5
Библиотека была недалеко от вокзала, всего в нескольких шагах. По дороге Руш думал об истории, которая привела его сюда. Началось с того, что он собрал сведения об этом странном проекте – библиотеке отвергнутых рукописей. Попутно он кое-что разузнал о Жан-Пьере Гурвеке. И прочел "Аборт" Ричарда Бротигана. Вообще-то, Руш не очень любил американскую литературу. Кроме разве Филипа Рота, единственного писателя, снискавшего его благосклонность. Во времена своей еженедельной хроники он жестоко заклеймил Брета Истона Эллиса, назвав его "самым поверхностным писателем века". "Какая глупость! – покаянно думал он теперь. – Как я мог писать такие нелепости, строить из себя великого критика, щеголять громкими безжалостными эпитетами!" Нет, он не отрекался от самих оценок, но ему стал противен способ их выражения. Иногда его одолевало желание переписать свои статьи. Вот каков он был, этот Руш, безнадежно опоздавший переделать, усовершенствовать себя. То же самое мешало ему в отношениях с людьми: так, ему пришлось оставить при себе монолог, подготовленный для Брижит, который он не сумел произнести в нужный момент. Но сейчас, направляясь к библиотеке, он чувствовал, что наконец-то пришло его время. Он был там, где ему и надлежало быть.
Тем не менее уверенность Руша и на сей раз потерпела крах. Как всегда, между одолевавшим его нетерпением и реальностью пролегла пропасть. Иными словами, библиотека оказалась закрытой, а на двери висела записка:
Вернусь через несколько дней.
Спасибо за понимание,
Магали Кроз, заведующая муниципальной библиотекой Крозона
Ну вот, все в точности как с Жозефиной! С самого начала расследования стоило ему запланировать встречу с какой-нибудь женщиной, как она исчезала именно перед его приходом! Может, это знак судьбы? Может, он сам в чем-то виноват? Может, они тайком договаривались между собой, чтобы ускользнуть от него? Если добавить сюда безжалостный уход Брижит, все это было чересчур для одного человека. Что же делать? Ему необходимо встретиться с Магали. Только она может со всей определенностью сказать ему, каким образом был обнаружен пресловутый роман Пика. Кроме того, ему очень хотелось разузнать побольше о личности Жан-Пьера Гурвека. Руш был убежден, что ему стоит покопаться в прошлом бывшего директора библиотеки.
6
Но первым делом нужно было расшифровать эти загадочные слова: "несколько дней" – не очень-то определенный термин, опять-таки имевший нечто общее с "некоторым временем" Жозефины. Руш обошел несколько близлежащих магазинов, от рыбного до писчебумажного, чтобы получить более точные сведения о времени возвращения Магали. Но никто ничего не знал. Она просто взяла и уехала, оставив на двери эту загадочную записку. Впрочем, его заверили, что Магали Кроз – прекрасный специалист, она вкладывает всю душу в свою библиотеку. По словам торговцев, такой внезапный отъезд был совсем не в ее духе.
В прачечной-чистке Руш переговорил с владелицей, тощей долговязой женщиной, похожей на скульптуры Джакометти, и та дала ему разумный совет:
– Вам бы лучше сходить в мэрию.
– Вы думаете, там знают, когда она вернется?
– Ну, библиотека-то муниципальная, стало быть, она под началом мэра. Его-то она уж точно известила. Кстати, я тоже лицо заинтересованное. Она оставила у меня свой розовый костюмчик; хотелось бы знать, когда она его заберет. Если увидитесь с ней, передайте насчет меня.
– Непременно передам, спасибо за подсказку…
С этим поручением Руш и ушел, хотя отнюдь не собирался начать с него, если ему все-таки повезет разыскать Магали. Он, конечно, низко пал в своей профессии, но стать порученцем владелицы химчистки – это уж слишком. Розовый костюмчик… еще чего не хватало!
