– Есть идея, Викентий Владимирович! Я уже думал над этим! – У Антона возбуждённо загорелись глаза. – Нужно сделать вид, что Олег Барков избит и находится в больнице. На этом мы можем Грубина поймать, он ведь за последнее время привык к комфортной жизни, разнежился – автомобиль, сауны, девочки молоденькие, жратва из-за границы… От такого так просто не откажешься, не захочешь возвращаться на нары и к параше даже ради близкого приятеля. А если не близкий, то тем более…
– Идея хорошая, – кивнул Кандауров. – Нужно продумать детали… И потом, таким образом мы выводим из-под удара Александра Соколина, а это тоже важно.
…Особнячок, где располагалась сауна, был красив – двухэтажный, фигурного кирпича, с аркой во внутренний дворик, забранной в кованую решётку. Тяжёлые двери из дуба и тонированного стекла заперты наглухо, на них – кнопка звонка и система слежения. Увидев это, Викентий усмехнулся иронично: сауна резко выделялась среди заброшенных, полуразрушенных строений городского стадиона – бывшего катка, пустого зимнего бассейна, заросшего бурьяном футбольного поля… Впрочем, рядом шло какое-то строительство, похоже – современного большого теннисного корта. Викентий вспомнил слухи о том, что стадион собирается купить кто-то из новоявленных миллионеров. В этом случае, конечно, всё отстроят: и бассейн, и футбольное поле, и велосипедный трек. Но вот сможет ли молодёжь, как прежде, бегать сюда в спортивные секции и команды? Вряд ли: это всё станет дорогим и элитным – для избранных. Как эта сауна.
Он позвонил и стал ждать, спокойно глядя в объектив следящего устройства. Наконец щёлкнул замок, дверь приоткрылась, перед ним очутились два молодых человека в строгих костюмах. У одного, пониже ростом, волосы были гладко стянуты и перехвачены резинкой в хвостик, второй был коротко стрижен и широкоплеч. Они ничего не спрашивали, молча смотрели.
– Передайте господину Грубину, что подполковник Кандауров имеет к нему разговор, – сказал Викентий коротко, одновременно доставая сигарету, закуривая и садясь на скамью тут же, у входа.
С утра его сотрудники "пасли" Грубина, и когда доложили, что тот отправился в сауну, Кандауров подождал около часа – пусть "Лом" спокойно попарится, – и пошёл его навестить. Прошло минут пятнадцать, и он решил уже вновь звонить в дверь, но тут она отворилась.
– Прошу вас, я провожу, – вежливо сказал молодой человек с хвостиком.
За ним Викентий миновал вестибюль, нагнулся, проходя в невысокую дверь, и неожиданно очутился на кафельном бордюре бассейна. В нём с визгом плескались четыре или пять девушек. Со спин они казались обнажёнными, но когда поворачивались, было видно, что на них есть купальники – по три пёстрых лоскутка, всё-таки что-то прикрывающих. В нескольких шагах от себя Кандауров увидел столик с напитками и фруктами, кресло, а в нём – крупного благообразного старика в махровом халате. Увидев подполковника, старик сказал что-то сидящей рядом девушке, та послушно встала и ласточкой нырнула в бассейн.
– Господин Кандауров, прошу, не стесняйтесь! – Старик призывно махнул рукой.
Он улыбался, и именно по этой улыбке Викентий понял: перед ним всё тот же "Лом" – главарь разбойных банд, налётчик, рецидивист! Хитрый, жестокий, неисправимый. Да, теперь он респектабелен и вальяжен, вместо прежней золотой фиксы сверкает фарфоровой белизной вставленных зубов. Но искреннюю улыбку, как в сказке о проданном смехе, не купишь! Потому и улыбается Грубин как всегда – словно скалится.
Викентий отодвинул шезлонг, мокрый от тела сидевшей в нём наяды, и тут же молодой человек подставил ему стул.
– Удивлён вашим визитом, но рад. Согласитесь, я принимаю вас лучше, чем вы меня – в прежние времена.
– Да, теперь время ваше. Но я не на приём и не в гости, по делу.
