- Не очень понятно. С одной стороны, видно, что особых средств у неё действительно нет, но с другой стороны, при крайней нужде человек должен был бы заложить часы. А ей, вишь ли, непременннадо было сдать в паре с ломом. Хотя лом этот намного не потянет. Ему красная цена рубль. Непонятно, почему она отказалась.
"Действительно, непонятно ведет себя дамочка, - размышлял Шумилов. - Внешность изменяет, извозчиков разных, приезжает заклад сделать и не делает. Может, и нужды такой у нее не было? Может, какой иной мотив ею двигал?"
На Знаменской площади Шумилов взял извозчика и решил повторить путь, каким ехала в тот субботний вечер незнакомка. Когда коляска выехала на Невский, Алексей Иванович приказал остановиться напротив дома № 57. Прямо над входом в подворотню красовалась большая яркая вывеска золотом по малиновому фону "Касса ссуд. Миронович И. И.". И ниже помельче: "Выгодно. Надёжно".
Шумилов покрутил головой в разные стороны: вот мелочная лавка, куда направлялась в тот вечер Сарра, вот тут, видимо, незнакомка выскочила ей навстречу из экипажа.
"Возможно, по пути к протезисту она увидела вывеску кассы Мироновича. Заинтересовалась, остановилась, подозвала первого попавшегося прохожего. Им случайно оказалась Сарра. Простодушный ребёнок всегда источник исчерпывающей информации. Воры прекрасно знают, что справки надо наводить именно у детей - они местные, всегда обо всём осведомлены, по своей наивности на контакт идут легко. Женщина, видимо, желала замаскировать объект своего любопытства, поэтому начала разговор со щенка. И лишь потом, наклонившись к Сарре, спросила про кассу. Если на самом деле все было именно так, то это… это поведение опытной воровки! Ну, и что же могло быть потом? Сарра ответила, что касса уже закрылась. Возможно, девочка с присущей ей непосредственностью добавила, что сама там служит и сторожит, и предложила приходить завтра. Так-так, это логично. И что же было потом? Дамочка поехала к дантисту…"
Занятый такими мыслями, Шумилов доехал до театра на Итальянской и там отпустил извозчика. Сверившись с полученным у Березовского адресом, он посмотрел напротив и на той стороне улицы увидел дом с медной табличкой у парадного подъезда: "Доктор Фогель К. К. Безболезненное лечение зубов". Солидно, достойно, ни прибавить, ни отнять.
Перейдя улицу, Шумилов толкнул тяжелую застекленную дверь. В вестибюле швейцара не оказалось, но вход в приемную доктора был совсем рядом, на первом этаже.
В просторной приемной, богато декорированной лепниной по потолку и стенам, находились полная дама со страдальческим выражением лица и мужчина, ее сопровождавший. Дама нервно теребила носовой платок и бросала по сторонам горестные взгляды, ее спутник тем временем поглаживал холеные дамские пальчики. Увидев Алексея Ивановича, она интуитивно угадала в нем соперника, претендующего на внимание доктора, и поспешила вздохнуть:
- Ну, когда же? Как же долго все это тянется…
Едва Шумилов опустился в кресло, как из-за белой двери появился благообразный молодой человек в белом халате, с зализанным пробором, очевидно, ассистент доктора. Он тихим голосом заверил страдалицу, что доктор примет ее при первой же возможности, и тут же передвинулся к Шумилову.
- Здравствуйте. На что жалуетесь, господин… э… - спросил он таким же вкрадчивым голосом.
- До жалоб дело пока не дошло. Мне угодно, - ответил Шумилов холодно, не понижая голоса, - безотлагательно переговорить с господином Фогелем по делу, не терпящему промедления. Речь идет о соблюдении господином Фогелем закона. - Он замялся, потому что убедился, что сказанного оказалось достаточно, с ассистента моментально слетела напускная важность. Молодой человек пулей влетел в белые двери, из-за которых только что вышел. Не прошло и полминуты, как он так же стремительно вернулся и пригласил Шумилова пройти в смежную комнату.
