– Я не был близок к этой компании, – сказал Рекс. – Я совсем ничего не знаю – просто пытаюсь объяснить, почему не выносил министра иностранных дел, когда напивался и творил всякие глупости.
– Но Грейс должна знать других членов клуба, – сказала Сага.
– Разумеется.
Янус уронил бокал на пол. Осколки со звоном рассыпались между шкафчиками.
– Прошу прощения. – Светлые брови Януса побелели от волнения. – Где у вас мусорное ведро?
– Оставьте как есть.
– Извините, – пробормотал Янус и принялся собирать крупные осколки.
– Вы не знаете, как можно связаться с Грейс? – спросила Сага.
– Она родом из Чикаго…
Когда Сага Бауэр ушла, Рекс поджарил лисички и два куска ковриги в масле, выложил на салфетки и процедил консоме.
Они с Самми приступили к еде, стоя друг напротив друга возле рабочего стола.
– Вкусно, – сказал сын.
– Подумай как следует, скажи честно.
– Ну не знаю… просто вкусно.
– Мне кажется, кислоты не хватает, – сказал Рекс. – Надо завтра попробовать добавить лайма.
– Не смотри на меня, – улыбнулся Самми.
Рекс никак не мог избавиться от неприятного послевкусия после разговора. От упоминания Грейс на душе у него стало тревожно. Грейс тогда отказалась встречаться с ним и перестала отвечать на телефонные звонки.
– Она просто невероятная, – сказал Самми и подъел остатки.
– Кто?
– Кто, – рассмеялся Самми.
– Ну, эта легавая, человека красивее я точно не видел… за исключением твоей мамы, разумеется.
– Папа, мне с трудом верится, что ты перелез через забор министра иностранных дел и помочился в его бассейн, – усмехнулся сын.
– Я его не особо любил.
– Это понятно.
Рекс поставил тарелку на рабочий стол.
– Я не все рассказал полиции. Нельзя, чтобы я именно сейчас оказался в чем-то замешан.
– А что случилось?
– Да ничего… я только не хочу, чтобы они вообразили, будто я имею какое-то отношение к смерти министра.
– А почему они должны вообразить такое? – Самми поднял бровь.
– Потому что правда насчет той школьной компании в том, что они как-то вечером заманили меня в сарай и основательно избили, сломали несколько ребер и наградили вот этим. – Рекс указал на глубокий шрам на переносице. – Это, может, было и не опасно, но ты понимаешь, моя гордость… я понял, что не смогу смотреть на них день за днем, притворяться, что ничего не произошло, стать мальчиком для битья… Так что сразу после этого я перевелся в другую школу.
– Это они должны были перевестись в другую школу.
– Никаких шансов. – Рекс пожал плечами. – Вся сила у них, я был пустым местом, кто стал бы меня слушать… Директор, учителя – все защищали их.
– Надо было рассказать все полиции, – серьезно сказал Самми.
– Безнадежная затея, – ответил Рекс.
– Но папа, все нормально, ты повар, ты классный, ты же никому не сделал зла за всю свою жизнь.
– Не все так просто.
Самми потрогал мешочки с упакованным в вакуум мясом на водяной бане, проверил температуру и время.
– Мясо пролежало уже два часа, – сказал он.
– Тогда возьми масло, несколько веточек тимьяна, зубчик чеснока и…
Солнце зашло за тучу; по окну, выходящему в сад, застучал серый дождь. Электрический свет сделался голым, ограниченным летучими тенями. Рексу вдруг показалось, что в ресторане что-то шуршит, словно тело, одетое в пластик, протискивается между столиками.
Он, помешкав, вышел к помещению, игравшему роль шлюза между кухней и залом ресторана, и остановился, осторожно нажал на дверную ручку, прислушался.
– Что там? – спросил Самми у него за спиной.
– Не знаю.
Рекс прошел в скрипнувшую вращающуюся дверь и вышел в пустой зал. Было что-то от сонного видения в этих накрытых столах и дожде, поливавшем окна; водянистый свет на белом льне, серебристых приборах, на винных бокалах.
Рекс дернулся, когда в заднем кармане зазвонил телефон. Номер не определился, но Рекс все равно ответил. Связь была плохая, в трубке трещало. Через большие окна были видны машины и люди, спешащие с зонтиками под дождем. Рекс повторил свое имя, подождал несколько секунд и уже собрался было положить трубку, как вдруг, словно издалека, послышался детский голос: "Ten little rabbits, all dressed in white, tried to go to Heaven on the end of a kite…"
– I think you’ve dialed the wrong number , – сказал Рекс, но ребенок, кажется, не слышал его и продолжил проговаривать считалку.
"Nine little rabbits, all dressed in white, tried to go to Heaven on the end of a kite. Kite string got broken, down they all fell. Instead of going to Heaven, they went to…"
Рекс слушал, как убывают кролики в считалке, пока разговор не прервался.
В одно из окон он увидел ребенка, стоявшего под виадуком метрах в пятидесяти от ресторана. Лицо, скрытое серой тенью, исчезло, когда ребенок повернулся и вошел в темный гараж-парковку.
Глава 70
Воздух был душным, маслянистый свет разливался над полями возле Нюнэсвеген. Йона обогнал грузовик, в кузове которого подскакивал строительный мусор.
Помощник директора Людвиксбергскулан отказался выслать списки учеников, если Йона не сможет предъявить официальный запрос от прокурора или руководителя предварительного расследования.
– Это частная закрытая школа, – пояснил директор по телефону. – Нас не касаются ни принципы гласности, ни обязанность сообщать сведения об учениках.
Три первые жертвы могли иметь отношение к интернату тридцать лет назад, думал Йона, ведя машину по направлению к Людвиксбергскулан.
Очень вероятно, что будущие жертвы тоже связаны с этой школой.
А может быть, и убийца.
Школа – вот точка, объединяющая всех, подумал Йона.
Но все каким-то образом укоренено еще глубже.
Он должен решить это особенное уравнение, найти алгоритм, решить загадку.
По дороге он слушал плейлист, составленный для дочери, Люми. Старые записи шведской народной музыки, гонглотар и хамбу. Скрипки навеяли печаль по лету, желания молодости, предвкушение светлых ночей.
Он думал о свадебном венце Суумы из переплетенных корней, о ее улыбке, когда она встала на скамеечку, чтобы поцеловать его.
После Эсму Йона съехал с шоссе и поехал на восток, к морскому побережью, следуя по узкой дороге на широких спинах мостов и по туннелю между четырьмя островами.
Он был на Мускё, когда позвонила Сага. Музыка стала тише, Йона коснулся дисплея и ответил.
– Мне надо поговорить с тобой, – начала Сага без предисловий, и Йона услышал, как она заводит мотоцикл.
– А тебе можно?
– Нет.
– Тогда мне тоже нельзя говорить с тобой.
Йона подумал – сколько иронии в том, что они с Сагой пытаются решить загадку убийства вместе, хотя их задачи – словно ночь и день: она должна все скрыть, а он – вывести все на свет божий.
Серебрилась неподвижная вода; Йона увидел, как стая уток отделяется от своего отражения и взлетает. Сага рассказывала, что у Рекса была подружка, Грейс Линдстром, которая бросила его ради Виллиама Фока.
– Дальше будет интересно, – предупредила она.
– Я слушаю, – ответил Йона; теперь он ехал мимо учебного плаца.
– У Виллиама в школе было нечто вроде клуба для избранных. Не знаю, где все это происходило, но место называлось – Кроличья нора.
– Кроличья нора, – повторил Йона и подумал, что они приближаются к разгадке.
– Ее мы и ищем, так?
– У тебя есть имена членов клуба?
– Только Грейс и Вилле.