– Все наши дела остались в прошлом, в далёком прошлом! Да, когда-то ещё ваш папаша, Владимир Дмитриевич, гонялся за мной.
– И ловил.
– Верно, – ухмыльнулся Грубин, – ловил. Но когда это было! Я уже старый человек, почиваю на лаврах. Вот, девочками любуюсь молоденькими… А вы небось думали, что развратничаю, с голыми бабами барахтаюсь? – Он вдруг тоненько захихикал. – Нет, я люблю, когда тельце прикрыто, так, легонечко, но прикрыто. Меня это больше возбуждает! А вас, господин Кандауров? Может, окунётесь в водичку, поплаваете?
Кандауров смотрел в лицо Грубина и видел в глазах того беспокойную злость. За болтовнёй скрывалась нервозность, а Викентий помнил, что "Лом" всегда был подвержен припадкам истерии. Его собеседник, видимо, уловил во взгляде подполковника тень воспоминаний, потому что вдруг сказал:
– Согласитесь, насколько приятнее обращение "господин", чем "гражданин"!
Кандауров сдержано улыбнулся:
– Это можно легко исправить… Если, конечно, вы, Грубин, не захотите помочь следствию.
Бандит – он всегда бандит, особенно такой матёрый, как "Лом". Кандауров увидел, как при слове "следствие" Грубин дёрнулся, лицо его перекосило. "Сейчас забудет всё своё вежливое обращение, перейдёт на привычную феню…" – мелькнула мысль. Викентий помнил, каким махровым тюремным сленгом умеет изъясняться "Лом". Однако Грубин сдержался, только голос, до этого бархатно-покровительственный, стал хриплым.
– Напрасно волну гоните, подполковник! Что было, всё в прошлом. У меня легальный бизнес – охранное агентство, мотогоночный клуб… Да вы же знаете сами!
– Знаю, – согласился Кандауров. – Твои, "Лом", парнишки-охранники избили третьего дня одного молодого человека. Сильно покалечили, в больнице лежит.
– Наговариваешь, начальник, – глаза у Грубина сошлись в щёлочку, проступили скулы. – Я такими делами не занимаюсь!
– Занимаешься, занимаешься… И не только такими. А мы, Грубин, точную информацию имеем, от одного твоего человечка. Твои это парни, из команды Макса.
– Кто стучит, с-сука!
Грузный седой старик приподнялся, опираясь на подлокотники, полы дорогого халата разошлись, стали видны худые голые ноги с перекрученными сухожилиями и набухшими венами.
– Нервишки у вас, господин Грубин, шалят. Сядьте, сядьте, а то ненароком апоплексический удар хватит.
– Не докажите! – сказал Грубин, плюхаясь в кресло и успокаиваясь так же мгновенно, как и взвинтился: Кандауров хорошо знал это чисто уголовное умение.
– А я и не стану ничего доказывать. Я просто сообщу эту информацию отцу избитого парня…
Грубин сразу уловил особую интонацию подполковника, спросил осторожно:
– А кто его отец?
– А вы, значит, не знали, на кого псов спускали?
– Говорю, я ни при чём! – вновь взвизгнул Грубин.
– Ну-ну, спокойно! Верю, могли и не знать… Банкир Барков – слыхали? Человек с такими деньгами купит лучших снайперов и перестреляет твоих людей. Но первым убьёт тебя, "Лом"!
– А вы, значит, господин Кандауров, подполковник милиции, на такое пойдёте? Тайну следствия разглашать станете, причём специально?
– Какое время, такие и песни, – спокойно улыбнулся Викентий. – А я человек простой, простодушный: проговорюсь ненароком, случайно…
Грубин молчал, пристально разглядывая Кандаурова. Викентий взял высокий стакан, из которого не допила сок девушка, выплеснул остаток в бассейн, налил из пластиковой бутылки минеральной воды, прополоскал стакан, потом налил ещё раз и стал пить маленькими глотками, с наслаждением. Наконец старик прервал паузу.
– Я так понимаю, вы пришли сюда, ко мне, не для того, чтоб это сообщить. Говорите прямо, мы ведь давно знакомы. Вы сказали "помочь следствию"? Так, может, договоримся?
