Йона напомнил себе то, что знал о преступнике: как тот приближался к министру иностранных дел, как менял магазин в пистолете, как досылал пулю в ствол, не теряя линии огня.
Париза вернулась, неся на серебристом подносе чай в узких стаканах, сахарницу и две изящные ложечки. Она поставила поднос на круглый латунный столик и села напротив Йоны. Узкие стопы выглядели ухоженными, ногти больших пальцев накрашены золотистым лаком.
– Салима перевели из Халля в Кумлу, – начал Йона.
– В Кумлу? – спросила Париза и чуть одернула свитер. – Почему?
Лицо у нее было живым и умным, взгляд слегка ироничным, словно она устала от абсурдности того, что с ней происходит.
– Не знаю, он не говорил, по какой причине. Но хотел, чтобы вы знали: он больше не может позвонить и никто не может связаться с ним прямо сейчас.
Йона поднес тонкий стакан к губам. Салим Рачен сказал: дождись, пока она предложит хлеб и оливки, и только тогда передавай настоящее приветствие.
– Значит, вы знаете Салима? – Париза чуть склонила голову набок.
– Нет, – честно ответил Йона. – Но его поместили в мой коридор… а в тюрьме лучше держаться вместе.
– Понимаю.
– Я получил увольнение, а в таких случаях люди стараются сделать что-нибудь для других.
Какой-то скрежет заставил Паризу бросить быстрый взгляд в сад. Наверняка в эту минуту через кружевные занавески в нее целился снайпер.
– Так что за новости вы должны передать? – спросила она.
– Он хотел, чтобы я сказал, что его перевели в другую тюрьму.
Париза пролила чай; Йона наклонился и протянул ей салфетку, чувствуя, как скользнула вперед кобура с пистолетом.
– Спасибо, – сказала Париза.
Йона понял, что она заметила оружие. Ее темные глаза посветлели, она ненадолго опустила взгляд, делая вид, что дует на чай, но он понял, что она пытается взять себя в руки.
Пистолет не разоблачал Йону, поскольку в глазах Паризы он уголовник, но ситуация все же стала напряженной.
– Я принесу что-нибудь поесть, – сказала Париза и снова исчезла на кухне.
Йона увидел, как мелкие хлопья пепла, крутясь, опускаются в камин из печной трубы, сверху донесся тихий стук.
Штурмовая бригада пробиралась по крыше.
Мусорная машина, тяжело пыхтя, со скрипом остановилась перед домом.
Париза вернулась, неся чашку оливок и две вилочки.
– Я была очень молода, когда мы поженились, – тихо сказала она и посмотрела Йоне в глаза. – Я тогда только-только приехала сюда из Афганистана, после выборов две тысячи пятого года.
Йона не знал, должен ли он передать приветствие теперь. Париза принесла оливки, но не принесла хлеб. Париза встревоженно глянула в сторону кухни. Снова раздался скрип – это механизм мусорной машины сжал отходы. Со звоном лопнуло что-то стеклянное. Париза вздрогнула и попыталась улыбнуться Йоне.
Его пистолет был самовзводным – если вытащить оружие, то Йона мог бы разрядить его, не передергивая затвор, просто при первом выстреле сопротивление курка было бы больше.
Глава 43
Париза съела несколько оливок; она смотрела на Йону расширенными глазами. Руки опустились на колени.
– Вы, может быть, тоже хотите что-нибудь передать Салиму? – спросил он.
– Да, – помедлив, ответила Париза. – Передайте, что у меня все хорошо и что я с нетерпением жду его освобождения.
Йона взял оливку и увидел, что тени от веток на стене теперь шевелятся в другом ритме. Что-то происходило. Йона кожей ощутил, как бойцы штурмовой группы приближаются со стороны леса. Он не смотрел в окно, выходящее во дворик, и пока не видел их.
– В Афганистане все совсем по-другому… вчера я прочитала статью в "The Telegraph" о международном дне сумасшедших, – сказала Париза и чуть потерла рот. – В лондонском метро сотни людей решили проехаться без штанов. В Стокгольме тоже так делают?
– Не знаю. Думаю, что нет. – Йона посмотрел на большие оливки в чашечке.
Сорока чего-то испугалась и улетела, треща. Под полом скрипнуло, словно в подвале кто-то был.
– Однажды я видела, как нескольких девушек выгнали из бассейна, потому что они отказывались надеть лифчики купальника, – сказала она.
– Да, есть такое движение, – спокойно ответил Йона.
Солнечный зайчик медленно полз по стене за спиной у Паризы. Она взяла телефон, что-то написала и отправила сообщение.
