– Эй, малый, а где хозяин?
Парень мутно глянул на меня, и я понял, что он совершенно и бесповоротно пьян. Мне ничего не оставалось, как обогнуть стойку и пройти под табличку "Посторонним вход запрещен". Парень сделал слабое рефлекторное движение в мою сторону, видимо, пытаясь преградить дорогу, но в этот момент силы оставили его окончательно, и он рухнул прямо на коврик под стойку. Задерживаться ради него я не стал, прошел по узенькому коридорчику до обитой под крокодиловую кожу двери и оказался в личных апартаментах "капитана Сильвера", где обнаружил его самого и роскошную молодую особу с фигурой храмовой танцовщицы в весьма недвусмысленной позе (кажется, "пробуждающаяся лиана" из "Камасутры" или что-то в этом роде). Они были так заняты изучением сей сложной позиции, что даже не заметили моего появления. Мне пришлось громко сказать "гм-м!", дабы обратить на себя внимание.
– А, Кот, наконец-то! – ничуть не смутился Мишка, поднимаясь с огромного "сексодрома", занимавшего почти половину помещения, и натягивая штаны. – Я уже заждался!
– Вижу, – хмыкнул я. – Небось старался изо всех сил?
– А то! – осклабился он и кивнул на продолжавшую лежать в откровенной позе и томно улыбавшуюся нам красотку. – Знакомься, Персик, или Светлана Величко, в натуральном виде, живая и невредимая, как обещал.
– Привет, маленький, – заплетающимся языком мурлыкнула та и протянула мне полную холеную руку, – иди сюда, поиграем!
– В другой раз, красавица! – отмахнулся я и с сомнением посмотрел на Сильвера. – Думаешь, она еще что-то может помнить после такого "загруза"?
– Вспомнит! – пообещал Мишка и бесцеремонно потащил слабо упирающегося Персика с кровати к другой двери, напротив входной, за которой обнаружилась шикарная просторная ванная комната с полным набором необходимых наворотов, включая джакузи.
Прикрыв за Сильвером дверь, я уселся в кресло возле низкого стеклянного столика, заставленного всякой снедью и бутылками с ликером, джином и тоником, и слегка подзаправился, слушая приглушенные вопли и ругательства, доносившиеся из ванной. Я успел ополовинить литровую бутылку тоника и съесть порцию крабового салата с холодными тостами, когда дверь ванной распахнулась и на пороге появился красный как помидор Мишка, вытолкнувший вперед себя тоже румяную Светлану, кутавшуюся в огромное махровое полотенце.
– Вот! Получи и распишись! – шумно отдуваясь, Мишка плюхнулся в соседнее кресло и схватил со стола бутылку джина.
Красотка между тем быстренько шмыгнула в угол за ширму и буквально через минуту вышла уже весьма прилично одетая в модный переливчатый костюм-блонди и полупрозрачную "водолазку". Улыбка и взгляд у нее были теперь вполне осмысленными. Она подошла ко мне и протянула красивую ухоженную руку с длинными пальцами безо всяких следов маникюра.
– Светлана, – приятным низким голосом сказала она и присела на низкий пуфик рядом с моим креслом. – Вы не коп?
– Нет, – ответил я, с удовольствием ее разглядывая. – Меня зовут Дмитрий Котов. Я – репортер уголовной хроники из "Вестника".
– Жаль, – погрустнела Светлана, – тогда вы мне не сможете помочь…
– Думаю, что смогу, – ободряюще улыбнулся я. – Я веду параллельное расследование обстоятельств смерти вашей знакомой – или подруги? – Анны Леонтьевны Закревской, известной как Энни-Шоколадка.
При упоминании имени Закревской Светлана заметно вздрогнула и напряглась. Тогда я, чувствуя как начинают разгораться мои уши, взял девушку за локоть и усадил к себе на колени, приобняв за полные и горячие даже через ткань бедра.
– Я полагаю, так тебе будет спокойнее, – я постарался произнести это как можно равнодушнее, хотя внутри против воли все уже начинало вибрировать и звенеть от близости молодого женского тела. – Расскажи-ка нам, Персик, что же все-таки между вами произошло и почему?
