштван поглядел на себя и понял, что и сам одет в такую же одежду. Обитатели камер на мгновение отрывались от своих занятий, когда Иштван, шаркая ногами, проходил мимо, но тут же теряли к нему интерес.
Только сейчас Иштван сообразил, что беспрерывно бормочет и сдавленно всхлипывает. Усилием воли он смог на миг умолкнуть, но тут же, сам того не сознавая, снова понес какую-то околесицу.
Через несколько метров камеры по правую руку закончились, открывая боковой проход. Иштван нерешительно свернул в него и, сделав десяток шагов, оказался в обширном зале метров сорока в диаметре, увенчанном куполом. По залу были расставлены столы с прикрученными к ним скамьями, а также несколько видеоэкранов. За столами сидели с полсотни человек, все они что-то ели. Иштван просто стоял и таращился на них, не переставая бормотать, пока его наконец не заметил толстогубый мужчина с всклокоченной бородой.
– О, псих очнулся, – радостно заявил бородатый и хлопнул по плечу соседа. – Не хочет, чтоб его сегодня насильно кормили. – Он наклонился и подмигнул еще одному сотрапезнику. – Так что, Билли, остался ты без работы.
Мужчина с нашивкой "Уильям Эмблер" хохотнул:
– Да ничего страшного.
– Где я? – спросил Иштван.
– Где? – переспросил бородач. – Ты в "Аду", приятель. Добро пожаловать.
– В аду?
– Последнее пристанище для политических. – Он поднялся и посмотрел на Иштвана. – Отсюда только один выход – когда помрешь. Как тебя звать?
– Иштван Сато.
– А я Джеймс Уолдрон, – отозвался бородатый и протянул руку. Иштван уставился на нее, ожидая, что произойдет дальше, не сразу сообразив, что Уолдрон просто здоровается с ним. – Голодный, небось?
Иштван кивнул. Новый знакомый подвел его к компьютерному терминалу в центре зала и показал, как выбрать себе обед. Нагруженный подносом с тарелками, Иштван в сопровождении бородатого подошел к одному из столов, и тут же несколько человек подвинулись, освобождая ему место на скамье.
Иштван яростно набросился на еду, но Уолдрон притормозил его:
– Не гони так. Ты ж много дней не лопал твердой пищи.
Иштван прислушался к совету, стал есть медленнее и мысленно поблагодарил бородатого, потому что даже то немногое, что он съел, вызвало тяжесть в желудке. Он чуть отодвинул от себя поднос и заметил, что Уолдрон с товарищами наблюдает за ним.
– Где я? Что я здесь делаю?
– Я ж тебе сказал: это "Ад".
– Тюрьма строгого режима, – пояснил Билл с дальнего конца стола.
– Тюрьма?
– Для политических заключенных, – продолжил Билл. – Здесь находятся люди, которым нет пути назад, в свой мир, но которых нельзя убить. По крайней мере, пока. Джеймс прав: это конец. Ты останешься здесь до самой смерти.
Иштван попытался осознать услышанное. Неужели все это на самом деле? Что происходило с ним после того, как он отключился под пытками серого человека?
Тело было на месте, но Иштван не понимал, на месте ли он сам. И если нет, то где он тогда?
– Ну а что ты сделал? – спросил чисто выбритый и аккуратно постриженный мужчина.
– Сделал?
– Чтобы попасть сюда. Ты должен был что-то сделать.
– Ах да. Застрелил одного политика. Он произносил речь.
– Чертовски подходящий способ выразить несогласие с чьими-то политическими взглядами, – заметил Билл.
– Я не знаю ничего о его политических взглядах. И не знаю точно, зачем его убил.
Собеседники в изумлении уставились на него.
– Но ты же политический. У тебя что, не было никакой цели?
– Не знаю.
– Это как тебя понимать?
– Мне кажется, тут произошла какая-то ошибка. Все это должно было стать просто веселой шуткой…
– А что в этом веселого?
Иштван беспомощно посмотрел на Билла.
– Похоже на то, что тебя сделали козлом отпущения, – резюмировал Уолдрон. – Кому-то хотелось убрать этого парня, и они решили подставить тебя.
Иштван снова растерялся и только смущенно пожал плечами.
– Но теперь ты здесь, – закончил Уолдрон.
– И поздно уже объяснять что-то, – подхватил Билл.
– Что?