– Я понимаю, что речь о равноправии, – сказала она и положила телефон, – но все же… Зачем показывать грудь всем подряд?
– Шведы спокойно относятся к наготе. – Йона подался вперед, чтобы легче было достать пистолет.
– Однако ездить в метро без штанов здесь никто не хочет, – улыбнулась Париза и нервно провела рукой по ноге.
– Все впереди.
– Ну нет, – рассмеялась Париза, и тонкий ручеек пота протянулся по ее щеке от волос.
– Во всяком случае, шведы, когда выезжают на природу, любят купаться голыми.
– Может, я тоже когда-нибудь научусь, – сказала Париза и выглянула в окно, на лес.
Какое-то время она мечтательно смотрела на деревья. Потом медленно повернулась со странно неподвижной шеей.
Почти намеренно уронила ложечку на пол. Ложечка со звоном подскочила на паркете.
Париза осторожно подняла ее и положила на поднос. Когда она снова посмотрела на Йону, глаза у нее были испуганными, а губы побелели.
Янус предупредил Йону, чтобы тот поднимался в гардеробную и дальше, на чердак, и бежал по крышам к разворотной площадке, куда опустится вертолет.
– Салим был другим, когда мы поженились. – Париза встала. – Свадебная фотография у меня в прихожей.
Йона поднялся и последовал за ней в прихожую – одно из мест, не просматривавшихся снаружи.
Фотография висела на стене у лестницы. Салим выглядел счастливым – белый костюм, красная роза на лацкане. Париза, очень юная, в белом свадебном платье и белом хиджабе. Рядом – друзья или родственники в костюмах и длинных платьях.
– Сейчас у него волос поубавилось, – заметил Йона.
– Да, он стал старше, – вздохнула Париза.
– В отличие от вас.
– Да?
– Кто вот это? – спросил Йона, указывая на немолодого мужчину в костюме.
– Это Абсалон, брат Салима. Он сломался, когда Салим связался с наркоторговцами…
Повисло молчание. Слова Паризы упали медленно, словно осенние листья в пыль.
– Это команда Салима, "ФОК-Фарста", – сказала она, помолчав, и указала на фотографию футбольной команды: молодые мужчины в темно-красных спортивных куртках.
– Хорошо играли?
– Нет, – рассмеялась она.
Какая-то тень скользнула мимо окна к входной двери.
– Остальные фотографии в подвале. – Париза, дрожа, перевела дух. – Посидите на диване, я сейчас вернусь.
Она повернулась, оперлась рукой о стену, открыла дверку и стала спускаться по крутой лестнице.
– Я с вами, – сказал Йона и стал спускаться следом за ней.
Они вошли в тесную прачечную. Стиральная машина, гора трусов на шахматных плитках пола. На столе – простая гладильная машина.
– Фотографии в кладовке, – напряженно сказала Париза и обулась. – Вы можете подождать здесь.
Она прошла по узкому коридору мимо полок с зимней обувью и коробками, прямо к железной двери.
Если Париза прячет кого-то, то именно в подвале, подумал Йона, идя следом за ней.
Когда Париза отперла дверь, он сунул руку под пиджак и взялся за пистолет. Волоски на шее встали дыбом, когда Париза со стоном потянула тяжелую дверь и зажгла свет.
Подземный ход в несколько сотен метров несколько раз покосился, потом свет люминесцентных ламп выровнялся.
– Это общая кладовка для всех домов? – спросил Йона, не зная, продолжает ли приемное устройство ловить сигналы микрофона.
Йона прошел за Паризой по холодному коридору мимо двадцати закрытых железных дверей, свернул налево и оказался в еще более длинном коридоре.
Париза шла быстрым шагом, придерживая хиджаб правой рукой.
Они проходили мимо бронированных дверей бомбоубежищ, мимо вентиляционных барабанов, обмотанных серебристой фольгой.
Наконец Париза открыла мощную подвальную дверь, и они стали подниматься по лестнице мимо мусорных чуланов и наконец вышли в холл.
Дверь на улицу.
Длинный кульверт вывел их на большую улицу, в район многоквартирных домов.
Невысокая горка и качели с ржавыми цепями виднелись на лесной опушке. Кусты шиповника подрагивали под порывами ветра, мусор несло по земле.
Париза подошла к грязному "Опелю", припаркованному возле десятка других машин. Она отперла дверцу, и Йона сел на пассажирское сиденье рядом с ней.
– Знаете… я просто хотел быть вежливым, когда сказал, что хочу увидеть больше фотографий, – пошутил Йона, однако не получил в ответ и тени улыбки.
