- Нет. Просто не позволил ей войти в вагон. Держал за руку, пока поезд не тронулся. Потом мы вернулись в "Шарот ахо Ронсар". Апартаменты, где жили тогда в Испании. И по телевизору узнали про взрывы на Аточа. В том поезде, который пришел из Алькала-де-Энарес. В том вагоне, куда не села мама. Я сам видел репортаж. Его потом прокрутили не один раз. Это был тот самый вагон. И я видел того колумбийца. Он лежал на боку, весь в крови, мертвый. А мама осталась жива.
- Чудесное спасение.
- Она плакала, никак не могла успокоиться.
- Я понимаю. Страшно представить, что было бы, если она не послушалась бы вас.
- Такого не случилось бы. Она самая послушная мама на свете. А потом мы уехали из Испании. Не знаю почему. Из-за взорванных поездов. Или из-за испанского, который не хотел помещаться в голове. Или просто визы кончились… Такое может быть?
- Конечно. И вы вернулись сюда, в Россию?
- Нет. Мы никогда не жили в России. Не знаю почему, мы ведь русские.
- Ваша мама как-то объясняла это?
- Объясняла, только я не помню. Наверное, потому что у нас здесь нет никого. Нет родных. Тех, к кому можно обратиться за помощью. Вы не в счет.
- Напрасно вы так думаете. Я могу помочь. Для этого вы здесь.
- Для этого вы здесь. Но теперь ничего такого не требуется. Теперь все в порядке. С тех пор, как я убил ее.
- Не вините себя.
- Мне просто нужно было защитить маму. Я так часто делал это, что даже устал.
- Ей постоянно грозила опасность?
- Хорошо, что она этого не знала. Не узнала до самой смерти. Но она чувствовала что-то. Она грустила. Чуть ли не каждый день вспоминала отца.
- Вы не рассказывали об отце.
- Не было повода. И сейчас нет, но я могу рассказать о нем, если хотите…
- Хочу.
- Я почти не помню, какой он был. Когда я смотрел на него, то все время запрокидывал голову вверх, как какой-нибудь перуанец.
- Он был высокий, ваш отец?
- Высокогорный. В том смысле, что он жил в горах. Постоянно. Там много интересного. Красные маки в зеленых ущельях.
- И белые.
- Про белые я узнал потом. А в тех ущельях были красные. Еще в тех ущельях был снег. Наверное, поэтому я не видел белых маков, они просто терялись на фоне снега. Зато видел рейсовые автобусы. С такими большими стеклами. Отец был шофером рейсового автобуса, кажется так. Но я не уверен. Может, он был изобретателем.
- Одно другому не мешает.
- Осталось понять, что он изобрел. Да?
- Вряд ли колесо. Простите.
- Про колесо - смешная шутка. Видите, я смеюсь. Это только у сумасшедших нет чувства юмора. А у меня с ним все в порядке. Ведь так?
- Конечно.
- Мне кажется, изобретение касалось стекол. Лобового, но и боковых тоже. Что-то, связанное со свойствами стекла и коэффициентом его преломления. Лобовое и боковые стекла - это одна большая система. Как вы думаете?
- Скорее всего.
- Но теперь не узнать точно. И спросить не у кого.
- Я могла бы навести справки. Если для вас это важно.
- Не очень важно. Он заботился о нас с мамой. Пока его не стало. Жаль, что я не помню, как это произошло.
- Я могла бы навести справки.
- У меня ничего не получилось.
- Все зависит от алгоритма поиска. Ваш не сработал. Что, если мой окажется более удачным?
- Я уверен, что так и есть. Но… Чтобы начать поиски, вам нужно перестать разговаривать со мной. Мне бы этого не хотелось. Не сейчас. Я ведь еще не рассказал, как убил ее.
- Если вам тяжело…
- Нет, но это не имеет значения. Двадцать шестого декабря 2004 года - помните такую дату?
- Честно говоря, нет. Еще один террористический акт?
- Самое разрушительное цунами в истории. Таиланд, Индонезия, Шри-Ланка, триста тысяч жертв.
- Да, теперь я вспомнила. Мои друзья были там в то время. Кажется, на острове Пхукет. Целой компанией улетели встречать Новый год. Слава богу, все они остались живы.
- Близкие друзья?
- Тогда мне казалось, что да. Мои однокурсники по университету. Они уехали с побережья на какую-то экскурсию в глубь острова. Это их и спасло.
- Мы с мамой тоже должны были поехать на экскурсию.
