Попытка отвлечь внимание. Надо же, как просто. Мне-то казалось, чужак метит в цель со своими намеками, со своими угрозами. Но до чего же они туманны… Ни слова про сбитого на дороге человека, про побег с места происшествия, про меня за рулем. Да не знает он ничего. Говорил гадости, вот и все, и попал пальцем в небо. Откуда ему знать, что именно мне приходилось скрывать всю жизнь? Вот именно. А ведь любому человеку есть что скрывать, правда? Разве не у каждого человека имеется что-то на совести? Но в моем случае ему просто удалось сорвать куш. Или не так?
Или не так?
Эта проклятая ночь.
Не думай об этом, не думай об этом сейчас.
Не распадайся.
Иоганн и так называемый Винсент пытаются отвлечь мое внимание. Пытаются достаточно долго, поэтому мне удалось раскусить их замысел. Вот я дура, что на него попалась.
Хотя Иоганн прав. В конечном счете, речь всегда идет о деньгах. По крайней мере, у таких людей, как он. И я почувствовала, как почва уходит у меня из-под ног, будто я сейчас на палубе корабля. Закрыла глаза, но от этого качка стала еще сильнее. Как трудно сконцентрироваться, собраться с мыслями. Мысли словно расплываются…
Но снова перед моим внутренним взором возникло лицо человека, с которым чужак недавно встречался и который сразу показался мне знакомым. Кто же это? Где я его видела? Надо поговорить с ним. Возможно, у него есть ответы на все мои вопросы. О, наконец-то у меня появилась цель. Наконец-то я не просто спасаюсь бегством.
Станция метро, совершенно пустая, кажется призрачной, как и все те места, которым словно назначено становиться призрачными, когда они не выполняют свою основную функцию. Ночные супермаркеты, темные проулки. Лекционные залы, бассейны, судебные помещения. Кто знает, что там происходит, когда самые последние оттуда ушли и погасили за собой свет? Что происходит там, когда мы туда не заглядываем?
Взгляд мой упал на лестницу рядом с эскалатором, где красной краской намалевано какое-то послание, по словечку на каждой ступени:
НЕ
ИЩИ
ЗА
ШКАФОМ
СТРАХ
ОН
СИДИТ
В
ТВОИХ
МОЗГАХ
И тут я услышала, что эскалатор вновь пришел в движение, увидела, что он потихонечку поехал вниз. Может, надо было вскочить, надо было спрятаться, надо было убежать к другому выходу из метро. Но я слишком устала, я не поднялась с места, наблюдая за работающим эскалатором, и секунду-другую не видела ничего. Затем появились ботинки, затем штанины, затем черная футболка, шея, голова: какой-то мужчина по пути на работу или бог весть куда. Пришел рановато для поездки на ближайшем поезде, вот точно, как я. Взглянул на меня мельком, прошел мимо, уселся на лавочке от меня подальше, достал из кармана брюк мобильный телефон и начал нажимать кнопки. Я с облегчением вздохнула.
Поезд придет еще нескоро, делать мне нечего, остается только ждать. Я разглядывала граффити на стене напротив. Рядом с огромными, невероятных размеров, буквами, вместе вроде бы не несущими никакого смысла, парит стилизованная пчелка, задиристая и воинственная, с огромным острым жалом. Что-то я недавно читала похожее. Про шмелей. Вот, точно. Про шмелей и липы. Я торопливо вытащила мобильник из сумочки, разблокировала, открыла поисковик, набрала: "дохлые шмели" и "липы". И очень скоро получила ответ.
Я прочитала, что в разгар лета под липами в массовом порядке гибнут шмели. Никакого отношения к ядам, к загрязнению окружающей среды или к чему-то подобному это не имеет. Шмели вылетают с почти пустыми "аккумуляторами энергии" на поиски пропитания. Но липы не могут предложить им достаточного количества зарядки, и шмели просто дохнут с голоду. Исследователи уже не раз обнаруживали более тысячи оголодавших шмелей под одним-единственным липовым деревом.
