– Билл прав, – сказал побритый и постриженный и в свою очередь протянул руку. И снова Иштван не сразу сообразил, что ее надо просто пожать. – Я Майкл Стюарт. И раз уж ты попал сюда, говори не говори, все едино. Может, это была и ошибка, но ты отсюда не выйдешь и умрешь здесь.
– Но где это "здесь"?
– Мы не знаем, – ответил Майкл. – Где-то на задворках цивилизации. Какая-то пустынная планета у черта на рогах, куда, похоже, никто никогда даже случайно не залетал.
– Охранники и техперсонал, вероятно, знают, – прибавил Билл, – но не факт. В любом случае, мы их практически не видим.
Иштван огляделся, но не заметил ни охранников, ни техперсонала. Может, они маскируются? Он с подозрением окинул взглядом сидевших за столами мужчин. Может, они охранники? Или техперсонал?
– Знаешь, где находятся камеры? – спросил Уолдрон. Помешкав, Иштван кивнул. Уолдрон обмакнул ложку в подливу и начертил в центре своей тарелки круг. – Мы – вот здесь. В этом круге. Здесь мы едим, можем тут гулять, болтать или играть в картишки бóльшую часть дня. – Он обвел один круг другим. – А это коридор с камерами. Туда мы уходим на ночь. – Обмакнул ложку в соус и изобразил круг еще большего диаметра. – Охранники, техперсонал, ну и другие, кто не заключенные, находятся тут. Рисую я приблизительно – как оно на самом деле, трудно сказать. За нами постоянно наблюдают через следящие устройства, которые в камерах и на опорах купола. Мы понятия не имеем, сколько здесь всего охранников и прочих техников. Может, на самом деле и не много, а может, и до хрена. Мы ж их почти не видим. А когда видим, на них надеты эти спецкостюмы, так что лиц ни черта не разглядеть. Но если Майкл прав и мы торчим в какой-то дыре, то эти ребята такие же узники, как и мы. – Он облизал ложку и ухмыльнулся. – Вот и все, что нам известно.
Иштван подождал продолжения и, не дождавшись, спросил:
– А что означает ложка?
– Ложка? – Уолдрон удивленно посмотрел на него. – Да ничего она не означает. Что ты к ней привязался?
Иштван кивнул. "Теперь понятно. Ложка ничего не означает".
– Как мы выберемся отсюда?
Улыбка пропала с лица Уолдрона.
– Мы не выберемся отсюда. Ты не слушал, что ли?
– Но должен быть выход.
– Только в виде трупа.
– Можно воспользоваться ложкой, чтобы одолеть охранников.
– Забудь про ложку! Ты действительно ничего не понял? – воскликнул Майкл. – Охранники здесь, похоже, такие же заключенные, как и мы.
– Ну хорошо, допустим, мы захватим внешний круг, – горячился Билл. – И дальше что? Куда мы пойдем потом?
– Наружу, – сказал Иштван. В голове у него запульсировала боль.
– Нет никакого "наружу", – заявил Билл. – Мы на планете, где нет пригодной для дыхания атмосферы. Выйдешь за пределы тюрьмы – погибнешь.
– Но мы не знаем этого наверняка, – возразил Уолдрон.
– Не знаем. Но можем не сомневаться. Иначе зачем было бы строить купол?
– А может, это обманка, чтобы мы поверили, будто торчим на планете, где нельзя дышать.
Однако, судя по тону, каким произнес эти слова бородач, было ясно: сам он не слишком верит в то, что говорит.
Иштван опустил взгляд – там, возле ножки стола, что-то шевелилось. Маленький комочек, напоминающий растение, но в то же время с подобием щупалец; вероятно, род плесени или нечто похожее. Осторожно он коснулся комочка носком ботинка. На мгновение почудилось, что все это – предмет его воображения, что никто больше не замечает странное "растение со щупальцами", но тут Иштван заметил, как Билл пристально его разглядывает.