- Значит, и вы были там.
- На Пхукете, да. Мы жили на второй линии, но почти у моря. В гостинице "Шантара Хосор". Большой корпус с парком и фонтанчиками, и бунгало на пляже. Может быть, мы с мамой даже видели ваших друзей.
- Они не останавливались в гостинице, арендовали виллу.
- От фонтанчиков ничего не осталось. Глупо жалеть какие-то фонтанчики, когда столько жертв, правда?
- Глупо, но очень по-человечески.
- Значит, вы не осуждаете меня?
- Я никого не осуждаю в принципе. Просто стараюсь понять.
- А убийство? Вы могли бы его понять? Могли бы сказать - это глупо, но очень по-человечески?
- Это зависит от множества вещей.
- Да. Множество вещей. Все так и было. Вещей обнаружилась уйма. Ракушки. Креветки. Сгустки медуз. Как будто желе таяло на солнце. Я видел даже ружье для подводной охоты. А еще чей-то резиновый шлепанец. Много мелких рыбешек. Они еще дышали, когда отступила волна. Вы же знаете, как все произошло.
- Я не особенно интересовалась.
- Сначала ушла вода. Метров на двести от береговой линии. Может быть, на пятьсот. На километр или два. Вот все и оказались застигнутыми врасплох - и креветки, и люди. Мы с мамой должны были уезжать с побережья… Сейчас я вспомню зачем…
- На экскурсию. Вы говорили, что была запланирована какая-то экскурсия.
- Кажется. Но я не уверен. Сейчас я вспомню. Кто-то должен был приехать в тот день. Точно. Человек, который был очень дорог маме. Но не отец. Его автобуса не было на стоянке, я бы сразу узнал этот автобус. К тому же отец давно умер. Потому и не приехал за нами. Но должен был появиться кто-то другой. Кто-то важный. Сейчас я вспомню. Сейчас.
- Не переживайте так. У нас есть время. Вы сами сказали.
- Времени совсем мало. Скоро вернется большая волна и все сметет. Креветок и людей. И ракушки со шлепанцами. А я еще должен убить ее. Сами видите - времени в обрез.
- Тот человек, который должен был приехать, - друг вашей мамы?
- У нас с мамой не было друзей, сколько можно повторять? И… Если так - то он и был кем-то другим. Больше, чем друг? Кто он тогда?
- Обычно таких людей называют возлюбленными.
- Лучше вам помолчать.
- Я просто ответила на ваш вопрос.
- Лучше помолчать.
- Хорошо.
- Сейчас. У него странное имя. Короткое. Как "уйди". Или "вернись".
- Как скоро придет волна?
- Скоро. Когда я смотрел на него - тоже запрокидывал голову. И раз я не перуанец… Кто еще смотрит на людей снизу вверх?
- Мне лучше помолчать?
- Нет, говорите.
- Дети. Иногда так смотрят на взрослых дети.
- Очень болит голова.
- Я могла бы помочь вам. У меня есть таблетки.
- Нет. Я справлюсь. Уже справился. Если то, о чем вы сказали, правда, - значит, я знаю этого человека очень давно. Как я мог забыть его имя?
- Оно ближе к "уйди"? Или "вернись"?
- Уйди. Да. А мама… она не хотела уходить. Так и стояла на пляже, с которого схлынула вода. Другие люди тоже стояли. Они были удивлены тому, что произошло с морем. Они искали его. Еще бы, как тут не удивиться: ты пришел, а моря нет. И куда оно подевалось - неизвестно. Потом кто-то сказал, что оно просто отступило, а не исчезло вовсе.
- Кто-то?
- Я не знаю кто. Потом кто-то сказал, что надо уходить. Это были разные люди. Тот, второй человек, кричал. Но никто не понимал его. Из-за языка, наверное. Он говорил на непонятном языке. Адорабль. Оншонто.
- Но вы же как-то поняли его?
- Не я. Мама. Она сказала мне: посмотри, какой странный человек. Кричит, размахивает руками, показывает на гостиницу. Очень, очень странный. Страннее того колумбийца, который хотел отнять у мамы сумочку в Алькала-де-Энарес. Он был рядом с нами не больше десяти секунд, а потом побежал по берегу. А потом побежал прочь от берега. Но этого я уже не видел, потому что появилась моя птичка.
- Там, где стоял тот заполошный человек?
- Да.
- Вы когда-нибудь брали ее в руки, вашу птицу?
