Мадам стремилась домой. Единственное, что сейчас беспокоило Филю, – это опасность, которая могла исходить от дорожно-патрульной службы. Ведь остановят, могут и не удовольствоваться в такое время только сотней баксов, поди, и саму бабу захотят, как это нынче нередко случается. А заваливать ментов совсем не входило в планы Фили. Он бы, конечно, справился с парочкой наглецов, но зачем? Юлия же словно нарочно нарывалась.
Филя уже готов был в один из моментов догнать ее, подрезать, а потом что-нибудь сочинить по поводу такой неожиданной встречи. Но, кажется, на этот раз обошлось…
Увидев впереди высотный дом, он легко и независимо обошел красный "опель" и первым появился у нужного подъезда. Машину поставил на стоянку напротив входа, а сам стал степенно прогуливаться возле ярко освещенного подъезда. Сумка, в которой покоилась еще одна бутылка шампанского и фляжка дорогого виски, болталась у него на плече. А еще там лежал, обернутый в целлофан, небольшой, так сказать, дежурный букетик подснежников, из тех, что в эту пору привозят враги Красной книги из южных мест. В стужу эта мелочь почему-то производит на женщин совершенно непредсказуемое впечатление.
Юлия подъехала резко. Взвизгнули тормоза. Нельзя же так с послушной машинкой-то!
Вышла, сердито захлопнула дверь. Вякнула сигнализация. Не глядя по сторонам, пошла к подъезду. Видно, совсем уже нехорошо себя чувствовала. Но у самих дверей подняла голову и узнала Филю. Очень удивилась, но тут же ее лицо расплылось в очаровательной улыбке:
– Бог мой! Как кстати! Ты даже представить себе не можешь! Ты ведь знал, да, что мне плохо? – Она стала медленно падать на его плечо. Филя охотно подхватил ее, прижал к себе покрепче.
– Головка бо-бо? – хмыкнул он.
– Если б ты знал как! Милый, спасай меня, а то я, кажется, сейчас умру…
Слова произносились слабым голосом, движения ее становились словно ватными. И Филе ничего не оставалось, как в буквальном смысле подхватить ее на руки и внести в подъезд.
Дежурная навострила уши, вся нахохлилась, словно старая ворона.
– Притомилась душой и телом! – весело ответил на незаданный вопрос Филя и понес женщину к лифту…
Но возле своей двери Юлия пришла в себя, самолично открыла замок, вошла, сбросила дубленку на пол в прихожей и отправилась прямиком в спальню.
Пока Филя раздевался, вешал ее одежду, пока помыл руки в ванной и достал из сумки свои припасы, прошло не больше десяти минут. Но, войдя в спальню, он увидел, что Юлия уже спала, лежа на животе поверх покрывала. Причем совершенно голая. И как это сумела раздеться! А верхняя одежда и кружевное белье было раскидано по ковру вокруг кровати.
Однако ничего не поделаешь, не будить же "любовницу"! На всякий случай прислушался: действительно, спит. И крепко. Видно, мчалась уже из последних сил. А может, и вообще на автопилоте. С нее станется!
Предстояло важное дело. Филя добыл из своей сумки небольшой прибор с улитками-наушниками, включил его и медленно, проводя им вдоль стен, обошел всю квартиру. В наушниках стояла тишина. Значит, в квартире чисто – ни прослушек, ни видеокамер. Эти бы немедленно дали о себе знать. Готовя операции такого рода, Филя должен быть уверен, что и сам не станет случайной жертвой своей же беспечности.
Зная из личного, достаточно богатого опыта, каким тягостным бывает в аналогичных ситуациях пробуждение, он на всякий случай так же заботливо приготовил на ночном столике у кровати соответствующий натюрморт: поставил парочку бокалов, бутылку шампанского. В отдельный бокал с водой опустил подснежники, а для себя, чтоб не выглядеть в собственных глазах полным уж лопухом, отвинтил с виски пробку и сделал хороший, успокоительный глоток. После чего разделся сам и улегся рядом с дамой, положив руку на ее теплую, бархатную спину.
