И это сработало!
Щелкнул замок, повернулась ручка, дверь приоткрылась, и выглянул глаз - взволнованный глаз, осмотревший меня с головы до пят.
- Да? - спросил голос. - В чем дело?
- Я упала у вас на льду, - сказала я, тыкая большим пальцем за спину. "У вас" - это был мастерский удар. Эти четыре буквы увеличили чувство вины и перспективу возможного судебного преследования ровно вдвое.
Глаз, в котором теперь отражался испуг, метнулся в сторону дороги и обратно.
- Входи, - произнес голос, и дверь открылась ровно настолько, чтобы я могла просочиться внутрь.
Передо мной стояла женщина ростом с меня, хотя ее короткие волосы были совершенно седыми. Она была вся в черном: черный джемпер, черный жемчуг на шее и в ушах, черная юбка, черные туфли, и я поняла, что то, что я приняла за страх в ее глазах, на самом деле было горем.
Без сомнения, это ведьма Лилиан Тренч, хоть она и не выглядит таковой.
Я прикинула, что она примерно ровесница Синтии Ричардсон или чуть старше, значит, ей около сорока. Женщина казалась мне смутно знакомой, но я не могла вспомнить почему. Она была на выступлении Карлы? Или я видела ее, хоть это и маловероятно, в Канаде?
В ожидании, пока мисс - или миссис? - Тренч заговорит, я быстро осмотрелась, пока она не выставила меня за дверь. Мы стояли в тесной и душной прихожей: папоротник в горшке, скамейка из черного дерева, подставка для зонтов и в ней два черных зонтика, лягушка из кованого железа, которую я приняла за ограничитель для двери, и плетеный коврик, на котором стояла пара галош. Мокрых галош. Женских.
Из прихожей куда-то вели три двери, сейчас закрытые.
Я слышала дыхание женщины.
- Ты в порядке? - спросила она наконец.
Это один из тех вопросов, ответ на которые может стоить потери империи; из тех вопросов, которые снова и снова задают в волшебных сказках.
- Ты в порядке? - повторила она, на этот раз нетерпеливо.
- Я… я не уверена. Кажется, мне надо прилечь.
Ловкий маневр.
Если бы я попросилась присесть, она могла бы посадить меня прямо в прихожей. Чтобы положить меня, ей придется открыть одну из трех дверей и допустить меня в святая святых.
Она внимательно взглянула на меня, принимая решение. Должно быть, с перевязанной головой и исцарапанными руками я выглядела сущим ужасом.
- Ладно, - сказала она слишком громко. - Проходи.
Она помолчала, словно считая до трех, и открыла дверь справа.
Мы медленно вошли в гостиную, и она подвела меня к викторианской софе. Я опустилась на нее и начала поднимать ноги.
- Нет, погоди, - сказала она, рассматривая мои мокрые галоши, и потянулась за газетой.
Это была сегодняшняя "Таймс".
- Положи ее под ноги.
Я послушалась, жалобно глядя на нее из-под моей импровизированной повязки.
- Давай-ка осмотрим тебя, - сказала она, потянувшись к моей голове. Я отпрянула.
- Нет, - возразила я. - У меня могло быть сотрясение мозга. В глазах двоится.
Какое счастье, что я провела некоторое время в гильдии девочек-скаутов. При необходимости я умела прекрасно блефовать. Наконец-то все эти вечера каждую среду в холодном, промозглом и продуваемом сквозняками приходском холле принесли пользу.
- Можно мне стакан воды? - попросила я и быстро добавила: - Нет, простите. Лучше чаю.
Я понятия не имела, лучше или нет, но это прозвучало убедительно. Кроме того, готовить чай дольше. Воду она принесет слишком быстро.
- Горячий сладкий чай помогает при шоке, - добавила я, пытаясь придать своему голосу покровительственные и несколько поучающие нотки, как будто я цитирую наизусть руководство по первой медицинской помощи.
Она двинулась к двери, потом остановилась.
- Как тебя зовут? - спросила она.
Я несколько секунд помолчала, как будто ждала, пока мои мозги встанут на место.