Доктор показался из смежной комнаты почти сразу же, даже не дав Шумилову оглядеться. Это был типичный немец - аккуратный, подтянутый, в отутюженном крахмальном халате без единой морщинки. Глаза смотрели настороженно.
- Чем могу служить, господин агент?
Алексей Иванович уже многократно убеждался, что редкий человек не испытает внутреннего трепета при намеке на какие-то его потаенные грешки и нарушения, особенно если намеки эти сделаны лицом "при исполнении". Было совершенно очевидно, что ассистент принял Шумилова за агента сыскной полиции и именно так отрекомендовал визитера патрону. В том, что ассистент не разобрался толком, кто же именно был перед ним, была только его собственная вина. У Шумилова были свидетели, которые всегда смогут подтвердить, что он не называл себя полицейским и не заявлял о своей принадлежности к сыскной полиции. В этом отношении совесть его была чиста, никто бы не смог доказать, что он нарушил закон, который строжайше запрещал "называться не принадлежащими именами и званиями". Но вот использовать ошибку ассистента в своих интересах можно было и даже нужно.
- Позвольте отрекомендоваться: моя фамилия Шумилов. Я прибыл к вам с особым поручением.
- Да, чем могу?.. С удовольствием, - залепетал доктор.
- Представьтесь, пожалуйста.
- Да-да, конечно, что ж это я… Конрад Карлович Фогель.
- Дело у меня весьма щепетильное: по поводу ваших сделок с золотом. Сразу хочу предостеречь от запирательства: мы полностью владеем ситуацией, знаем, когда, от кого и на чем прибыло к вам разыскиваемое лицо. Также нам известна сущность сделанного вам предложения. Так что запирательство бессмысленно. Речь идет о вашем добром намерении помочь разобраться в серьезном деле, связанном с убийством ребенка, - самое забавное в этой ситуации заключалось в том, что Шумилов не солгал ни единым словом. При этом доктор Фогель явно слышал в словах Шумилова совсем не то, что тот говорил на самом деле.
- Господи, что вы говорите… Как же это меня угораздило, - доктор закрыл руками лицо. - Спрашивайте, я скажу все, что мне известно.
- Так вот, Конрад Карлович, нам стало известно, что две недели назад, а именно двадцать седьмого августа, вечером, к вам приехала молодая женщина и предложила купить у нее золотой лом - сплющенные серьги и часы. - Голос Шумилова звучал строго и официально. - Вы это подтверждаете?
- Да, действительно приезжала. И именно вечером. Это ее Березовский прислал. Борис - это сущий бес во плоти. Попутал, вот попутал…
- Отвечайте только на вопросы, а эмоции оставьте на потом, - остановил врача Шумилов. - Свидетели встречи были?
- У меня был последний посетитель. Я уже и ассистента отпустил, и наружную дверь закрыл, а эта дамочка все не уходила, трезвонила и трезвонила в колокольчик.
- Далее… вы что-то у нее купили?
- Да, купил, но только лом, в смысле - расплющенные сережки. А часов никаких не было. Но сделка оформлена с соблюдением всех правил, я вас уверяю. Она занесена в книгу учета, могу продемонстрировать, - поспешно добавил Фогель.
- Да уж, будьте любезны, давайте посмотрим на запись, - кивнул Алексей Иванович.
- Сей момент, - доктор подошел к конторке и вытащил из нее большую "амбарную книгу". Полистал и показал выведенные аккуратным почерком строки: "Принято: августа 27 числа. Золото (лом) 7,25 г. От кого: гр. Варварина Г. Я., мещанка. Адрес: дом Лабазникова в Мучном пер. Уплачено: 4 рубля 15 коп. Деньги мною получены полностью. Подпись: Варварина".
- Вы можете сказать, что случилось? - нервно поинтересовался доктор.
- Конрад Карлович, боюсь, я зря вас побеспокоил. Похоже, это не совсем то, что мы ищем, - сказанное, конечно, звучало не совсем логично, ибо минутой ранее Шумилов утверждал, что ему всё известно, но доктор был так взволнован, что не заметил этой логической нестыковки. - Но на всякий случай опишите, пожалуйста, эту женщину.