Речь не шла в настоящий момент о каком-то раздвоении личности, но Филе почему-то очень не хотелось вот так, наотмашь, наносить шокирующий удар женщине, к которой у него в чисто физическом смысле не было никаких иных чувств, кроме глубокой благодарности. Она хорошо старалась ради него, сама получала наслаждение и не скрывала этого. Так за что же мстить? Нет, ей нужно было наглядно показать, что ее выбор зависит исключительно от нее самой. Хочешь и дальше быть сволочью, получишь по заслугам, а не хочешь, может, даже и выход ищешь, хоть и безуспешно пока, вот тут тебе поможем. Все в твоих руках…
И, будто проникшись этими мыслями, Юлия заерзала, завозилась, потом ткнулась рукой и нащупала именно то, что в данный момент ей, вполне возможно, даже и снилось. Не открывая глаз и как бы на одной интуиции она начала наползать на Филю, словно танк на неожиданное препятствие. И наползла, и подчинилась, не просыпаясь, инстинкту, подаренному матушкой-природой… Первые движения показались Филе несколько конвульсивными, что ли, но затем она постаралась устроиться поудобнее, и упомянутый инстинкт заработал на всю катушку…
Давно привыкший к долгим ночным дежурствам, Филя не спал, время от времени прикладывался к фляжке. И дождался той минуты, когда Юлия открыла глаза, огляделась и изумилась – причем совершенно искренне. Какое-то время пыталась понять, где она и кто это с ней. А сообразив наконец, воззрилась на Филю:
– Так это ты здесь?.. А я думала…
– Ничего ты не думала, ты всю ночь напролет обнимала меня и лобызала с невиданной страстью, вот что я скажу, дорогая. Не знаю, как тебе, а мне очень понравилось. Здоровье поправим? – Он кивнул на столик.
Она перевела взгляд, и глаза ее потеплели. Точнее, перестали быть настороженными.
– Ой, прелесть какая… – А голосок-то оставлял желать лучшего.
– Говори, только честно: тебе сегодня обязательно ехать на службу? Или ты можешь сказаться приболевшей? В последнем случае я бы с удовольствием занялся твоим лечением.
– Как они мне все надоели… А что ты хочешь лечить? – Кажется, в ней просыпался юмор. – И как?
– Только активно, – засмеялся Филя, – Ну, приняла решение? Тогда я наливаю. Лучше сразу немного виски. От шампанского сосуды сужаются. А нам с тобой это зачем? Нам сосуды нужны крепкие!
– Лечи… – бессильно прошептала она и перевернулась на спину, вольготно раскинув в стороны руки и ноги… И добавила язвительно: – Фиг им всем, не дождутся!..
Примерно через час Юлия Марковна могла констатировать, что она чувствует себя превосходно. В душе было солнечно, тело стало словно воздушным, легким, а вокруг, ей казалось, мягко звучали скрипки.
Настал тот момент, который сознательно отдалял Филя. Но нельзя же оттягивать вечно! И он взял пульт телевизора, который лежал на том же столике, рядом с нежными подснежниками. Щелчок включения и – поехали!
Начала разматываться копия той кассеты, которая теперь хранилась в сейфе агентства "Глория". Юлия хотела было закапризничать: какой тут, к дьяволу, телевизор, когда… Но случайно брошенный ею взгляд на экран замер. Она приподняла голову и… похоже, даже не поверила себе. Подумала, что идет какая-то порнушка. Но нет. И минуты не прошло, как она наконец оценила уведенное и узнала себя. Привскочила, уперлась глазами в экран, где разворачивалось впечатляющее действо. Быстро обернулась к Филе, с интересом поглядывающему на нее. Опять – на экран.
Филя тронул ее за плечо:
– Ляг, давай посмотрим, интересно же! Или тебе не нравится?
– Что это? – тихо спросила она, завороженно глядя на свои старания на экране телевизора.
– Это?.. Ну давай лучше досмотрим, а потом поговорим, дорогая, ты не возражаешь?
– Какая же ты сволочь… – как-то вяло ответила она и отвернулась от него, не отрываясь, однако, от видеопоказа.
– Смотри, как здорово! – комментировал отдельные, особо яркие эпизоды Филя, поглаживая женщину рукой по мягкой спине. Она вздрагивала от его прикосновений, но… не отстранялась.
Наконец не выдержала сама. Села и попросила его выключить. Он послушно погасил экран.