Тут подкатил поезд, и я удивилась, что полчаса пролетели так быстро. Или, может, я задремала на минутку? Встала, а голова легкая-легкая. Тем временем мы уже, оказывается, были не наедине с тем мужчиной, который так меня напугал. С лавочек повставали какие-то ночные гуляки, пошли к краю платформы, человек семь или даже восемь. На меня никто не обращал внимания, значит, все в порядке. Поезд остановился, двери открылись, впустили всех нас и закрылись снова. Пассажиры в моем вагоне вытащили книжки и смартфоны, некоторые, прислонив голову к вагонному стеклу, просто закрыли глаза. Отблески неонового света разрисовали их успокоенные лица в желтый и серый цвета.
Я попыталась сообразить, где мне следует выйти и сделать пересадку. Моргала, боролась с усталостью, но всем своим существом жаждала лишь покоя, и мозг мой требовал тишины и забытья. Мягкое покачивание и постукивание вагона едва не бросило меня в объятия сна. Нет! Нет, подумала я. Пока еще нет.
И встала. Взялась за поручень. Бодрствовала. Думала про Иоганна. Уж как хотелось заплакать, но я не плакала. Смотрела сквозь грязные вагонные стекла, как мелькают остановки одна за другой. Вот мы прибыли на какую-то очередную станцию, другой поезд остановился точно против нас, вот мы тронулись с места, и тут – на какой-то кратчайший и нереальный миг – мне почудилось, что сквозь стекло я вижу Филиппа.
Это невозможно.
Галлюцинация.
В самом деле?
Да, в самом деле.
Отчего же ты так уверена?
Оттого, что Филипп должен теперь выглядеть старше, а человек, которого я увидела, выглядит так, как Филипп выглядел раньше. Галлюцинация, просто галлюцинация. Как тогда, после его исчезновения. Когда город вдруг оказался заполненным двойниками моего мужа, когда я чуть ли не каждый день бежала за кем-то, хватала его за плечо – из раза в раз испытывая разочарование.
Покинув подземный мир, я вышла навстречу мигающему неоновому свету. В бархатную темноту, лишь кое-где подсвеченную уличными фонарями и неоновой рекламой. Осмотрелась, и мне понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться. Но я быстро сообразила, в какую сторону идти, и как будто снова увидела перед собой незнакомца: вот он переходит улицу, вот он исчез из моего поля зрения, вот снова вдруг появился и позвонил в дверь какого-то дома, а на доме номер 41. Рассмотрела фасад этого дома. Стоит глубокая ночь, в дверь чужим людям не звонят в такое время, но мне-то какое дело? И все-таки я на миг замерла. Может, мне следовало бы бояться человека, что здесь проживает. Но ведь я давно уже преодолела все пределы страхов… И я позвонила в дверь. Долго нажимала кнопку, три секунды, четыре, пять секунд. И стала ждать. Полная тишина. Никто не вышел. Свет в доме не зажегся. Я пыталась ждать терпеливо. Пыталась представить себе, как нарушила чей-то сон. Тут еще сообразить нужно, что тебя разбудил звонок в дверь. Пыталась представить себе, как кто-то в полусне садится в постели и ему вдруг становится ясно, что он спал голый из-за жары. И что в таком виде он не может подойти к двери. И как он пытается нащупать какую-нибудь одежду. Вот, нашел. Натягивает штаны и…
…Дверь открылась рывком, я вздрогнула. Передо мной стоял тот самый человек, что разговаривал с незнакомцем. Закутанный в халат, выражение лица – рассерженное. Правда, при виде меня он в лице чуть изменился, но в какую сторону – не разберешь. Я сразу поняла, что он меня узнал. Он знает, кто я. Он откашлялся, но, когда заговорил, голос звучал заспанно:
– Так я и думал, что вы однажды тут появитесь. Но на ваш приход посреди ночи я совершенно не рассчитывал.
И в эту минуту я поняла, кто он такой.
Незнакомец
Без устали прочесываю город, где мне все чужое – и ритм жизни, и язык, и люди, которых я не понимаю. И все тело болит.