Доктор недоуменно пожал плечами:
- Да обычная женщина, молодая, лет под тридцать. Худенькая, как девочка.
- Как была одета?
- Не помню. Впрочем, зонтик у нее был длинный, желтый, с загнутой ручкой, он ей мешал все время, она его на руку вешала, а он даже упал с руки.
- Была на ней шляпка?
- Да нет же, не было никакой шляпки. Волосы рыжие неаккуратно так торчали, я еще отметил про себя, что негоже вот так ходить с непокрытой головой. Неприлично, и вид неряшливый.
- А платье на ней какое было? Или жакет?
- Юбка в крупную клетку. Я еще подумал тогда: и зачем при такой субтильной фигуре носить ткани с таким крупным рисунком, это же ей не подходит!
- Скажите, а золото она из сумочки доставала?
Доктор на секунду задумался, припоминая:
- Нет, вы знаете, сумочку она вовсе не раскрывала. А золото дама в кулаке зажала. Я еще удивился - обычно так вещи не носят. Ну, уж по крайней мере, в носовой платок заворачивают, а лучше прячут куда подальше, чтоб не потерять ненароком. А тут вдруг - в кулаке…
- Доктор, вспомните как можно точнее, когда она пришла к вам и когда ушла, - попросил Шумилов.
- Да и вспоминать особенно нечего. Пришла примерно в 21.20. Но я не смог сразу с ней заняться, потому что у меня в кресле сидел пациент. Я ей предложил либо ждать, либо отправляться. Она осталась ждать. Я освободился около 22.00, может быть, в 22.10. Потом с ней поговорил, принял золото, проверил его, взвесил, отсчитал деньги. Так что ушла она в 22.20, самое позднее в 22.30.
- Спасибо, Конрад Карлович, ваша помощь неоценима. К вам нет никаких претензий. Впрочем, вы можете еще понадобиться, и тогда вас пригласят для составления протокола в Следственную часть прокуратуры. Впрочем, возможно, нужды в этом и не возникнет.
Шумилов откланялся, оставив доктора в состоянии тревожного недоумения. Сыщик считал, что в этот раз фортуна ему по-настоящему широко улыбнулась - теперь ему были известны имя и адрес незнакомки. Анализируя ее поведение тем вечером, нельзя было отделаться от неясных подозрений. Получалось, что она объезжала места, где можно было сдать вещи под заклад, при этом зачем-то старалась изменять внешность. Эту манипуляцию она осуществила не меньше двух раз - на лестнице перед кабинетом доктора и в подворотне перед ссудной кассой на Гончарной.
Второй настораживающий момент во всей этой истории - это бросающаяся в глаза противоречивость поступков дамочки, которые никак не стыкуются с её словами. У ростовщика на Гончарной она отказалась сдать часы под тем предлогом, что хочет заложить вещи непременно в паре, а у протезиста не только продала расплющенные сережки, но часы даже и не предложила. Что это могло означать, Алексей Иванович пока не знал, но чувствовал, что металась дамочка неспроста.
Поскольку от дома, где помещался кабинет Фогеля, до конторы Карабчевского на Малой Садовой было всего две минуты ходу, Шумилов решил зайти к присяжному поверенному, рассказать о событиях последних дней.
10
С Николаем Платоновичем Карабчевским Шумилов столкнулся в дверях конторы адвоката.
- Еще бы минута, и вы меня не застали, - проговорил Карабчевский. - Уже девятый час, пора на покой.
- У меня самая работа пошла, - усмехнулся Шумилов. - Но если вы, как мой работодатель, даете санкцию на отдых, то я немедля отправляюсь домой.
- Ну уж нет, голубчик, - засмеялся адвокат. - Теперь давайте рассказывайте!
Они вышли на улицу, неспешно пошли по тротуару.
Адвокат слушал Шумилова очень внимательно, лишь изредка комментируя особенно яркие моменты его рассказа. Когда Шумилов перешел к описанию своей драки с Дементием, Карабчевский зашелся долгим искренним смехом:
- Алексей Иванович, вы видели свой лоб? Да вы же просто пират!
В целом он был очень доволен услышанным.