Светлана покосилась на меня, слегка пошевелилась, как бы устраиваясь поудобнее на моих коленях, отчего вибрация и звон внутри организма стали почти физически ощутимыми, потом коротко вздохнула и заговорила.
В целом она подтвердила своим рассказом все, что поведала мне ее товарка Крошка Настя. Да, Энни сначала приветила Величко, обучала ее премудростям "Камасутры", даже жила у Светланы какое-то время. Потом, примерно недели две назад, Закревскую вдруг словно подменили. Она стала агрессивной, подозрительной, раздражалась по малейшему поводу, задирала других "ночных бабочек", скандалила с клиентами. И больше всего доставалось, конечно, Светлане. Несколько раз Шоколадка даже била ее в туалете клуба, а последний раз так, что Величко пришлось дней пять отлеживаться дома, запершись на все запоры и не отвечая ни на стук в дверь, ни на телефонные звонки. Позавчера Закревская снова встретила Светлану в клубе и вновь была прежней: веселой, улыбчивой и доброй. И самое интересное, Энни явно ничего не помнила из своих "художеств", как будто это была не она!
– И вот вчера, – продолжала свою странную и печальную повесть Светлана, прильнув ко мне всем телом, обняв одной рукой за шею и поглаживая как-то по-особенному мочку моего уха, отчего по телу пробегали горячие волны и мужское естество мое отказывалось подчиняться рассудку, – я возвращалась домой примерно в шесть часов вечера и вдруг увидела Энни, выходящую из моей квартиры с какой-то незнакомой молодой женщиной! Я едва успела отскочить обратно за угол и спрятаться в нише мусоропровода. Я испугалась, правда! Подумала, что они приходили за мной, чтобы снова поиздеваться или изнасиловать…
– А откуда у Энни ключ от твоей квартиры? – спросил я, почти естественно прикасаясь губами к коже у Светланы за ушком и чувствуя ответное движение ее тела.
– В том-то и дело, что я ей ключа не давала! – она округлила свои большие фиалковые глаза и выпрямилась, при этом пальцы ее, будто невзначай, забрались в волосы у меня на затылке и принялись легонько поглаживать и массировать кожу. – И эту женщину я раньше никогда не видела!
– Как она выглядела? – мне удалось немного стряхнуть сладострастное напряжение и взять под контроль желания тела. Теперь ласки были приятны, но и только, и не мешали думать и соображать.
– Молодая, лет тридцать, – медленно начала вспоминать Светлана, – высокая, одного роста с Энни, темные пышные волосы, черты лица я плохо разглядела… красивая, но скулы, по-моему, широковаты… Одета была в такой же, как у Энни, светлый плащ и полусапожки… Все.
– Ты в квартиру заходила потом? – я снова был собран и готов к действию.
– Нет! Что ты?! – испугалась Светлана и прекратила свои провокации, видимо, почувствовав изменения в моем настроении. – Я убежала оттуда, как только они ушли, и на такси уехала к тетке в Академгородок. Там и ночевала. А сегодня решилась попросить Мишу помочь, и вот пришел ты!
– Все праильна, – подал наконец голос Сильвер, но язык уже совсем не слушался его, так как за это время "добрый еврей" успел "уговорить" всю бутылку джина. – Щас Кот пойдет с тобой и выпуси-ит кишки обеим б…дям!
– Гут гецухт, кэп! Отдыхай, – я деликатно спустил с колен роковую красотку и поднялся. – А мы с Персиком прогуляемся и посмотрим, что делается в ее квартире. О’кей?
– Зеер гут! Тока верни моего пупсика в цельности и престранности… – он не договорил и захрапел, уронив лохматую голову себе на грудь.