- Де Люс, - медленно ответила я. - Флавия де Люс.
- Я так и думала.
С этими словами она вышла.
Нельзя терять ни секунды. Я вскочила на ноги и прижалась ухом к двери.
Ничего. Лишь тишина.
Я быстро осмотрела комнату. Ничего необычного - по крайней мере, на первый взгляд. Я провела пальцами по стыку диванных подушек и спинки и наткнулась на несколько пенни и хромовые кусачки для сигар.
Ага! В гостях джентльмен.
Я заглянула под ковер: первейшее место для укрытия личных бумаг, по своему опыту знаю. Ничего - только пыль и мусор. Лилиан не получила бы первую премию за домоводство.
В маленькой библиотеке обнаружились те книги, которые ожидаешь найти в деревенском доме: Диккенс, Троллоп, сэр Вальтер Скотт, Теккерей, Теннисон, Этель Маннин, Элизабет Гоудж, Э. М. Делафилд, Кристи, Марш и - должна признать, я аж подпрыгнула от радости, - "Лошадкин домик".
Я вспомнила, как однажды Даффи сказала мне: "Посмотрев на библиотеку, ты всегда можешь понять не то, кто этот человек, но кем он хочет стать".
Почти инстинктивно я взяла книгу с полки и открыла на титульной странице.
"Элси, - было там написано, - с любовью". И розовыми чернилами автор подписался: Оливер Инчболд.
Элси? Кто такая, черт возьми, эта Элси?
Время истекало. Лилиан Тренч вот-вот принесет чай.
Быстрый осмотр камина дал понять, что в нем не спрятаны никакие ведьминские принадлежности, как можно было бы ожидать: ни подвешенного на крюке котла, ни метлы, ни связки корней мандрагоры. Ни даже следа черной кошки.
Но потом я поняла, что современная ведьма скорее будет работать в банке в большом городе. Она - волшебница стенографии, слушает Нэта Кинга Коула по радио, водит "Моррис Майнор", печатает заклинания на карточках в алфавитном порядке и покупает зелья вместе с молочком и лосьоном для лица в аптеке "Бутс".
Кошки, метлы и остроконечные шляпы вышли из моды точно так же, как корсеты из китового уса.
В комнате не было совершенно никаких ключей. Оставалось обыскать только жуткий дубовый шкаф: я подозревала, что он набит нотами с викторианской музыкой, безвкусными георгианскими ночными горшками, ящиками с потускневшими серебряными приборами, свечами и спичками на случай отключения света.
Из кухни донесся стук фарфора, сигнализируя, что чай вот-вот принесут. Времени для дальнейших исследований не оставалось. Надо вернуться на диван и положить ноги на газету, пока не вернулась Лилиан Тренч. Хотя я не особенно суеверна, я в курсе, что рыться в ведьминых вещах - не самое безопасное занятие.
Пользуясь последними секундами и стремясь добыть хотя бы кроху информации, я распахнула двери шкафа.
Внутри, сложившись вдвое и упираясь коленями в подбородок, сидел человек, которого я сначала приняла за эльфа. Грива белых волос придавала ему несколько детский вид человека, лишенного возраста.
Его голова медленно повернулась, и он уставился на меня, и его большие печальные глаза показались еще больше из-за очень толстых стекол в очках.
- А, - произнес он голосом джинна из бутылки. - Ты меня нашла.
Потом он медленно, морщась от боли, выбрался из шкафа, словно летчик, вылезающий из кабины после рекордного перелета через Атлантику.
Конечно, я сразу же его узнала.
Хилари Инчболд, более известный как Криспиан Крампет.
Когда-то и даже сейчас - самый известный мальчик в мире.
Что бы вы сказали человеку, так же известному, как английский король?
А потом я вспомнила, что уже встречалась с королем Англии: его королевским величеством Георгом VI, который оказался очень милым человеком, вовсе не таким, как на его портретах. Сначала он поблагодарил меня за возвращение редкой похищенной марки, а потом большую часть дня мы болтали о калии и о том, как осы переносят зиму.
