– Если понадобится, Костик, я обо всём расскажу! Мне ничего не жаль, и за себя я не боюсь! Лишь бы этих мерзавцев найти!
Именно после этого разговора и вселилась в Костю лихорадка страха, не отпускающая, не дающая расслабиться. Не помогали даже загулы в казино и ночных клубах.
Барков так же, как и сыну Олегу, вручил Косте пистолет с документами, оформленными на него. Костя взял и постоянно стал носить с собой. Ему не было смешно: мол, сам от себя отстреливаться! Ощущение оружия не возвратило ему уверенности, но прибавило злости и агрессивности. И эти два чувства прикрыли его, словно бронежилетом: саму опасность не ликвидирует, но позволит выжить…
В последние дни особенно сильно стал раздражать Костю Олег. Кузена он никогда не любил. Когда Олег ещё постоянно жил рядом, считал его папенькиным сынком и мямлей с кучей комплексов. И хотя мальчишка занимался восточными единоборствами, стрельбой, фехтованием, гонял, как бешенный, на своём мотоцикле, Костя прекрасно видел, как за всем этим внешним совершенством прячется неуверенность, незащищённость, дурацкая доверчивость и вера в идеальную дружбу. Костя был циничен, гордился этим, а брата презирал. Теперь, когда Олег пожил два года самостоятельно за границей, Костя конечно же сразу понял, что мальчишка сильно изменился. Особенно злило его, что Барков-младший остался таким же открытым, доброжелательным и склонным верить людям. Но при этом в нём чувствовалась сжатая, как пружина, сила: как будто он верил, что можно прожить вот так – спокойно, прямолинейно, делая своё дело и ничего не боясь! Сам Костя был убеждён в другом: если не ловчить, не интриговать, не быть умелым притворщиком, – тебя съедят другие, более ловкие хищники. Жизненная хватка – вот главное! Олежке можно быть спокойным – он ведь наследник! Костя же втайне – не от себя, конечно, а от других! – всегда надеялся, что он со временем сумеет перехватить всё барковское дело, легко отодвинув недотёпу Олега. Теперь он чувствовал угрозу и с этой стороны: когда ловил взгляды Олега, казалось, – тот видит его насквозь…
А тут ещё, приехав, причём не просто, а на похороны мачехи, он сразу подцепил себе какую-то девчонку! Костя и сам не мог понять, почему это так бесило его. Ведь не моральная же сторона дела! Может, оттого, что сам он лишился Инги – женщины, которую единственно любил. Что с того, что он сам её и убил? О, он знал, что совершенно в этом не виноват: Инга поставила его перед выбором – погибнуть или спастись. Любой на его месте выбрал бы спасение! Но он всё равно её любил, глупую мерзавку, так всё запутавшую! Да, любил и страдал, а тут, на его глазах, баловень судьбы Олежка, ходит повсюду с этой девчонкой, держит её за руку, смотрит счастливыми глазами… Девочка, правда, хороша: высокая, гибкая, всё при ней, тёмные волосы, подстриженные каре, блестящие глаза… Господи, да она же на Ингу похожа – тот же тип! Вот ещё почему так злит Костю эта влюблённая парочка! Но есть и другая причина: он заметил, что девушка поглядывает на него слишком пристально, словно что-то знает… Да что она может знать! Просто Олег что-то наплёл… А она, похоже, умная стервочка: окрутит Олега со всеми барковскими капиталами. И уж тогда к ним ему, Косте, не подступиться…
В эти дни Косте несколько раз приходила в голову мысль: "Вот бы убрать Олега! Убить! Ещё одна жертва террористов!" Несерьёзно, конечно, – так, мелькала, словно шутка или парадокс. От безысходности, от ощущения затравлености. В романах, в детективах Костя встречал расхожее утверждение: тот, кто один раз убил – второй раз идёт на убийство уже легко. Нет, это было неправдой! Ему хватило одного раза, он ни за что не хотел бы повторить подобное! Не мог представить, как душит, топит, бьёт камнем или ножом Олега, или даже нажимает на курок – стреляет тому в голову! О, нет! Но ведь есть и другие варианты: совсем не обязательно самому убивать, это могут сделать другие люди – по заказу. А сказать: "Убей!" – совсем не то, что убивать самому. И, если уж на то пошло, среди его знакомых есть один человек… Костя слышал разговоры о том, что под ним – целая организация, занимающаяся экстремальным бизнесом – рэкетом, выбиванием долгов. А такие наверняка и за дела покруче тоже берутся…
