На "Бауманской" в тихий полупустой вагон ворвалась горластая толпа студенческой молодежи. Наконец-то он встретил тех, кто не только знал про путч, но и жил этим событием. Они рвались в центр Москвы и были настроены решительно до агрессивности. Но в тоннеле между "Курской" и "Площадью Революции" поезд резко затормозил и встал в темноте. Кто-то завизжал с нотками панического страха, свет в вагонах погас, гул моторов стих. Приехали. Поезда в метро частенько останавливаются, но во время путча?..
Лешка не испугался, хотя и подумал: "Наконец-то эти олухи догадались блокировать транспорт!"
А не испугался он главным образом потому, что от резкого толчка на него упала и влипла в грудь и живот своим жарким под тонким платьем телом видимая в темноте, возбуждающе пахнущая тонкими и острыми духами явно молодая женщина. Пожалуй, не та тощая и прыщавая студентка, которая до этого стояла перед Лешкой. От сильного удара при торможении публика в вагоне перетасовалась, как карточная колода в руках шулера, и на Лешкино счастье выпала из колоды какая-то другая дама, сексуальным классом явно выше и соблазнительней костлявой студентки. От этого внезапного телесного контакта Лешка разом загорелся, и ему стала совершенно безразлична вспыхнувшая в вагоне паника.
- Эти сволочи диверсию устроили! Сейчас тоннель затопят водой! - писклявым тенором крикнул кто-то.
- Или взорвут нас к чертям собачьим!
Лешка обхватил обеими руками женщину за круглые, упругие плечи, ткнулся лицом в ее душистые, легкие волосы, нашел губами маленькое ушко и прошептал:
- Не бойтесь. Это обычный бордель в метро, не более того.
- А я и не боюсь, - ответила она, и Лешка почувствовал, как в легком коротком смехе вздрогнула ее грудь.
- В центр едете?
- Как все. А что у вас на хребте?
Он почувствовал, как ее руки скользнули по его спине.
- Дубина милицейская.
- Вы из органов?
- Нет. Скорее наоборот. Мелкий бизнесмен, но с перспективой.
- Хорошо сказали - с перспективой, а не с "переспективой". Жалко, что сейчас дадут свет и мы друг другу не понравимся, правда?
- Да, - согласился Лешка.
Поезд дернулся, свет мигнул, погас, поезд остался на месте.
- Если простоим еще две минуты, выбьем окно и будем десантироваться, - сказал Лешка, продолжая обнимать незнакомку.
- Вы решительны. Можно я к вам прилеплюсь сегодня? А то я потеряла друзей и осталась без защиты.
- Вы своих однокурсников потеряли?
- Я не студентка. Медсестрой работаю.
В соседнем вагоне уже нарастал панический вой.
Хриплый голос по внутренней трансляции утробно вещал, словно из преисподней:
- Граждане пассажиры, сохраняйте спокойствие. Остановка не аварийная, никакой реальной опасности нет.
- А может, разойдемся, пока темно? - спросила она, и Лешка почувствовал в ее голосе улыбку. - Тогда навсегда сохраню воспоминание о сказочной встрече с неведомым принцем. А вы с принцессой.
- Хорошо. Но тогда по законам сказки поцелуйте меня, принцесса.
Она откинула голову, и в следующий миг Лешка почувствовал ее мягкий и сильный рот на своих губах. Это был долгий поцелуй зрелой, yверенной и смелой женщины. Когда он закончился, Лешка проговорил срывающимся голосом:
- Если нас сейчас подорвут, сожгут или затопят, я буду знать, что жизнь прошла не зря.
- Да ну вас, право! Я, наверное, старше вас лет на десять.
Что-то в вагонах загудело с тарахтением, и ярко вспыхнул свет.
В поезде облегченно и радостно загалдели, по динамику неожиданно прозвучало "Поехали!", и поезд тронулся.