Глава 44
Париза Рачен сбросила скорость и повернула на шоссе 229. В молчании они ехали мимо промышленных строений и замусоренных перелесков.
Лицо у Паризы было бледным, губы сжаты. Она сидела, выпрямив спину и держа руль обеими руками.
Йона перестал спрашивать, куда они едут. Они уже давно были вне зоны доступа для его микрофона.
Единственное, что он мог сделать, – это попытаться проникнуть в преступную организацию. Возможно, задача Паризы – привезти его в укрытие террористов.
– Не знаю, на чьей вы стороне, но если Салим попросил передать привет от соседа, значит, это важно, – сказала она вдруг, меняя полосу. – Можете ответить, почему вы не передали настоящее приветствие?
– Я не получил хлеба.
– Хорошо.
Они ехали на одном уровне с длинной фурой; слева замелькала железная ограда, и прицеп мотнуло в сторону порывом ветра.
– Салим дал мне телефонный номер, – сказал Йона. – Вы должны позвонить: ноль сорок шесть восемь девять три ноль сорок и спросить Амиру.
Услышав имя, Париза дернула машину в сторону. Огромное колесо фуры выросло в окне со стороны Йоны, громкий гул заполнил салон "Опеля".
– Это все, – тихо сказал Йона.
Париза крепко держала руль; она прибавила скорости и обогнала огромный грузовик.
– Повторите номер, – попросила она и тяжело сглотнула.
– Ноль сорок шесть восемь девять три ноль сорок.
Париза снова перестроилась в правый ряд, круто повернула, и ей пришлось сбросить скорость так резко, что атлас, лежавший на заднем сиденье, со стуком упал на пол.
Они миновали невероятно длинное индустриальное здание и въехали на асфальтовую площадку между автозаправкой и "Макдоналдсом". Париза развернула машину, задним ходом въехала на покрытый травой склон и остановилась.
Мутный свет лежал на асфальте и между бензоколонками под плоской крышей.
Слева какая-то семья с флажками в руках вышла из закусочной.
Париза включила холостой ход и опустила окошки с обеих сторон. Не говоря ни слова, она открыла дверцу и вышла. Потянулась под сиденье, достала "Глок", шагнула в сторону и прицелилась в Йону через открытое окно.
– Медленно выходи из машины, – велела она.
– Я тут ни при чем, я только…
– Подними руки, – резко перебила она. – Я знаю, что у тебя оружие.
– Это только для защиты.
Пистолет в ее руке дрожал, но палец лежал на курке; если бы она сейчас выстрелила, то, наверное, попала бы в Йону.
– Я понятия не имею, что тут затевается, – сказала она. – Но я выросла в Афганистане и заметила снайпера в окне дома напротив.
– Не знаю, что ты увидела. Но…
– Выходи из машины, иначе я стреляю! Я не хочу стрелять, но выстрелю, если придется.
– Выхожу. – Йона осторожно открыл дверцу.
– Так, чтобы я видела руки, – потребовала Париза и облизала губы.
– Кто такая Амира? – Йона поставил правую ногу на землю.
– Уходи и не оборачивайся.
Йона встал к ней спиной, увидел три машины, припаркованные возле закусочной. Ветер так сильно дергал вымпелы, что флагштоки покачивались.
– Иди, иди, – велела Париза и подошла к машине со своей стороны, целясь в Йону.
Йона зашагал по направлению к припаркованным машинам.
Париза села на водительское место, продолжая целиться в него через открытое окошко.
– Может быть, я смогу помочь тебе, – сказал он и остановился.
– Иди, иди! – предостерегающе крикнула Париза у него за спиной.
Он сделал еще пару шагов, увидел, как из "Макдоналдса" выходит полный мужчина с бумажным пакетом. Мужчина сел в свою машину, сунул ключ в зажигание и принялся есть гамбургер, придерживая его бумажным пакетом.
– Имей в виду, – сказала Париза с ноткой истерики в голосе. – Если вы попытаетесь давить на Салима через меня, у вас ничего не выйдет. Потому что я уже подала заявление о разводе. Ему будет все равно, что со мной.
– Я тут ни при чем, – повторил Йона и услышал, что она положила пистолет на пассажирское сиденье.
– Иди дальше. Честное слово, я выстрелю, если ты еще раз остановишься.
Услышав, как она переключает скорость и рывком трогает машину с места, Йона побежал. Перепрыгнув низенькую живую изгородь парковки, он открыл дверцу машины, где мужчина ел гамбургер, и выволок его на землю. Большой стакан опрокинулся на асфальт, кока-кола растеклась, лед рассыпался. Мужчина прокатился по асфальту, схватился за локоть.