– Не хотелось бы мне с тобой, "Лом", ни о чём договариваться, но… Ты прав: есть дело поважнее на данный момент, чем твои художества. Кто заказал избить сына Баркова? Мне нужен этот человек! Назови, и я не стану даже искать прямого исполнителя заказа – твои боевики меня сейчас не интересуют. В конце концов, два парня могли просто подраться – из-за девушки, например…
Викентий увидел, как расслабился Грубин, руки отпустили подлокотники, мышцы лица оплыли.
– А я не знаю его, – сказал он почти весело. – Он не назвался, я не спрашивал.
Кандауров сразу понял – не врёт, но всё-таки сказал недоверчиво:
– Это что же, незнакомому человеку и такую услугу?
– Во-первых, он заплатил! – оскалился в усмешке Грубин. – И потом, я человек опытный, сразу понял, что не подсадной от вас. Поверьте, если бы речь шла о мокрухе, ни-ни, я бы даже разговаривать не стал. А так… проучить человечка, может даже ему на пользу, за хорошие деньги…
Наткнувшись на взгляд Кандаурова, Грубин сразу перестал хихикать, поднял ладони:
– Разговор у нас один на один! Если что, я откажусь – ничего не знаю!
– Рассказывай подробно, – резко оборвал его Кандауров. – Где встретились, что он говорил, как выглядел! Глаз у тебя зоркий, я знаю, так что не упускай ни одной мелочи!
… Викентий ехал на такси за город, в сторону "городского моря" и посёлка Курортного. Но не на дачу Барковых, а в расположенный недалеко санаторий военного ведомства. Именно там решили на время спрятать "жестоко избитого" Олега. Поначалу он было воспротивился: это же он не сможет видеть свою девушку каждый день! Но, к счастью для Кандаурова, Арина Антонова сразу поняла, какая опасность грозит Олегу, сама уговорила его пожить некоторое время в санатории. Кандауров с улыбкой вспомнил: девочка оказалась авантюрного характера! Сама придумала и предложила: ходить ежедневно с передачами в ту больницу, где, якобы, лежит покалеченный Олег. И ходила вот уже два дня – утром и вечером, причём вечером оставалась там подолгу, а апельсины, бананы и йогурты оставляла больным, с которыми там познакомилась.
Кандауров курил и смотрел в окно на ровные посадки тополей. Он всегда закуривал, садясь в машину – какой-то условный рефлекс. Наверное это помогало ему размышлять: в поездке он не любил разговаривать, молчал, анализировал события и нередко именно в это время находил решения. Сейчас он думал о Константине Охлопине, и не только потому, что приближался к повороту на шестидесятый километр.
Грубин описал ему "заказчика": молодой человек, высокий, русоволосый, сероглазый, обаятельный. Сказав именно так – "обаятельный", – старый рецидивист ухмыльнулся и добавил более ему привычное:
– Красюк, девки на таких виснут.
То, что этот человек не из криминальной среды, Грубин был уверен.
– Когда я уточнил, точно ли он хочет сделать клиенту "гуляш по почкам" или всё-таки "грохнуть" – вижу, он сначала глазами похлопал, но потом понял. Но не потому, что знает феню, а просто догадливый. Нет, этот не из наших – образованный, богатый, разговор книжный.
Сначала Грубину показалось, что "заказчик" совсем молод – года двадцать два – двадцать три. Но поговорив, понял – скорее под тридцать. И хотя парень пытался выдать себя за посредника, по-своему проницательный Грубин ему не поверил, хотя вида не подал.
