- В лондонской полиции я работал с одним следователем, Полом Суитменом. В свое время он и в Ипсвичском деле участвовал. Не подумайте, что кто-то покушается на ваши полномочия, но вы не будете против, если я попрошу его приехать и помочь?
Грейс настороженно посмотрел на него. Отношения между суссекской и столичной полицией складывались нелегко. Многие хорошие офицеры перешли на работу в Лондон, соблазнившись более высокой зарплатой.
- Рой, я уверен, Кэссиан заботится исключительно об интересах нашего города и ни в коем случае не ставит под сомнение твою руководящую роль в этом расследовании, - дипломатично вмешался Мартинсон и посмотрел на своего помощника, словно ожидая подтверждения своих слов.
- Разумеется, Том. - Пью повернулся к Грейсу с вкрадчивой улыбкой: - Знаю, у нас в прошлом были разногласия, но теперь это все далеко позади. Старший инспектор Суитмен - хороший парень. Я предлагаю, чтобы он приехал сюда - исключительно как советник, - только если вас это не смущает. В противном случае будем считать, что я ничего не предлагал.
Ненадолго задумавшись, Грейс пришел к выводу, что выбирать в общем-то не приходится. Если он откажется от помощи, а операция закончится провалом, Пью повесит на него всех собак.
- Полагаю, это пойдет на пользу, - сказал он.
- Вот и хорошо, - заключил Мартинсон. - Рой, Кэссиан, поработайте над этим вместе, составьте план и держите меня в курсе. Я проинформирую комиссара - знаю, она будет крайне обеспокоена - и городское руководство о создании группы "Голд". Завтра похороны, но сосредоточьтесь на этом. Предлагаю завтра же провести брифинг и первую встречу группы "Голд", на которой ты, Рой, сообщишь, что у нас в городе объявился серийный убийца. Но иллюзий быть не должно - город это известие потрясет до основания. И конечно, нанесет удар по всем коммерческим структурам.
- Рой, учитывая все вами сказанное, думаю, эти две операции, "Мона Лиза" и "Воз сена", стоило бы свести в одну, - предложил Кэссиан Пью.
- Я уже думал об этом, - отозвался Грейс. - Возьму расследование на себя. Заместителем я попросил стать старшего инспектора Иена Маклина. По каждой из жертв будет работать отдельный следователь.
Пью согласно кивнул и посмотрел на пикнувший телефон.
- Полагаю, нам надо сделать еще одно, - продолжал Грейс. - Дать преступнику прозвище, пока пресса не выдумала что-то свое, сенсационное. А то, чего доброго, "Аргус" напугает всех каким-нибудь Брайтонским Потрошителем или Суссекским Душителем.
- Предложения есть? - спросил Том Мартинсон.
- Да. Мы обсудили вопрос с Тони Балажем и решили, что лучше обойтись без лишнего гламура. Мы оба сошлись на Брайтонском Клеймовщике.
Мартинсон и Пью ненадолго задумались.
- По-моему, умно, - поддержал главный констебль.
- Да, - согласился Пью. - Согласуем с группой "Голд", чтобы люди были в курсе.
Еще минут десять говорили о ресурсах и деньгах. Учитывая общественную значимость расследования, Мартинсон пообещал, что с финансированием - редкий случай - проблем не будет. На поиски убийцы следует бросить все ресурсы.
Еще до встречи с начальством Рой Грейс осознал, какая ответственность ложится на его плечи. Теперь он в полной мере ощутил ее бремя.
- Место 3472 на городском кладбище, - сказал вдруг Пью, поднимая глаза от сделанных в ходе обсуждения записей.
- Да.
Судя по тону, эта деталь серьезно сказалась на кровяном давлении помощника главного констебля. В какой-то момент Грейс даже позволил себе понадеяться на летальный исход.
- Старый трюк.
- Так точно, сэр, - кивнул детектив. - Инспектор Брэнсон тоже это подметил.