Йона увидел, как Париза, едва не потеряв контроль над машиной, круто заворачивает возле желтого промышленного здания.
Йона переключил скорость, нажал на газ и проехал прямо через ухоженную изгородь.
Клюшки для гольфа на заднем сиденье загремели, когда задние колеса ударились об асфальт по другую сторону ограды.
Толстый мужчина поднялся и остался стоять среди остатков гамбургера, обрывков салатных листьев, жареной картошки и пятен кетчупа; его машина уезжала по крутому, поросшему травой склону к шоссе.
Йона пересек тротуар, переехал заросший травой кювет, резко свернул направо и с грохотом выехал на большую дорогу. "Вольво" скользнул через три полосы. Задняя часть машины все еще скользила вбок, когда Йона прибавил газу.
Заднее левое колесо громко ударилось о бортик островка безопасности.
Колпак ступицы вылетел, крутясь, на встречную полосу, сверкнул в зеркале заднего вида.
Йона увидел, как Париза сворачивает на Худдингевеген далеко впереди; на приборной доске замигала сигнальная лампа.
Йона обогнал мусорную машину, разогнался до ста сорока километров в час, но сбросил скорость, заметив метрах в двухстах перед собой грязный "Опель" Паризы.
Йона снова свернул в правый ряд, с двумя машинами, достал телефон, позвонил Янусу и сообщил все о машине Паризы, где они сейчас находятся и куда направляются.
– Ладно, я понял, – ответил Янус. – Держи нас в курсе. Я жду отмашки из штаба, чтобы поменять ход штурма.
– Я не знаю, в чем дело и куда мы направляемся, – пояснил Йона. – Но бензин у меня кончится миль через пять, и к этому времени мне нужно подкрепление.
Когда загорелась лампочка, предупреждающая, что скоро бензобак будет пуст, в машине оставалось восемь литров бензина. При обычном расходе топлива этого количества хватило бы на сорок пять километров, но Йона гнал машину с бешеной скоростью, и бензин расходовался быстрее.
Он понятия не имел, куда направляется Париза, но не видел выбора – только следовать за ней, пока получается.
Он ехал на северо-запад от Стокгольма, думая о странной нервозности Паризы, о попытке вести разговор, прежде чем она заметила одного из снайперов и захотела покинуть дом.
Через тридцать минут Йона съехал по длинному склону возле поля для гольфа. Дул сильный ветер, порывы дергали машину.
Йона проехал центр Окерсберги рядом с железной дорогой; он вспомнил, как много лет назад он и его друг Эрик сделали ужасную находку напротив храма, принадлежащего Свидетелям Иеговы.
Он увидел автозаправку с прокатными машинами и крытыми прицепами. Если он остановится для заправки, то потеряет Паризу.
Тогда она скроется.
Надо мчаться за ней, хотя бензин кончится через четыре километра.
Йона позвонил Янусу и коротко доложил, что проехал центр Окерберги и направляется по Руслагсвеген.
Пока он ехал, леса и луга медленно исчезали в сумерках, словно кто-то сдувал мир, который перестал существовать по-настоящему.
Вдалеке перед ним светились красные габаритные огни; иногда они ненадолго исчезали, чтобы снова появиться, когда он выходил из поворота.
Дорога вела через черный лес, и стволы деревьев в свете фар казались плоскими, словно из бумаги.
Йона вспоминал выражение лица Паризы, когда он передавал ей привет от Салима. Он увидел страх и смятение.
Он проехал одиночное ответвление с ржавым шлагбаумом, когда послышалось жужжание.
Мотор шумел так, словно крутился на высоких оборотах, потом полностью затих. Йона свернул на обочину, остановил машину и включил аварийку.
Красные огни "Опеля", моргнув, исчезли вдалеке.
Йона достал телефон, вылез из машины и побежал по проселку.
Шума мотора "Опеля" уже не было слышно.
Стояла тишина, доносились только шаги по асфальту и шуршание одежды.
По извилистой дороге вроде этой Париза может ехать примерно втрое быстрее, чем он бежит. С каждой минутой расстояние между ними увеличивается.
С обеих сторон тянулся густой еловый лес.
Йона миновал пустую автобусную остановку и спустился по холму. Лес расступился, из темноты проглянуло затянутое туманом пастбище.
Йона побежал быстрее, он знал, что может удерживать темп еще больше мили.
Вдалеке на поле стояли две косули. Они только подняли головы, услышав, как он пробегает мимо.