Если бы не напряженность момента, Бахметьев счел бы такой ответ слишком фамильярным, - учитывая присутствие посторонних. Но ни Шувалову, ни борцу-кочевнику из его ближнего круга было не до субординации.
- Час назад пришло, с почтой. В отдел доставки. Там Володя Верховский со вчерашнего дня все контролирует. Толковый парень. Он мне перчатки и выдал. На всякий случай. Вдруг отпечатки снимать придется.
- Что там?
- Пакет. На твое имя.
Папка, которую Усманов до сих пор держал за спиной, перекочевала на рабочий стол Михаила Леонидовича. Все трое - Ковешников и оба представителя "Феникс CORP." склонились над ней. И даже Бахметьев, наконец, приблизился к общей группе. И, никем не замеченный, встал за спиной Ковешникова.
- Еще не вскрывали? - поинтересовался Ковешников у Рамиля.
- Адресовано не мне, - коротко ответил тот.
- Давайте сюда перчатки.
Облачившись в белый медицинский латекс, Ковешников раскрыл папку и вынул оттуда белый, слегка обтрепанный по краям, тонкий конверт формата А-3. Ни штампов, ни печатей на конверте не обнаружилось, а адрес был написан от руки, старательным детским почерком. Строчки, и без того неровные, задирались вверх.
- Это Никушин почерк, - мертвым голосом произнес Шувалов. - "О" у нее с поросячьим хвостиком. Видите? И "д". Петелька идет не вниз, а вверх. Как у меня.
- Конверт и все, что в нем находится, мы заберем на экспертизу, - предупредил Ковешников прежде, чем вскрыть письмо.
- Просто верните мне дочь.
В конверте оказался альбомный лист с нарисованным на нем пейзажем. Пейзаж был непритязателен: домик с двумя окошками и дымом из трубы, извилистая тропинка к нему и что-то вроде леска в нижней части картинки - крючковатые березки (если судить по заштрихованным пятнам на стволах) и треугольные ели. Тропинка начиналась из ниоткуда, где-то посередине листа, и резко обрывалась сантиметрах в трех от домика. Возможно, в рисунке были и другие подробности, но Бахметьев их не разглядел. Все его внимание было приковано к надписи под рисунком:
ПАПОЧКА ТЫ ЗНАЕШЬ КАК МЕНЯ СПАСТИ.
* * *
…Они стояли у мустаевского "Порше", глядя на близкую реку. По Средней Невке сновали редкие катера и еще более редкие яхты, а в створе реки, там, где она соединялась с вылинявшим сентябрьским небом, появилась байдарка. Гребцы синхронно взмахивали веслами, приближаясь к Мустаевой, Бахметьеву и Ковешникову, и Женя все никак не мог сосчитать, сколько же людей набилось в байдарку - шесть? Восемь?
- Хотя бы девочка жива, - сказала Мустаева. - Я могу взглянуть на рисунок?
- После того, как на него посмотрят эксперты.
- Я и есть эксперт, Ковешников. Очнитесь.
- Сначала нормальные. А потом уже вы. - Лакричный вонючка не был бы лакричным вонючкой, если бы не схамил. - С нормальными-то все понятно. Нормальные снимут отпечатки, если они есть. Изучат состав бумаги - где была выпущена, когда. Поищут партию такой же. Поищут производителей и посредников… Графологи опять же подключатся. И другие не известные вам специалисты узкого профиля.
Последняя фразы была сказана исключительно для того, чтобы уесть психологиню. Но Мустаева не повелась. Обычно велась, а сейчас - нет. Единственное, что она позволила себе, - риторический вопрос, обращенный к Бахметьеву и гребцам-байдарочникам. Они как раз проносились мимо, и это была не восьмерка, а четверка с рулевым.
- Ну не идиот ли?
- Он? - кивнул Ковешников на Бахметьева.
- Вы, Ковешников, вы! Проективную диагностику еще никто не отменял.
- Чего?
- Одно из направлений психологии, вот чего. Изучение характера и эмоционального состояния по рисунку. Выявление глубинных психологических проблем. Существует огромное количество тестов. Масса методик. Слыхали про такое?