– Зачем это? – жестко спросила она.
– Хочу предложить тебе сделку, дорогая, – не менее жестко ответил он.
– Ну слушаю, говори!
– Условия такие. Ты отдаешь мне Илью, я тебе – и эту копию, и оригинал. Слово чести.
– Что-что?! – изумилась она. – Кто бы говорил?!
– Мое слово железное. Но если твой Илья считает, что того, кто свое слово не держит, надо мочить – я понятно выражаюсь? – то я считаю, что тот, кто не умеет держать свое слово, просто не мужик, а дерьмо. Как поступают с дерьмом, надеюсь, догадываешься.
– Откуда ты знаешь, что думает Илья? – попыталась изобразить насмешливое выражение на лице Юлия.
– Слышал. Вы в прихожей у него громко разговаривали, а я все слышал. И про баксы, и про Лидочку-блядушку, много чего слышал. И подумал: вот же козел вонючий! Как же это можно такую женщину, как ты, лапать будто уличную шлюху? Не-е, ты его не жалей, этого мудака…
– Ну ты артист… помощник адвоката, говоришь, да? Дурачок, ты себе даже не представляешь, на кого хвостик свой задираешь! Он же тебя с этим самым дерьмом твоим и съест! Вот дурак! – с сожалением протянула она, и похоже было, жалеет Филю искренне. – Барин даже мыслей таких никому не прощает, не то что слов…
– Как ты сказала? Барин? Это что, кликуха его такая?
И Юлия вдруг испугалась. То ли того, что проговорилась нечаянно, то ли вообще что занесло ее не в ту сторону. Но она заметно побледнела, откинулась на подушки и закрыла ладонями глаза.
Филя налил ей в бокал немного виски и поднес ко рту:
– Сделай глоток, Юля, станет легче.
Она дрожащей рукой взяла бокал и опрокинула виски в рот, поперхнулась, естественно, стала кашлять, давиться. Филипп легко перевернул ее на живот и легонько, в такт кашлю, постукал по спине. Успокоилась, начала ладонями вытирать слезы на глазах.
– Ты не представляешь, что ты натворил! – прошептала она. – Он же тебя просто задавит. Размажет как… как клопа…
– Значит, теперь ты слушай меня, подруга дорогая, – сухо сказал Филя. – Слушай и запоминай. Лучше на всю оставшуюся тебе богатую, красивую и долгую жизнь… Это в том случае, если будешь не его, а меня слушать. Твоего Барина задавить как два пальца… извини, об асфальт. В другом дело: никто из моих товарищей, да и я сам, мараться об него не захотят. Таких, как он, просто списывают. В покойники. И сделает это, если мы только захотим, его же братва. Просто надо знать, какие ей условия выдвинуть. И на нем будет немедленно поставлен большой и жирный крест. Это первое. Второе: нам нужен не только убийца Инны Осинцевой, но и заказчик этого убийства. А тут я скажу следующее. Повернись ко мне и послушай…
Действительно, впечатляющая картинка: лежат обнаженные мужчина и женщина и всерьез обсуждают бандитские проблемы! Закачаешься? Филя даже усмехнулся. Хмурая Юля тут же спросила, что ему кажется смешным. Он сказал. Она неожиданно тоже рассмеялась, а потом взяла его руку, вытянула на своей подушке и положила на нее голову.
– Ну говори дальше, – вздохнула тяжко, но все-таки с интересом.
– Пока ты спала, я все о тебе думал. И понял, что ты конечно же имеешь отношение к убийству. Имеешь, не спорь. Но не ты была главной. Нет, вполне возможно, что твое возмущение оттого, что Поспеловский поменял тебя на Инну Александровну, могло вызвать соответствующую реакцию. Ты могла кричать: ненавижу! Убью! И прочее. Но кричать разрешается что угодно и сколько хочется. За это не казнят. А вот сажают за конкретную организацию убийства. За исполнение. Потому, я полагаю, при любом раскладе, если поступить умно и осторожно, тебе, в сущности, не будет ничего грозить. Тебе лично, понятно излагаю?
– Предположим.