– На эти штуковины не обращай внимания. Они тут повсюду. Вроде бы безвредные, но сколько мы ни пытались их извести, появляются снова и снова.
"Повсюду, – подумал Иштван. – Повсюду".
Он внимательно осмотрелся по сторонам, и точно – здесь и там виднелись комочки непонятного происхождения.
В следующую секунду Иштван стиснул голову руками. Он сам не понимал, что происходит, – впечатление было такое, будто внутри черепной коробки стоит гул, и в то же время все звуки извне казались приглушенными. Сидевший рядом Уолдрон говорил что-то, но Иштван не слышал ни звука, видел только, как шевелятся губы бородача. На миг все вокруг померкло, а потом Иштван понял, что лежит на спине, уставившись на внутреннюю поверхность купола. Что-то стряслось со зрением: перед глазами беспорядочно мелькали тени, появлялись из ниоткуда и исчезали в никуда. В ушах нарастал рев, нечленораздельный, но в то же время казалось, что его издает человек, разумное существо. Еще мгновение – и Иштвана окутала тьма.
17
На корабле, зависшем на орбите в нескольких милях над исследовательским центром, Джейн Хейли, техник первого класса, с силой прижала ладони к вискам. Что-то неладное творилось с ее головой. Внезапно нахлынула волна боли, до того сильной, что Хейли на миг перестала что-либо соображать и едва не выпала из кресла. И так же неожиданно, как появилась, боль исчезла.
Когда Хейли открыла глаза, рядом стоял лейтенант Ортор и внимательно смотрел на нее. Слишком внимательно.
– Что-то случилось?
Хейли отмахнулась:
– Голова разболелась.
– И часто это у вас? – спросил Ортор, вероятно надеясь завязать беседу.
Она не ответила. Оглянувшись, Хейли поняла, что не одна она почувствовала приступ головной боли – еще несколько человек выглядели неважно, но, похоже, ей досталось сильнее всех. Возможно, это была не головная боль, а нечто другое? Но что? Впрочем, Ортор, судя по его виду, ничего не ощутил; то же относилось и к коммандеру. Гроттор с любопытством уставился на нее.
– Вам уже доводилось испытывать подобное? – спросил он.
– Головные боли? Разумеется. А кто их не испытывал?
Коммандер помолчал, потом кивнул, но любопытство в его взгляде уже потухло.
– Выйдите на несколько минут. Приведите себя в порядок.
– Но я в порядке, сэр.
– Это приказ.
Хейли коротко кивнула и покинула помещение.
"Приказ? – недоуменно подумала она. – С каких это пор при головной боли нужно покидать капитанский мостик?"
Однако действительно приятно было немного развеяться, восстановить дыхание, прийти в себя. Лейтенант Ортор заставил ее понервничать. Он вроде был неплохим парнем (или пытался таким казаться), но чувствовалось в нем что-то странное, к тому же он ярый приверженец Церкви юнитологии. Не поймешь, то ли он собирается пригласить Хейли на свидание, то ли на религиозное бдение. А может, и то и другое. И коммандер, как приметила лейтенант, относится к ней немного иначе, нежели к большинству членов экипажа. Это было почти незаметно, если специально не обращать внимание. А Хейли обращала. Если бы ее спросили, в чем именно заключается особое отношение командира, она бы затруднилась объяснить, но факт оставался фактом. Почему? Вопрос пока не имел ответа.
Хейли прошла в свою каюту и прилегла на койку. Головная боль, если это действительно была она, прошла бесследно. Странно. Но это была не головная боль, по крайней мере в привычном понимании. Какие-то вспышки, точно молнии пронзавшие голову, но отрывочные и разрозненные, никак не складывающиеся в цельную, отчетливую картину. Словно смотришь в неисправный экран – вроде бы и видишь там что-то, но не можешь понять, что именно.