На моей верной "двадцатке" мы добрались до дома Светланы всего за четверть часа. Это был стандартный "монолит" в новом элитном микрорайоне города, окруженном с трех сторон естественным сосновым лесопарком, но, разумеется, чистым, ухоженным и с биотуалетами на каждом перекрестке пешеходных дорожек. Поднявшись на лифте на восьмой этаж, мы осторожно, стараясь не шуметь, подошли к обшитой деревянными "под ясень" панелями двери с обычным механическим замком "Медведь", который, по уверениям криминалистов, до сих пор не удалось открыть ни одному вору, а вот Энни-Шоколадке с ее таинственной "подругой" посчастливилось.
Я отобрал у Светланы ключ и, отперев дверь, толкнул ее рукой. Полутемная прихожая, а также длинный коридор за ней, оказались как на ладони. Я вошел первым, заглянул налево, в кухню, потом прошел на цыпочках по коридору до приоткрытой двери гостиной и наконец остановился перед входом в спальню. Светлана быстренько перебежала ко мне, снова прижалась сбоку всем телом, и тогда я нажал на ручку двери.
Ничего не случилось, квартира оказалась пустой. Никаких следов постороннего присутствия мы не обнаружили. А когда осознали это, давившее на обоих нервное напряжение спало, и мы естественным образом оказались в объятиях друг друга на широкой и низкой софе посреди спальни.
Лишь часа через два мы наконец смогли встать и, по-прежнему не разжимая объятий, нагишом отправились на кухню – желудки обоих настойчиво требовали восполнения потраченных калорий. Там нам все-таки пришлось разъединиться, Светлана принялась хлопотать у плиты, а я от нечего делать прошел в гостиную, потому как заметил там при осмотре стойку с музыкальным центром. Выбрав диск с записью Яны Барышевской, восходящей звезды отечественной эстрады, я вставил его в "сидюк" и тут краем глаза заметил в кресле странный пестрый предмет, наполовину скрытый подлокотником.
Все еще не разобрав, что это, я подошел поближе и увидел… куклу! Несколько мгновений я не мог понять, что так меня в ней удивило, а потом, осознав, остолбенел. Странная кукла была как две капли воды похожа на Светлану Величко! Словно кто-то буквально скопировал женщину, вплоть до крохотной родинки на границе пушистого треугольничка внизу живота и пигментного пятнышка в виде сердца под правой ключицей. Завороженно я поднял куклу, оказавшуюся чересчур тяжелой для своих размеров, из кресла, и у меня тут же возникло знакомое ощущение ледяного сквозняка в затылке – "ветер смерти"! Одновременно с ним появилось не менее удивительное и зловеще-омерзительное чувство, что кукла живая. Я как бы раздвоился. Одна моя половина, загипнотизированная немигающим взглядом фиалковых глаз жуткого создания, покорно готовилась к чему-то, еще более ужасному и непонятному, что вот-вот должно было произойти, а другая, ясная, собранная и решительная требовала от первой: "Очнись! Не смей раскисать!"
И не знаю, чем бы все закончилось, но к реальности меня вернул дикий, душераздирающий вопль Светланы, вошедшей в этот момент в комнату. Я немедленно отшвырнул куклу в дальний угол и протянул руки к прижавшейся от ужаса к косяку девушке. Она тут же бросилась ко мне и буквально повисла на шее, рыдая и бормоча что-то неразборчивое. Раздвоение мое тут же прекратилось, я прижал к себе теплое вздрагивающее тело, погладил Светлану по волосам и сказал слегка осипшим голосом:
– Пойдем, Персик! Все в порядке. Ничего страшного, это просто чья-то неудачная шутка. Разберемся…
Глава 3
…В парке было пусто и тихо. Мир словно лишился всех красок, став черно-белым. Мертвенное сияние редких сутулых фонарей вдоль иссохших сиренью аллей лишь слегка осветляло клочкастую пакость, заполонившую все вокруг. Отсыревшие линялые скамейки сиротливо жались к черным кустам когда-то живой изгороди, а в ее скрюченных лапах запутались комья тумана.
Парапет разоренного фонтана тоже набух и поблек, пришлось подложить под себя толстый номер "Вестника". Я ждал. Неуютное состояние раздвоенности – участие в действии и стороннее наблюдение – ни на миг не отпускало. Я знал, что сейчас что-то произойдет, но не знал, что именно. В таких случаях всегда выручает сигарета.