Однако, Костя прекрасно понимал: это теоретические размышления. А за мысли и даже мысленные планы – не судят. В конце концов, попробуй найди хотя бы одного человека на земле, который мысленно не расправлялся жестоко со своими обидчиками, недругами или просто не симпатичными ему людьми! Пока мысли остаются мыслями – это не преступление. Вот когда они начинают воплощаться… Да и то, на стадии подготовки – это тоже ещё не преступление… Костя вспомнил роман писателя Теодора Драйзера "Американская трагедия". В своё время его поразил парадокс этого романа: совершил главный герой преступление или только готовил его? А в самый последний момент передумал убивать девушку, но тут – случайность, лодка переворачивается, она тонет. И получается, что его судят не за преступление, а за его задумку и разработку. Или, всё-таки, убил? Как его звали? Кажется, Клайд… Вот так и он сейчас – думает, что хорошо бы убить Олега, даже знает к кому за этим обратиться. Но он ведь не дурак: если смерть Инги вон как взбудоражила Вадима – на всё готов, даже в ущерб себе, то уж смерть сына… Нет, это ни к чему!
Нескончаемый круговорот всех этих воспоминаний, проектов, попыток мысленно переиграть прошлое и вообразить будущее, оправдать себя и обвинить всех вокруг, изматывали Костю. Но он держался – врождённая артистичная натура. Конечно же он думал, и не раз, о том, что можно взять и уехать к отцу – в любой момент. Но он прекрасно понимал – это вариант на самый критический случай. Ведь на последней встрече отец ясно и недвусмысленно дал ему понять: он должен проявить себя! Только тогда он сможет стать равноправным партнёром и отца, и Рудольфа Портера. Сбежать сейчас – только опозорить себя! Его никогда не станут считать равноправным партнёром, так и останется на всю жизнь мальчиком на побегушках. Он словно бы наяву представил разочарованный взгляд отца и снисходительно-удивлённый Руди Портера: что за паника, ведь человек, претендующий на звание "акула безнесса", постоянно попадает в сложные ситуации. Его отличие от мелких рыбёшек как раз в том, что он не бежит, всё бросая, а находит выходы, "съедает" противника! Вот если бы суметь "съесть" Вадима!.. Но куда там! Он, Костя, даже не сумел вытащить из Баркова миллион, всего лишь четверть этой суммы! Нет, думать о побеге слишком рано.
Впрочем, Костя был убеждён: если таки придётся бежать – отец примет его и поможет. И, в конце концов, четверть миллиона долларов тоже сумма приличная. А там, кто знает: может быть он сумеет её удвоить… хотя бы.
Изо всех сил Костя старался выглядеть и держаться, как обычно, как всегда. Но лихорадка и нервное напряжение его подвели. Когда вечером он подъехал к Вадиму, в дверях столкнулся с Олегом и его девчонкой. Пропустив девушку вперёд, кузен задержался в прихожей, как-то странно посмотрел на Костю и спросил:
– Ты болен?
– С чего ты взял?
Олег пожал плечами:
– Значит, так сильно переживаешь смерть Инги? Не ожидал… Даже отец, и тот выглядит лучше.
Когда за братом закрылась дверь, Костя посмотрел на себя в зеркало. И впервые испугался: он был бледен, с ввалившимися щеками, потрескавшимися сухими губами и глазами, как у загнанного волка. А на другой день, в банке, он столкнулся, выходя из кабинета Вадима, с подполковником Кандауровым. Тот приостановился, посмотрел, как показалось Косте, слишком пристально, и вдруг спросил:
– Я слыхал, что вы, Константин, бывали не только в Швейцарии, но и в Австрии? А в Инсбрук заезжать не приходилось? Там прекрасная горнолыжная трасса. Вы не катаетесь? А я вот любитель. – И протянул мечтательно: – Хотелось бы побывать…
Костя не помнил, что ответил милиционеру, ушёл слишком поспешно. Сердце колотилось, на лбу выступил холодный пот! Ох, не случайно сыщик заговорил об Инсбруке! Таких случайностей не бывает! Ведь именно там – вилла Руди Портера… Нет, надо скрываться, уезжать!
