Трое шахтеров стояли на деревянном помосте и сверлили дыру в скале под самым потолком, на высоте восьми футов. В свете наших ламп стали видны капли пота на их темной коже. Шахтеры были одеты только в безрукавки и легкие брюки вместо плотных белых комбинезонов, которые были на всех остальных.
Грохот шел не столько от самих перфораторов, сколько от компрессора, стоявшего на полу. Мы немного постояли, глядя на шахтеров. Ивен попытался о чем-то спросить, но в таком шуме пришлось бы читать по губам.
Наконец Лозенвольдт, устало опустив веки, кивнул, показывая, чтобы мы шли обратно. Мы последовали за ним, радуясь тому, что можно убраться подальше от этого шума. Я шел последним. Дойдя до конца воздуховода, я остановился, отключил лампочку на шлеме и оглянулся. Трое людей по-прежнему стояли на помосте, поглощенные своим занятием, окруженные грохотом и освещаемые лишь слабыми лампочками на касках. Когда я повернусь и уйду, за спиной у них снова сомкнётся первозданная тьма. Мне представилась команда деловитых чертей, упрямо прорывающих себе дорогу в ад.
Вернувшись в большую штольню, Лозенвольдт продолжил лекцию:
- Они бурят отверстия, шурфы, примерно в шесть футов глубиной, бурами с вольфрамовыми сверлами. Вон лежат буры.
Мы посмотрели туда, куда он указывал. Поначалу штабель шестифутовых буров в конце коридора показался нам кучей труб; но, подойдя ближе, мы увидели, что это сплошные металлические стержни с блестящими вольфрамовыми наконечниками.
- Буры каждый день приходится поднимать на поверхность, чтобы заточить заново.
Мы кивнули, точно мудрые совы.
- Эти трое почти завершили бурение на сегодня. Они пробурили множество шурфов в стенке штольни. В каждый шурф будет заложен заряд взрывчатки, и после взрыва останется только убрать обломки камня. А потом вернутся бурильщики и начнут все сначала.
- И на сколько они продвигаются за день? - спросил Родерик.
- На восемь футов за смену.
Ивен прислонился к каменной стенке и вытер лоб рукой в лучших традициях Клиффорда Венкинса.
- А что, вы разве не ставите подпорок? - спросил он.
Лозенвольдт ответил на поставленный вопрос искренне, не разглядев проступавшего за ним страха.
- Нет, конечно. Мы ведь ведем проходку не в грунте, а в скальной породе. Так что обрушиться штольня не может. Правда, временами со стен и с потолка падают камни. Это обычно бывает в свежепроложенных штреках. Если мы видим камни, которые грозят упасть, мы их сбиваем, чтобы они потом не упали кому-нибудь на голову.
Ивена это явно не успокоило. Он вытащил из кармана свой платок и промокнул лоб.
- А какую взрывчатку вы используете? - поинтересовался Данило.
Лозенвольдту Данило не нравился, а потому ответить инженер не потрудился. Родерик, которому тоже стало интересно, задал тот же вопрос. Лозенвольдт подавил нарочитый вздох и ответил залпом еще более отрывистых, чем прежде, Фраз:
- Динагель. Это черный порошок. Хранится под замком в красных ящиках, висящих на стене штольни.
Он указал на один из таких ящиков, висящих чуть поодаль.
Я уже обратил внимание на парочку таких ящиков с навесными замками, но как-то не задумывался, для чего они.
- Спросите его, что бывает во время взрыва, - ехидно попросил Данило Родерика.
Родерик спросил. Лозенвольдт пожал плечами:
- А как вы думаете? Самих взрывов никто не видит. Перед тем как подорвать заряды, из шахты удаляют всех. И никто сюда не возвращается раньше чем через четыре часа после взрыва.
- А почему, дорогуша? - благодушно протянул Конрад.
- Пыль, - лаконично ответил Лозенвольдт.
- И когда же мы пойдем смотреть эту золотую гору… то есть жилу? - спросил Данило.
- Прямо сейчас.
Лозенвольдт указал вдоль главной штольни:
- Дальше будет очень жарко. Впереди участок, где нет вентиляции. Не выключайте лампы, они вам понадобятся. Глядите под ноги. Пол местами очень неровный.