– Злость у него большая на клиента была, – сказал он Кандаурову уверенно. – Я бы даже сказал ненависть. К посторонним таких чувств не испытывают…
Конечно же, в памяти Кандаурова сразу всплыл рассказ Олега: Костя, зло высмеивающий Баркова, не скрывающий своего недоброго чувства к брату, обхаживающий Ингу… Костя, который и ему показался наигранным, фальшивым… Костя, обгоревший до неузнаваемости… Нет, он не мог говорить об этом с Барковым – это было бы бесполезно, лишь во вред. А вот с Олегом…
Молодой Барков занимал трёхкомнатный номер-люкс. Раньше его отдавали только большим военным чинам, теперь же он всё равно пустовал, как, впрочем, и большая часть помещений санатория. Военное ведомство переживало трудности, армия сокращалась, офицеры месяцами не получали зарплаты. Дошло до того, что места в престижном некогда санатории стали сдавать посторонним людям – тем, кто мог оплатить сильно подорожавшие путёвки. Однако желающих оказалось гораздо меньше, чем на то рассчитывали: те, у кого водились хорошие деньги, предпочитали отдыхать по заграничным курортам, а лечиться в приморских санаториях. Вадим Сергеевич оплатил номер за неделю – именно такой срок решено было определить на лечение "избитому" Олегу, прежде чем "выписать" его домой. Вместе с Олегом жил одетый в штатское сержант милиции – Кандауров сам приставил к нему одного своего подчинённого, толкового и хорошо обученного парня. Чтобы Олег как можно меньше появлялся на людях, было сказано, что он нездоров, и его "друг Дима" носил ему из столовой еду в судках.
Подходя к корпусу, Кандауров издалека увидел на лавочке сержанта с газетой. Тот не столько читал, сколько держал под наблюдением подходы. Он встал, узнав подполковника, и кивнул на веранду. Викентий понял: там, почти невидимый за диким виноградом, сидел Олег. Молодой человек весело разговаривал по мобильному телефону, Кандауров догадался, что со своей девушкой – Ариной. И точно, Олег сказал:
– Извини, дорогая, тут ко мне пришли… Нет, всё в порядке, это Викентий Владимирович.
Кандауров сразу заговорил о деле.
– Мне, Олег, описали человека, который "заказал" тебя. Надо же! Раньше так говорили только уголовники, теперь же этот термин понятен любому человеку… Послушай, не вспомнишь ли кого…
И он быстро набросал словесный портрет человека, приходившего к Грубину. Олег молчал, лицо его было растерянным. Потом, покачав головой, он сказал:
– Как это странно! Знаете, если бы Костя не погиб, я бы даже не сомневался, что имеется ввиду именно он… Если бы я верил в мистицизм, я бы подумал: мёртвый Костя злится на то, что я остался жить и решил хоть как-то отомстить. И это было бы в его стиле! Но я ведь ни в какие паранормальные явления не верю!
– "Есть многое на свете, друг Горацио…"
– Да, да! "… что не подвластно нашим мудрецам"! Я знаю. И всё же, это смешно: с того света заказать месть!
– Почему же с "того света"? – Викентий сделал интригующую паузу. – Заказ был сделан за три дня до гибели Константина Охлопина, то есть, ещё при его жизни.
Он мог бы сказать Олегу большее: обаятельный заказчик точно указал день, после которого нужно будет покалечить Олега. Ни в коем случае не "до", а только "после". Это был день гибели Константина.
– Ладно, Олег, не ломай голову. Возможно, это совпадение. Твоя задача сейчас – высидеть здесь до конца недели. Крепись!
Однако для самого Кандаурова разговор с Олегом высветил то, что он и так видел, но словно ускользающие в темноте силуэты. Молодой Барков сказал: "… если бы Костя не погиб…", а ещё: "… это в его стиле!" В салоне попутной машины Викентий вспомнил свою бессонную ночь в Гонолулу, когда мысль о Константине Охлопине не давала ему покоя. Тогда он его подозревал в убийстве Инги Барковой – практически без оснований. И вот теперь вновь невольно думает о Косте, как о человеке, нанявшем палача для двоюродного брата…
Ещё старшеклассником Викентий прочёл роман Владимира Богомолова "Момент истины". Его поразило умение главных героев "смершевцев" мгновенно в уме просчитывать самые разные варианты и выбирать единственно верный. Тогда, мальчишкой, он понял, что же такое "момент истины": когда давние знания и те факты, которые ты только что увидел и сумел быстро проанализировать, сливаются в единый сплав-картину, и вдруг становится так понятно то, что ещё минуту назад казалось необъяснимым… В своей оперативной работе Кандауров не раз переживал "момент истины", правда не такой эффектный, как герои Богомолова в августе сорок четвёртого, но не менее волнующий для него самого. Вот как сейчас: он вдруг понял, что произошло с Вадимом Сергеевичем Барковым и его племянником Константином Охлопиным. Не в деталях, конечно! Их ещё предстоит узнать, причём Кандауров понимал, что тут могут быть для него большие неожиданности. Но он понял главную интригу и знал теперь, что будет делать дальше. Когда застал капитана Ляшенко на месте, в рабочем кабинете управления, обрадовался.