Женщине было лет двадцать семь. Открытое русское лицо с высоким чистым лбом, широко расставленными светлыми глазами и чуть вздернутым носиком с изящным вырезом ноздрей. Не стандартная броская красавица, но очень своеобразна и даже экзотична. "Женщина на любителя", как выражался в таких случаях Алик Латынин. "Но любителя утонченного и с высоким вкусом". В чем-то она казалась очень взрослой, а когда улыбалась, как сейчас, - юной и незащищенной. Скользнув взглядом по серебру седины на Лешкиной коротко стриженной голове она сказала с легким удивлением:
- Пожалуй, мы ровесники. Вам двадцать пять? У вас совершенно мальчишеское тело. Мышцы на спине и плечах я имею в виду.
- Я Алексей, - сказал он. - Алексей Ковригин.
- Светлана, - она улыбнулась осторожно. - Как, я не очень разочаровала вас на свету?
- Я ваш защитник на сегодня. И верный раб на всю жизнь.
Последняя фраза опять же была из репертуара Алика, но она нравилась Лешке, и произнес он ее с убежденной искренностью. Уже долгое время ни одна женщина не нравилась ему так сильно и сразу.
- Тогда сегодня командую я, - улыбнулась она. - Мы сходим на "Площади Революции".
Поезд набрал грохочущий разбег, в вагоне кто-то запел ломаным фальцетом:
- Наш бронепоезд прет вперед, в свободе остановка, другого нет у нас пути, нам не нужна винтовка!
Искалеченный текст коммунистической песни пришелся по душе, и, поскольку второй куплет неведомый поэт перекалечить еще не успел - хором повторили первый и остановились на "Площади Революции", украшенной, как известно, бронзовыми фигурами беззаветных борцов Октябрьского переворота семнадцатого года.
На эскалаторе Светлана встала ступенькой выше Лешки, положила ему руки на плечи и сказала тихо:
- Мы с тобой резво начали. Сумасшедший день. Ты по крайней мере не женат?
- Нет, нет, - торопливо возразил Лешка.
- А я уже проскочила этот неудачный этап, не обращай внимание на мое обручальное кольцо на пальце. Это просто для самозащиты. А в общем, разве это имеет значение?
- Не знаю. Но я рад, что ты свободна.
С ленты эскалатора, двигающейся вниз, несколько человек кричали встречным:
- Товарищи! Поезжайте назад, на Смоленскую! Там уже прорываются танки к Белому дому, а здесь делать нечего, только глотку драть!
- К Белому дому, ребята, а здесь трепачей и без вас достаточно!
Но с эскалатора в такой толчее назад не повернешь, он выносил всех наверх с беспощадной неумолимостью.
- Светлана - это Лана, - сказал Лешка. - Так короче. Я тебя буду звать Ланой. Хорошо?
- Да. В Светлане эта буква "с" противно свистит. Эти дни я проживу как Лана. Даже забавно.
Он положил ей руки на бедра и слегка прижал к себе. Лана улыбнулась, внимательно глядя ему в глаза, потом мягко погладила его по голове.
- Тебе все-таки лет двадцать с небольшим… Ты действительно готов бросаться под танки?
- И да, и нет, - нехотя ответил Лешка. - Шкуру свою, понятно, жалко, она ведь единственная. Умирать ли за демократию или подождать, тоже надо подумать. Но режим коммуняк для меня нож острый, я своего при них хлебнул. При марксистах-ленинцах мы так и останемся уродами на задворках цивилизованного мира. Все будут жить, а мы строить общество будущего, пока не передохнем.
- Сильно сказано, - заметила она, а Лешка смутился.
- Это не моя мысль. Моего приятеля. Мы его сейчас найдем.
- В этой толкучке?
- Найдем. Алик Латынин так будет дудеть на своей трубе, что его и впотьмах, в штормовую погоду разыщем.
Эскалатор выбросил их в холл станции, а общий поток увлек к выходу.
День был в меру солнечным, светлым и не жарким. Как раз для бойни с кровопусканием. На Манежной площади народу оказалось меньше, чем в пору буйных митингов, когда все было запружено до краев. Народ "кучковался", и каждая кучка жила своими идеями и своими лозунгами.
Гул дизельных моторов доносился откуда-то сверху, от "Националя".
Надрывный и резкий звук боевой трубы Алика прозвучал от Александровского сада, и Лешка засмеялся:
- Алик уже на месте.