Закончив фразу, он без предупреждения, как и в прошлый раз, повернулся к нам спиной и зашагал дальше. Мы последовали за ним.
Я спросил у Ивена:
- С вами все в порядке?
Это рассердило его до такой степени, что он расправил плечи, сверкнул глазами и ответил, что да, естественно, и вообще я что, за дурака его принимаю?
- Да нет, что вы.
- Ну и нечего!
Он решительно обогнал меня, видимо, чтобы не упустить ни одного из драгоценных перлов, изрекаемых Лозенвольдтом. Я снова оказался замыкающим.
Чем дальше мы шли, тем жарче становилось. Впрочем, жара была сухая, так что нельзя сказать, чтобы мы обливались потом. Штольня приобрела менее цивилизованный вид: корявые некрашеные стены, никакого освещения и неровный пол. Штольня заметно шла под уклон. Под башмаками у нас хрустел щебень.
Чем дальше мы шли, тем больше встречалось нам признаков рабочей активности. То и дело навстречу попадались люди в белых комбинезонах, занятые делом, волокущие какое-то оборудование, освещающие фонарями на касках сосредоточенные лица встречных. Края касок отбрасывали темную полоску тени на лица, и мне пару раз приходилось дергать за рукав идущего впереди Родерика, чтобы убедиться, что я по-прежнему следую за кем надо.
Миновав жаркий участок, мы почувствовали себя так, словно очутились прямиком в Арктике. Лозенвольдт остановился и переговорил с двумя другими молодыми шахтерами, которые беседовали между собой.
- Здесь мы разделимся, - сказал он наконец. - Вы двое - со мной, - указал он на Родерика и Ивена. - Вы двое - с мистером Андерсом. - И он препоручил Конрада с Данило угрюмому джентльмену, увеличенной копии себя самого. - А вы, - тут он указал на меня, - с мистером Йетсом.
Йетс оказался моложе остальных и, похоже, был у них на побегушках. Говорил он немного невнятно из-за "волчьей пасти". Он кривовато улыбнулся мне и извинился: он не привык показывать гостям шахту, обычно это не его работа…
- Я вам очень обязан, - успокаивающе ответил я.
Прочие уже разошлись и вскоре затерялись в толпе людей в одинаковых комбинезонах.
- Ну, идемте.
Мы зашагали дальше вниз. Я спросил у своего проводника, каков уклон штольни.
- Градусов двадцать, - ответил он и замолчал. Я понял, что, если я захочу что-то узнать, придется обо всем расспрашивать самому. Да, пожалуй, Лозенвольдт был не так уж плох - он по крайней мере знал, о чем полагается рассказывать посетителям.
В стене по левую руку время от времени попадались отверстия, за которыми чувствовалось пустое пространство.
- А я думал, что штольня пробита в сплошной породе, - заметил я. - Что это за отверстия?
- А-а… Понимаете, мы уже в золотоносных пластах. Большая часть пласта за этой стеной уже вынута. Вот погодите, сейчас сами увидите.
- А жила тоже идет под уклоном в двадцать градусов? - спросил я.
Вопрос показался ему странным.
- Конечно!
- А тот штрек, который еще только прокладывают, куда ведет он?
- К другой части жилы.
Да, конечно. Дурацкий вопрос. Жила тянется горизонтально на несколько миль. Должно быть, выбирать золотоносный пласт - это все равно что выковыривать ветчину из толстого сандвича.
- А что будет, когда весь пласт вынут? - спросил я. - Тут же должны остаться огромные пустоты, которые ничто не поддерживает…
- Мы оставляем опоры, - ответил Йетс. - Например, стена этой штольни довольно толстая, несмотря на отверстия, оставленные для вентиляции и для взрывов. Она удерживает потолок на этом участке. Конечно, в конце концов, когда эта штольня будет выработана и заброшена, слои постепенно сомкнутся. Вот, к примеру, большая часть Йоханнесбурга опустилась примерно фута на три, когда выработанные слои под ним сомкнулись.
- Что, недавно? - удивился я.