- Э-э… Видел в бесплатной газете заметку в три строки. На последней странице. Там, где сканворды.
- Ну, понятно. Лекцию вам читать не буду. Во всяком случае, сейчас. Но мы можем многое понять о состоянии девочки…
- Да что тут понимать? Хуже не придумаешь состояние. Тем более что информация о "Красном и зеленом" подтвердилась. Сегодня. Полоски ткани, которыми "Красное и зеленое" перевязывал запястья своих жертв, и ткань, которой были обвязаны кисти из сумки девочки, - не просто похожи. Они полностью идентичны.
Скорее всего именно об этом был телефонный звонок, заставший Ковешникова на выходе из "Диадемы".
- Подбросите до управления, Анн Дмитьнааа?
Это была первая ковешниковская просьба, адресованная Мустаевой за все время их знакомства. К тому же она была изложена простым человеческим языком, без ерничества и всегдашних подколок. И это так поразило Сей-Сёнагон, что та, не говоря ни слова, сама распахнула перед вонючкой переднюю пассажирскую дверь салона:
- Садитесь.
Прежде чем сесть, Ковешников снова стал Ковешниковым и небрежно похлопал ладонью по коже сиденья:
- Человечья?
И Мустаева тоже снова стала Мустаевой:
- Нет. Человечья идет как дополнительная опция. А у меня - базовая комплектация. Ну что, едете?
- Куда деваться.
Бахметьев, остающийся собой при любых обстоятельствах, без всякого приглашения тоже влез в салон. Ему нужно было накоротке переговорить с персоналом частной художественной школы, из которой пропала Ника. И школа была хоть и не совсем, но по пути: не какой-нибудь "Мягкий знак" между пунктом "А" (Диадема) и пунктом "Б" (Управление), а вполне себе удобоваримая "Д" - в центре, у Спасо-Преображенского собора.
- Где вас высадить, Женя? - спросила Мустаева.
- Переулок Радищева, сразу за Спасо-Преображенским…
- Я знаю.
- Но в принципе можно просто где-нибудь. Поближе к месту. За Литейным мостом хотя бы. Я добегу.
Добежите. Ага. Так должна была сказать Мустаева, после чего заблокировать двери. Но она не сказала: на переднем пассажирском сиденье сидел псоголовый Ковешников, и он был намного интереснее Анн Дмитьнеее, чем целый пучок Бахметьевых, перевязанных для верности резинкой. Несмотря на бесконечную и полномасштабную войну миров.
Они не проехали и двух кварталов, когда Ковешников ткнул пальцем в стекло:
- А это что? Притормозите-ка, Анн Дмитьнааа.
Мустаевский "Порше" мягко, едва не на цыпочках, проплыл мимо не так давно построенного дома, - пусть и не такого помпезного, как "Диадема", но тоже входящего в категорию элитная недвижимость. По фронтону здания, отсвечивающего огромными окнами, шла надпись:
"ШКОЛА ЖИВОПИСИ ЗАВЕНА ЛУККИ"
- О! - сказал Ковешников. - Завен школу открыл. Надо же.
- Ваш знакомый? - поинтересовалась Мустаева.
- Не то слово. Я его от расчлененки отмазал лет пятнадцать как, - заржал Ковешников и тут же добавил: - Это шутка, конечно.
- Господи, какой идиотизм! - Анн Дмитьнааа обратилась к зеркалу заднего вида, в котором жался Женя Бахметьев. - Вы хоть себя слышите, Ковешников?
- Иногда долетает. Но не очень часто, врать не буду.
- Так я и знала.
- Без дураков. Завен - отличный живописец. И несмотря на это, хорошо продается. В "Эрарте" целый зал. Ну и по мелочи, в музеях - от Нью-Йорка до Барселоны.
- Вы, я смотрю, хорошо осведомлены?
- О питерских художниках? В общем, да. Вы как думаете, Анн Дмитьнааа, кто круче - Александр Волков или Татьяна Фигурина?
- Константин Коровин, - нахмурилась Сей-Сёнагон. - Кончайте вы с вашими доморощенными тестами, Ковешников.
- А мне нравится.
- Тоже психологом себя мните?