53
Воскресенье, 14 декабря
На часах было 22.30, когда Фрейя Нортроп, с трудом подавив зевок, свернула на подъездную дорожку к дому. За день она так наелась, что казалось, вот-вот лопнет, и теперь чувствовала себя полностью измотанной. Зак, сидевший рядом на пассажирском сиденье, проспал большую часть пути от их последней остановки, паб-ресторана "Кот" в Уэст-Хоутли, о котором он слышал много хорошего и который его не разочаровал. Он много фотографировал, а потом записал рецепт закуски - поджаренный инжир, фаршированный козьим сыром и дробленым фундуком, с пармской ветчиной - и кофе парфе, поданного в чашечке для капучино, с пенкой и сахарными кубиками шоколадного желе. И то и другое он планировал включить в свое будущее меню.
Фрею не переставала изумлять его способность утрамбовывать в себя громадное количество пищи. У них было два ланча в разных ресторанах в Уитстебле - закуски, главные блюда и пудинги. Зак хотел попробовать как можно больше разного, и, если Фрейя лишь поклевывала тут и там понемножку, он набрасывался на все с волчьим аппетитом, уминал до последней крошки, а потом еще и подчищал за ней. И тем не менее, с завистью подумала Фрейя, на нем это никак не отражалось.
Когда-то отец сказал ей не есть в ресторане, где тощий шеф-повар, - мол, это плохой знак. Однако же Зак был прекрасным поваром. Просто повезло родиться со сверхзвуковым метаболизмом, шутя объяснял он сам. Но так оно и было. Вот только куда девались все эти калории?
Она нежно погладила его по коротким, жестким волосам.
- Мы приехали, дорогой.
Зак сонно встряхнулся, подавил зевок, а потом взял ее за руку и поцеловал.
- Спасибо, что подвезла. - Он снова зевнул.
- Будешь спать в машине? - усмехнулась Фрейя, открывая дверцу.
Зак расстегнул ремень, открыл свою дверцу и, лениво выбравшись, поежился от холодного и сырого вечернего воздуха.
- Переел. - Он легонько похлопал себя по животу.
- Да что ты такое говоришь!
- Я бы, пожалуй, чуточку перекусил перед сном.
Фрейя рассмеялась.
- Хочешь, чтобы я заглянула в холодильник - нет ли там молочного поросенка, которого можно было бы быстренько насадить на вертел?
Она подошла к передней двери, открыла замок и, переступив порог, щелкнула выключателем. Ее встретили запахи свежей краски, нового ковра и недавно распиленного дерева.
Зак последовал за ней и закрыл за собой дверь. Они прошли в ультрасовременную кухню - ее укомплектовали и довели до ума в первую очередь. На огромном разделочном столе свежий выпуск "Санди таймс".
- Поскольку я весь день не пила, думаю, у меня есть полное право на бокал вина. - Фрейя открыла холодильник, достала початую бутылку совиньон блан и вытащила пробку. - Хочешь?
Зак покачал головой:
- Спасибо, но с меня на сегодня хватит.
- Без комментариев! - усмехнулась она и, достав из посудомойки бокал и пепельницу, поставила их на стол. Налила вина. Открыла сумочку. Табак, фильтры, лакричная бумага для самокруток - все на месте.
Фрейя уже начала раскладывать табак, когда вдруг заметила, что Зак отчего-то нахмурился.
- Что такое?
- Сквозняк. Чувствуешь?
Она кивнула. Да, определенно сквозняк.
- Откуда тянет?
- Я раньше не замечала. Здесь всегда было так тепло и уютно.
Уютно здесь было благодаря уложенному Заком теплому полу. Но сейчас Фрейя явно ощущала движение холодного воздуха.
Зак поднялся и прошел через комнату к задней двери.
- Дорогая… - Голос его прозвучал как-то странно. - Мы ведь заперли заднюю дверь? Мы заперли ее утром, перед тем как уехать?
- Да, я сама ее запирала. И хорошо помню, как это делала. А что?