Теперь уже настоящая паника охватила Костю. Он готов был рвануть в аэропорт прямо сейчас! Чтобы хоть немного успокоиться и обо всем толком подумать, он вышел из банка и зашёл в небольшое кафе напротив. За чашкой кофе и рюмкой коньяка он всё хорошо продумал. Настолько хорошо, что даже легонько засмеялся, довольный собой. Да, теперь он не сомневался: нужно исчезать, но делать это по-умному. Так, чтобы его даже не стали искать. План – рискованный, но очень остроумный, – уже начал вырисовываться в его воображении.
Глава 25
Мобильный телефон нежно пропел первые такты какой-то очень знакомой мелодии. Эта новинка появилась у Кандаурова недавно, от Баркова, конечно. И все эти дни он тщетно пытался распознать мелодию. Но, может быть оттого, что она проигрывалась в несколько убыстренном темпе и выше по звучанию, ему угадать не удавалось. Как раз сегодня вечером он должен был увидеться с Ольгой – она музыкант, она сразу узнает…
Викентий быстро достал из кожаного футляра аппарат, нажал кнопку. "Барков, наверное", – успел подумать он, поскольку именно Барков в основном и звонил по мобильному. Но нет, в трубке послышался голос капитана Ляшенко.
– Викентий Владимирович, – произнёс тот. – У меня для вас есть сообщение… Чрезвычайное…
В голосе сразу чувствовалось сдержанное напряжение.
– Говори, Антон, я слушаю.
После небольшой паузы Ляшенко чётко и коротко доложил:
– Только что по сводке сегодняшних происшествий прошло сообщение: найден разбившийся и сгоревший автомобиль "Мерседес" со сгоревшим в нём человеком. Номер автомобиля уцелел, по нему установили владельца. Это – Константин Эдуардович Охлопин… Я подумал – вам надо об этом знать как можно скорее… Вы слышите меня?
– Да, Антон. Подожди… Всё, осознал! Где это случилось?
– По западной окружной дороге, на шестидесятом километре есть ответвление старой трассы, один её отрезок проходит вдоль оврага. Машина упала в овраг. Я как раз сегодня дежурный по городу, сейчас выезжаю на место происшествия.
– Хорошо, – быстро сказал Кандауров. – Я тоже подъеду, жди меня.
Звонок застал его на улице, на троллейбусной остановке. Быстро пройдя немного вперёд, он стал останавливать такси. Сейчас появилось много частных машин с самодельными нарисованными шашечками. Будь Викентий в форме, такой таксист объехал бы его далёкой дорогой, поскольку большинство из них работали без лицензии и счётчика – по простой договорённости. Теперь же очень быстро подрулил к нему несколько потрёпанного вида "Москвич", владелец, услышав, что нужно ехать за город, заломил хорошую цену. Но Кандауров кивнул, сел, и они поехали. Когда свернули на окружную трассу в западной части города, он вспомнил: эта дорога ведёт в посёлок Курортный на большом водохранилище, которое в обиходе называется "городским морем". Там у Вадима Сергеевича Баркова есть дача – два года назад Викентия привели туда необычные обстоятельства, и именно там он впервые увидел Олега Баркова… Уж не на дачу ли ехал Константин, когда случилась эта авария? Впрочем, одёрнул себя Кандауров, машина Охлопина, а вот кто в ней был и погиб – ещё неизвестно. Логика всех событий, конечно, подсказывает, что сгоревший в машине человек – племянник Баркова. И от этой мысли сердце подполковника сжимала тревога, одновременно гнетущая и будоражащая…
На 60-м километре от основной трассы уходила в сторону старая грунтовая дорога. Викентий вспомнил: раньше там был небольшой хутор – отделение местного колхоза. Но потом он опустел, дорога к нему давно не ремонтировалась, превратилась в сплошные рытвины и колдобины. И хотя, свернув на грунтовую, можно было сократить путь до Курортного, почти никто так не ездил – кому охота было портить покрышки, особенно на иномарках! Да и к тому же экономия времени казалась только видимостью: по хорошей трассе, на хорошей скорости к Курортному доезжали быстрее. Почему же Охлопин, на "Мерседесе", свернул всё-таки на грунтовку? Может быть, очень спешил, вот и соблазнился?..