- В формате сканворда. На последней странице газеты, - успокоил Мустаеву следователь. - Как конкурент для вас не опасен.
- Ха-ха-ха.
Это не было смехом. Имелась лишь его внешняя оболочка; шкурка, слегка подсохшая на солнце. А уж чем там набита шкурка - одному богу известно. Но явно не симпатией к лакричному вонючке.
- Любитель. Скромный любитель. Применяю метод тыка, так сказать, - переждав искусственный мустаевский смех, продолжил Ковешников.
- Ваш метод тыка - чистой воды профанация. Любой психологический конструкт - сложная вещь, многослойная. И снимаются эти слои с осторожностью, и каждый имеет свою трактовку… Вот вы к Шувалову этому несчастному пристали. У человека единственная дочь пропала, у него внутри ад кромешный, а вы - со своим конвейерным идиотизмом. Нашли время и место.
- Знаете, почему ему Гекльберри Финн нравится? Потому что сам он - Том Сойер…
- Нормальный он мужик, по-моему, - подал Бахметьев голос с заднего сиденья. - Не говно какое-нибудь, а мог бы… Учитывая капиталы и положение в обществе.
- Нет, Бахметьев, не до капиталов ему сейчас. Совсем голову от страха потерял Том Сойер. И это самый понятный страх, самый извинительный - за жизнь своего детеныша.
Детеныш.
Нормальное слово, не слишком обидное. Даже в корявом ковешниковском исполнении. Детеныши бывают милыми. Да нет же, они всегда милые, чьими бы ни были. Маленькие щенки или крошки кошачьи лемуры, сидящие под драконовым деревом. Так почему Бахметьев злится на Ковешникова? Сидит на заднем сиденье и злится.
Из-за маленькой девочки, Ники Шуваловой.
В кармане бахметьевской куртки лежит ее фотография: Ковешников перед уходом разжился несколькими - для людей, которые будут заняты в поисках. На низовом уровне все это закрутилось уже вчера, действует сразу несколько волонтерских отрядов, специализирующихся на пропавших, - детях и взрослых. Но Бахметьев и Ковешников - совсем другое дело. Даже Мустаева - другое. Бахметьев и Ковешников понимают, что волонтерские отряды ничего не найдут, "Красное и зеленое" не позволит, чтобы они нашли. Не для того он затеял игру, а… для чего? И что мешало "Красному и зеленому" поступить с Никой Шуваловой так, как он поступил со своими предыдущими жертвами?
Она ребенок. Глаза - такие же синие и яркие, как у отца, но кожа - намного светлее. И волосы - светлые, как лен. Должно быть, они достались ей от матери, покойной тележурналистки. Марина Ларионова, кажется так. У Ники - ямочки на щеках и чудесная улыбка, но вряд ли они смогут защитить от "Красного и зеленого".
Иногда Бахметьев ненавидит свою работу.
- Вы говорили с няней, Анн Дмитьнааа. Нарыли что-нибудь интересное?
- Ничего, что могло бы направить следствие по кардинально новому пути. Ника занимается в этой школе около года, с перерывом на каникулы, разумеется. Занятия - два раза в неделю, вторник и четверг. По три часа. Набор предметов стандартный: рисунок, живопись, композиция. Плюс история искусств.
- То есть это частная школа?
- Конечно. Причем недорогая. Полугодовой взнос всего лишь двадцать тысяч.
- М-да. - В очередной раз Ковешников попытался содрать шрам-уховертку с лица, и в очередной раз у него ничего не получилось. - Зуб даю, что у Завена Лукки одно занятие столько стоит. А то и больше.
- К чему вы это говорите?
- Да как-то странно получается. У Тома Сойера под боком… В двух минутах ходьбы прекрасная школа живописи. Известного мастера. Нарядная. Наверняка распиаренная в прессе и на ТВ. Я вроде бы про нее даже в бесплатной газете читал. Но их черт несет в город. Из Крестовской пасторали - в каменные джунгли. В какую-то мутную студию со смешным полугодовым взносом. Я бы даже сказал - оскорбительным для такого человека, как Михаил Леонидович Шувалов.
- Иванка сказала, что Нике очень нравится там заниматься, - вступилась за "мутную студию" Сей-Сёнагон. - И педагоги толковые, с ними Иванка знакома лично.
- И как все произошло?
- Вы же знаете, как все произошло, Ковешников. Они приехали в школу к четырнадцати тридцати. Они всегда так приезжают, потому что в четырнадцать сорок начинаются занятия. Обычно - втроем: Ника, Иванка и водитель. Э-э… Имя удручающе эстонское. Фамилия - что-то вроде Раудсеппа… Раудсепп, да. Ника зовет его дядя Рауд. Когда Иванка появилась в доме Шуваловых, этот Рауд уже работал.
- "Некоторые ключевые посты занимают верные мне люди", - нараспев произнес Ковешников. - Как вы думаете, Анн Дмитьнааа… Быть водителем при дочери хозяина - это ключевой пост?
- А разве от водителя требуются что-то большее, чем приличный водительский стаж?
- Даже если речь идет о наследнице телемагната?
Ужин с телемагнатами. Вот Бахметьев и вспомнил. Выложенная в сеть фотография с FB-страницы Яны Вайнрух именно так и была подписана: "ужин с телемагнатами". Какой-то пафосный ресторан (очевидно, на Заливе, в районе Репино), открытая веранда, предзакатное солнце, дачные букетики на столах. За ближайшим, тем, что попал в объектив, - компания мужчин, женщин - существенно меньше. Женщин - только две. Какая-то высушенная вобла, сильно смахивающая на директора-распорядителя МВФ, имя которой никогда не держалось у Бахметьева в голове дольше десяти секунд. И собственно, Яна. Яна Вячеславовна. Яна-Ответь на телефонный звонок-Вайнрух.
И - Том Сойер.
Михаил Леонидович Шувалов за одним столиком с Яной! Не рядом, между ними - вобла-распорядитель, но все равно! Они знакомы.
Ольга Ромашкина раскатывала с Яной Вайнрух по Африке на старом джипе - и она мертва.
Тереза Капущак была недолеченной клиенткой Яны Вайнрух - и она мертва.
Михаил Леонидович Шувалов, глава медиахолдинга "Феникс CORP.", имел неосторожность отужинать с Яной Вайнрух в загородном ресторане - и его маленькая дочь похищена.
Установить местоположение самой Яны невозможно. И это беспокоит Бахметьева больше всего. Беспокоит так сильно, что сердце начинает колотиться как ненормальное. И из-за этого стука почти не слышно, о чем говорят двое на переднем сиденье.
- …Как мне объяснила Иванка, она всегда ждала Нику либо в вестибюле, либо в кафе, это - соседняя дверь. Если сидеть у окна, то отлично просматривается вход. А она всегда сидит у окна.
- Что же прощелкала свою подопечную? И что-то я не видел этого хренова дядю Рауда. Равно как и протокола его допроса.
- В том-то все и дело. Где-то около четырех Раудсеппу стало плохо. Прямо в машине, в которой он сидел. Это метрах в пятидесяти от школы, ближе к собору. Естественно, он позвонил Иванке. Та выскочила, попыталась помочь подручными средствами, но в результате все равно пришлось вызывать "Скорую". На ней Раудсеппа и увезли. Обширный инфаркт. Он до сих пор в реанимации.
- А нянька? Что она делала после того, как уехала "Скорая"?
- Что и должна. Позвонила начальнику службы безопасности, объяснила ситуацию, попросила прислать другого водителя и осталась ждать Нику. Поскольку до конца занятий было еще полтора часа.
- Все дальнейшее более-менее понятно. Девочка вышла… или девочку вывели в то время, когда старая курица кудахтала над дядей Раудом?
- Хоть бы раз… - Мустаева скорбно поджала губы. - Хоть бы раз позволили мне забыть, что вас надо ненавидеть, Ковешников.
- Камеры наблюдения, - подал голос Бахметьев. - Наверняка там есть камеры наблюдения. И собор рядом.