7
Секретарша мэрии, дама лет пятидесяти, объявила ему, что Магали уехала, не сообщив, когда вернется.
– А вам не кажется это странным?
– Ничуть. Она очень давно не была в отпуске. Тут у нас все друг друга знают.
– Что вы этим хотите сказать?
– Что все мы, кто работает при мэрии, друг другу доверяем. И меня вовсе не шокирует тот факт, что она уехала, не предупредив мэра. У нее такая куча работы, что она имеет полное право передохнуть.
– А прежде случалось, чтобы она уезжала вот так, не сказав никому ни слова?
– Нет, что-то не припомню.
– Извините за нескромный вопрос: вы давно здесь работаете? – спросил Руш.
– Да целую вечность! Пришла сюда стажеркой в восемнадцать лет и все еще торчу на этом месте. Не стану называть вам свой возраст, но, сами понимаете, это не пустяк…
– Можно мне задать вам еще один вопрос?
– Пожалуйста.
– Вы знали Анри Пика?
– Не близко. Я больше общалась с его женой. Мы хотели устроить для нее тут, в мэрии, небольшую церемонию, но она отказалась.
– Церемонию в честь чего?
– В честь ее мужа и его романа. Вы разве о нем не слышали?
– Слышал, конечно. А что вы об этом думаете?
– О чем?
– Об этой истории. О романе, написанном Анри Пиком?
– Лично я считаю, что это послужило нам потрясающей рекламой. Сюда теперь понаехали толпы любопытных. А это полезно для торговли. Вот как все просто: никакое информационное агентство не прославило бы наш город лучше, чем эта история. Ну а вопрос с библиотекой, я думаю, мы уладим: у меня тут есть девушка-стажерка, она подменит Магали. Не можем же мы разочаровывать всех этих новых посетителей.
Руш примолк на минуту, разглядывая эту женщину. В ней ключом била энергия: каждый ответ вылетал из ее уст подобно ядру из катапульты. Чувствовалось, что она способна часами решать любые проблемы с неисчерпаемой бодростью. Вот и сейчас она подняла самый важный вопрос – о Крозоне. Руш констатировал, что доселе слыхом не слыхал об этом городишке. А что, если вся эта история с найденной рукописью специально затеяна каким-нибудь бретонским гением рекламы? И внезапно он спросил секретаршу:
– А вы знали Жан-Пьера Гурвека?
– Почему это вас интересует? – отбрила женщина; ее агрессивный тон никак не вязался с любезностью предыдущих ответов.
– Да так, просто хотелось узнать. Ведь это именно ему принадлежит идея создания библиотеки отвергнутых книг.
– Верно, что касается идей, у него их было полным-полно. А в остальном…
– Что "в остальном"?
– Ничего. Если позволите, я хотела бы заняться своей работой.
– О, конечно, – сказал Руш; он понял, что настаивать бесполезно: отношения между этой женщиной и Гурвеком явно были не безоблачными. Вон как она побагровела при одном упоминании о библиотекаре. После "розового костюмчика" Магали его расследование начало окрашиваться в самые разные оттенки в рамках одной цветовой гаммы. Горячо поблагодарив секретаршу за неоценимую помощь, он ретировался.
Да, сегодня его дело явно далеко не продвинется. Нужно что-то решать. Пойти, что ли, выпить где-нибудь пивка? Идея, конечно, хорошая, но вряд ли конструктивная. И тут он понял, что ему следует делать: отправиться прямиком на кладбище и посетить могилу Анри Пика.
8
Магали и впрямь не принадлежала к разряду людей, способных внезапно исчезнуть, никого не предупредив; она вообще не умела действовать с бухты-барахты, вся ее жизнь была четко распланирована, от и до.