Поиски надо вести системно, но я просто не знаю, как этого добиться.
Мне ничего не удается. Я ведь почти ее настиг, я был так близок к цели – и все-таки она снова ускользнула. С тех пор я действую без плана. Нет ничего хуже, чем действовать без плана.
Заставил себя остановиться. Надо покончить со всеми попытками ходить вслепую. Это совершенно не улучшает ситуацию. Надо поразмыслить. Я стер пот со лба. Я развернулся. Делаю шаг, другой. Я возвращаюсь в дом.
Пытаюсь найти номер ее мобильного телефона, но не нахожу. Пытаюсь найти домашнюю телефонную книгу, но напрасно. Включаю ее ноутбук. Готов поспорить, что пароль – это имя ее сына или комбинация цифр, его день рождения, но путь оказывается неправильным. Снова я недооценил эту женщину.
Пошел в кухню, разглядел все записочки, магнитами прицепленные на холодильнике. Перерыл все ящики, открыл все шкафчики. Ничего! Что делать дальше, я не знал.
Я утратил контроль над собой. И даже испугался того, что столь тонка перегородка, отделяющая меня от насильственных действий и полного безумия. Вот как я открывал ящики в шкафах? С ревом и с проклятиями. Как я кулаком ударил в стену? Разбил костяшки пальцев. Следы крови на выкрашенной в белый цвет стене. Я попытался сосредоточиться на боли. Так, как я это делал в плену. Я долго был в плену. У меня имеется опыт в таких делах.
Рука саднила и ныла. Сочилась кровь. Я пошел в гостиную. Сел на диван. Что мне оставалось? Только ждать. Вот я и ждал. Вот я и ждал! Она все равно вернется.
Любой преступник возвращается на место преступления. И в первую очередь тогда, когда место преступления – собственный дом.
44
Я смотрела на человека, открывшего мне дверь, усталая и изнеможенная. За те годы, что мы с ним не встречались, волосы его и поседели и поредели, а сам он растолстел. Но добродушное, слегка расплывшееся лицо, как и дружелюбный взгляд глаз, убеждавший в отсутствии угрозы с его стороны, несмотря на исполинскую его стать, совершенно не изменились. Позади него, в прихожей, я разглядела детскую машинку-каталку красного цвета.
Не сразу я сообразила, что разглядываю его, не произнеся ни слова. Вот и переспросила:
– Простите, что вы сейчас сказали?
Он, явно нервничая, издал некое подобие стона:
– Вам что нужно?
В ответ я только заморгала.
– Вы явились меня в чем-то упрекать?
Я продолжала пялиться на него, не зная, что и думать.
– А вы вообще знаете, который час?! – воскликнул он. – Вы понимаете, что сейчас ночь?
Я не реагировала.
– Давайте-ка приходите в другой раз.
И он захлопнул дверь перед моим носом.
Я пребывала в полном смятении чувств. Ведь я ждала чего угодно, только не этого.
Невольно нажала снова на кнопку звонка, хотя и догадывалась, что Бернд Шредер на сей раз мне не откроет. Но все-таки ждала, понимая, что жду напрасно.
Что все это значит? Зачем тот человек сегодня, нет, вчера утром, встречался с Берндом Шредером, одним из бывших сотрудников Филиппа? Я вроде бы вспомнила, когда видела его в прошлый раз. Дело было на летнем празднике, на этом дурацком летнем празднике, за год с лишним до исчезновения Филиппа. Шредер пришел туда с беременной женой. Как же ее звали, Бьянка, Беата, Беттина? Помню только, что впервые с рождения Лео я пила вино, я танцевала, сначала с ассистенткой Филиппа, она всегда была мне симпатична, а потом с ним самим. Красивое, для его возраста чуть слишком юное, мальчишеское лицо Филиппа возникло перед моим внутренним взором, я даже будто почуяла теплый запах его кожи. Филипп не любил танцевать, но все-таки иногда танцевал. Ради меня.