Лейтенант лежала на койке, уставившись в потолок. Для нее не были тайной напряженные отношения между коммандером и Ортором, и хотя Гроттор почти ничем не выдавал себя, Хейли не раз примечала, что в ее присутствии командир мог говорить такие вещи, которых не произносил при Орторе. Она расценивала это как знак доверия со стороны коммандера, но в то же время вынуждена была признать, что, поступая в Академию, представляла себе дальнейшую службу иначе. Хейли недостаточно знала о том, что именно творится на планете, но и имеющейся информации хватало, чтобы понимать: большего лучше не знать, ничего хорошего там не происходит. Поэтому ей не давал покоя один вопрос: почему Гроттор взял ее в свой экипаж? В сотый уже раз она спрашивала себя: чего ожидает от нее коммандер? Что она здесь делает?
Решив, что достаточно отдохнула, Хейли встала с койки, умыла лицо и отправилась на мостик. Завидев ее, Ортор сразу же начал приставать с расспросами, но лейтенант пробормотала в ответ короткое извинение и вернулась к прерванной работе.
Обязанности ее были несложными. Корабль парил над поверхностью Асперы, причем не по нормальной орбите, а выписывал странную петлю, сжигая без видимой необходимости топливо и держась постоянно поблизости от того сооружения, которое она первой заметила, когда они подлетали к планете. Зачем это нужно, Хейли могла только догадываться. Коммандер лишь туманно намекнул, что происходит на Аспере, сама же она видела пролетающие мимо небольшие транспортные суда, а также еще одно сооружение, строительство которого продолжалось уже несколько месяцев. Это был исследовательский центр или нечто подобное, но для каких исследований он предназначался, Хейли не знала.
Кто-то остановился у нее за спиной. Она решила, что это Ортор, и уже приготовилась сказать лейтенанту что-нибудь резкое, чтобы он отстал, но краем глаза заметила, что Ортор продолжает щелкать кнопками на своем рабочем месте. Джейн повернула голову и увидела коммандера Гроттора.
– Вас не затруднит объяснить, что это такое? – спросил он.
– Что именно, сэр?
Вместо ответа Гроттор ткнул пальцем в экран ее видеопланшета.
Только теперь Хейли поняла, что изобразила стилусом… нечто странное. Больше всего это напоминало пару бивней, только они не изгибались, а странным образом переплетались.
"Забавно, – подумала Джейн. – Похоже на символ Церкви юнитологии".
Должно быть, религиозная болтовня Ортора запала ей в душу глубже, чем она думала.
Однако изображение отличалось от символа юнитологов, было более прорисованным. Его покрывало множество диковинных закорючек, мелких, но хорошо различимых.
– Я не знаю, – призналась Хейли.
– Что вы видели? – продолжал допытываться коммандер. – Что это?
– Но я ничего не видела.
– Значит, вы не можете объяснить, что это такое. Тогда зачем вы это нарисовали?
– Сэр, клянусь вам, я сделала это машинально.
– Ну а это что за цифры? – спросил Гроттор и показал на край экрана. – Какие-то формулы?
Формулы? Да, вроде бы похоже.
– Вероятно, они остались от старых навигационных расчетов.
– Нет.
– Нет?
– Кому вы это показывали?
– Показывала? – смутилась Джейн. – Я… я просто черкала что-то… но не показывала никому. Зачем?
– Ортору не показывали? – уточнил Гроттор.
– Конечно нет.
Он окинул Хейли долгим оценивающим взглядом, потом, видимо, принял решение и кивнул.
– Перешлите мне и тут же сотрите. А затем нам нужно будет серьезно поговорить.
18
Доктор Енох Брайден уже проваливался в сон, когда снова почувствовал это – очередной импульс. Ощущение было такое, будто кто-то или что-то на мгновение ухватилось за кончик его сознания, пытаясь развязать узелок, а потом Брайдена накрыл короткий приступ острой боли, от которого доктор моментально проснулся.
"Интересно, – подумал он. – Боль – это нечто новенькое, в прошлый раз ничего такого не было".
Что-то менялось, переходило на новую ступень.