- Да нет. Это давно было. Золотоносные слои в Ранде залегают на меньшей глубине, и разрабатывать их начали раньше.
Навстречу нам несли вольфрамовые буры. Другие шахтеры шли в ту же сторону, что и мы.
- Мы готовимся к взрыву, - пояснил Йетс, не дожидаясь вопроса. - Бурение уже закончено, теперь взрывники закладывают заряды.
- Значит, у нас мало времени, - сказал я.
- Видимо, да.
- Я хотел бы посмотреть, как выбирают жилу.
- Тогда нам надо пройти чуть подальше. Я покажу вам ближнюю часть выработки. Дальше все то же самое.
Мы подошли к отверстию в стене, которое было больше остальных, диаметром футов в пять, но шагнуть в него просто так было нельзя, потому что сразу за ним пол резко поднимался вверх.
- Берегите голову, - сказал Йетс. - Потолок очень низкий.
- Ладно, - ответил я.
Он жестом показал, чтобы я лез первым. Что я и сделал. Забой был всего фута три в высоту, но уходил во все стороны так далеко, что конца ему видно не было. Видимо, из этого куска сандвича большую часть ветчины уже выковыряли.
Теперь вместо ровного каменного пола была россыпь острых каменных осколков, которые скатывались вниз, когда я полз по ним. Я пробрался немного вперед и остановился, поджидая Йетса. Он полз следом за мной, глядя направо. Там, ниже по склону, вдоль тридцатифутового изгиба дальней стены работали несколько шахтеров.
- Проверяют заряды, - пояснил Йетс. - Скоро все начнут уходить.
- Вот эти осколки, на которых мы стоим, это и есть руда? - спросил я.
- Да нет, не совсем. Это просто камень. Жила обычно проходит посреди выемочной камеры.
- А что такое выемочная камера?
- А вот это самое место, где мы находимся. Где руду добывают. Традиционно его называют забой.
- Ну хорошо, а вот там, внизу, где еще не взрывали, - как вы узнаете, где проходит жила?
На мой взгляд, это был один сплошной камень. Темно-серый неровный потолок, переходящий в такие же темно-серые неровные стенки, сливающиеся с темно-серым полом, заваленным щебнем.
- Я сейчас принесу вам кусочек, - услужливо сказал Йетс и пополз туда, где трудились его коллеги. В забое едва можно было сесть. В принципе, можно было встать на четвереньки, если опустить голову. Я оперся на локоть и смотрел, как Йетс одолжил маленькую кирку и отколол от дальней стены кусочек камня.
Он приполз обратно.
- Вот. Это кусок жилы.
Мы осветили его лучами наших лампочек. Серый плоский камешек длиной дюйма в два, с острыми краями. На поверхности виднелись более темные, чуть блестящие пятнышки и полоски.
- Что это за пятнышки? - спросил я.
- А вот это руда и есть, - сказал он. - То, что светлее, - просто обычный камень. Чем больше в жиле таких темных пятнышек, тем богаче выход золота на тонну породы.
- Так вот это темненькое и есть золото? - недоверчиво спросил я.
- Да, в нем есть золото, - кивнул Йетс. - На самом деле руда содержит четыре элемента: золото, серебро, уран и хром. Породу дробят, подвергают обработке и таким образом выделяют все составляющие. Но золота в ней больше, чем серебра или урана.
- Можно, я возьму этот кусочек себе? - спросил я.
- Конечно! - Йетс прокашлялся. - Извините, но меня там работа ждет. Может, обратно вы сами доберетесь? Тут не заблудишься…
- Да, конечно, - сказал я. - Идите. Не буду мешать вашей работе.
- Спасибо! - сказал он и торопливо уполз, видимо, стремясь угодить людям, от которых он действительно зависел.
Я немного посидел в забое, глядя на взрывников и рассматривая необъятное пространство, уходящее вверх, в темноту. Свет моей лампочки не достигал дальнего конца забоя.