- Знаете что, Алексей Иванович, - сказал Карабчевский, выслушав повествование Шумилова до конца, - мне кажется, вы потянули нужную ниточку. Очень бы хотелось, чтоб она не оборвалась. Постарайтесь отыскать эту женщину, приложите для этого все усилия, смело ссылайтесь на меня, если только это может помочь вам в розысках. Считайте, что я даю вам карт-бланш, я покрою все ваши нарушения закона, допущенные в интересах этого розыска.
- Это безнравственно, Николай Платонович, - едко заметил Шумилов. - Цель оправдывает средства, так, что ли? Мое правило: я не нарушаю закона.
- А вот мое правило, - так же едко парировал Карабчевский. - Я готов нарушить закон, если только это пойдет на пользу самому закону.
- Я думаю - это демагогия, закамуфлированный правовой нигилизм.
- Отчего же? Если бы это было действительно так, мы бы и поныне жили древнеримским правом. Для того чтобы создать новый, улучшенный закон, надлежит нарушить старый и убедиться, что нарушение пошло ему на пользу. Пока же давайте вернемся к делу.
- Наша неизвестная дама явно интересовалась местами возможного сбыта своих часов и расплющенных сережек. В этом отношении касса Мироновича также представляла для нее определенный интерес, - продолжил Шумилов. - После посещения дантиста она вполне могла направиться на Невский к Мироновичу.
- Ее поведение чем-то напоминает действия наводчицы. Я не удивлюсь, если окажется, что где-то неподалеку от этой дамы крутился ее друг, - задумчиво пробормотал Карабчевский. - Мне кажется, что самые важные ваши открытия можно свести к следующему: во-первых, полиция направила в район, прилегающий к месту преступления, агента, легендированного под точильщика ножей. Мне кажется, это свидетельствует об определенной неуверенности следствия в собственной версии, даже несмотря на арест Мироновича. Этот момент очень важен для моей защиты. Во-вторых, удалось установить причину перестановки мебели в задней комнате. Напомню, что перестановка стульев расценивалась следователем Саксом как одно из доказательств виновности именно моего подзащитного. Теперь мы знаем, что стулья были переставлены одним из дворников по просьбе самой Сарры. Вопрос, для чего это было сделано, пока открыт, ведь у погибшей имелось спальное место в одной из жилых комнат.
- Вам следует иметь в виду, Николай Платонович, что дворник Прокофьев вряд ли признается в перестановке, - подчеркнул Шумилов. - Он уже дал официальные показания, в которых утверждал, что ничего об этом не знает.
- Я думаю, он просто испугался. На фоне всеобщего ажиотажа он решил, что лучше всего будет, если он станет отрицать сам факт посещения кассы за несколько часов до убийства.
- Скорее всего, так.
- Для меня важно то, что вопрос о перестановке мебели в принципе прояснен. Это повышает мое доверие к клиенту. Я вижу, что он мне не лжет, и начинаю увереннее себя чувствовать… - Карабчевский задумался на минутку. - Третье открытие касается неизвестной дамочки. Мне очень бы хотелось, чтобы вы ее нашли.
Они вышли к Фонтанке и остановились перед Аничковым мостом.
- У меня к вам две просьбы… - сказал Шумилов, но Карабчевский не дал ему закончить:
- Да-да, деньги. Я понимаю, сейчас зайдем в кондитерскую и проведем маленькую калькуляцию.
- Спасибо, - поклонился Шумилов. - Но речь не только о деньгах. Возможно, мне потребуется попасть в помещение кассы Мироновича. Вы говорили, что у вас есть на связи некий полицейский, помогающий в работе. Он не может завладеть на пару часов ключом от кассы и печатью участка?
Карабчевский задумался на какое-то время, затем мечтательно проговорил:
- Я бы и сам хотел попасть в кассу. Посмотреть на все своими глазами… Что там за засов на двери, что за потеки воска на полу, что это за загадочная витрина, которую невозможно открыть… Не знаю, готов ли мой помощник пойти на такой риск. Он ведь рискует почти полной пенсией. Но я с ним обязательно поговорю на эту тему.