Фонтан был центром двух главных аллей, и обойти меня было бы мудрено – разве что ломиться сквозь кусты напрямик. Напряжение ожидания физически давило на мозг, и тут боковым зрением я заметил справа на аллее фигуру, почти сливавшуюся с окружающей мглой. Там шла высокая стройная женщина в светлом плаще и пышной гривой волос, ореолом клубящихся вокруг головы.
Странно, но шагов абсолютно не было слышно, хотя ее модные сапожки на шпильках наверняка подкованы. Женщина быстро поравнялась со мной, и я замер, так и не поднеся руку с сигаретой ко рту. Это была Анна Закревская! Энни-Шоколадка, собственной персоной, живая и здоровая!
Она прошла мимо, даже не заметив меня, и свернула направо. Я смотрел ей вслед, пока догоревший окурок "Монте-Карло" не обжег мне пальцы. Анна исчезла в тумане, но я знал, что эта аллея упирается в ограду Института психофизики, поэтому был уверен, что нагоню беглянку. Однако, когда я добрался до высокой чугунной решетки, Закревской там не оказалось. Я быстро огляделся: налево – непролазная стена боярышника, направо – травянистая поляна, за ней – снова боярышник, и там, на ветвях что-то белело.
Это был ее светлый плащ, а рядом на земле валялось черное вечернее платье, о котором упоминала Светлана, сапожки и изящная перламутровая сумочка. Я поднял ее. Деньги и документы на имя Анны Леонтьевны Закревской, включая кандидатский диплом, но сама она будто растворилась в тумане. Нагишом?!.. Куда?!..
Лихорадочно озираясь, я вдруг заметил по ту сторону ограды женскую фигуру, направлявшуюся к темной громаде главного корпуса – Энни?!.. Зачем?!.. Не помня себя, я прыгнул на витую решетку, срываясь и чертыхаясь, вскарабкался наверх, оглянулся еще раз в поисках фигуры, и тут мои кроссовки поехали по мокрому металлу, обожженная рука не выдержала рывка, я полетел вниз головой в серую зыбь и…
Я лежал в полной темноте, на полу, рядом с креслом, из которого выпал. Зверски болел палец, ныло ушибленное при падении плечо, а над ухом верещал и всхлипывал телефон, который я сам же поставил на пол, поближе к креслу, но почему-то не включил автоответчик. Морщась от бегавших по спине мурашек, я ощупью нашел трубку.
– Котов. Я слушаю.
– Какого черта, Митяй?! – рявкнул Олег, как мне показалось, на всю комнату. – То ты оставляешь сумасшедшие послания, то спишь как сурок! Ну-ка, быстро выкладывай, что это за кукла, и куда ты ее девал?
– Быстро только у бурундуков получается, – огрызнулся я, чтобы хоть как-то оправдаться в собственных глазах: позор! сыщик доморощенный! соня мартовская!.. – Олежек, не рой землю и не ломай телефон, а дуй прямо ко мне, сейчас.
– В шесть часов утра?..
– Pourquoi pas? Все равно ведь не спишь, а так узнаешь мно-ого интересного.
– Что-то еще накопал? – уже более миролюбиво осведомился Ракитин.
– И что-то, и кого-то, и даже пиво есть, – я наконец-то проснулся окончательно и даже уселся в кресло с телефоном на коленях.
– А кофе?
– Ну, брат, хотеть не вредно!
– Вредно не хотеть. Ладно. Через десять минут, – он бросил трубку.