Когда несколько дней назад Магали ехала ночью домой, она то и дело останавливалась по дороге, чтобы собраться с мыслями и еще раз убедить себя, что все случившееся ей не приснилось. Но мысли путались (а точнее, в голове царил полный кавардак), зато стоило ей сделать вдох, как она чувствовала незнакомый запах. Запах Жереми. И этот запах, въевшийся в ее кожу, неоспоримо подтверждал: да, все было на самом деле. Магали вспоминала, как просто и властно юноша овладел ею, и теперь спрашивала себя, куда она едет, зачем оставила там, позади, этого красавца? Ее так и подмывало развернуться и помчаться обратно, даром что на этом отрезке шоссе запрещалось пересекать разделительную полосу. Ну и что? Неужели какая-то дурацкая белая линия может ей помешать?! И все же она продолжала ехать в сторону дома, хотя этот путь показался ей таким же долгим и путаным, как ее душевные метания.
Муж, удивленный ее опозданием, звонил ей еще несколько раз. Она придумала отговорку – инвентарные списки; ему даже в голову не пришло, что Магали всегда занимается ими в те дневные часы, когда библиотека закрыта. Любой другой, кто хоть мало-мальски интересовался ею, моментально раскрыл бы обман. Но с какой стати она стала бы лгать мужу? В Крозоне никто никогда не лжет. Просто нет повода. Поэтому его и озадачила эта необычная задержка; именно озадачила – и ничего более.
Входя в дом, Магали уже приготовилась к объяснениям. Вот сейчас он заметит ее всклокоченные волосы, помятую одежду, отблески физического наслаждения на лице. Да, Жозе, конечно, сразу все поймет. Ибо это бросалось в глаза, а Магали не умела скрывать правду. Однако сегодня все было по-другому: ее крайне удивило беспокойство… нет, почти тревога мужа. Магали всегда казалось, что она может исчезнуть на два-три дня, прежде чем он заметит ее отсутствие. Им случалось проводить вечера вдвоем, не обменявшись при этом ни единым словом; в другие вечера они обсуждали только вопросы чисто практического порядка, например, кто из них завтра пойдет за покупками. Стало быть, она ошиблась насчет Жозе: он звонил, просто чтобы спросить, чем она занята. А чего же хотелось ей самой – его подозрений или его безразличия? Наверно, она предпочла бы второе, чтобы он не прерывал своими звонками наслаждение, которое выпало на ее долю.
Она непрерывно думала о нем, об этом наслаждении, и у нее голова кружилась от счастья. Жереми велел ей прийти завтра утром и разбудить его "губами"; она не могла отделаться от этих слов и одновременно твердила себе: завтра его там не будет. Да, он обещал ее ждать, но это не может быть правдой, он уйдет. Вернется к себе домой или подцепит другую, такую же дуру, как она; ему это раз плюнуть, таких баб всюду полно – изголодавшихся по мужчине, считающих себя толстыми и безобразными. Наверняка он оставляет за собой целый шлейф незабываемых воспоминаний, вот и все, чем он отметит свое существование, ведь напечатать свою книгу ему не удалось. Да, конечно, завтра его там не будет. И Магали улыбнулась, на миг представив себе обратное.
Она вошла в дом и на цыпочках пробралась через гостиную, удивляясь тому, что нигде не горит свет. Очень странно для встревоженного мужа. Она тихонько отворила дверь спальни и обнаружила Жозе, с приоткрытым ртом, крепко спавшего сном праведника.
9
Бо́льшую часть ночи Магали пролежала, глядя в темноту. А на рассвете уехала, проведя перед этим целый час в ванной. Ей не пришлось объясняться с мужем: он так и проспал все то время, что она была дома. Ну ничего, когда он встанет, ему будет приятно увидеть в кухне стол, накрытый к завтраку, и горячий кофейник на плите.