Зак указал на два запора, верхний и нижний, - оба были открыты, - потом на ключ в замке.
- Я только что попробовал ключ - замок был не заперт, дверь открыта. Ты уверена, что запирала?
Она пожала плечами:
- Уверена. На девяносто девять процентов.
- Вот дерьмо, - выругался вдруг Зак, глядя на пол.
- Что?
Он показал на окошко с освинцованным стеклом рядом с дверью. В нем недоставало одной квадратной панели, размером шесть на шесть дюймов. Потом ткнул пальцем в пол:
- Посмотри.
Фрейя поднялась, подошла ближе и увидела панель на коврике под окном.
- Как… как… как это случилось? - Она испуганно огляделась по сторонам. Ее уже трясло.
- Само оно выскочить не могло, - сказал Зак. - Они если выскакивают, то не падают на пол не разбившись. И замки сами не открываются. - Он шагнул к шкафчику, открыл дверцу и, взяв длинный нож для разделки мяса, вышел в холл.
- Нам надо позвонить в полицию, - нервно предложила Фрейя.
- Да, давай. Набери 999. - Он шагнул к двери.
- Не ходи туда. Если там кто-то есть…
Фрейя схватила телефон и едва не выронила - так сильно ее трясло. Паника нарастала, и она поспешила пройтись пальцем по кнопкам.
54
Понедельник, 15 декабря
Мелкий моросящий дождик тихо падал на собравшихся и наводил блеск на серую и строгую, выстроенную в неоготическом стиле церковь Святого Петра. Внушительную, самую большую в городе, ее выбрали для сегодняшней церемонии по той простой причине, что так пожелали многие сотрудники полиции.
Утром Грейс собрал команду в половине восьмого. Несколько человек, ядро следственной группы, остались на месте под руководством его заместителя Иена Маклина. Сам он планировал вернуться в Суссекс-Хаус сразу же после службы и погребения.
Все в это утро казалось серым. Даже небо было цвета могильного камня. Грейс чувствовал себя немного неудобно в парадной форме, которая четыре года провисела в пластиковом мешке. В последний раз он надевал ее тоже на похороны - офицера суссекской полиции, погибшего при трагических обстоятельствах.
В половине одиннадцатого они с Клио, прижавшись друг к другу под одним зонтом, прошли от задней автостоянки полицейского участка на Джон-стрит, где ему посчастливилось получить одно из свободных парковочных мест, к Лондон-Роуд. Шли молча, мысленно Грейс еще раз повторял текст прощальной речи. Когда-то эта часть города считалась едва ли не самой грязной и запущенной, но теперь положение быстро менялось к лучшему. Обычно он всегда пробегал взглядом по лицам людей, мимо которых проходил, но сегодня его мысли были заняты преимущественно предстоящими похоронами, хотя и переключались то и дело на исчезновение Логан Сомервиль, Эшли Стэнфорд и, возможно, Эммы Джонсон.
Клио крепко держала его за руку, и Грейс был более чем когда-либо благодарен ей за поддержку. Он уже не помнил, когда в последний раз так нервничал. Его трясло, а в животе словно взбесились пресловутые бабочки. За время службы он не раз попадал в опасные ситуации, но еще никогда не чувствовал себя так, как сегодня. Больше всего он боялся, что сломается, подойдя к кафедре.
- Все будет хорошо, дорогой. - Клио поцеловала его.
Грейс коснулся ладонью внутреннего кармана, уже в седьмой раз проверяя, на месте ли листок с речью, и на мгновение его снова захлестнула паника - неужели забыл? На всякий случай он достал листок, развернул и, убедившись, что все в порядке, вернул на место и тут же снова проверил.
На подходе к церкви, хотя до начала службы еще оставалось двадцать пять минут, уже стоял мотоциклетный кортеж, за которым выстроились почетный караул из полицейских в форме и подразделения пожарных. Вокруг роились фотографы, репортеры и телевизионщики.