– А мне… нам нужны заказчик и убийца. Я почти уверен, что отказ Лидии от помощи адвоката уже не остановит дальнейшего разворота событий. Почему? Да потому что я хорошо знаю Юрку Гордеева. А завтра или, если быть точным, уже сегодня я свяжусь с ним и доложу, что Лидия готова отказаться от своей идеи спасти Андрея, может быть думая, вот уж действительно по дурости, что ваш Илья Носов захочет в самом деле его спасать. Да он, наоборот, будет теперь просто вынужден послать туда убийцу! Чтобы убрать любимого племянничка, вот помяни мое слово!
– А это ему еще зачем?
– А чтоб мы не вышли с помощью Репина на истинных виновников. Но мы-то выйдем, ты, дорогая, в этом не сомневайся… Однако мне почему-то не хотелось бы, чтобы твое имя фигурировало дальше в этой грязной и очень опасной истории. И сделать это можно лишь одним способом: полностью и немедленно вывести тебя из игры. Не твоей, нет, ты не играешь, это тобой играют. Так вот, мне нужны имена игроков. И факты против них.
– А не надорвешься, мой могучий кавалер? – Она все еще не понимала, о чем ей говорит Филя. Или прикидывалась.
– Вообще-то есть два способа сразу вывести тебя из игры, – задумчиво произнес Филя, ложась на спину и глядя в потолок.
– Интересно…
– Не очень. Первый, это отправить тебя на службу, где ты примерно во второй половине дня вдруг увидишь, что все стены твоего офиса на Ленинградке, все лестничные площадки, а этажей у вас там хватает, будут заклеены постерами из этой вот пленочки. – Филя кивнул на видеомагнитофон, стоящий под телевизором, на нижней полке. – Это плохой способ. Но очень действенный. Через полчаса после начала общественного просмотра экспозиции тебе придется навсегда покинуть и здание, и распрощаться со всем своим богатейшим архитектурным опытом. А указать, кто это сделал, ты не сможешь, потому что не будешь иметь никаких доказательств… Есть другой вариант. Тот, что я тебе предлагаю. Ты сдаешь мне Илью и, вероятно, его сынка Гришу, о котором, кажется, у тебя сохранились далеко не самые лучшие воспоминания… Спокойно, дорогая! – сказал он, почувствовав, как она вздрогнула. – Я же ничего не сказал! Так вот, сдаешь, говоришь всю правду, я записываю. И мы все вместе находим возможность полностью исключить тебя из этого дела. А на "старика" вешать собак мы не будем, верно? Липа ведь это все, вранье, Юлька. Ты и сама, если по совести, этого не желаешь. Честно скажу, ты мне в самом деле очень нравишься, и я не хочу, чтоб над тобой изгалялись потом какие-нибудь говнюки.
– Красиво говоришь… А ведь я и в самом деле сперва решила, что ты обыкновенный козел… Не-ет, ты, гляжу, все уже продумал. А что про меня хорошие слова говоришь, спасибо, дружочек. Да только и тут все вранье. Пока вы станете думать да гадать, Барин меня попросту убьет. И я это отлично знаю. А потому…
– Не веришь мне?
– Хотела бы поверить, но…
– Так что ж тебе мешает? Возьми да поверь человеку. Один раз в жизни. Слабо?
– Да не в этом дело… Плохо ты меня уговариваешь, вот что. Мог бы и замуж пригласить. Наобещать семь верст до небес… А ты… только стращаешь. А мне уж, честно говоря, и не страшно, а… противно.
– Взял бы замуж, – вздохнул Филя, – да вот муж из меня совсем хреновый. Ненадежный. Пока живой – стена, это точно, а вдруг что случится? Одно воспоминание и останется. Тебе это сильно надо?
– Барина… в смысле Илью, вам не сломать, – как-то обреченно сказала Юлия. – Сил не хватит. Зря стараетесь, мальчики.
– Ох, не зря, Юлька, – засмеялся Филя и, приподнявшись, уставился ей прямо в глаза почти влюбленным взглядом.
Она долго разглядывала его лицо, хмурилась, потом прерывисто вздохнула, обеими руками сильно притянула его к себе и прошептала в самое ухо:
– Господи, как хочется… верить…
А позже, когда совсем уже рассвело, раскрасневшаяся, со сверкающими шальными глазами, она вдруг сказала:
– Ты, когда уйдешь, оставь мне эту кассетку. Я всю посмотреть хочу.