– Давай-ка, Антон, вызывай служебную машину, поедем в аэропорт!
– Кого будем искать? – спросил Антон спокойно, словно ждал этого.
– А вот я сейчас тебя удивлю. Племянника Баркова.
– Того, который погиб?
– Ты смотри, не удивил!
– Удивили, Викентий Владимирович, удивили! Это я от растерянности. Бегу за машиной!
Дорога в аэропорт заняла полчаса. За это время Антон сначала терпеливо ждал, что Кандауров сам ему обо всём расскажет. Но тот молчал, курил, пуская дым в приоткрытое окно. Не выдержав, Ляшенко спросил:
– Вы это серьёзно, товарищ подполковник? Думаете, что покойничек улетел?
– Честно говоря, Антон, не уверен. А всё же хочу посмотреть списки улетевших. Не знаю, что в них найду… Может, и ничего.
– Понял! – Антон понял только, что пока Кандауров ему говорить ничего не станет. – За какие дни будем смотреть? И какой маршрут?
– Начнём с того дня, когда Охлопин погиб. А маршрут… – Кандауров помолчал немного, потом улыбнулся. – Швейцарский, на Берн! Я уже один раз проверял подобные списки с надеждой найти в них того же человека. Правда, безрезультатно. Кто знает, может быть и теперь так же… И всё же!
Из городского аэропорта прямые рейсы на Берн производились только один раз в неделю. И как раз в нужный им день. Когда Кандауров услышал это, сердце его на миг сбилось с ритма. Он уловил взгляд Ляшенко, кивнул:
– Да, капитан, волнуюсь.
Он быстро просмотрел небольшой список улетевших пассажиров, сразу понял, что фамилии Охлопина в нём нет. Но взгляд его словно споткнулся о другую фамилию.
– Герхард Клаузер, 29-ти лет, швейцарец, – произнёс он вслух, и от возбуждения стукнул кулаком по столу, за которым сидел в кабинете главного диспетчера аэропорта. – Чёрт возьми!
Он прекрасно помнил эту фамилию – Герхард Клаузер прилетел в Гонолулу за день до гибели Инги Барковой, улетел в Берн вечером, в день её гибели. В его рабочем сейфе и сейчас лежат списки, привезённые из Гонолулского аэропорта, вернувшись, он непременно сверится с ними. Но и сейчас Кандауров был уверен – он не ошибается, не путает фамилию. Нет, такие совпадения не бывают случайными! Где остров Оаху, а где город Харьков! Но и там, и там в Берн улетает некий Герхард Клаузер – сразу после смерти одного из членов семьи банкира Баркова. И он, Кандауров, знает, кто такой этот Клаузер!
Глава 30
Костя не раз в своей жизни убеждался: всё, что ни делается, всё делается к лучшему! Вот его всегда раздражало, что у него нет во дворе гаража. Когда он купил квартиру, ездил ещё на "Ладе", и сразу стал пробивать вопрос о гараже. Но в ЖЭКе упёрлись: во дворе есть несколько гаражей, давно построенных, а для нового – нет места. Детская, площадка, волейбольная площадка, цветочный газон – и всё, места нет! Он начальнику ЖЭКа прямо сказал: "Отстегните мне кусочек волейбольной площадки, я хорошо заплачу!" Видел, что хочется тому взять деньги: мялся, мялся, но так и не решился. Мол, площадка и так маленькая! А стоило заикнуться Косте насчёт газона, так начальник прямо руками замахал: "Что вы, что вы! Тут до вас один хотел там лоток поставить, так все жильцы дома на дыбы поднялись! Нет, я не буду даже и связываться…" Костя пожаловался Вадиму, но тот пожал плечами: "Ставь на платную стоянку, у тебя там недалеко есть приличная".