Подойдя ближе, Грейс увидел Кэссиана Пью, разговаривающего с Томом Мартинсоном. Оба были в парадной форме. Компанию дополняла комиссар Никола Ройгард, как и все женщины одетая в черное. С широких полей ее шляпы срывались капельки воды.
Все трое приветствовали Грейса и Клио вежливыми кивками. Кэссиан Пью протянул руку:
- Мне очень жаль, Рой.
Высокий, с жалобной ноткой, голос Пью неизменно придавал всему, что он говорил, - даже, как в данном случае, соболезнованиям - какой-то глумливый оттенок.
- Спасибо, сэр, - сдержанно сказал Грейс. - По-моему, вы еще не знакомы с моей женой Клио.
Пью пожал ей руку и расплылся в елейной улыбке.
- Весьма, весьма рад. Мне говорили, вас не хватает в морге. Нравится быть матерью?
- Очень, - ответила Клио. - Но на работу планирую вернуться в самом скором времени.
- Буду с нетерпением ждать. - Он снова улыбнулся, обнажив острые змеиные зубы.
Грейс напомнил себе, что помощник главного констебля был возле того горящего здания, в котором погибла сержант Белла Мой, и оставался там весь день, пока пожарные не вынесли ее тело. По крайней мере, за это его стоило уважать.
- Трудное утро для вас, Рой, - сказала Никола Ройгард.
- Да, - глухо ответил он. - Моя жена Клио.
Женщины поздоровались, а Пью, отступив в сторонку, негромко спросил:
- Новости есть?
Грейс уже заметил идущую к ним Шивон Шелдрейк.
- Со времени нашей вечерней встречи ничего.
- Извините, джентльмены, - вмешалась репортер, вытягивая руку с маленьким микрофоном. - Я могу получить у кого-то из вас комментарий по поводу трагической смерти сержанта Беллы Мой?
Кэссиан Пью тут же отозвался тошнотворным панегириком, превознося усердие, преданность и выдающуюся смелость погибшей. Вынужденный слушать, Рой Грейс подумал, что его сейчас вырвет. Свой комментарий Пью закончил такими словами:
- Детектив-сержант Белла Мой была одним из самых замечательных сотрудников полиции, работать с которыми мне выпала честь.
"Да вот только ты никогда с ней не работал", - сдерживая злость, подумал Грейс. Но сводить здесь и сейчас счеты было бы неуместно и неприлично. Он подождал, пока Пью закончит, сказал несколько слов и повел Клио к входу в церковь, где уже стояли Гленн Брэнсон и Гай Батчелор со своей симпатичной женой-шведкой, которую звали Лена.
Все вежливо улыбнулись друг другу, но разговаривать никому не хотелось. От Батчелора пахнуло сигаретным дымком, и Грейс подумал, что с удовольствием ускользнул бы на минутку - сделать пару затяжек и успокоить нервы. Гленн обнял его за плечи. Грейс шмыгнул носом, достал платок и высморкался.
- Удачи, друг. - Брэнсон сжал кулак и легонько ткнул его в плечо.
Грейсу всегда было интересно, что чувствует тот, к кому сержант приложился в полную силу. Наверное, то же, что и при встрече с летящим камнем.
Снизошедшую на город тишину внезапно разорвал вой сирен - по замершей в пробке Лондон-Роуд пробивалась спешащая "скорая". Впечатление было такое, что остановился весь город. Притихли даже чайки. Несколько минут слышался только четкий и ясный стук копыт.
Потом показался кортеж. Упряжка из четырех черных коней везла карету, за стеклянными стеклами которой виднелся гроб, накрытый флагом суссекской полиции. На флаге лежали цветы и женская полицейская шляпа. За каретой следовал черный лимузин. Перед церковью и карета, и лимузин остановились.
Обняв жену, Грейс провел ее внутрь. На входе им вручили две похоронные программки. Кивая знакомым, они двинулись по проходу. Впереди на скамье расположились мать Беллы, хрупкая пожилая женщина с зиммеровской подставкой, и несколько членов семьи, включая трех детей.