Шахтеры внизу исчезали один за другим, возвращаясь в штольню. Я сунул в карман камешек, отколотый от жилы, в последний раз огляделся и пополз обратно, к дыре, через которую попал сюда. Я развернулся, чтобы не лезть вниз головой, но, сползая вниз по склону, услышал, как кто-то начал подниматься в забой позади меня. Свет его лампочки осветил мой комбинезон. Я остановился, чтобы пропустить его, и оглянулся через плечо, чтобы посмотреть, кто это. Но увидел только макушку каски и тень под ней.
А потом здоровенный кусок старушки Африки огрел меня по затылку.
Я был оглушен. Мне казалось, что сознание уходит постепенно: я медленно падал в бесконечную шахту, и перед глазами у меня кружились огненные точки. Но до дна я не долетел - отключился окончательно.
ГЛАВА 10
Чернота. Пустота.
Я открыл глаза - и ничего не увидел. Я даже пощупал свое лицо, чтобы убедиться, что веки у меня действительно подняты.
Подняты, подняты.
Мысли путались. Я не понимал, где я, почему я здесь и почему я ничего не вижу. Время, казалось, застыло. А может, вообще сплю? Поначалу я не мог вспомнить даже собственного имени.
Снова отключился. Внезапно пришел в себя. Понял, что не сплю. Понял, что я - это я.
Но вокруг все равно ни черта не было видно!
Я пошевелился. Попробовал сесть. Обнаружил, что лежу на боку. Пошевелившись, услышал хруст и почувствовал, как в ладони мне впились острые камушки.
Я в забое.
Осторожно протянул руку. Потолок был в паре футов у меня над головой.
Каски на голове не было. Зато на затылке обнаружилась свежая шишка, отозвавшаяся пульсирующей болью.
"Черт!" - подумал я. Похоже, я треснулся головой. Итак, я в забое. Ничего не видно, потому что нет света. Из шахты все ушли. И в любую минуту могут начаться взрывы.
Казалось, целую вечность я не мог думать ни о чем кроме того, что вот сейчас меня разнесет на куски прежде, чем я успею додумать эту мысль до конца. Уж лучше бы это случилось до того, как я очнулся! По крайней мере, тогда мне не о чем было бы беспокоиться. Но вскоре я начал прикидывать, что же все-таки теперь делать.
Так, сперва свет.
Я нащупал пояс, нашел провод от фонаря и осторожненько потянул. Раздался скрежет щебня. Но когда я наконец нащупал фонарик, то понял, что света не будет. Стекло и лампочка были разбиты вдребезги. Фонарик слетел со своего крепления на каске. Я пошарил вокруг, но каски так и не нашел.
Надо выбираться отсюда! Легко сказать… А в какую сторону?
Я заставил себя остаться на месте. Последнее, что я помнил, - это как я согласился с Йетсом, что обратно выйду сам. Должно быть, я по дурости поднял голову слишком высоко и треснулся о потолок. Но этого я не помнил. Ясно одно: падая, я разбил фонарик, и никто не видел, что я лежу тут в темноте.
Идиот несчастный! Несчастный неуклюжий идиот! Надо же было так влипнуть!
Осторожно, вытянув одну руку, я продвинулся примерно на фут вперед. Мои пальцы не нащупали ничего, кроме все тех же каменных осколков.
Нет, сперва надо понять, куда ползти. Иначе я могу двинуться навстречу опасности, а не от нее. Надо найти выход в штольню.
Я собрал горсть камешков и принялся методично швырять их вокруг себя, начав справа. Некоторые из них попадали в потолок, некоторые в пол, но большая часть улетела достаточно далеко, чтобы понять, что впереди меня - пустое пространство.
Я перекатился на спину. Аккумулятор фонаря впился мне в позвоночник. Я отвязал его и снял. Потом принялся разбрасывать камешки по дуге в ту сторону, куда были направлены мои ноги.
Да, стенка штольни там. Многие камешки попали именно в нее.
К этому времени сердце у меня колотилось как сумасшедшее. "А ну, прекрати! - сказал я себе. - Трусить бесполезно, это тебе не поможет".
