- Приставай на здоровье. В баре с тоски ночью помрешь, а о родине мне поговорить - сердцу радость, - ответил мегрел и взял в руки портрет пианиста. По мере того как он читал автограф, улыбка с его лица исчезала - Не хочу переводить. Противно.
- Хоть объясни почему, - удивился Ерожин.
- Не хочу и все, - уперся парень.
Петр Григорьевич поблагодарил, допил коньяк и хотел прощаться со своим случайным переводчиком. Но передумал, полез в карман, добыл телефонные счета и попросил бармена посмотреть, нет ли в них кода Грузии.
Тот снова взял лупу, пробежал глазами несколько счетов и уверенно сообщил:
- Тут код Тбилиси стоит. У меня там сестра замужем. Я ей часто звоню.
Петр расплатился, пожелал бармену богатых ночных гуляк и, вернув сонному администратору телефонный справочник, поднялся к себе. Аккуратно убрав книги и фотографии в портфель, Петр Григорьевич разделся и потушил свет. Угрызения совести отступили, и он моментально уснул.
21
Глеб Михеев не имел никаких указаний от шефа. Парень собирался в Новгород, но в последний момент подполковник надумал ехать сам. Михеев с утра отправился в офис.
Дубовую дверь на Чистых прудах он открыл в половине девятого и застал Грыжина. Генерал сидел за своим столом и одним пальцем печатал что-то на компьютере.
- Хорошо, что ты приехал. Ерожин уже звонил. Сгоняй на Петровку, возьми у Боброва фотографии, что Петр из Новгорода факсом перегнал, и возвращайся.
- Слушаюсь, товарищ генерал, - ответил Глеб и вернулся в свой жигуленок. С Бобровым он связался из проходной по внутреннему телефону. Полковник был занят и велел ждать.
- Посиди внизу. Я освобожусь и поеду в город. По дороге получишь снимки. - Никита Васильевич спустился минут через двадцать.
Он выдал Михееву конверт и побежал к машине:
- Все вопросы к генералу Грыжину.
У меня убийство, - бросил Бобров на ходу.
Глеб проводил глазами полковника, проследил, как он прыгнул в черную "Волгу" и та с визгом рванула с места.
- Привез? - спросил генерал, когда Михеев вернулся в офис.
Грыжин сидел в той же позе и так же одним пальцем тыкал в клавиатуру компьютера. Иван Григорьевич очень гордился, что начал осваивать с помощью Нади этот современный ящик, и хоть справлялся лишь с несколькими простейшими операциями, уже чувствовал себя профессионалом.
Глеб протянул Грыжину конверт и устроился рядом. Иван Григорьевич с сожалением оторвался от своего занятия, сдвинул на лоб очки и вынул из конверта снимки. Их было шесть. Грыжин внимательно рассмотрел каждый, пять спрятал обратно, а один протянул Михееву:
- Этого парня Петр в чем-то подозревает.
Михеев увидел портрет молодого южанина. Его лицо словно нимб святого на иконе очерчивал круг. После сильного увеличения снимок особой четкостью не отличался.
- Что я должен сделать? - спросил Глеб.
- Помолчать и ждать, что скажут старшие, - рявкнул Иван Григорьевич.
- Слушаюсь, товарищ генерал.
- Так-то лучше, - согласился Грыжин и подобрел. - Наберись терпения и запоминай.
Нашего Анвара Чакнава на самом деле звали Нодар Местия. По профессии он вовсе не спецагент, а музыкант. Пройдись по московским концертным залам, театрам, консерваториям.
Поговори с охраной у служебных входов. Кабаки и казино оставь напоследок. Местия - пианист. Классическую музыку играл, а не песенки "Ксюша в юбочке из плюша". Поинтересуйся, не искал ли кто Нодара Местия.
Если кого припомнят, покажи этот снимочек.
Вдруг опознают. Шансов немного, но Петро очень просил проработать эту версию. Ерожин считает, что убийца долго искал жертву, а Анвар, он же Нодар, зная об этом, сменил фамилию и профессию.