Грейс отдал Клио программку и поднял глаза на стоящую прямо перед ним фотографию ребенка с золотистыми ангельскими кудряшками и датами рождения и смерти внизу. Белла Кэтлин Мой. Она умерла в тридцать пять лет. Он открыл программку, пробежал глазами по порядку службы и с удовольствием отметил, что в списке выбранных гимнов присутствует его любимый "Иерусалим".
Клио говорила, что верит в Бога, но сама в церковь никогда не ходила. Несколько раз, сразу после рождения Ноя, они обсуждали тему веры, решая, нужно ли его крестить. Клио хотела этого - ей нравились традиции и сама идея крестин. Грейс в своих чувствах уверен не был. С одной стороны, он предпочел бы избежать крещения и предоставить Ною решить все самому, когда он повзрослеет. Но, с другой, если уж Клио хочет крестин, пусть так и будет.
Когда-то он тоже верил. Потом какое-то время был едва ли не воинствующим атеистом, к чему его подтолкнули смерть родителей и абсолютно циничное отношение к религии со стороны Сэнди. И наконец пришел к сегодняшнему состоянию, которое определялось короткой формулой: будь открыт всему. Он не мог поверить библейскому представлению о Боге, но в равной мере его не устраивали взгляды современных атеистов вроде Ричарда Докинза. И уж если бы пришлось открыто заявить свои взгляды, он сказал бы, что люди - по крайней мере пока еще - не настолько умны, чтобы объять необъятное.
Но, входя в великолепный, поражающий воображение храм, наподобие этого, Грейс отчасти понимал то мистическое чувство, что нисходит здесь на прихожан. Он сидел на скамье, вдыхая запахи дерева и старых тканей. Клио положила на пол подушечку, опустилась на колени и, склонив голову, начала молиться.
Грейс последовал примеру жены и, прикрыв лицо ладонями, попытался вспомнить слова "Отче наш", которые когда-то, в детстве и позже, повторял каждый вечер.
- Отче наш, сущий на Небесах! Да святится имя Твое, - пробормотал он смущенно и остановился - следующая строчка вдруг вылетела из памяти.
Заиграла музыка - "Leaving On A Jet Plane" Джона Денвера. Все вокруг начали подниматься. Они с Клио тоже встали.
Под звуки музыки носильщики внесли сосновый гроб и двинулись по проходу. Повернувшись вместе со всеми, Грейс увидел четырех серьезных мужчин, в том числе Нормана Поттинга, по лицу которого катились слезы. Медленно приблизившись к алтарю, они осторожно поставили гроб на катафалк.
Собравшиеся сели. Началась служба. Вел ее преподобный отец Мартин, лишь недавно служивший на их с Клио свадьбе. Грейс вытащил из нагрудного кармана листок и еще раз перечитал речь. После вступительных слов викария все опять поднялись под звуки первого гимна, "Пребудь со мной". По окончании гимна викарий зачитал из Первого послания к коринфянам. После него к кафедре медленно подошел Норман Поттинг. Лицо его было мокрое от слез, и в церкви наступила полная тишина. Несколько секунд он стоял молча, собираясь с силами.
- Это все для Беллы. - Голос его дрогнул. - Музыка, которую она любила. Люди, которых она любила. Никто не любил ее больше, чем я. - Он сглотнул комок в горле, промокнул глаза платком и продолжил: - Все то время, что мне посчастливилось знать Беллу, был в суссекской полиции офицер, который знал ее и ценил. - Сержант посмотрел на Роя Грейса. - Вы, сэр. Рой, пожалуйста, скажите несколько слов… я… я больше не могу.
Поттинг неверным шагом сошел с кафедры, а Грейс поднялся и направился к ней. Проходя мимо Нормана, он остановился, обнял его и поцеловал в обе щеки. Потом встал на кафедру, достал листок, положил на аналой и, подождав, пока сержант вернется на свое место в первом ряду, начал: