Мне всегда нравилось общество людей, которые дают вам понять, что они считают вас сведущими. Хотя это природный дар, я пытаюсь выработать его в себе.
- Точно! - сказала я, постучав пальцем по губам. - Жесткая верхняя губа и все такое.
Фрэнк Борли скопировал мой жест, и на секунду мы стали лучшими друзьями.
- Это мисс Конгрив опознала тело мистера Инчболда, верно?
Секунда, пока мы были друзьями, истекла. Борли долго смотрел на меня, перед тем как ответить.
- Да, - наконец сказал он. - Это вовсе не секрет. Все газеты писали. Боюсь, что не могу рассказать тебе ничего нового.
- Ладно, мне пора идти, - ответила я, вставая. - Благодарю вас. Вы очень помогли мне.
Конечно, я была разочарована, не узнав того, за чем пришла: как набор первых изданий Оливера Инчболда, в том числе книга с именем Карлы Шеррингтон-Кэмерон, оказался в спальне мертвого резчика по дереву.
Часы тикают. Остались считаные секунды. Это мой последний шанс.
И тут на меня снизошло озарение, как часто бывает в миг отчаяния.
- У Оливера Инчболда были еще какие-то интересы, помимо писательства? - произнесла я.
- Как странно, что ты спросила, - сказал Борли. - Только что в другой комнате мне попалось на глаза напоминание об этом.
И без объяснений он снова вышел, но через секунду вернулся с маленьким деревянным предметом и протянул его мне.
Сначала мне показалось, что это вырезанная из дерева обезьянка, но повертев эту штуку в руках и хорошенько рассмотрев со всех сторон, я увидела, что это маленькая пузатая горгулья. Пальцами она растягивала уголки пасти и высовывала язык, видимо, издавая непристойные звуки.
- Гротескно, не так ли? Он делал их для избранных друзей.
Меня охватило ощущение, которое я для себя определяю как льдом по сердцу. Больно и одновременно влажно. Иногда это не более чем несколько ледяных капель, а иногда - ушат воды, но это ощущение всегда сопровождается паникой, ужасом или неожиданным воспоминанием.
На этот раз оно пришло вместе с воспоминанием. В комнате, где нашел свою смерть мистер Сэмбридж, на прикроватном столике была такая же горгулья.
Оливер Инчболд был избранным другом мистера Сэмбриджа? Или родственником? Писатель вырезал эту маленькую темную горгулью в качестве подарка? Вот объяснение, откуда в доме мертвеца взялись первые издания книг о Криспиане Крампете.
- А вы тоже были избранным другом, мистер Борли?
Он уставился на меня с таким видом, будто внезапно у меня выросли три головы, а потом расхохотался.
- Господи, нет! - ответил он. - Я простой хранитель. Оливер Инчболд был задолго до меня.
- А это что? - спросила я, помахав уродливой статуэткой.
- Он вырезал ее для мисс Конгрив. Когда семья пришла за ее личными вещами, они просмотрели эту горгулью.
- После ее гибели, - добавила я.
- Да. После того, как она умерла.
- Еще что-нибудь интересное? - спросила я. - Хочу знать как можно больше, перед тем как начну писать.
Он бросил на меня скептический взгляд. Наверное, так святой Петр смотрит на новоприбывших к воротам рая.
- На самом деле да. Кресло, в котором ты сидишь. Он его сделал.
Я внимательно посмотрела на кресло, которое ошибочно отнесла к чиппендейлу периода поздней королевы Анны. Я не заметила резные лозы.
- Еще больше горгулий, - сказала я. Теперь я обратила внимание на морды маленьких чудовищ, являющиеся частью резной решетки в спинке кресла.
- Он подарил эту статуэтку мисс Конгрив по какому-то особому поводу?
- Ну… - протянул Фрэнк Борли. - Помимо того, что они были наилучшими друзьями…
Он многозначительно умолк, и его мысль повисла в воздухе, словно труп на виселице.