Они принялись пробираться сквозь толпу к кремлевской стене. Казалось, что люди накаляются, самозаводятся и разогреваются с каждой минутой на полградуса по шкале Цельсия. Общая температура защитников демократии сейчас достигала 37,5 градуса - легкая лихорадка.
Труба Алика надрывалась в исполнении "Чардаша" Монти, музыка без идеологической подкладки, но оказалась к месту.
Лешка взглянул на часы. Полдень с четвертью.
От центрального входа в гостиницу "Москва" самый мощный динамик переорал всех:
- Товарищи! Только что Президент РСФСР Борис Ельцин сделал заявление, объявил, что сегодняшние события - это путч правых элементов, направленный на восстановление тоталитарного режима и господства кровавых большевиков! Они не пройдут! Ельцин с нами, со своим народом!
Общий могучий гул голосов, как штормовой прибой.
Алик Латынин уже изнемог при своей трубе, когда заметил Лешку, и с облегчением прекратил играть. Он спрыгнул с ящика, на котором стоял, и кинулся к Лешке:
- Все-таки пришел?! Я так рад, Леха! Ты посмотри, какой великий день! С минуты на минуту сестра дедушку Сашу привезет!
- С ума сошли? - поразился Лешка. - Столетнего прадеда в эту заваруху тянуть?
- Да он сам разъярился и потребовал его к Кремлю доставить! А это кто? - Он уставился на Лану.
- Моя будущая жена, - твердо и без улыбки ответил Лешка. - Регистрация после событий. Изволь быть с ней корректен.
- Силы небесные! Какая женщина! Я рад за тебя, и как горюю, что не встретил ее прежде, чем ты! - От возбуждения он махал своей трубой, и, отражаясь от нес, золотые зайчики метались по его лицу. - Все смешалось в доме Облонских! Правильно, Леша, хватит с нас этих вонючих шлюх, я тоже найду себе сегодня подругу и женюсь, потому что этот день войдет в историю и должен быть отмечен чем-то великим и в личной жизни!
- Ты не выпил, часом? - подозрительно спросил Лешка.
- Что ты?! - ужаснулся Алик. - Я и без водки пьян, как суслик! Лана, я вас вижу, но теперь хочу понять, кто вы? Скажите что-нибудь.
- Вы милый мальчик, - она сдержанно улыбнулась. - Но будьте осторожны. Вы не человек толпы. Вы индивидуальность. Толпа может вас раздавить. Вместе с вашей прекрасной трубой.
- Какая женщина! - бурно восхитился Алик. - Как точно все схвачено! Я ненавижу толпу, но сегодня нам надо быть всем вместе! Завтра каждый покажет себя, а сегодня мы сильны, когда вместе.
- Эй, музыкант! - рявкнул седой и высокий мужчина, вся грудь которого сверкала от бессчетных орденов и медалей. - А ну-ка, врежь нам "Этот день победы"! К месту будет!
Алик тут же вздернул трубу.
Мелодию всеми любимой, знаменитой песни тут же подхватили десятки голосов.
Кто-то тронул Лешку сзади за локоть, и, повернувшись, он увидел своего третьего компаньона по бизнесу - Раздорского. Рано начавший полнеть, в очках, сутуловатый, но с признаками большой физической силы в широких покатых плечах, он смотрел на Лешку, лукаво косился на Лану и сказал с доброй улыбкой:
- И ты уже здесь! И, как всегда, с прекрасной дамой.
- Не надо предательских намеков, - ответил Лешка. - Познакомься. Это Лана, это Раздорский Вово, ударение на второе "о".
Лана засмеялась и подала руку с тонкими длинными пальцами.
- Своеобразное имя и оригинальное.
- Владимиров очень много, - сказал Вово. - Надо же как-то выделяться. Наша контора, Леша, надо считать, сегодня не работает?
- А кому трудиться, если все фирмачи здесь?
- Да. Я уже давно здесь. Нашу фирму воспрявший пролетариат уже громит?
- Нет, - нервно ответил Лешка, разом вспомнив утренние жуткие события.
Всеобщий нарастающий гул неожиданно накрыл площадь. Все куда-то бросились в едином порыве. Толпа сгустилась перед "Националем". Лешка и Лана застряли в середине и, что творилось впереди, разглядеть не могли. Могучим ревом взрывалась порой вся людская масса, кричали даже те, кто ничего не понимал.
Гул моторов бронемашин становился более явственным и угрожающим.
- Садись мне на плечи! - крикнул Лешка.
Он присел, и Лана уселась на него верхом, ее плоская кожаная сумка задела его по лицу, прохладные руки охватили лоб. Лешка без труда распрямился из положения подседа. Он думал, что при ее росте и соблазнительной женской комплекции она окажется потяжелей.
- Ну, что там, дозорный? - засмеялся низкорослый мужчина.
- Ничего не пойму! - крикнула Лана. - БТР наверху, около телеграфа… Народ поперек улицы… Ага! Троллейбусы разворачивают. Один и второй! Перегородили улицу, точно!.. Люди на БТР залезли!.. Конец, завязли!
От "Националя" запела труба - может, Алика, а может, другая, но снова прозвучали такты из "Дня Победы", и все поняли ликующий сигнал - все в порядке.
Лешка опустил Лану на землю.
- Пойдем поищем телефон. Мне надо сориентироваться в обстановке.
- А ты здоровый, черт! - засмеялась Лана. - Верхом на тебе скакать удобно, как на верблюде!
Уму непостижимо, как она сразу стала родной и близкой!
Они нашли таксофон около гостиницы "Москва".
- Кто там? - с веселой беззаботностью спросил Журавлев.
- Это я. На Манеже. Здесь БТР пытались прорваться.
- М-м… Ты выбрал неправильную диспозицию. Это не основное направление. Маневрируй к Белому дому. Там будет решаться все. Раздавать награды или строить виселицы. А может, и то и другое. Ты в армейском наряде?
- Да нет, зачем?
- Дурень, я же, по-моему, тебе все ясно объяснил. Надо использовать в игре те козыри, которые у тебя уже есть. В Белом доме готовятся к обороне, ты меня понимаешь? Полагаю, что доверенным лицам будут раздавать оружие. Хотя извини, я еще не знаю, на какой ты стороне?
- Да пошел ты к чертям собачьим! На какой я могу быть стороне?
- Значит, облачайся в воинские доспехи, возьми документы и шпарь в Белый дом. А еще лучше, иди домой - спать.
- Сам иди спать. Как там у вас-то? Тут говорят, что вы все в Останкине под арестом.
- Чушь. Сидим, ждем, пьем чай да кофе, а хочется пива.
- Правда, что Горбачев вылетел в Москву?
- Сведений нет. Вся остальная информация такая же недостоверная, как и у вас на улицах. М-м… Все, как в синагоге: все кричат, никто не слушает. Мне тебе больше нечего сказать.
Лешка взглянул на Лану. Она причесывалась, глядя на свое отражение в стекле витрины.
- У меня есть для тебя неожиданное и трагическое сообщение, но оно потерпит. К делам сегодняшним отношения не имеет.
- Подождем. Я никогда не спешу. Тогда отбой?
- Дробь барабан, - ответил Лешка и повесил трубку.
Лана взглянула на него вопросительно.
- Это мой самый близкий друг, - пояснил он. - Настоящий. Мы совершенно разные. Алик и Вово в общем-то еще дети, а Журавлев - это… Познакомишься, поймешь. Пошли к Белому дому.
- Пешком?
- Да. Или найдем наземный транспорт. Я все же боюсь, что эти бандиты догадаются отключить метро.
- Умно, мой генерал. Только тогда я переобуюсь.
В ее сумке оказались кроссовки, и она надела их вместо туфель на высоком каблуке.
Они вышли на Герцена и не собирались ловить машину, как около них, у края тротуара, тормознул "БМВ", правая дверца его распахнулась, приглашая к посадке.
Араб улыбался Лешке из салона своим безгубым, острым лицом.
- Прошу, Алексей Дмитриевич! Ты рядом, дама позади. К Белому дому?
- Туда! - Лешка подмигнул Лане, усадил ее в машину и насмешливо спросил Араба, упав на сиденье рядом с ним: - А тебя что несет к Белому дому?
- Как что? - неприязненно усмехнулся Араб. - Будем защищать нашу новую жизнь. Торчать там в обороне я, положим, не собираюсь, но всякий защитник всегда желает покушать и выпить. Это моя фирма обеспечит. Если проиграем, нам с тобой, Алексей, обоим кранты. Удушат.
- В каком смысле?
- Большевички перекроют кислород всем деловым людям. Душить - это единственное, что они умеют. Ты слышал, придумали себе определение: "социализм с человеческим лицом"! Сволочь. Чепуха поросячья. На звериную морду человеческое лицо не натянешь.
- Так ты антикоммунист, Араб? - засмеялся Лешка.
- И антифашист тоже. Потому что разницы между этой публикой не ощущаю ровно никакой.
Лана наклонилась к ним сзади и спросила:
- Так это ваше имя - Араб?
Он быстро посмотрел на нее через зеркало обратного обзора.
- Нет. Зовут по-другому. Но я - вымогатель, учтите, не рэкетир, как называет себя шпана, а профессиональный русский вымогатель. Имя осталось в том прошлом, когда я занимался разрешенной деятельностью и занимал кое-какие официальные посты. Они теперь никому не нужны, эти посты, а завтра тем более. Но я хочу, чтобы это "завтра" было для нас, а не для быдла, которое ни работать, ни воровать, ни даже водку пить по-настоящему не умеет. Я заезжал к тебе сегодня утром, Алексей, но твоя контора была закрыта.
- Да, сегодня же день расчетов.
- Пустое, повременим. Я заезжал просто так.
- Во сколько? - стараясь быть безразличным, спросил Лешка.
- В одиннадцатом часу. Поцеловал закрытую дверь и ушел. Около твоей конторы двое-трое бухих алкоголиков отирались. Ты догадаешься наконец представить меня своей подруге, или считаешь, что я не заслуживаю?
- Перестань, Араб, мы с тобой в одной связке. Араб - это Лана. Лана - это Араб. Человек весьма достойный по современным меркам.
- Все-таки сделал поправку на время, - усмехнулся Араб и энергично повернул руль, выполняя поворот. - Ничего, я не в обиде. Я, конечно же, заметил на улице первой вас, Лана, а не Алексея. У вас очень броская фигура. Редкое явление - без вызывающего похабия, без распущенности, а сильная, зовущая фигура настоящей женщины.
- Эй, Араб! - осек его Лешка. - Твои поэтические дифирамбы в наш деловой контракт не включены!
Лана засмеялась:
- Но они мне все равно приятны. Современные хамы разучились угождать женщинам. Хорошее слово - "угождать"?
- Прекрасное, - кивнул Араб. - Я не пою дифирамбы, Алексей, а лью воду на твою мельницу. Мои слова всего лишь комплименты импотента, я безопасен, к сожалению.
- Вы серьезно? - спросила Лана.
- Да, дорогая. И просто не знаю, гордиться ли мне своим участием в чернобыльской эпопее или рыдать по ночам, хватаясь за беспомощный прибор. Извините за грубость.
- Говорят, обычно поначалу выпадают волосы, - без уверенности заметил Лешка.
- Облучение действует на каждого непредсказуемо. У одних падают волосы, у других хвост. Опять же, извините. Вы приехали. Мне немного в сторонку надо.
Машина прижалась к тротуару и остановилась. Лешка взялся за дверную ручку, дождался, пока Лана выберется из салона, и негромко сказал Арабу:
- Все-таки сегодня расчетный день…
- Да. Пэй дэй, как говорят англичане, день расчетов. Но оставим это. За август ты мне ничего не должен.
Лешке мучительно хотелось уточнить, что за компанию алкоголиков видел Араб около видеотеки, запомнил ли кого внешне, но вопрос мог без нужды насторожить Араба, тем более что непонятно было, почему он сам приехал в десять часов с минутами, хотя знал, что раньше одиннадцати "Веселый экран" не открывается.
- У тебя неуверенный взгляд, - едва изобразил улыбку Араб. - Он бывает у мужчины в двух случаях. Когда мужчина влюблен или когда у него нет денег. В последнем варианте я могу помочь.
- Это первый вариант, - засмеялся Лешка и вышел из машины.
До плоской и ребристой белой коробки Дома правительства было около ста шагов.
Лешка присмотрелся.