Магали отперла дверь библиотеки; было еще очень рано, в зале стояла такая тишина, будто книги тоже крепко спали. Она прошла мимо стеллажей, направляясь к своему кабинету. Ее сердце билось по-новому, бурными, неровными толчками. Она могла бы идти быстрее, бежать к тому, что ждало ее в этой комнатке, но ей хотелось потянуть время, еще несколько метров, несколько секунд надеяться, что все возможно. Вдруг Жереми остался, вдруг он заснул там, ожидая, когда она придет и разбудит его губами. Она осторожно приоткрыла дверь и увидела юношу, лежавшего на полу и погруженного в сон, безмятежный, как швейцарское озеро. Магали прикрыла дверь и снова отворила ее, как будто хотела убедиться, что это ей не померещилось. Затем подошла ближе, чтобы получше разглядеть спящего. Накануне она боялась смотреть ему в лицо и смущенно отворачивалась, едва они встречались глазами. А вот теперь можно было вдоволь налюбоваться им, изучить его тело во всех подробностях, насладиться его красотой. Значит, она должна разбудить его губами. Чего же он хотел – поцелуев? И она начала осыпать легкими поцелуями его грудь и живот. Он вздрогнул, положил руку ей на затылок, провел по волосам, потом властно направил ее голову еще ниже.
Позже Магали сварила кофе и принесла его Жереми. Он уселся за ее письменный стол. Ночью он, видимо, бродил между стеллажами, потому что рядом с ним лежала маленькая стопка книг. Магали заметила на корешках имена Кафки, Керуака и Кундеры, – очевидно, он ограничился буквой "К". Поколебавшись в выборе между "Бродягами Дхармы" и "Процессом", он в конечном счете углубился в "Смешные любови". Магали с минуту наблюдала за ним, потом спросила:
– Ты не голоден? Хочешь, я схожу за круассанами?
– Нет, спасибо. У меня тут есть все, что нужно, – ответил он, указав на книги.
Магали оставила его: пора было открывать библиотеку. День у нее выдался на редкость спокойный, и это позволило ей несколько раз забежать к Жереми. Иногда он просил ее подойти и запускал руку под юбку, между ног. Она молча покорялась. Что будет дальше? Чего он хочет? Надолго ли останется здесь? Интуиция нашептывала ей, что нужно, не рассуждая, принять это сумасшедшее счастье и насладиться им, но разум невольно порождал лавину вопросов. Сегодня Жереми совсем не выглядел маргиналом или мучеником, как накануне; у него был вид довольного ребенка, простодушно радующегося подаркам судьбы. В конце дня она принесла в библиотеку бутылку вина, кое-какую еду, и они поужинали вдвоем, сидя прямо на полу. Теперь, в отличие от вчерашнего дня, они наконец разговорились. Жереми поведал ей о сложных отношениях с родителями, особенно с матерью; в детстве его отдали в закрытый пансион, потом в приют; он не виделся с ними обоими почти пять лет. "Может, они даже умерли", – сказал он тихо, но тут же добавил, что вряд ли, – его бы известили. Магали ужаснулась, слушая его. Когда она видела молодых попрошаек у дверей супермаркетов, то догадывалась, что причина их бродяжничества кроется в семейных проблемах. И она подумала о своих сыновьях: "Как редко я их вижу! Может, и я недодала им своей любви?"
Осмелев от признаний Жереми, Магали начала рассказывать о своих родителях. Они давно уже умерли, и она никогда не говорила о них, да никто и не расспрашивал ее о детстве. И неожиданно ее пронзила острая печаль. Долгие годы она жила бездумно, не задаваясь вопросом, чего ей не хватает. А тут вдруг поняла: ей больно оттого, что рядом нет матери. Прежде она считала, что ее кончина относится к тем явлениям, о которых принято говорить: такова жизнь. Но теперь Магали стало ясно, что самая обычная реальность вовсе не исключает ощущения смерти ближнего как страшного, несправедливого удара судьбы, от которого можно никогда не оправиться.
Она неумело пыталась выразить словами пустоту, в которой жила ее душа, объяснить, почему она махнула на себя рукой, запустила свое тело. Жереми почувствовал ее отчаяние и утешил несколькими жестами.