"Наилучшие друзья" - это словосочетание, которое мне знакомо.
Однажды, пролистав "Госпожу Бовари", я спросила Доггера, что имел в виду Флобер, когда сказал, что мадам отдалась Родольфу, господину в желтых перчатках и зеленом бархатном пальто.
"Он имел в виду, - сказал мне тогда Доггер, - что они стали лучшими друзьями. Наилучшими друзьями".
Вот оно что. Еще одно доказательство, что Карла говорила правду: ее тетушка Лу, Луиза Конгрив, была близко знакома с Оливером Инчболдом.
- Вы мне очень помогли, мистер Борли, - сказала я. - Обязательно вынесу вам благодарность в моей книге.
- Нет необходимости. - Он покачал головой. - На самом деле я бы предпочел анонимность; хочу остаться одним из тех невоспетых героев, которые помогают истории продолжать свой ход. Так и поступим, ладно?
Я протянула ладонь, и мы обменялись рукопожатием.
- Ты мне нравишься, Флавия де Люс. Надеюсь, я буду первым, кому ты предложишь рукопись для публикации.
Он шутит? Трудно понять. Хотя выражение его лица было вполне серьезным.
Я повернулась, собираясь уходить.
- Флавия, - окликнул он, и я остановилась.
Он как будто сражался со своей совестью, как будто слова рвались наружу, а он пытается их удержать.
- Считается, что надо класть чайную ложку чаю на каждого человека и добавлять еще одну на чайник.
Не счесть, сколько раз миссис Мюллет повторяла это старинное правило: "Ложку для вас, ложку для меня и ложку на чайник".
Без этих заклинаний у чая будет другой вкус.
- Да? - сказала я, опасаясь нарушить охватившие его чары.
- Луиза была ведьмой, - произнес он. - Не говори, что это я тебе сказал. Я буду яростно отрицать.
Я не смогла скрыть изумление.
- Пусть это будет ложка на чайник.
8
Направляясь к Нью-Оксфорд-стрит, я лихорадочно размышляла. Почему Фрэнк Борли в самый последний момент решил сказать мне, что Луиза Конгрив - ведьма? Казалось, он был охвачен каким-то порывом или оказался под действием чар.
Может, тетушка Лу, почившая ведьма, управляет им из могилы? Или Фрэнк Борли сводит давние счеты?
Есть старая поговорка: "Убийство выйдет наружу". Даффи часто рычит ее в мой адрес, сопровождая злобным взглядом, если я отвлекаю ее от чтения. И это похоже на правду. Сколько убийц выдавали себя сами?
Убийство выйдет наружу - как выстреливает из тюбика зубная паста, если наступить на него ногой.
"Убийство, как пар от дыхания в холодный день, - подумала я, - выходит наружу".
С помощью пара этим заснеженным утром меня доставили в Лондон, и этот же пар вернет меня вечером домой. И это скрытое давление пара заставило Фрэнка Борли сболтнуть, что Луиза Конгрив - ведьма.
Все, что мне нужно, - узнать, кто поддал огня.
На Оксфорд-стрит были толпы радостных людей, пришедших за рождественскими покупками. Падающий снег и приглушенный свет низкого свинцового неба превращали улицу в загадочное подземное королевство, расположенное неизвестно где, и я бы не удивилась, если бы мне встретились Данте или Одиссей, бредущие по тротуару с конем-качалкой под мышкой.
Я легко нашла чайную "А.В.С." и, стоя перед входом, с удовольствием подумала о том, что хлебобулочную компанию, которой принадлежат эти чайные, открыл не просто химик, а врач: некий доктор Доглиш. Он изобрел и запатентовал новый метод, благодаря которому тесто поднималось не под действием дрожжей, а с помощью инъекции углекислого газа - старого доброго СО2.
Я затрепетала от счастья, думая об этом.
Но мысль о хлебе также дала мне понять, что я изрядно проголодалась. Пока я вернусь в Букшоу и меня покормят, пройдет несколько часов.