У поворота таксист остановился – ему очень не хотелось ехать по разбитой дороге. Кандауров не стал спорить – он увидел, что сзади приближается милицейская машина. Это был капитан Ляшенко с бригадой, Кандауров присоединился к ним. Когда впереди показался подъём с крутым склоном, они увидели наверху ещё одну милицейскую машину.
– Из Курортного, – сказал Антон. – Сообщение поступило им, а они, прибыв на место, уже позвонили нам, чтобы по номеру узнать владельца.
Машина лежала внизу, в овраге – вернее то, что осталось от машины. Капитан местного отделения милиции козырнул, приветствуя Ляшенко. Кандаурова, который был в штатском, он видимо принял за одного из экспертов.
– Тут картина ясная, – сказал он, снимая фуражку и вытирая лоб платком. – Машину занесло, а ограждения давно порушены. Летел, переворачиваясь, от удара бак лопнул, бензин стал выливаться, вспыхнул. Вон, ничего почти не осталось… Хорошо, если этот бедолага уже мёртвый был, а не горел заживо… До вашего приезда тут ничего не трогали.
– Кто сообщил? – спросил Антон.
– Пацаны местный. Шли от пруда, с рыбалки. Говорят, машина уже догорала… А ведь могли ещё не скоро увидеть, даже завтра или послезавтра. Место безлюдное.
– Скажите, – обратился к капитану Кандауров. – Каким образом вы узнали номер машины? Там же, я вижу, всё выгорело!
Тот наклонился, показал пальцем вниз, в сторону.
– А вон, глядите: кусок задника уцелел. Наверное, когда машина вниз катилась, его сорвало, отбросило далеко – огонь не достал. А на нём как раз номер.
Внизу, у машины, уже ходили приехавшие с Антоном криминалисты.
– Пошли, – кивнул Кандауров. – Посмотрим.
Ему приходилось видеть людей, сгоревших в огне. Но привыкнуть к подобному зрелищу, наверное, трудно даже профессиональным пожарным… Тело лежало в машине. Но поскольку от неё остался только чёрный покорёженный остов, погибший был хорошо виден. Нет, он не был похож на человека – как будто подобие скрюченной фигуры, вырезанной из обугленного дерева! Чёрное, пахнущее гарью тело, с полусогнутыми конечностями, которые трудно назвать руками и ногами… Викентий отвернулся, непроизвольно отойдя на несколько шагов. Ему стало не по себе! Неужели это в самом деле тот красивый молодой человек, с которым он встречался совсем недавно! Одно дело, видеть обезображенный труп незнакомца, и совсем другое – того, кого знал, с кем разговаривал…
Вместе с Ляшенко он вновь поднялся наверх и некоторое время смотрел оттуда, как около машины деловито сновали специалисты из пожарной лаборатории, врач и санитары, фотограф, криминалисты. Видел, как тело осторожно достали из останков машины, упаковали в чёрный пластиковый мешок. Подошёл знакомый следователь прокуратуры, пожал обоим оперативникам руки.
– По всем признакам – несчастный случай. Но если эксперты засомневаются, надо будет заводить дело. В этом случае, кто будет вести расследование? Наверное вы, подполковник?
– Скорее всего, – кивнул Кандауров.
Он не стал говорить о том, что находится в отпуске, и о том, что лично знает погибшего – если, конечно, это Константин. Зачем! Пусть всё выяснится окончательно. Но сначала он поедет к Баркову, узнает – а вдруг, на счастье, племянник жив! Если же нет, он сам, первый, расскажет Вадиму Сергеевичу о несчастье.