– Понравилось? – понимающе усмехнулся Филя.
– Ага? Такую я себя еще не знала… Наверное, ты прав… Скажи мне, – вдруг будто забеспокоилась она, – если вам так легко удалось устроить здесь, в спальне, киностудию, почему ты уверен, что кто-нибудь другой, да хоть и… не захотел бы наставить и своих приборов?
– Молодец, вопрос вполне по делу. Потому что, ставя свое, мы проверяем все остальное на вшивость. У тебя чисто.
– Сам проверил?
– Ну а кто же? – улыбнулся он.
– Просто не знаю, как я без тебя теперь буду?.. – Она таким искренним взглядом посмотрела на него, что Филя интуитивно поежился: это ж надо, такая банальность! И вспомнил, кажется, Алексей Петрович Кротов недавно говорил по какому-то поводу, что всякая сегодняшняя банальность прежде наверняка была великим откровением.
Глава восьмая ОШИБКА АДВОКАТА
Пока Юрий Петрович Гордеев занимался своей адвокатской деятельностью где-то во глубине вологодских лесов, Денис Андреевич Грязнов, по собственным, уже первоначальным прикидкам, мог быть отчасти удовлетворен проделанной за несколько дней работой.
Он сидел в своем кабинете перед листом бумаги и толстым черным фломастером чертил некую схему, состоящую из ломаных линий и квадратиков на каждом конце воображаемого древа. Ствол и ветки служили связями между фигурантами и требовали жестких обоснований, а квадратики с фамилиями внутри каждого – самих фигурантов.
А схема-то выстраивается совсем неплохая, думал он, соединяя теперь и квадратики между собой.
В натуре же, если исходить из уже имеющихся данных, вполне возможно, что дело выглядело следующим образом.
Первое. Сведения, полученные Филиппом от Юлии Марковны, свидетельствовали о том, что Осинцева пала жертвой заговора. Если Носов-старший пробовал уверить Лидию, что он был вынужден сам вступиться за Поспеловского и избавить его от назойливого кредитора, точнее, кредиторши Инны, то Юлия теперь утверждала обратное. Никакая "помощь" Валентину Васильевичу не требовалась. Это все чистое вранье Носова. Просто он не желал терять партнера в мэрии, а дело шло к тому. Едва Поспеловский сообщил, что собирается уйти из конторы и заняться на старости лет чистым творчеством, как поднялась паника. О себе Юлия, разумеется, постаралась промолчать, чтобы тем самым вывести в инициаторы преступления Илью Андреевича. Ну это, впрочем, было понятно. Да и Филипп, проводивший с ней "следственную работу", тоже предлагал не топить женщину. Может, он по-своему и прав. Если нет острой нужды, зачем лишние жертвы?..
Далее Юлия сообщила, что Валентин, по сути, сам невольно подставил свою невесту, сказав Илье, когда тот кричал на него, ругался, требовал отказаться от бредовых планов, на исполнение которых у Поспеловского и средств-то не было, что необходимые деньги уже есть. Илья впал в шоковое состояние, а торжествующий свою моральную победу Валентин возвестил, что деньги ему дала Инна, не выставив при этом решительно никаких условий. Вот этот момент, если можно так выразиться, и подтолкнул дальнейшее развитие событий.
Второе. Деньги у Поспеловского на организацию собственной творческой мастерской действительно появились. Мастерская была образована, официально зарегистрирована, получена лицензия, появились необходимые кадры. Лида там работает, есть интересные заказы. Но если все это уже появилось на свет, какой же был смысл убивать Осинцеву? Дело-то ведь сделано! Другой разговор, если бы она вдруг потребовала свои деньги назад, а Поспеловский отказался бы их возвращать. Вот тогда версия Носова могла пройти. Но эту версию категорически отвергает Лидия. Хотя она может и защищать таким образом своего отца. Тоже следует иметь в виду. Факт нуждается в доскональной проверке.
Третье. Борис Осинцев подтверждает, что со счета его бывшей жены были сняты незадолго до ее гибели триста тысяч долларов. Сумма очень даже приличная. Но кроме того, из ее сейфа пропало драгоценное ожерелье ценой примерно полмиллиона долларов.