Я сглотнула слюну, но есть захотелось еще сильнее.
Войдя, я сразу заметила миссис Баннерман. Она сидела в дальнем углу зала и наблюдала за входом.
Мне всегда казалось, что она не похожа на убийцу, даже оправданную. Это эльфийское личико как будто сошло со страниц Сесиль Мэри Баркер.
Она вскочила и обняла меня так, как будто и правда скучала. Вынуждена признаться, что я растерялась и стояла колода колодой.
- Миссис Баннерман… - вот и все, что я смогла выдавить.
- Давай кое-что проясним, - сказала она, шутливо дернув меня за нос. - Никакой миссис Баннерман больше нет. С этого момента есть только Милдред. Милдред и Флавия наслаждаются чашкой чаю в "А.В.С.", понятно?
- Да, миссис Баннерман, - сказала я. - О черт. Я имела в виду Милдред.
И мы обе засмеялись.
Я твердо уверена, что дурацкие моменты вроде этого меняют нас, и я уже чувствовала себя на дюйм выше.
- Шикарно выглядишь, - заметила я.
На ней был красный, сшитый на заказ костюм, белая блузка с рюшами, шляпка-бифитер в тон и веточка барбариса у горла.
- Это вискоза, - сказала Милдред. - Нитроцеллюлоза под другим названием. Я чувствую себя взрывоопасной. - И она улыбнулась, как школьница.
- Старый добрый пироксилин, - добавила я. - Илэр де Шардоне и так далее.
Я же опытный химик, я хорошо знакома с удивительной историей воспламеняющейся ткани.
- Отлично, Флавия. Я вижу, ты не растеряла свои знания по химии.
Кажется, я напыжилась от гордости, хотя в своем немодном пальто я скорее напоминала уличного музыканта, чем первоклассного ученого-химика.
Милдред отодвинула стул от стола и продемонстрировала свою ногу.
- Как думаешь, эти галоши сочетаются с моим костюмом? - спросила она и рассмеялась.
Но не хрустальным смехом-колокольчиком, которого можно было бы ожидать от столь нежного создания, а громким хохотом, отчего две величественные леди в жемчугах, изучавшие меню за соседним столиком, начали бросать на нас неодобрительные взгляды.
- Не оборачивайся, - сказала Милдред, - за нами наблюдают.
И засмеялась еще громче.
Мне стало интересно, что подумали бы эти две старые горгоны, если бы узнали, что Милдред зарабатывает себе на жизнь, изучая трупы. Они наверняка ели бы пирожные с меньшим достоинством, если бы я сказала им, что Милдред порекомендовала мне великий труд Меньина - "Живая природа на трупах": захватывающее новаторское исследование питающихся трупами насекомых" - книгу, которую лучше всего читать за закрытыми, а то и запертыми дверями.
А сейчас мы с Милдред сидим за столиком "А.В.С." на Оксфорд-стрит под носом у двух недовольных дам.
Я одарила их чрезвычайно приятной улыбкой из моего арсенала и слегка скосила глаза, совсем чуть-чуть, только чтобы намекнуть на какую-нибудь ужасную наследственную болезнь.
Это оказалось чересчур.
Пожилые леди встали и, задрав носы, выплыли из чайной. К несчастью, они забыли заплатить, поэтому за ними побежала заведующая, догнала их на заснеженной улице, и между дамами произошла оживленная перепалка с активной жестикуляцией, тыканием в воздух и размахиванием руками.
- Отличная работа, - одобрила Милдред, попивая чай.
Меня вдруг осенило, что изменилась не только я. Эта новая Милдред Баннерман тоже отличалась от женщины, которую я знала в Канаде. Такое впечатление, будто мы с ней поменялись местами.
Мне трудно было поверить, что я сижу напротив члена "Гнезда" - тайного, вернее, невидимого отдела разведывательной службы, главой которой, Егерем, является моя тетушка Фелисити.