Они спустились в полуподвальную кондитерскую, где Карабчевский заказал чай с молоком, а Шумилов кофе. Там они пересчитали расходы, понесенные Алексеем в ходе розысков. Адвокат безропотно отсчитал деньги и прибавил к этой сумме пятьдесят рублей ассигнациями - оклад за два дня работы Шумилова.
Через четверть часа Алексей шагал по набережной Фонтанки в сторону дома, предвкушая, как наберет полную ванну горячей воды, погрузится в нее по самые уши, затем хлопнет рюмочку коньку и завалится спать. Завтрашнее утро следовало начать с посещения "Общества взаимного кредита", попросить отпуск еще на пару деньков. После этого, видимо, у него будет много беготни. Так что хорошо было бы этой ночью выспаться.
Однако кто-то в небесной канцелярии явно не хотел, чтобы Шумилов этой ночью лег пораньше спать. Буквально перед самой дверью парадного подъезда Шумилова остановил младший домовой дворник по имени Кузьма:
- Алексей Иваныч, Алексей Иваныч, - заговорщически оглядываясь, зашептал он. - У вас на квартире засада. Вас дожидается…
- Что-о-о?! - оторопел Шумилов. - Что ты несешь, Кузьма?
- Госпожа Раухвельд, улучив момент, дала знать. Прислала ко мне кухарку через черный ход, велела вас предупредить на подходе. Вот стою, глаз не смыкая, вас сторожу.
- Так что ж ты тут стоишь, бестолочь?! Ты квартальному свистнул, полицию позвал?
- Так полиция и сидит в засаде. На вас, стало быть. Брать вас будут.
У Шумилова закралось подозрение, что Кузьма чего-то недоговаривает.
- Ну-ка, по порядку все объясни. Это кто ещё меня собирается "брать"?
- Явились двое, значит, оч-чень мрачные субъекты. Но я еще не заступил, Филофей стоял… Филофей сразу почувствовал нелады. Останавливает их, куды, дескать, направляетесь? А они эдак: к Шумилову! Ну, бо-о-орзые…
Было похоже, что дворник собрался растянуть свою сагу до утра. Шумилов на него цыкнул:
- Говори по делу!
- Филофей проводил их наверх, к госпоже Раухвельд, - Кузьма подтянулся и заговорил без лирических отступлений. - Через полчаса ко мне с набережной забегает Палашка, говорит, барыня ее послала сказать, что явившиеся господа из сыскной полиции желают видеть вас. Сидят, значит, пьют кофе и никуда не уходят. Главный среди них Агафон. Плохое имя, Агафоны все сычи!
Шумилов даже плюнул с досады:
- Дур-р-рак ты, Кузьма! "Засада", "брать будут" - откуда только словечек таких нахватался! Читать надо меньше газет с криминальной хроникой. Я тебе подарю подписку на будущий год на ботанический журнал, не пожалею червонца. Или анатомический атлас куплю, чтоб картинки рассматривал.
Шумилов знал Иванова довольно хорошо, имел с ним соприкосновение по нескольким весьма спорным делам. Иванов очень зауважал Шумилова после того, как тот объяснил ему принцип метания ножей. Псковский мужик, каковым был и, в сущности, остался Иванов, понятия об этой премудрости не имел, Шумилов же, как выходец с Дона, давшего во времена Крымской войны лучших пластунов, знал о метании ножей, да и о холодном оружии вообще, не
понаслышке.
Поднявшись к дверям квартиры Раухвельд, Алексей нашел их двери приоткрытыми. Явно это было сделано умышленно. Шумилов прекрасно знал, что вдова жандармского ротмистра имеет вполне совершенные навыки конспиративной работы. Она сама не раз вспоминала, как во времена польской смуты 1861–1863 годов "держала" конспиративную квартиру в Вильно, на которой ее супруг проводил секретные встречи с агентурой. Вдова даже считала себя отчасти виновной в гибели мужа именно потому, что его разоблачение и убийство польскими "жолнёрами" произошло после того, как она выехала из города, и барону Эрасту Раухвельду пришлось организовывать встречи по другому адресу.