Я же сказала - милейший человек.
Я все еще силилась найти слова, когда Лилиан Тренч толкнула дверь спиной и вошла в гостиную с подносом в руках.
- А, Хилари, - сказала она. - Если бы я знала, что ты к нам присоединишься, я бы принесла еще чашку.
Она вовсе не удивилась, не обнаружив меня на диване.
- Ты удивительно быстро пришла в чувство, - заметила она, бросив любопытный взгляд на шарф, все еще замотанный вокруг моей головы и прикрывающий один глаз. И добавила, ставя поднос на столик: - Осторожно, призраки. Их трудно разглядеть сквозь узоры ковра, но они любят соваться под ноги, бедняжечки.
Должно быть, я уставилась на нее с глупым видом.
- Призраки, - повторила она, наливая молоко в свою чашку и поднимая бровь с безмолвным вопросом, налить ли мне. - Они слушают.
Разумеется, я знала стихотворение мистера де ла Мара, в котором ночью путник стучит в дверь заброшенной дома. Даффи испугала меня до смерти, читая мне его вслух, когда я была совсем маленькой.
- Ты можешь не верить в них, - продолжила Лилиан Тренч, - но это не значит, что ты на них не наступаешь.
Я уставилась на ковер. Что-то двигается на фоне узора?
Трудно сказать, но я почувствовала себя не в своей тарелке.
Тем временем Криспиан Крампет, вернее, Хилари Инчболд, стоял неподвижно.
Если бы мне надо было описать его одним словом, как нам часто предлагали в шумной и зачастую жестокой игре девочек-скаутов под названием "Назови свой яд", я бы сказала: непримечательный.
Всем своим видом он словно извинялся за свое существование, и именно это странное ощущение, будто он одновременно здесь и не здесь, заставляло меня думать, что я его уже видела. Может, это ощущалось на фотографиях, которые мне показал Фрэнк Борли в издательстве "Ланселот Гэт" в Лондоне? От удивления у меня мысли попутались, так что я отложила эту идею для позднейшего осмысления.
Что Хилари Инчболд делает в доме Лилиан Тренч? Почему он прячется в шкафу?
Кто-то из них только что приехал из Лондона, буквально за несколько минут до меня. Мне нужно время на раздумья, и я решила, что оптимальный вариант для этого - задержаться в этом доме как можно дольше.
Большинство людей слишком застенчивы, чтобы отпускать комментарии по поводу человека, только что вылезшего из шкафа, но я не большинство людей.
- Должно быть, вам было тесно и неуютно, - сказала я. Судя по его позе и по тому, как он растирал запястья, это очевидно. - Хотите, я помассирую вам плечи? - предложила я, поставив все на кон.
Хилари Инчболд удивленно уставился на меня своими огромными глазами.
- Да, благодарю, - сказал он, усаживаясь в кресло и пытаясь выпрямить сутулую спину.
Я встала сзади и бережно взяла его за плечи. Его тонкие косточки напоминали птичьи, и я чуть не заплакала.
- Так неожиданно похолодало, не так ли? - светски заметила я, бросив взгляд на Лилиан Тренч, невозмутимо попивавшую чай с видом герцогини на приеме в Букингемском дворце.
Никаких сомнений, она опытный игрок.
Никто из них не ответил, но я почувствовала, как мышцы Хилари Инчболда начинают расслабляться под моими пальцами.
- Говорят, ветер дует к западу в сторону Роколла, потом меняет направление на северо-запад и дует с силой шесть-девять миль в час с периодическими порывами до десяти миль.
Эту информацию я почерпнула из прогноза погоды по радио.
Неужели это говорит Флавия де Люс? Флавия де Люс, презирающая светскую болтовню, как мангуст презирает змею, трещит о погоде в каком-то забытом богом углу Англии, просто чтобы вдохнуть искусственную жизнь в умирающую беседу?
Можете представить себе мое облегчение, когда Хилари Инчболд ответил:
- Да. Да, думаю, да.
Вся эта светскость действовала на нервы Лилиан Тренч. Я видела это по тому, как она резко поставила чашку на блюдце.