Что касается Милдред, стало очевидно, что она может казаться, кем захочет. Я смогла подобрать только неуклюжее сравнение с хамелеоном: хамелеон в черных галошах и красном костюме.
- Как твои дела? - поинтересовалась она.
Прошло всего лишь несколько дней с тех пор, как мы виделись в последний раз, но я чувствовала, как ее внимательный взгляд прожигает меня насквозь. Это снова прежняя миссис Баннерман, которая беспокоится о моем благополучии.
- Неплохо, - ответила я. Несколько неловких секунд боролась со слезами. Я рассказала ей о болезни отца, а она сказала все, что полагается говорить в такие моменты. Что еще ей оставалось?
- Ты не должна винить себя, Флавия, - добавила она, и ее слова пронзили меня, как стрела. Откуда она знает мои сокровенные мысли?
Я сделала то, что всегда делаю, когда кто-то задевает меня за живое: сменила тему и вылила - именно вылила - на нее историю с мистером Сэмбриджем.
Я сразу почувствовала себя лучше. Если я не могу довериться миссис Баннерман, то кому?
- У тебя было много дел, - заметила она. - В это время года дни очень короткие. Тебе нужно возвращаться в Букшоу, я полагаю?
Я кивнула.
- Чем тебе помочь?
- Ничем, - вежливо ответила я и тут же пожалела о своих словах.
- Зачем же ты мне позвонила?
Она видит меня насквозь. Большинство людей я легко обведу вокруг пальца, но не Милдред.
- На самом деле, - призналась я, - мне бы не помешало заглянуть в газетные архивы.
- Британская библиотека в Колиндейле. - Она взглянула на часы. - Шляпы, пальто, побежали!
Через несколько минут мы уже спускались по бесконечной лестнице в метро на Гудж-стрит, откуда поезд доставит нас в Колиндейл.
- Газетный отдел, - сказала Милдред, протягивая карточку администратору. Скучающий мужчина не удостоил меня и взглядом, ткнув костлявым пальцем в сторону, хотя всем, кроме него, было очевидно, что Милдред знает дорогу.
Милдред заполнила нужные бланки, и мы уселись в ожидании, пока нам принесут газеты.
- Я помню, когда умер Инчболд, - сказала она. - Но мы начнем с последнего выпуска "Кто есть кто" и пойдем назад. Полагаю, Луиза Конгрив вряд ли попала в столь августейшую компанию, так что в этом случае придется поработать ногами.
- Оливер Инчболд был членом "Гнезда"? - спросила я, в ужасе от собственной смелости.
Милдред откинула голову и расхохоталась - не так громко, как в чайной, поскольку мы все-таки находимся в священном месте - библиотеке.
- Почему ты спрашиваешь? - поинтересовалась она.
- Потому что ты помнишь, когда он умер.
- Флавия! Ты же не имеешь в виду…
- Я просто подумала, - ответила я.
- Отвратительная мысль, надо сказать. Но пять баллов за внимательность. Но нет, ничего такого романтического. Кажется, я читала об этом в "Телеграф". Поскольку я читаю "Телеграф" только в поезде, а в поездах я езжу редко, я сразу же вспомнила, когда и даже где это было.
- Да? - завороженно спросила я. - Должно быть, ты была совсем юная. Оливер Инчболд умер много лет назад.
- Я была достаточно взрослой, - ответила она, и по тону я поняла, что это направление разговора зашло в тупик.
- Инчболд был шпионом? - поинтересовалась я.
- Я не в курсе, - сказала она. - Но мысль любопытная. Его до смерти заклевали чайки - в этом есть что-то от МИ5, не так ли?
- Мне тоже так показалось, - признала я.
- Нет, насколько мне известно, он был обычным английским литератором - садоводство, гольф…
"…девушки", - хотела добавить я, памятуя о тетушке Лу, но сдержалась.
- …и гренадин, - договорила она.