В смятении я резко села на ступеньку лестницы, ведущей к дому. Надо подумать. По какой-то причине Бернд Шредер играет во всем этом важную роль. Почему же?
И вновь я прокрутила в голове все события.
2008 год: Филипп отправляется по работе в Южную Америку.
Планирует пробыть там пять дней.
Филипп часто летал в Колумбию по делам.
Обычные, рутинные поездки.
Мы прощаемся на пороге дома.
Он обещает каждый день посылать о себе весточку, как делал это всегда.
Примерно через сутки от Филиппа приходит смс-сообщение, из которого следует, что он приземлился и все в порядке.
С тех пор я больше не получала от него никаких известий.
Филипп отправился один – как сказал сотрудник, сопровождавший его в Колумбию, тот самый, кто видел его последним – на переговоры с потенциальным инвестором.
В лобби отеля-люкс в Боготе, где была назначена встреча, он так никогда и не появился.
Его след теряется между отелем, где он жил, и отелем, где жил его деловой партнер.
Вдруг вспомнив, в чем дело, я от изумления даже вскрикнула.
Последний, кто видел Филиппа – его сотрудник Бернд Шредер.
Но что это значит?
Мой мозг отказывался обрабатывать информацию.
Слишком много всего. И я не знала, какие выводы следовало из этого сделать. Встала, двинулась вперед. Смотрела в небо, а на нем – ни звезд, ни луны, лишь сплошная враждебная чернота. Идя по улице, я достала из сумочки носовой платок и пока сморкалась, чуточку отвлеклась и не сразу заметила идущего навстречу человека, он прямо на меня и натолкнулся, я пробормотала какие-то извинения, а он злобно взглянул мне в лицо и прошипел: "Смотреть надо!" На красный свет я перешла улицу, не обращая внимания на гудок приближающегося такси. Навстречу мне по тротуару двигались две юные девушки, обе блондинки, обе в мини-юбках, и обе захихикали, поравнявшись со мной. Я обошла дохлого голубя, тот валялся между бордюром и крышкой водостока. Лица людей, попадавшихся мне на пути, были совершенно равнодушны. Одного вырвало прямо на асфальт.
А я все шла. Никто не обращал на меня внимания, фасады окружающих домов взирали на меня без всякого интереса, и все вокруг казалось мне таким враждебным, будто я нахожусь в мертвой зоне.
Тут вдруг зазвонил мобильник. Мне его даже доставать из сумочки не пришлось, я и так знала, что номер на экране не высветится.
Я боролась с собой. Взять трубку или нет? И все-таки собралась с духом.
– Алло, Мирко? – произнесла я инстинктивно.
Совершенно не думала это говорить, но в последнюю секунду выпалила.
На другом конце тишина.
Но потом я все-таки услышала:
– Алло, Зара?
Незнакомец
Рука, которой я ударил в стену, все еще саднила. В ванной комнате, в ящике под полотенцами, я нашел аптечку и кое-как сделал перевязку.
Она вернется, я в этом уверен. Она все поняла, я прочитал это на ее лице. Она вернется – и мы покончим с этим делом.
Зазвонил городской телефон, я вздрогнул. Чуть не выдернул штекер из розетки, слышать эти звонки было невыносимо, когда я зашел в гостиную. Но я взял себя в руки.
– Петерсен слушает.
– Говорит Гримм. – Я чуть не поперхнулся. А тот продолжал: – Ваш мобильный телефон выключен. Вот я и решил…
– Да-да, нет проблем… – выдавил я.
Голос мой вдруг зазвучал сипло. И дрожь в руках вернулась. Если уж он звонит в столь позднее время, то, значит, дело важное.
– Я позаботился о том, чтобы выполнить вашу просьбу, и вот… – сообщил Гримм.
– Послушайте, – перебил я, – прежде чем вы дадите пояснения, у меня вопрос: вы уверены в том, что говорите?
– Абсолютно, – подтвердил он. – Оказалось, это проще, чем я думал.
– Тогда ладно, – сказал я. – Слушаю вас.