- Да. Ничего лучше этого не придумаешь. Жаль, что это случилось лишь однажды. Давным-давно.
- Когда вы были ребенком?
- Лучше вам помолчать.
- Хорошо.
- Очень болит голова.
- Я могу снять боль.
- Никто не может снять боль. Мама могла бы, но есть вещи, о которых она не должна знать. Для ее же спокойствия.
- Вы можете рассказать о них мне. Если хотите. О моем спокойствии думать необязательно. Боль как-то связана с птицей?
- С тем, что я больше не могу взять птицу в руки. Может быть. А может быть, и нет.
- А если накрыть ее шапкой? Накрыть платком? Я могла бы помочь в этом, если бы вы позволили…
- Ненавижу, когда кто-то задумывает такие ужасные вещи. Вы мне нравитесь, вы добрая и пытаетесь понять, в отличие от остальных. Которые только и могут, что кричать и размахивать руками. Лучше вам помолчать. Для вашего спокойствия.
- Хорошо.
- Считаете меня сумасшедшим?
- Считаю, что вам уже пора сделать то, о чем вы говорили. Или время еще не пришло?
- Почти пришло. Когда появляется моя птица, значит - время пришло.
- Мы возвращаемся на пляж на Пхукете?
- Мы и не уходили оттуда. Только море ушло. И я увидел птицу. Она клевала что-то… Наверное, это были креветки. Или маленькие рыбешки, еще живые. Она клевала и смотрела на меня. А мама смотрела себе под ноги. А я смотрел кино.
- То самое, очень маленькое? Когда в финале рвется пленка?
- В тот раз оно было длиннее обычного. Ненамного.
- Что же вы увидели?
- Маму. Как она плывет в арыке. Ужасно болит голова, ужасно… Знаете, что такое арык?
- Примерно представляю себе.
- Этот был непохож на другие. Что бы вы там себе ни представили. Но я уже видел его когда-то. Когда-то я уже был в нем.
- Вы тонули?
- Кто-то другой, не я. Она была рядом со мной. Она спасла меня.
- Мама?
- Моя птичка. С красными перышками на голове и желтыми лапками. А в том коротком фильме, который я увидел, мама плыла. И глаза у нее были закрыты. И у всех остальных были закрыты глаза. Множество людей, множество закрытых глаз.
- Они были мертвы?
- Нельзя сказать точно. Слишком короткий фильм. Я только помню, как они стали разбиваться, - словно были стеклянными. Р-раз - и от человека ничего не остается, кроме осколков.
- А… мама?
- Да-да, хороший вопрос. Если бы она была стеклянной, как все остальные, - было бы легче. Она просто разбилась бы - и все. Но мама - из плоти и крови. Маме больно, когда стеклянные осколки задевают ее. Ранят. Лицо, руки, лоб - все прошито ими. Еще немного - и живого места на ней не останется.
- Вы увидели это?
- Нет. Фильм кончился. Пленка покрылась пузырями и сгорела. Все как обычно. И я должен был сделать то, что обычно и делаю. Спасти ее.
- Что-то пошло не так?
- Я сказал: нам нужно уходить с пляжа. Прямо сейчас.
- А она?
- У нас есть еще время - вот что она ответила. Тогда я напомнил о встрече. С тем человеком, который больше, чем друг. И мама согласилась. Почти согласилась. И даже взяла меня за руку, как делала всегда. А потом у нее в сумке зазвонил мобильный.
- Она ждала звонка?
- Не этого. Потому что она удивилась. Нет, это неправильное слово. Она стояла как громом пораженная. Как будто снова умер отец и она только что узнала об этом.
- Вы помните, как умер ваш отец?
- Не уверен. Но мама ведь точно бы запомнила, правда?
- Скорее всего.
- Разговор был не очень длинным. Два или три моих фильма поместились бы в нем, не больше. Только она не разговаривала - слушала. А потом сказала что-то про маленький бар. Как же он назывался? Нет, не помню…
- Это важно?
- Важно, что он был совсем рядом, в паре десятков метров от нас. Пляжный бар с пятью столиками под навесом.
- А птица?
- Что?
- Ваша птица. Все это время она была рядом с вами?
- А-а… Да, да. Она подошла даже ближе, чем обычно. Мама сказала, что будет ждать в этом баре. И отключила телефон.
- И вы не поинтересовались, кто звонил?