Я знала, что гренадин - это химическое производное из гранатового сока, часто использующееся для того, чтобы перебить запах джина. Наша соседка миссис Фостер частенько его употребляла, ее редко видели без стакана с этим напитком в руках. Однажды на теннисном корте я попыталась вовлечь ее в разговор о завораживающих камуфлирующих свойствах граната и о содержащихся в нем кислотах - капроновой, стеариновой, олеиновой и линоленовой, не говоря уже о большом количестве калия, но она оказалась слишком рассеянной.
В этот момент библиотекарша принесла заказанные Милдред газеты и пухлый почтовый справочник Лондона за 1948 год, который она плюхнула передо мной.
- Конгрив, - сказала Милдред. - Полагаю, ты найдешь ее на букву К.
Я нахально показала ей язык и открыла книгу, вознеся молитву святому Иерониму, покровителю библиотек и библиотекарей. Как часто бывает с зачитанными книгами, словарь открылся именно на той странице, которая мне была нужна.
- Нашла! - объявила я. - Конгрив Луиза, Крэнвелл-Гарденс, 47, Кенсингтон, индекс СВ7. Она - единственный Конгрив во всей книге. Телефон Вестерн-1778. Интересно, что, если мы позвоним по этому номеру?
- Я крайне удивлюсь, если она снимет трубку, - отозвалась Милдред, - учитывая, что она умерла.
- Но мы можем связаться с ее родственниками.
- Ты уже связалась с ее родственницей. Карлой Шеррингтон-Кэмерон. Или ты запамятовала?
- Да, но мы могли бы узнать еще одну точку зрения на отношения мисс Конгрив и Оливера Инчболда.
- Верно, - согласилась она. - При условии, что они захотели бы говорить на такую тему с незнакомкой.
- Можно попытаться, - предложила я. - Мы ничего не потеряем, если не считать стоимости звонка.
- Значит, ты уже планировала сделать это из ближайшего автомата. Я вижу тебя насквозь, Флавия де Люс.
Несколько минут царило молчание, пока она листала сшитые газеты, быстро сканируя каждую страницу, перед тем как перейти к следующей. Я обратила внимание, что она не облизывала пальцы, перед тем как перелистнуть страницу, - признак профессионализма.
"Люди, которые облизывают пальцы, перелистывая страницы, так же ужасны, как те, кто сморкается в скатерть", - однажды заметила Даффи, и я бросила эту привычку.
- Вот оно! - внезапно сказала Милдред. - Я помню эту фотографию.
На зернистом черно-белом снимке бойскаут указывает на пару сапог-веллингтонов, лежащих на земле в разные стороны, словно стрелки часов, указывающие на без двадцати пять.
"От него остались только кости", - рассказывает бойскаут Джеймс Марлоу из Уик-Сент-Лоуренса, совершивший это ужасное открытие во время полевых занятий по изучению птиц. Марлоу, мальчик четырнадцати лет, отличающийся поразительной инициативностью, рано утром во вторник в одиночестве отправился на необитаемый остров.
"Время от времени на этом острове находят человеческие останки, - рассказал нашему журналисту инспектор Кэвендиш из полицейского отделения в Сомерсет в Уэстон-супер-Мэре, - но обычно они довольно древние и не носят веллингтоны".
"Я думаю, это чайки, - сказал бойскаут Марлоу. - В сезон гнездования они бывают очень агрессивными. Жрут все подряд. - И он добавил: - Кроме того, на этом острове водится черная ворона Corvus c. corone, и я думаю, что они могли подчистить остатки".
Расследование продолжается.
- Гм-м-м, - протянула я. - Интересно, как бойскаут Марлоу определил, что это мужчина?
- Хороший вопрос, - согласилась Милдред. - Можем спросить у него.
Я сразу поняла, что это не просто предложение. Это приказ.
- Вряд ли в Уик-Сент-Лоуренсе много Марлоу, - заметила я и скосила глаза на торопливо листаемые страницы.
- Ага, вот оно, - сказала Милдред. - Пять дней спустя. "Предполагается, что обнаруженные кости принадлежат любимому писателю. Тело со Стип-Холма опознано".