Я бросил еще несколько камешков, на этот раз уже не затем, чтобы найти стену, а чтобы обнаружить проход в ней. Проход нашелся почти сразу. Бросил еще несколько штук, чтобы убедиться наверняка. Да, проход там - чуть левее моих ног. Все камешки, летевшие в том направлении, пролетали дальше других и еще некоторое время гремели после падения. Они были недостаточно круглые, чтобы катиться, но достаточно тяжелые, чтобы сползти вниз по склону после падения. По тому самому крутому склону, который вел в забой…
Еще несколько камешков. Я передвинул ноги, а потом и все тело так, чтобы вход в забой был прямо напротив моих носков. А потом, опираясь на локти и пятую точку, стараясь держать голову как можно ниже, пополз вперед. Еще несколько камешков. Дыра на месте. Прополз еще немного. Проверил еще раз. До выхода было, наверное, футов десять. Но мне они показались десятью милями.
Я поводил руками в воздухе. Нащупал только потолок. Прополз еще фута три. Пощупал вокруг руками. Сплошной камень. Вперед и направо.
Прополз еще фут - и мои ноги внезапно провалились куда-то вниз, так что пришлось согнуть колени. Поводил руками впереди и по сторонам - повсюду каменная стенка. Значит, я уже в отверстии… Я осторожно продвигался вперед, пока не ощутил, что ноги мои уперлись в пол штольни. Но и тогда я не встал, а потихоньку сполз на пол, не поднимая головы: вокруг повсюду был твердый камень, а каски на мне уже не было.
В конце концов я оказался на коленях в штольне. Я задыхался. Мне было так же страшно, как прежде. Так, думай, думай…
Когда мы шли, отверстия были в стене по левую руку. Йетс говорил, что, оказавшись в штольне, уже не заблудишься. Ладно. Значит, направо. И прямо. Проше простого. Я осторожно поднялся на ноги спиной к отверстию и повернул направо. Нащупал неровную каменную стену и сделал шаг.
Звук собственных шагов по каменному полу заставил меня осознать, как тихо в шахте. Прежде я слышал стук падающих камешков и грохот собственного сердца. А теперь на меня навалилась тишина - такая же непроницаемая, как тьма.
Но я не стал тратить времени на пустые размышления. Я зашагал прочь - так быстро, как только осмеливался, осторожно нащупывая дорогу. Ни звука… Значит, вентиляцию тоже отключили. А, неважно. Тут еще целая шахта воздуха, не задохнусь. Жарко, правда…
Рука внезапно провалилась в пустоту. Сердце снова отчаянно подпрыгнуло. Я затаил дыхание и сделал шаг назад. Снова нащупал стену. Хорошо. Можно выдыхать. Теперь встанем на колени, не отрывая руки от стены, и проползем мимо очередной дыры, ведущей в забой.
Эти дыры должны выпустить взрывную волну из забоя, когда заряды рванут.
В замкнутом пространстве взрывная волна распространяется далеко. И не менее опасна, чем падающие камни.
"О боже! - подумал я. - Чертова музыка!" О чем думает человек, который может умереть в любую минуту?
Лично я думал о том, чтобы успеть уйти как можно дальше. И о том, чтобы не потерять стену справа, когда буду миновать очередное отверстие, потому что иначе в темноте можно свернуть не туда, ошибиться стеной и пойти обратно, навстречу взрыву. А больше ни о чем. Даже про Чарли не вспомнил.
Я шел вперед. Становилось все жарче. Участок, на котором раньше было просто жарко, теперь сделался настоящим пеклом.
Я не знал, насколько быстро я иду. Мне казалось, что очень медленно. Это было как в кошмарном сне, когда пытаешься спастись от ужаса, преследующего тебя по пятам, а бежать не можешь.
В конце концов я почувствовал вокруг себя большое пустое пространство. Взрыва все еще не было. В боковом штреке тоже будет взрыв - но там поворот, он должен погасить взрывную волну.
Я наконец позволил себе ощутить проблеск надежды. Держась за стенку справа от себя, точно за спасательный круг, я медленно шагал дальше. До входа в шахту еще мили две, но чем дальше, тем безопаснее…
Убийственные заряды динагеля так и не взорвались. То есть взорвались, наверное, но потом, когда меня в шахте уже не было.
Я сделал еще шаг в темноте - и вдруг меня ослепил вспыхнувший свет.