Глеб собрался уходить, но Иван Григорьевич его остановил:
- Ты с этой публикой общался мало. Послушай моего совета. В таких местах обычно сидят администраторши. Это старые, но активно молодящиеся мымры. Они давно забыли, когда их трахали, но делают вид, что все мужики перед ними стоят на коленях. Поэтому внимание противоположного пола для них все.
Перед тем как с такой кикиморой начать разговор, скажи ей комплиментик и всучи какой-нибудь подарочек. К примеру, шоколадку или цветочек. Можешь невзначай хлопнуть по жопе, но не слишком сильно. А потом приставай с вопросами. Для мужиков-охранников накупи маленьких коньячков или водки. Есть такие детские бутылочки в любом винном отделе. Вот тебе на это пятьсот рублей, и ни в чем себе не отказывай.
Глеб хохотнул, взял деньги и, поблагодарив генерала за науку, направился к выходу.
Возле дверей офиса он столкнулся с Надей.
- Привет, Глеб. Я думала, что ты с Петром в Новгороде. А ты, оказывается, в Москве, - удивилась она.
- Петр Григорьевич мне тут работу нашел. В Новгороде жилье Анвара - кстати, он уже не Анвар, а Нодар, - твой муж отыскал без меня. Таня Назарова помогла, - сообщил Глеб и, оглядев молодую женщину, спросил:
- Ты, часом, не больна? Очень бледная.
- Готовься, Глеб, скоро дядей будешь, - смущенно улыбнулась Надя.
- Ой, Надька, поздравляю! А Люба знает?
Вот обрадуется! - Михеев расплылся в улыбке и стал сам похож на огромного доброго ребенка.
- И Любе, и Вере, и родителям - сегодня всем скажу. Я только пришла от врача и теперь знаю точно. Раньше боялась сглазить, - сказала Надя и скрылась в офисе.
Глеб, продолжая улыбаться, зашагал к машине, но, подойдя к своему жигуленку, садиться в него не стал. Постоял, подумал и двинулся к площади. Там возле метро продавалась разная мелочевка: шоколадки, цветочки, сувенирчики. Там же у театральной кассы он выписал с десяток адресов. Начать Михеев решил с зала имени Чайковского на Тверской.
Он оставил машину в переулке и довольно быстро отыскал служебный вход концертного зала.
Два парня в камуфляжной форме несли вахту на площадке перед лестницей.
- Я ищу друга - музыканта. Пропустите, ребята, к администратору. Поговорю, может, помогут… - врал Глеб, импровизируя на ходу.
- Тут тебе Москва, а не Трижополь. Музыкантов - тыщи, - ответил один из охранников, преграждая Михееву проход. Глеб вспомнил наказ генерала и вынул из кармана два мерзавчика.
- Да пусти его, раз друга ищет, - смилостивился второй, катая на ладони сувенирную бутылочку с водкой.
- Не лень тебе, веди его к Краковской, - предложил первый.
Сердобольный охранник кивнул Глебу и направился вверх по лестнице. Михеев последовал за ним и оказался у раскрытой двери.
В глубине длинного кабинета за письменным столом сидела пожилая дама в кудряшках и кружевном платье. Перед дамой в кресле ерзал маленький круглый мужчина с бабьим лицом и с косицей на затылке.
- Берта Абрамовна, тут к вам человек! - сообщил охранник и, оставив Глеба у порога, вернулся на свой пост.
Берта Абрамовна Краковская продолжала громко общаться с коротышкой, и Михеев не понял, слышала она доклад парня в камуфляже или нет. Михеев притулился у порога и ждал.
- Ты представляешь, как они будут топать здесь своими сапожищами? Барабана не услышишь, не только арфы. Нет, Альберт, сажать солдат надо до начала. Иначе они сорвут концерт, - громко и категорично заявила хозяйка кабинета.
- Но, голубушка, светик вы мой, бесценная, это целевой концерт! Вы понимаете, что для зала сегодня значит целевой концерт?
У них по расписанию маршировка. Раньше они не успеют, - доказывал коротышка Альберт, подпрыгивая в кресле и размахивая короткими ручками.
- Пусть закончат строевую подготовку на час раньше. От этого мир не перевернется, - не уступала Краковская. Говорила она громко, обращалась к коротышке, но краем глаза отслеживала, производит ли впечатление на незнакомого посетителя ее принципиальная позиция. Глеб решил, что этот спор будет продолжаться бесконечно, но на его удивление Берта Абрамовна вдруг сменила гнев на милость:
- Ладно, Альберт, поступай как знаешь. Помни, я тебя предупреждала.
Пухленький коротышка елейно приложился к ручке администраторши и моментально слинял.
- Вы ко мне, молодой человек? - усталым, но тем же громким голосом обратилась Краковская к Михееву.
- Да, Берта Абрамовна, к вам. Но я слышал, какой вы деловой, занятой человек, и мне стыдно отнимать ваше время, - говоря все это, Глеб следил, чтобы голос его звучал проникновенно и не фальшиво.
- Заходите. Только недолго. У меня цейтнот со временем. Сегодня просто сумасшедший день, - пожаловалась Краковская и царственным жестом указала на освобожденное Альбертом кресло.
Глеб последовал предложению. Кресло оказалось мягким и низким. Колени Михеева едва не уперлись ему в подбородок. Следуя совету генерала Грыжина, молодой человек протянул мадам Краковской коралловый тюльпанчик и кокетливо заглянул в водянистые глаза Берты Абрамовны.
- Это мне? Какая прелесть, - сразу потеплела хозяйка кабинета. Глеб вспомнил, что генерал предлагал пойти дальше, но шлепнуть мадам Краковскую по заднице счел излишним.
Услышав душещипательную историю о поиске друга-пианиста, Берта Абрамовна чуть не прослезилась и предложила гостю чая. Оказалось, что она может позволить себе для разговора с молодым человеком отодвинуть дела. На письменном столе появилась коробка шоколадных конфет и кекс с кремом. Михеев уже не знал, как закруглиться. Он выпил две чашки чая, умял почти весь кекс и на всякий случай показал фотографию.
- А у меня этот грузин был, - твердо заявила Берта Абрамовна, разглядывая снимок на вытянутой руке. - Сейчас вспомню когда.
Точно, перед юбилейным концертом памяти Клавдии Ивановны Шульженко. Этот грузин - брат вашего друга. Он мне так сказал.
Но помочь я ничем не смогла. Пианиста с такой странной фамилией у нас нет.
- А он назвал фамилию? - стараясь не выдавать излишнего интереса, спросил Глеб.
- Назвал. Я ее где-то записала. Записала на случай, если услышу. Вот, конечно, здесь на календаре - Берта Абрамовна полистала календарь на своем письменном столе и нашла запись. - Нодар Местия. И вот телефон, куда я могла бы позвонить его брату.
Глеб такой удачи не ожидал. Он вскочил с кресла и чуть не вырвал календарь из рук мадам Краковской. Телефон оказался московским. Михеев его запомнил, а когда вышел на улицу, записал на обороте программки музыкального фестиваля, которую прихватил со стола в кабинете.
Глеб вовсе не надеялся так быстро напасть на след. Он не знал, что Отарий Ахалшвили обошел почти все концертные залы, театры и филармонии Об этом догадывался Ерожин, а Глебу крупно повезло с первого раза.
Молодой сыщик решил сначала доложить информацию Грыжину, а уж потом продолжить обход симфонических учреждений в надежде на дальнейший успех. Он уселся в машину, выехал на Тверскую и застрял в пробке.
От Тверской до Чистых прудов не больше десяти минут езды, но Михеев в этот день в офис так и не попал. В Москве шел снег. Это обычное для зимы событие для московских водителей каждый раз становится бедствием.
Они часами торчат на Бульварном кольце, на Тверской и на проспекте Мира. Огромный город и в нормальную погоду задыхается от чрезмерной массы транспорта, а стоит природе немного пошалить, как езда по столичным улицам превращается в кошмар.
Михеев в пробках не злился. После питерских дорог он считал кощунством высказывать претензии столичным властям. Увы, все познается в сравнении. Единственное, что беспокоило начинающего сыщика, так это информация, которую он задерживал. Михеев выключил двигатель и посмотрел в окно. В синей иномарке, что стояла в соседнем ряду с его жигуленком, хорошенькая девушка за рулем нервно беседовала по мобильному телефону.
За стеклами автомобиля голоса ее Михеев слышать не мог, тем более комично выглядели жесты, которыми девушка сопровождала свою беседу. Глеб вспомнил, что у него в кармане так же имеется телефон. Он вынул трубку и набрал номер Ерожина.
- Молодец, - похвалил помощника Петр Григорьевич, внимательно выслушав Глеба. - Ты сейчас, когда вылезешь из пробки, пили не в офис, а на Петровку, - распорядился Ерожин. - Там расскажешь Боброву, что узнал в зале Чайковского. С администраторши надо снять официальные показания. Это должны сделать люди Никиты Васильевича. Тогда Бобров получит возможность объявить Ахалшвилли в розыск.
- Мне продолжать расспросы администраторов? - поинтересовался Михеев.
- Нет. После разговора с полковником Бобровым двигай ко мне в Новгород. Я в гостинице "Интурист". Отоспишься, и поедем в Кресты. Там твое лесное следопытское образование может нам пригодиться.
Только Глеб успел попрощаться, как заснеженная масса автомобилей взревела и медленно двинулась вперед. Сзади и сбоку отчаянно завопили клаксоны. Глеб оглянулся и понял, что гудят хорошенькой девушке в синей иномарке. Она продолжала, задерживая десятки машин с разъяренными водителями, говорить по телефону и размахивать руками.
22
В квартире Аксеновых на Фрунзенской набережной в дверь то и дело звонили. Первым приехал Николай Грыжин. Сын генерала весьма успешно начал свою деятельность в фирме Аксенова. Иван Вячеславович с его помощью выплатил своим работникам долг по зарплате, сменил в офисе компьютеры и расплатился с налоговыми органами. Два дня назад они с молодым компаньоном даже обсуждали идею найти новое помещение для офиса. Фирме требовался зал для переговоров, директорского кабинета уже не хватало. Сам Аксенов приободрился, перестал баловаться спиртным, и Елена Николаевна не могла на мужа нарадоваться. Это стал прежний, уверенный в себе, по-военному подтянутый, деловой мужик.
В дверь снова позвонили, и Люба, чуть не наступив на кота Фауста, побежала открывать.
В доме давно не собиралось столько народу, и кот нервничал. Сева Кроткин, полностью набравший прежний вес, ввалился в квартиру с огромным тортом. Веру рядом с супругом можно было и не заметить, все пространство занимал Сева. Марфа Ильинична с невесткой хлопотали на кухне, родных принимала Люба.
Стол был накрыт, но мужчины за него не садились. Ждали генерала Грыжина. Без его участия аксеновский совет состояться не мог. Все в семействе Ивана Вячеславовича стали почитать генерала как близкого родственника. Глеб укатил к Ерожину в Новгород и отсутствовал по уважительной причине. А от Нади и ее мужа, по замыслу родни, совет должен был состояться в тайне, поэтому молодую женщину пригласили прийти попозже, а отсутствие подполковника собравшихся родственников его жены как никогда устраивало.
Генерал Грыжин приехал прямо из офиса и хотел есть.
- Катите сюда полевую кухню, господа Аксеновы, - заявил он с порога, вручая Любе по три роскошные розы для Марфы Ильиничны и ее невестки. - Передай "бабушке" и "прабабушке" и веди за стол.
Поняв, что все собрались, вдова зычным голосом приказала рассаживаться. Своего приказа Марфе Ильиничне ни для кого повторять не пришлось. У Севы Кроткина чувство голода было хроническим, а все остальные мужчины прибыли после работы и давно с заметным интересом поглядывали на сервированный стол. Первые пятнадцать минут гости и хозяева сосредоточились на еде, и за столом слышались лишь короткие реплики, связанные непосредственно с трапезой Лишь Николаю Грыжину поесть спокойно не давали Без конца звякал мобильный телефон, который он держал рядом с тарелкой.
Спиртного Марфа Ильинична подавать не разрешила.
- Сначала все обсудим на трезвую голову, а потом за десертом напейтесь хоть до одури, - заявила вдова в начале ужина.
Сева, умевший есть много и быстро, первым аккуратно сложил на пустой тарелке вилку и нож и, оглядев хитрым глазом собравшихся, заявил:
- Считаю сход, посвященный перспективе появления нового члена нашей семьи, открытым.
- Тогда огласи и повестку дня, - предложил Грыжин-младший.
- Повестка простая. Наденька ждет ребенка, и квартира сыщика в Чертаново становится им мала, - низким голосом заявила Марфа Ильинична. - Я правнучку в такой тесноте родить не позволю. Думайте, мужчины.
- Чего тут думать? Квартирку Петра Григорьевича надо передать Любе с Глебом, а на жилье для семьи Ерожиных скинуться, - ответил Сева.
- А вам не кажется, что Петра Григорьевича такая наша инициатива обидит? - засомневалась Вера.
- Что значит обидит? Петр всем нам помог, теперь наша очередь, - убежденно возразил Кроткий.
Марфа Ильинична оставалась категорична.
- Я спрашивать Петра не намерена. Разговор идет о моей правнучке, нравится ему это или нет, а для ребенка нужно место. Да и Любе с Глебом пришло время иметь свой угол. Хоть я к парню привыкла и по своей воле их бы не отпустила, но Любе пора стать хозяйкой.
- Я не уверена, что Глеб примет такой подарок. Он у меня мужик гордый, - сказала Люба и смутилась.
- Гордый, так отработает. Ерожин у него из зарплаты за квартирку вычтет, - успокоил молодую супругу Михеева генерал Грыжин. - А без рассрочки вам еще сто лет в кабинете отца обитать. Ты, Люба, о папаше подумай. Ему без своего кабинета не очень удобно жить.
- Нет, Иван Григорьевич, мне места в квартире хватает, а без детей будет скучно, - возразил Аксенов. - Мне большая семья нравится. Я люблю, когда все вместе.
- Ты бы вечно в таборе сидел. Я сколько лет делю кухню с твоей матерью? Это чудо, что мы наконец поладили. Мать у тебя золотая.
Если бы не она, я бы после убийства Фатимы рехнулась. Но все равно, любая женщина на кухне хозяйкой себя должна чувствовать, - неожиданно резко "наехала" на мужа Елена Николаевна.
- Ну зачем ты об этом, Лена. Сегодня мы о Наде говорим… - тихо возразил Иван Вячеславович и опустил глаза в пустую тарелку. Но Елена Николаевна не успокоилась:
- Мы здесь люди взрослые. Напрасно ты, Ваня, думаешь, что Глебу и Любе с нами уж так хорошо. В своей квартире они могут без штанов в туалет сходить. Не бояться ночью, слышим ли мы, как они целуются, или не слышим. Все это портит нервы и жизнь. Если нет возможности, тогда никуда не денешься. А когда возможность есть, жить взрослым детям, да еще семейным, с родителями - свинство.
Все замолчали. От тихой и молчаливой жены Аксенова такого напора никто не ждал.
- Зачем далеко ходить? Ваша Надька беременна, а Любка нет. Вот вам и доказательство преимуществ самостоятельной жизни супругов, - усмехнулся Грыжин.
- Вообще-то Елена Николаевна права, - поддержал тещу Сева Кроткий, оставив без внимания довод генерала. - Это наша российская привычка торчать друг у друга на голове.
Поговорка "В тесноте, да не в обиде" не от хорошей жизни. Мрак и бескультурье. В Европе это давно поняли. Там взрослые дети живут самостоятельно, а у нас родители детей до пенсии считают грудными и стараются при себе до гроба держать.
Марфа Ильинична всех молча выслушала.
- Молодежь высказалась? Теперь я скажу. Когда Ваня с семьей из Германии сюда въехал, я не слишком радовалась. Потом сказала себе: "Не будь, Марфа, эгоисткой Куда тебе одной с Фаустом такая квартира". И терпела. У меня в доме порядки свои. У невестки свои. Я у них в Германии с трудом десять дней выдержала. Все меня в чужом доме раздражало. А Лену - в моем. Нас с невесткой горе подружило. Но все равно, я бы, Ваня, себе отдельное жилье завела. В гости ходите хоть каждый день. И пироги напеку, и обед подам не хуже ресторанного. А жить вольготней врозь. Наладишь доход, купи мне маленькую квартирку по соседству. Помру, правнукам достанется.
После слов вдовы наступила долгая пауза.