– Других нет?
– Рекс ничего не знает.
– Но должна знать Грейс.
– Ну да, но она, кажется, живет в Чикаго…
– Я еду, – сказал Йона.
– Нет. Я говорила с Вернером, и я еду туда, как только добуду адрес.
– Хорошо.
Йона мягко притормозил и въехал в аллею, которая привела его прямо к Людвиксбергскулан. Большое главное здание походило на старинную усадьбу – белые оштукатуренные стены из камня, крыша с мансардой.
На гостевой парковке Йона вылез из машины и прошагал по гравию к широкой лестнице. Земля была усыпана синими цветами, у которых косули или кролики объели листья и погрызли стебли. Йона нагнулся и поднял один из сорванных цветков, валявшихся на земле.
Он прошел мимо группы детей в синей школьной форме, со связками учебников в руках.
В холле висела большая цветная фотография, изображавшая школьный участок со стрелками и цифрами. На участке находились четыре общежития для девочек и четыре – для мальчиков, дом сторожа, квартиры учителей, конюшни, сарай, водонапорная башня, спортивные площадки и пляжный домик.
Открыв стеклянную дверь, Йона вошел в приемную директора, предъявил удостоверение секретарю, и его проводили в большую комнату с дубовыми лакированными панелями и огромными окнами, выходящими в парк. Над письменным столом висели в рамках портреты особ королевской фамилии, учившихся в интернате.
Директор стоял возле мягкого уголка темно-коричневой кожи, держа в руке документы. Директор оказался тощим человеком лет пятидесяти с гладко выбритым лицом, светло-русыми волосами, зачесанными на косой пробор, и прямой спиной.
Подойдя к нему, Йона положил синий цветочек и вынул из пластиковой папки бумагу.
– Вот решение прокурора.
– Оно не требуется, – сказал директор, даже не поглядев в бумагу. – Я рад, что могу чем-нибудь помочь.
– Где списки учеников?
– В надежном месте, – улыбнулся директор и широким жестом указал на книжные полки, закрывавшие стену.
Йона подошел к шкафу. Переплетенные в тома с кожаными уголками, здесь были собраны ежегодники за все время существования школы. Йона просмотрел корешки, ища ежегодники тридцатилетней давности.
– Могу я узнать, зачем это потребовалось? – спросил директор и положил цветок возле клавиатуры компьютера, после чего сел.
– Для предварительного расследования. – Йона взял том.
– Это я понимаю, но… я все же хотел бы знать, не идет ли речь о чем-то, что может негативно сказаться на репутации школы.
– Я пытаюсь остановить спри-киллера.
– Я не понимаю, что это значит, – усмехнулся директор.
Йона кивнул и взял еще четыре ежегодника, положил их на стол.
Он принялся просматривать фотографии тридцатилетней давности – встреча в актовом зале с белобородым писателем Уильямом Голдингом, шествие в день святой Люсии, соревнования по теннису, крикету, верховой езде и скачкам с препятствиями.
Йона скользнул взглядом по студенческим фуражкам выпускных классов. Школьные балы с оркестром, воскресные обеды в столовой – белые скатерти, хрустальные люстры, официанты.
Согласно списку на последней странице, школа могла принять около пятисот тридцати учеников за учебный год. Вместе с учителями, служащими, воспитательницами и старшими воспитателями, которые жили в каждом ученическом общежитии, а также прочими сотрудниками набиралось шестьсот пятьдесят имен в каждой книге.
На одной из фотографий Йона увидел юного Виллиама Фока – человека, который через много лет станет министром иностранных дел Швеции; на этой фотографии он принимал стипендию от тогдашнего директора.
Йона, не торопясь, упаковал все пять ежегодников в свою буро-зеленую дорожную сумку.
– Из этой библиотеки ничего нельзя выносить! – запротестовал директор. – Вы не можете забрать наши ежегодники…
– Расскажите о Кроличьей норе, – попросил Йона и застегнул молнию сумки.
Взгляд директора растерянно метнулся вправо-влево, но потом директор решительно выпятил подбородок.
– Я должен согласиться с иностранной прессой насчет того, что шведской полиции следует заняться поисками убийцы Тедди Джонсона… Это просто для сведения, потому что вы и ваши коллеги, кажется, с трудом справляетесь со своими профессиональными обязанностями.
– Здесь, в школе, действовал некий союз.
– Об этом я ничего не знаю.
– Возможно, это было тайное общество?
– Не думаю, что у нас тут нечто вроде Общества мертвых поэтов, – холодно улыбнулся директор.
– Так значит, у вас нет традиционных клубов или лож?
– Я позволяю вам заглянуть во внутреннюю жизнь школы, хотя не думаю, что вы отыщете у нас своего "киллера", но… Но я не стану отвечать на вопросы, касающиеся частной жизни учеников или объединений, в которых они могли состоять.
– Кто-то из персонала работал здесь тридцать лет назад?
Директор не ответил; Йона обошел вокруг стола и принялся щелкать клавишами компьютера, заглянул в финансовую ведомость, добрался до зарплат сотрудников.
– Конюх, – слабо выговорил директор.
– Как его зовут?
– Эмиль… что-то там.
Глава 71
Возле конюшен курила группка учеников. Какая-то девочка в одиночестве каталась по корде, несколько лошадей паслись позади конюшни. Ученики могли держать в школьной конюшне собственных лошадей, за которыми здесь ухаживали во время учебных семестров.
Когда Йона входил в манеж, зажужжал его мобильный: Сага прислала текстовое сообщение о том, что ближайшим прямым рейсом вылетает в Чикаго, чтобы поговорить с единственным известным им членом Кроличьей норы.
Грейс Линдстром.
В конюшне, разделенной на стойла, густо пахло лошадьми, кожей и сеном. Двадцать шесть стойл, подогреваемая комната с седлами.
Тощий мужчина лет шестидесяти, одетый в зеленую стеганую куртку и резиновые сапоги, чистил кофейно-коричневого мерина.
– Эмиль? – спросил Йона.
Мужчина остановился; лошадь фыркнула и нервно задвигала ушами, услышав незнакомый голос.
– Невероятно хорош в холке и крестце, – сказал Йона.
– Верно, хорош, – ответил мужчина, не оборачиваясь.
Он дрожащими руками отложил щетку и скребок.
Йона подошел к мерину, похлопал его по спине. Кожа чувствительной лошади сразу отозвалась, подтянулась под его рукой.
– Он немного нервный. – Эмиль наконец повернулся к Йоне.
– Может, он на многое способен.
– Вы бы видели его в галопе. Бежит, как вода течет.
– Я только что говорил с директором, он сказал, что вы, возможно, сумеете помочь мне. – Йона предъявил полицейское удостоверение.
– А что стряслось?
– Я сейчас складываю довольно большой пазл, и мне нужна помощь того, кто давно работает в этой школе.
– Тридцать пять лет назад я начинал здесь младшим конюхом, – осторожно сказал Эмиль.
– Тогда вы знаете про Кроличью нору.
– Не знаю, – резко ответил конюх и отвернулся к низкому окну.
– Это был какой-то клуб, – объяснил Йона.
– Мне надо работать, – пробормотал Эмиль и схватил совок.
– Это я понимаю. Но, по-моему, вы знаете, о чем я.
– Не знаю.
– Кто именно приходил на встречи в Кроличьей норе?
– Откуда мне знать? Я был младшим конюхом… да я все еще младший конюх.
– Но вы видите, что происходит вокруг. И тогда видели. Верно?
– Я сам за себя, – ответил Эмиль и выпустил совок из рук, словно внезапно у него кончились силы.
– Расскажите про Кроличью нору.
– Я слышал это название в первые годы, но…
– Кто туда ходил?