- Тебя видели… позавчера… когда ты выходила из Торнфильд-Чейза, - процедила она, обвиняюще выдвинув челюсть.
- Я знаю. Я видела, как у вас дернулась занавеска.
В эту игру могут играть двое.
В воздухе снова повисло ледяное молчание. Я уже поняла, что разговор с этой женщиной обречен на чередование заморозков и легкой оттепели: словно льды в немом кино о ледниковом периоде, то отступающие, то надвигающиеся в ускоренном режиме.
Мяуканье и царапанье сзади заставили меня обернуться. Снаружи на подоконнике на задних лапах стоял пестрый кот, скребясь в стекло.
- О, Томас Мор, - сказала Лилиан Тренч, подходя к окну и открывая раму. - Входи. А я-то думала, ты…
Значит, у этой женщины все-таки есть кот. По крайней мере, я предположила, что это ее, поскольку коты редко скребутся в чужие двери и окна.
Кот перешагнул через фрамугу, обращая на нас внимания не больше, чем его величество король на безымянных швейцаров, дежурящих у дверей.
У меня зашевелились волосы, потому что я узнала этого пестрого кота: этот Томас Мор - тот самый кот, которого я видела в спальне покойного мистера Сэмбриджа.
Я уверена в этом.
- Томас Мор любит странствовать, - сказала Лилиан Тренч, как будто нам требовались какие-то объяснения.
Кот проигнорировал ее и с видом обожания направился к Хилари Инчболду. Замяукал и потерся о его ноги. Казалось, его мурлыканье наполнило всю комнату.
Хилари наклонился и взял кота на колени. Они начали тереться друг о друга с таким видом, что если бы это были мужчина и женщина, эту сцену вырезали бы из фильма.
Но надо отдать ему должное: Хилари знал, как правильно держать животное - одной рукой снизу под грудную кость, а второй за задние ноги. В отличие от невежественных людей, которые обращаются со своими питомцами так, будто они - мешок с рисом, перегружаемый с корабля в порт.
Этот человек знает, как обращаться с котами.
Томас Мор ткнулся головой в подбородок Хилари. Очевидно, что их симпатия была взаимна.
Мне следовало бы понять кое-что уже тогда, но нет. Смысл этой довольно странной сцены - Хилари Инчболд, Лилиан Тренч и Томас Мор - стал ясен мне только тогда, когда было уже слишком поздно.
Может быть, странность всего происходящего, этого места, этого чаепития у Безумного Шляпника сбила меня с толку. Я была дезориентирована, как говорит Альф Мюллет: потеряна в сумеречном мире, в реальности которого не уверена.
Я сделала глубокий вдох и заставила себя собраться с мыслями.
Что связывает эту странную женщину и Хилари Инчболда? Что у них может быть общего, у этих двух загадочных людей? У предполагаемой ведьмы и у бледной тени в зеркале?
- Вы хорошо знали мистера Сэмбриджа? - спросила я.
Это был выстрел наугад, рассчитанный на то, чтобы расшевелить беседу; иначе мы бы так и сидели, разговаривая о погоде, чае и котах.
Лилиан Тренч сначала взглянула на Хилари Инчболда, потом на меня. Потом поставила чашку.
- Убирайся, - сказала она.
- Прошу прощения? - переспросила я.
- Убирайся.
Признаюсь, я была изумлена. За всю мою жизнь только мои сестрицы выгоняли меня из комнаты. Как неловко и неприятно.
Я взглянула на Хилари в надежде, что он вмешается, но сразу поняла, что мои надежды напрасны.
Хилари Инчболд рыдал, содрогаясь и прижимаясь лицом к пестрой шерсти Томаса Мора.
Я сделала шаг ближе, желая обнять его, похлопать по спине и утешить, а может быть, поинтересоваться, в чем дело.
- Убирайся! - завопила Лилиан Тренч, сверкая глазами. Казалось, ее пронзительный голос доносится из адских глубин, и в этот момент я поверила, что она и правда ведьма.
И я сделала то, что сделал бы любой здравомыслящий человек в моих обстоятельствах.