Он выбрался из постели и посмотрел на часы: прошло почти трое суток, минус приблизительно час, после предыдущего импульса. И так уже пятый раз. Брайден вытащил журнал и сверился с записями. Как он и предполагал, "рисунок" импульсов опять был другим. Однако с каждым разом спектр излучения становился все более узким, как будто испускающий его объект зондировал окружающую обстановку. Искал что-то.
Дежурный оператор пока не перезвонил. Брайден знал: далеко не все люди так же чувствительны, как он, – счастливое совпадение, что именно ему доверили возглавить проект, – но даже те, кто ощущает импульс, не всегда реагируют на него одинаково. Одни испытывают тошноту, у других кровь идет носом, а некоторые становятся чересчур возбужденными или даже буйными. Немногие (очень немногие), кажется, вообще ничего не замечают, и, вероятно, дежуривший сейчас оператор относится к их числу. Если он не позвонит в ближайшие шестьдесят секунд, Брайден сделает себе пометку и даст ему новое назначение, более соответствующее его уровню восприятия. Например, уборщиком. Ни у кого нет права на ошибку – слишком большое значение имеет проект. Он может круто изменить весь ход развития человечества. Нет, ошибаться никак нельзя.
Сорок секунд. Дежурный не позвонил, поэтому Брайден включил видеосвязь и сам вызвал оператора. Ответил тот лишь после восьмого сигнала, и на экране возникла взлохмаченная голова с покрасневшими глазами – похоже, звонок вырвал его из крепкого сна.
– Есть что сообщить?
– Нет, сэр, – мгновенно отозвался оператор, а сам скосил глаза на монитор. – То есть да, сэр. Есть. Только что произошел импульс.
– Спите на вахте?
– Нет, сэр, – не моргнув глазом ответил дежурный.
"Разгильдяй и к тому же лжец", – с неудовольствием подумал Брайден.
– Назовите свою фамилию, – приказал он, дождался ответа оператора и занес в память компьютера. – Когда заканчивается ваша смена?
– Примерно через час.
– Возвращайтесь к себе. Для одного вечера вы уже достаточно напортачили.
Оператор на мгновение смутился, потом кивнул и отключил связь.
"Неужели так и придется все делать самому? – одеваясь, размышлял Брайден. – Или я один понимаю всю важность происходящего?"
Он вышел из своего жилого модуля и направился по коридору к самому сердцу комплекса. Доктор находился здесь с самого первого дня, с того момента, когда только началось сооружение Красного Обелиска. Сначала говорили, что они проведут здесь два года, но время шло, и людей, занятых в проекте, проинформировали, что работа их чрезвычайно важна и они должны ее продолжать вплоть до особого уведомления, исключив любые контакты с внешним миром. Один из конструкторов Обелиска, некий Пит, громко выражал недовольство, но, ничего этим не добившись, попытался сорвать выполнение проекта. В результате его обвинили в государственной измене, быстро осудили, изгнали из исследовательского комплекса и отконвоировали в расположенную в нескольких милях тюрьму. Но и там Пит не успокоился, продолжал жаловаться, умолял освободить его и к тому же начал раскрывать секреты исследовательского комплекса другим заключенным. Был организован еще один судебный процесс, на этот раз закрытый, и спустя несколько часов Пита обнаружили на его койке мертвым. Брайдену не понравилось, как обошлись с Питом, но в то же время он и не возражал. В конце-то концов, парень сам допрыгался.
Кроме того, это священный долг. Всякий уважающий себя ученый руку бы отдал на отсечение, чтобы оказаться на их месте.
Брайден до сих пор испытывал трепет при взгляде на Обелиск. Каждый раз словно бы видел его впервые.
Доктор подошел к двери, вставил в прорезь карточку и ввел код доступа. Дверь медленно открылась. К счастью, дежуривший здесь оператор уже покинул помещение, хотя и оставил после себя неубранный мусор: разбросанные упаковки от еды, одинокую перчатку, скомканный отчет. Брайден собрал все в кучу и, не глядя, засунул в мусоросжигатель, после чего подошел к экрану из толстого стекла.
Там, с другой стороны стекла, находился Он. Убедительное доказательство того, что человечество не одиноко, что люди не единственная разумная форма жизни во Вселенной. Доказательство того, что юнитология – единственная истинная религия и Майкл Олтмэн – пророк ее.
Двадцатиметровый Обелиск был испещрен цветными полосами и периодически испускал неземное сияние. Не поддающиеся расшифровке символы, выгравированные на нем, в такие мгновения светились загадочным светом. Две наклонные колонны соединялись у основания, а выше переплетались между собой. Брайден с командой сконструировали Обелиск, основываясь на результатах изучения Черного Обелиска на Земле. Артефакт скорее был не построен, а "выращен", подобно фрактальному кристаллу. Почти как искусственный разум. После того как его активировали, ученые едва успевали записывать проявляемые им разнообразные и неожиданные свойства, которые далеко не ограничивались этими спонтанными импульсами. Брайдену казалось, будто Обелиск обладает разумом и пытается установить контакт с людьми, занимающимися его изучением. Именно с ним, Брайденом. Коллеги только иронически посмеивались, когда Брайден высказывал вслух такие предположения, однако сам он в этом не сомневался. Чувствовал, как импульсы от Обелиска проникают прямиком в его мозг, пытаются найти там ответ. На какие вопросы? Что Обелиск ищет в нем? Как можно помочь ему?
Брайден открыл вторую дверь и вошел в отсек с артефактом. Медленными шагами он приблизился к Обелиску, задержавшись на несколько секунд, чтобы целиком охватить Его взглядом. Пол в отсеке был каменным – его наскоро обтесали, чтобы только можно было ходить. Эту планету с тюрьмой вояки выбрали из-за того, что узники, приговоренные к пожизненным срокам, могли послужить подходящим материалом для предстоящих экспериментов. На первых порах, впрочем, труд заключенных использовали при строительстве исследовательского центра, в котором затем началось сооружение Обелиска.
Конечно, задействованных на строительстве узников пришлось ликвидировать, чтобы сохранить все происходящее в тайне, но они и так были обречены, поэтому никто на сей счет не беспокоился. Учитывая положение дел в Галактике, недостатка в новых политических заключенных, которых можно будет использовать для различных целей, опасаться не приходилось.
Вокруг Обелиска и дальше, возле стен, виднелись темные пятна, напоминающие колонии грибов или же клубки сгнивших растений. Со времени последнего посещения пятен стало больше и они увеличились в размерах. Кроме того, Брайден начал замечать их и в коридорах. Неизвестная зараза распространялась, и пора уже было направить сюда команду по зачистке.
Брайден дотронулся до поверхности Обелиска, но ничего необычного не ощутил. Он знал, что артефакт продолжает испускать сигнал, который уже не воспринимали ни тело, ни мозг человека. Однако компьютеры исправно его регистрировали, записывали и пытались расшифровать. Брайден сосредоточился, чтобы очистить сознание от посторонних мыслей, дабы ничто не мешало прислушаться к Обелиску, постараться понять, что Он хочет сообщить.
"Поговори со мной, – мысленно воззвал к загадочному объекту Брайден. – Я готов. Прими меня".
Долго ли он там пробыл, Брайден не знал. Когда в итоге так ничего и не произошло, он вздохнул, вышел из отсека и принялся разбирать последние полученные данные.
Всего несколько секунд понадобилось Брайдену, чтобы понять, что свежие данные не стыкуются с предыдущими. Похоже, характер импульса изменился – и не только в самой концовке, когда Брайден испытал внезапную боль, но и на более ранних стадиях. Да и сейчас, когда импульс затух, Обелиск продолжал излучать на несколько других частотах, чего прежде не случалось. Очевидно, рукотворный Обелиск начал сам себя перестраивать, Он продолжал расти и совершенствоваться даже после того, как процесс Его создания был завершен. Такого доктор Брайден никак не ожидал. Что же это может означать?