Ковешников пропустил колкое замечание Мустаевой мимо ушей, сочтя нужным ответить только Бахметьеву:
- Пленки отсмотрели еще вчера, как мне сказали. Девочки на них нет. Правда, ракурс там неважнецкий, имеется пара слепых зон: метр - полтора, не больше. Но в целом покинуть переулок незамеченным нельзя… Кстати, вся эпопея с инфарктом, "Скорой" и метаниями нашей Арины Родионовны представлена полностью. В кино этот прием называется "жизнь врасплох". Слыхал про такой термин, Бахметьев?
- Нет. Может быть, не все камеры учтены?
- Есть консульские. Поскольку задний двор финского консульства строго напротив. Но сам понимаешь. Дипломатия - вещь тонкая, пока договоримся. Нужно проявить терпение.
- Как долго?
- Недолго. Но я не думаю, что это кардинально изменит картинку. И вскроет новые обстоятельства.
- Не мог же ребенок, которого ждали, взять и бесследно исчезнуть. Вход там один? И нет ли каких-нибудь хитрых черных лестниц?
- Вот ты это сейчас и выяснишь. И заодно поговоришь с "толковыми педагогами". И неплохо было бы докопаться, почему Михаил Леонидович выбрал для своей дочери именно эту затрапезную школу.
- Разве это имеет какое-то значение?
- Может, нет. А может быть, и да. Не залезешь в тину по ноздри - ни фига не поймешь.
- Так и захлебнуться недолго.
- Выживешь.
- Кстати. Не мешало бы выяснить еще одну вещь. Почему ваш Том Сойер расстался с Анастасией Равенской.
Мустаева произнесла это самым будничным тоном, но ощущение было такое, что в машине взорвалась петарда. Оглушая и ослепляя присутствующих. Больше всего досталось Ковешникову, сидевшему рядом. Он часто заморгал, втянул ноздрями воздух и с шумом выпустил его:
- С актрисой?
- С последней жертвой.
- Откуда у вас эта информация?
- Какой у вас телефон, Ковешников? Давайте-ка его сюда.
- А при чем здесь телефон? - проворчал Ковешников, но телефон все-таки достал. И положил на приборную панель, слегка пододвинув в сторону Анн Дмитьныыы.
Та взглянула на него с легкой брезгливостью, хотя брезгливости несчастный гаджет не заслуживал. Только сожаления. Кнопочный телефон Ковешникова прожил долгую жизнь, успел истрепаться и облупиться, потерять одну из клавиш, пусть и не критически важную (вместо нее теперь зиял провал). Крохотный дисплей был расколот, а задняя съемная панель примотана к передней изолентой. Впрочем, изолента сейчас не просматривалась, но Бахметьев, не раз видевший телефон Ковешникова, точно знал - она есть.
- Сколько ему лет? Десять? Пятнадцать?
- Работает же, - огрызнулся Ковешников. - Вот и пусть работает. Пока не сдохнет. Так что будем решать проблемы по мере их поступления.
- Ну-ну. - Сей-Сёнагон покачала головой. - Все-таки вы феерический жлоб, Ковешников. Прямо гопник какой-то. А вот если бы у вас был смартфон с выходом в Интернет, вы могли бы найти нужную информацию в течение нескольких минут. Нужно только правильно сформировать запрос, и все у вас получится.
- Так это вы в интернет-помойке нарыли? - Разочарованию Ковешникова не было предела. - Я вот что вам скажу. Свидетельство из Интернета для меня - тьфу. Пшик. Вранье на вранье.
- Любое свидетельство?
- Любое, не подкрепленное несколькими альтернативными источниками.
- Задайте вопрос Шувалову. А заодно поинтересуйтесь, знает ли он о смерти девушки. Насильственной смерти.
- Думаю, ему сейчас не до девушки, хоть бы ее и на ремни порезали, - вполне резонно заметил Ковешников. - Девушек море, а дочь - одна. Но я спрошу.
- Справедливости ради это была давняя история. Ей лет пять-семь. Ссылок и пруфов в Сети немного. Видимо, почистили основательно. Скоротечный роман студентки театрального и главы телекорпорации. Ничем хорошим это не заканчивается.
- Исходя из сегодняшнего дня… Так и есть.
IN A SENTIMENTAL MOOD. 4:17
2017 г. Сентябрь