Я убралась.
13
Я осторожно пересекла обледеневший двор и, шепнув "Глэдис" пару ободряющих слов, высвободила ее из плена изгороди.
Были ли задеты мои чувства? Разумеется, и ваши тоже были бы задеты на моем месте.
Больше всего меня огорчало то, что Лилиан Тренч видела меня насквозь. Она ни на секунду не поверила, что я действительно упала с "Глэдис" и поранилась. Она с самого начала знала - или подозревала, - что мой несчастный случай - притворство. Я уверена. Во времена, когда всех жителей Англии с пятилетнего возраста учат основам первой медицинской помощи, она не предложила мне даже лейкопластырь.
Почему же, в таком случае, она впустила меня в дом? Что ей было нужно? Информация? Если причина в этом, она выбрала странный способ получить ее.
А потом мне в голову пришла ужасная мысль: "Что, если она отравила чай?"
Как правило, ягоды падуба действуют на организм человека, как чернослив, только сильнее, но они могут быть смертельны для детей, если съесть их слишком много. Содержащийся в них отравляющий элемент теобромин также встречается в какао, и Даффи говорит, именно поэтому детям на ночь часто дают шоколад.
Много поводов для размышления, но сейчас не время.
Вряд ли Лилиан Тренч, если она хоть сколько-нибудь компетентная ведьма, угостила меня чаем из падуба. Нет, она бы воспользовалась чем-то более изысканным.
В ближайшее время мне нужно следить за своим пульсом, зрением, вкусом и слухом - в общем, за всеми органами чувств. При малейшем притуплении любого чувства я сразу же звоню: 1) доктору Дарби, 2) инспектору Хьюитту, а потом бегу в лабораторию готовить противоядие.
Когда дело касается отравления, четкое планирование имеет особую важность.
- Правда, "Глэдис"? - спросила я, ласково похлопав ее по рулю, чтобы подбодрить после того, как она столько времени пролежала на холодной изгороди.
Впереди находится Пауперс-Уэлл, и мне придется принять решение.
Мне не очень хотелось ехать вниз по ледяному склону с дующим в спину северным ветром, и, откровенно говоря, мне не очень хотелось домой.
Справа, и не особенно далеко, находится деревушка Ист-Финчинг, где в "Гусе и подвязке" работает разговорчивая девушка Рози, которая может рассказать мне что-нибудь интересное об "угрюмом" мистере Сэмбридже.
И мы с "Глэдис" повернули на север.
Дорога была трудной, приходилось крутить педали навстречу сильным порывам ветра, который периодически менял направление и дул вбок, что еще больше осложняло поездку. К тому времени, как я добралась до центральной улицы Ист-Финчинга, я мечтала о горячем очаге.
Я войду, вся такая розовощекая, в теплый зал "Гуся и подвязки" и закажу пинту горячего "Овалтина" и порцию рождественских шоколадных трюфелей. При мысли об этом у меня слюни потекли до колен.
Мечты, так они действуют.
"Гусь и подвязка" оказался зловещего вида холодным и темным притоном с низком потолком и запахами канализации и прогорклого жира. Из-за сквозняка от разбитого окна, грубо залатанного чем-то похожим на подошву старого сапога, в помещении казалось еще холоднее, чем на улице.
Двое чудаковатых стариков в кепках оторвались от шахматной доски и взглянули на меня, а потом снова погрузились в игру. Один из них что-то пробормотал другому уголком рта, но я не смогла разобрать слова.
В камине едва горел огонь, как будто не мог решить - запылать поярче или потухнуть окончательно. В этот момент он решил плюнуть дымом в зал и уменьшить видимость до минимума.
Из темноты вытянулась чья-то рука, а потом передо мной явилось большое красное лицо с повязкой в цветах американского флага.
- Возраст? - спросило лицо.
- Четырнадцать, - солгала я, и глазом не моргнув. - Исполнилось в прошлый четверг.
- А я королева морских пехотинцев. Чего тебе надо?
- Август, пожалуйста, - попросила я. - И тарелку летнего солнца.