- Все равно бы я ничего не добился. И у нее было грустное лицо… И очень грустные глаза. Ничего грустнее я не видел. Мы должны уйти - вот что я сказал. И взял ее за руку. Думал, она послушается, как слушалась всегда. Ты не можешь здесь остаться - вот что я сказал еще. "Это ты не можешь", - ответила она. Ты не можешь, а я должна. Все уговоры были бесполезны. Что бы вы сделали на моем месте?
- Не знаю. Попыталась бы убедить. Сказала бы, что ей грозит опасность.
- Ничего другого?
- Я не могу так. Мне нужно подумать.
- Вы совсем не помогаете мне, когда помощь действительно требуется. Я надеялся, что будет по-другому.
- Я не должна кричать и размахивать руками.
- Хорошо, что вы это уяснили.
- Хотя некоторые операции по спасению предполагают подобное.
- Не эта.
- Тогда я осталась бы с ней.
- Что? Я не слышу вас.
- Я осталась бы с ней.
- Не слышу вас! Не слышу!..
- Я осталась бы с ней.
- Лучше вам помолчать. Очень болит голова. Очень… Мне было уже все равно, испугаю я маму или нет. Если мы не уйдем отсюда прямо сейчас - случится самое страшное, - вот что я сказал ей.
- Самое страшное уже случилось.
- Что? Вас ведь не было там.
- Видите? Я действительно кое-что понимаю. И могу помочь.
- Вас не было там, но это не имеет значения. Мама сказала мне именно это. Слово в слово. Попросила отнести сумочку в гостиницу.
- И вы послушались?
- Вы знаете ответ. Иначе мы не говорили бы сейчас. Мама сидит в плетеном кресле у самого дальнего столика. И смотрит в ту сторону, куда ушло море. На ней ее любимое платье - красные маки на зеленом фоне. Кажется, оно, но я не уверен… Почему я не уверен? Почему я ни в чем никогда не уверен?
- Нам нужно время, чтобы в этом разобраться.
- Хотите перетянуть его на свою сторону?
- Его?
- Время. Вы до сих пор не поняли, что дело совсем не в нем? Сколько бы времени ни прошло, мама будет сидеть за тем столиком. Сидеть и смотреть на море.
- А вы? Что будете делать вы, сколько бы времени ни прошло?
- Идти в гостиницу с маминой сумочкой. Сначала идти, потом - бежать. Мимо фонтанчиков, мимо стоянки с автобусами, она совсем рядом с центральным входом. Я хотел подняться в номер. Мы условились, что я буду ждать маму там, я говорил вам?
- Нет.
- Но я даже не вошел в гостиницу. Потому что снова увидел птицу. Она сидела на скутере. Знаете, такие маленькие мопеды? - ими управляют без прав…
- Конечно, знаю. У одного моего приятеля был скутер.
- Я просто хотел приблизиться к ней. Но она исчезла, как исчезает обычно. В самый неподходящий момент, когда была так нужна мне. А скутер остался, что ему сделается. И ключ зажигания торчал в замке. А на руле висел шлем.
- И вы…
- Я не стал надевать шлем. Так он и проболтался на руле.
- Вы уехали? На этом скутере?
- Наверное. Иначе зачем тому парню было бежать за мной? Кричать и размахивать руками. Почему все они кричат и размахивают руками? Почему вы все кричите?
- Я ни разу не повысила голоса, если вы заметили.
- Да. Вы - совсем не то, что другие. Совсем, совсем не такая.
- Я хочу помочь. Для этого вы здесь.
- Это вы здесь. Вы.
- Парень, который бежал за вами… Кричал и размахивал руками… Он был владельцем скутера?
- Наверное. Он выглядел по-дурацки, хотя и не был тайцем.
- Что же дурацкого в нем было?
- Как он бежал. А потом споткнулся и упал. Чарли обычно так падает в черно-белом кино. Любите Чарли?
- Вы имеете в виду Чарли Чаплина? Никакого другого черно-белого Чарли я не знаю.
- Никакого другого и нет.
- Мне нравится Чарли. Мы могли бы вместе посмотреть…
- Не очень хорошая идея. Я только хотел сказать, что падал он забавно, - как Чарли в любом из своих фильмов. Вот и все.
- Все тайцы выглядят по-дурацки?
- По-дурацки. Как какой-нибудь маймун.
- Что такое "маймун"?
- Не знаю. Не могу вспомнить, нет. Да что ж такое с головой?
- Это человек? Может быть, шаман? Нищий? Тот, кто продает любовь за деньги?
- Лучше вам помолчать.
- Хорошо.