– Понятия не имею, – прошептал Эмиль.
– Что они там делали? – настаивал Йона.
– Устраивали вечеринки, курили, пили… что обычно делают.
– Откуда вы знаете?
– Потому что так выглядело со стороны.
– Вам случалось бывать на этих вечеринках?
– Случалось ли мне там бывать? – у Эмиля задрожал подбородок. – Идите к черту.
Лошадь почувствовала его нервозность, встревожилась, ударила в стойло так, что закачалась уздечка на стене.
– Когда я в первый раз спросил о Кроличьей норе, вы посмотрели в сторону водонапорной башни. Это там?
– Норы больше нет, – выдохнул Эмиль.
– Но она была там?
– Да.
– Проводите меня.
Они вместе прошли по гравийной дорожке мимо жилища сторожа и дальше, к водонапорной башне, где сошли с дорожки и зашагали по лесной опушке.
Эмиль привел Йону к поросшему травой и молодыми березками фундаменту. Не зная, как быть, он остановился перед небольшим отверстием, схватил в пучок высокую луговую траву, вырвал колоски.
– Это она? Кроличья нора?
– Да. – Эмиль пальцем стер слезы в уголках глаз.
Могучие корни взломали камни фундамента, и между перепутанными ветками кустов виднелась узкая подвальная лестница, заваленная землей и камнями.
– Что здесь было раньше?
– Не знаю. Меня сюда не приглашали, – прошептал Эмиль.
– Почему вы оставались в школе все эти годы?
– А где еще я имел бы возможность видеть таких прекрасных лошадей? – ответил Эмиль и зашагал назад к конюшням.
Заросший фундамент располагался в пятидесяти метрах за усадьбой – светло-серым двухэтажным зданием, где располагалось ученическое общежитие Хага.
Йона поставил сумку в траву, достал старые ежегодники, полистал фотографии, каждый раз ближе рассматривая Хагу.
Он задержался на сделанном зимой снимке: светловолосые краснощекие мальчики играют в снежки.
Позади них – красивый голубой павильон.
Вот оно.
Кроличья нора не была подземным ходом, не была подвалом под старым фундаментом.
Тридцать лет назад на этом месте стояло красивое здание.
На фотографии окна павильона были закрыты. Над дверью золотыми буквами, словно девиз, значилось: "Bellandо vincere " .
Йона пнул край поросшего травой фундамента, обошел его, с корнем выдрал несколько ростков, пяткой сбил пару кирпичей, нагнулся и поднял обугленный обломок дерева. Повертел в руках, увидел, что это часть оконного переплета.
Вернувшись в здание школы, он направился прямиком к директору; следом бежала секретарша.
– Анн-Мари, – утомленно сказал директор, – вы не могли бы объяснить комиссару насчет часов посещения…
– Если вы снова станете лгать, я вас арестую, втащу в мою машину и отвезу в предварительное заключение в Крунуберг, – объявил Йона.
– Я звоню адвокату, – выдохнул директор и потянулся к телефону.
Йона положил черный обломок на стол. На светлой столешнице заблестели земля и обугленные щепки.
– Расскажите о голубом здании, которое сгорело.
– Это Павильон Крусебьёрна, – слабо выговорил директор.
– Как его называли ученики?
Директор выпустил из рук телефон, провел рукой по лбу и что-то прошептал.
– Что вы сказали? – резко спросил Йона.
– Кроличья нора.
– Павильон, вероятно, принадлежал школьному фонду?
– Да, разумеется, – согласился директор.
Большие пятна пота расползлись под мышками белой сорочки.
– Но фонд предоставил павильон учащимся, которые устроили там клуб.
– Могущество не всегда видно невооруженным глазом, – глухо сказал директор. – Решения не всегда принимают только директор и правление.
– Кто входил в клуб?
– Я не знаю, у меня не тот уровень. У меня никогда не было доступа в этот клуб.
– Почему он сгорел?