Викентий не испытывал комплекса вины. Он никак бы не смог предотвратить трагедии, для этого нужно было найти убийц-шантажистов. Он же, глубже вникая в расходящиеся, как круги на воде, связи Баркова, понимал, насколько задача сложна. Сейчас, стоя над обрывом и глядя, как медленно поднимают вверх на носилках тело погибшего, он ощущал какое-то странное недоумение. Зачем нужно было это убийство? Так же, кстати, как и убийство Инги Барковой? Ведь банкир согласен на все условия, перевёл деньги… Теперь он не станет этого делать! А если дело не в деньгах? Если шантаж – только прикрытие истиной цели? Например, жестокой мести? Или совсем просто: смерти жены и племянника Баркова – в самом деле случайны… Хотя, нет: в гибели Инги есть необычные моменты, есть!
Словно подслушав его мысли, Антон спросил:
– Так что, Викентий Владимирович: жена, племянник… Кто же следующий? Сын?
Кандауров скупо усмехнулся. Да, связь очевидна, к тому же Антон знает и о дяде Баркова… А что, если и вправду какой-то фанатик-мститель отстреливает всю семью банкира? Получается, в самом деле под угрозой Олег…
Снизу послышались возбуждённые возгласы, эксперты сгрудились у машины, потом один из них поднял голову и призывающе стал махать рукой. Оба офицера вновь сбежали по склону на дно оврага.
– Смотри, Антон! – Криминалист из бригады Ляшенко протягивал на ладони, затянутой в резиновую перчатку, пистолет – сильно обгоревший, но даже и теперь узнаваемо современный, из новых моделей.
– Интересно! – Капитан осторожно взял оружие, разглядывая, потом передал Кандаурову.
– Я считаю, товарищ подполковник, – криминалист уже обращался к Викентию, – что из этого пистолета или стреляли в погибшего, или это его оружие, и тогда он сам чего-то опасался. Кто знает, может быть это не случайная авария!
Кандауров кивнул и опустил пистолет в протянутый ему пластиковый пакет. Сердце тоскливо сжалось: он знал, что у Константина Охлопина было оружие – вот такой точно пистолет…
За три дня, прошедшие после аварии, Барков разительно изменился. Волосы словно бы сразу поредели, потускнели, в них сильно проступила седина. Щёки его запали, а в глазах уже не было того решительного беспощадного блеска, каким они горели после смерти Инги. Гибель Константина словно погасила его жизненные силы и уверенность в себе. Похоже, он во всём винил себя, и Кандауров убедился в этом, столкнувшись с Вадимом Сергеевичем у входа в подъезд. Тот выводил, обнимая за плечи, заплаканную женщину, и Викентий услышал, как он приговаривает:
– Не уберёг я его, Люсенька, не уберёг!
"Сестра, – догадался Викентий. – Мать Константина".
Барков посадил сестру в машину, стоял, ссутулившись, глядя во след. Они поздоровались, поднялись в квартиру. Барков и разговор начал с обвинений самого себя.
– Я всё думаю: что я не так сделал? Чем спровоцировал их? Надо было всю сумму сразу им перечислить! А я побоялся подставиться, раскрыть свои секреты, попасть на заметку вашим органам! Господи, да пусть бы всё огнём горело!
– Но ведь "они" и не ставили такое условие – все деньги сразу, – осторожно сказал Кандауров. – Наверное, понимали, что это опасно.
– А я думаю теперь – проверяли меня. А пострадал Костик, такой молодой, милый мальчик!
В первый день ещё была надежда на то, что в машине случайно оказался другой человек – например, угонщик. Но поскольку Константин не объявился, мобильный телефон его не отвечал, да и найденный пистолет принадлежал именно ему, – все сомнения отпали. Кандауров пришёл к Баркову рассказать о результатах экспертизы. И начал с главного:
– Вадим Сергеевич, ваш племянник был сильно пьян. Наши специалисты говорят, что слово "сильно" – это ещё слабо сказано. В такой стадии опьянения просто невероятно, как он добрался из города до места аварии! Возможно, когда выехал, выпил слегка, а добавлял уже в дороге. Машину наверняка гнал, хотя координацию уже не контролировал. А там как раз обрыв, занесло, и – вниз…
– Это на него так подействовала вся эта история, и смерть Инги, и страх за себя, – угрюмо сказал Барков. – Он ведь был очень осторожный, рациональный и трезвый молодой человек. Пил умеренно и за руль выпившим не садился.