Он говорил, а я слушал. Застыв на месте, даже как будто окаменев. Когда он замолк, я сказал:
– О’кей. Спасибо, что вы мне это сообщили.
И тут повисло молчание.
– Есть и еще кое-что, – прервал молчание Гримм.
И произнес слова, которые полностью перевернули для меня мир.
45
Шум машин на улице, где несмотря на поздний час движение было весьма оживленным, где еще и дамочка за рулем кабриолета устроила настоящий концерт, гудя на все лады автобусу-"фольксвагену", остановившемуся во втором ряду и перекрывшему движение, – шум на улице, казалось, вдруг усилился. Прижимая мобильник к уху, я быстрым шагом свернула в первый попавшийся переулок, подальше от проезжей части. Оказалось, оживление царит и там, но я хотя бы могла расслышать то, что говорил Мирко.
– Извини, пожалуйста, – крикнула я в трубку. – Что ты сказал? Можешь повторить? Тут очень шумно.
Мирко выругался.
– Я сказал, что я вообще-то не такой. Что я вообще-то не особенно ревнивый. И уж точно я не рвусь отомстить, – говорил он. – Честное слово, спроси у кого угодно.
– Знаю, знаю, – ответила я. – Конечно, я это знаю.
Я прислонилась спиной к кирпичной стене дома, у которого стояла с телефоном, там в подвале размещалась прачечная. Молодые и красивые люди шли мимо меня, устремляясь в модные бары или клубы, для меня такие уже лет десять, не меньше, никакого интереса не представляют. Вот парочка, идут рука об руку, переходят на другую сторону улицы, где в полудреме сидит какой-то попрошайка, выставив на тротуар старую и драную шляпу, одной рукой почесывая своего шелудивого пса.
– У меня в кармане уже было кольцо наготове! – сообщил Мирко.
Мороз по коже. Вот проклятие. Разве я могла это знать?
– В последние месяцы все шло отлично. Можно сказать – все шло великолепно…
Он говорил и говорил, и я не сразу сообразила, что Мирко вдрызг пьян и лыка не вяжет.
– В смысле – мне было все ясно. Я думал, ну да, у нее сын от первого брака. Ну да, она все так и будет спрашивать, что там такое случилось с ее мужем.
Я понимала, кого он имеет в виду под словом "она".
– Но я, как только пришел в школу, пришел в первый раз и ее увидел в первый раз, я сразу понял: между нами что-то есть. Я сразу почувствовал. Сразу. Красивая, молодая, одна воспитывает ребенка, это ж надо, какие успехи в триатлоне. Такая сильная и такая беззащитная.
Конечно, при других обстоятельствах от самого надрыва в его голосе у меня тоже разорвалось бы сердце. Но я лишь невнятно ответила:
– Мне очень жаль, Мирко.
А ведь это правда. Мне было очень жаль, что в тот момент я ничего не чувствовала. И уж точно – ничего не чувствовала к Мирко. Я сразу отметила для себя, что оно именно так, и пришла в ужас. Что я за человек такой? Я убила человека на дороге. Я использовала Мирко, чтобы избавиться от Филиппа, а потом просто бросила, потому что больше в нем не нуждалась. Вот просто так. А самого Филиппа…
А самого Филиппа я…
Мирко тотчас заметил, что я мыслями где-то далеко.
– Ты просто оттолкнула меня в сторону, – сказал он. – Вот так легко. Я этого не понимаю. Взяла, да и оборвала все связи, раз и все.
Я не ответила.
– Ни тебе "почему", ни тебе "зачем". Просто перестала к телефону подходить, когда я звоню. – И выругался. И заорал: – А что твой муж возвращается, я вообще только из газеты узнал, из газеты этой проклятой! Дерьмо собачье! Так нельзя делать!
Я молчала.
– Не знаю, что и сказать. Не могу понять, как такое возможно, – повторял Мирко.
Возникла пауза.
– Ты меня слышишь? – спросил он наконец.
– Да.
Больше я ничего не сказала, а что мне было сказать?
Мирко послал меня куда подальше. И разъединился – завершил звонок.