Ощупью примостив аппарат на журнальный столик, я прошлепал на кухню, зажег свет и осмотрел ноющий палец – черт побери, самый настоящий укус! Грэг, кошачья душа… Ах ты, засранец этакий!.. Я вытащил из холодильника банку ветчины, не спеша вскрыл ее, достал хлеб и принялся сооружать бутерброды, краем глаза следя за дверным проемом. Расчет оказался верным: через пару минут кот бесшумно влился в кухню, будто оживший кусочек коридорной темноты, и нырнул под стол. Дальнейшее было делом техники, и еще через несколько секунд он уже мохнатым мешочком покорно висел в моей руке с куском ветчины во рту, зажмурившись и поджав хвост. Я не выдержал и вместо того, чтобы прочитать "штрафнику" воспитательную нотацию, рассмеялся. Кот недоверчиво приоткрыл один глаз, потом другой и, уяснив наконец, что наказание отменяется, окончательно осмелел, распушил хвост и решительно потребовал "досрочного освобождения", которое тут же и получил.
Ракитин был, как всегда, точен и голоден. А потому уже с порога взял пеленг на кухню, и теперь сбить его с курса можно было разве что прямым попаданием из базуки. Выглядел он, не в пример мне, бодро, будто спал всю ночь, что, конечно, не соответствовало действительности.
– Та-ак, с чего начнем? – Олег уселся верхом на мой любимый табурет с амортизаторами вместо ножек и, пожирая глазами тарелку с горкой бутербродов и батарею запотевших черных банок с золотыми фазанами на боках, попытался изобразить заинтересованность.
– Со Светланы Анатольевны Величко, двадцати трех лет, студентки четвертого курса филологического факультета нашего достославного университета, – я с невозмутимым видом оседлал стул напротив него.
Ракитин сделал "домиком" свои роскошные брови, рассеянно взял банку с пивом, вскрыл ее и отхлебнул изрядный глоток.
– Ты все-таки обскакал доблестных сыскарей? – он потянулся за бутербродом.
– Ну, это было не так уж и трудно, – я тоже открыл банку. – Просто я заранее договорился с хозяином "Наяд", Михаилом Давидовичем Фуксом, по прозвищу Сильвер, моим старым приятелем, чтобы он сообщил мне, как только появится интересующая меня особа. Ты же понимаешь, что население охотнее общается с журналистами, нежели с представителями власти. Я пообещал, что все останется "for you privat ear", и этого оказалось достаточно. Кстати, что ты сам выяснил о Величко?
– В определенных кругах известна под именем Персик. Блондинка, фиалковые глаза, плотного телосложения, особые приметы – родимое пятно в виде сердца в правой подключичной ямке, любимый напиток – джин с тоником и киви. Начало трудовой биографии: анаша, ночные клубы, незаконная торговля валютой, прощенная в виду малолетства, "динамо"… Короче, полный набор! – Олег снова переключился на ветчину и пиво.
– Я уже рассказывал тебе, что она была подругой, вернее, стажеркой у Энни-Шоколадки? И какие у них вышли недавно "багинеты" с нанесением телесных повреждений по инициативе Закревской? А потом вроде бы все снова наладилось?
– Ну и что?
– Ничего особенного, – я приложился к банке. – Только вот два дня назад Светлана, возвращаясь, по-видимому, "со службы", застала выходящими из ее собственной квартиры Энни-Шоколадку и еще какую-то неизвестную ей женщину: молодую, высокую, темноволосую, скуластую, одетую так же, как и Закревская. Ключей Величко своей наставнице, как она уверяет, не давала. У Персика хватило ума спрятаться и подождать, пока они уйдут, но в квартиру она зайти так и не решилась. Потом она обратилась к своему шефу, то есть Сильверу, с просьбой свести ее с кем-нибудь из представителей вашей конторы для защиты чести и достоинства, так сказать. И Миша Фукс позвонил мне, – я взял с тарелки бутерброд и принялся уплетать его за обе щеки.
– Ерунда! – отмахнулся Ракитин, не забывая отхлебывать пиво. – Они же все – нарки! Твоя Величко просто забыла, как дала Закревской ключ. Ну а что касается третьей…
– Это еще не все! – перебил его я и отобрал банку. – Самое интересное, я обнаружил в квартире Светланы очень странную и необычную игрушку. Куклу.
– И что же в ней странного? – Олег спокойно вскрыл другую жестянку с пивом и тоже взял бутерброд. – Куклы у незамужних и бездетных женщин – не такая уж редкость.