Ну конечно, понять человека можно, когда у него нервы на пределе. Дела валятся. От самых близких ни малейшего сочувствия. Сам себе противен. Перспективы никакой...
Нет, перспектива-то как раз есть, но она ужасна.
Так и просидел Иван почти до самого утра, выпив три чашки кофе, которые сварил в домашнем "экспрессо", и выкурив полпачки, пока не очнулся от настойчивых автомобильных гудков. Вспомнил, что бросил машину прямо посреди дороги – ведь не собирался тут засиживаться: сделал свое дело и...
Понял теперь, что ждать нечего и некого, загасил окурок в раковине и хлопнул входной дверью.
Спускаясь по лестнице, как-то посторонне подумал, что невольно стал участником непонятной, нелепой, совершенно идиотской комедии. И не просто участником, а главным действующим лицом. Стыдно-то как, Господи! Ночь ушла, унеся с собой аффектированную бредятину, никому не нужные эмоции, пьяные фантазии, а также все несправедливые и оттого еще более обидные огорчения. И что осталось? Эти вытертые временем ступеньки и нетерпеливые сигналы автовладельца, которому не на месте стоящая машина мешает выехать из двора, мать его!..
Карман что-то тянуло. Шацкий машинально сунул туда руку, откинув полу пальто, и пальцы ощутили теплый металл согревшегося пистолета. Надо же, совсем забыл про него! Тоже ведь из разряда очередной бредятины! Рукоятка была приятной на ощупь, легко легла в ладонь. Красивая машинка, хотя еще ни разу не пришлось пускать ее в дело. Вспомнил, как, уходя от Лильки, все в том же помрачении передернул затвор, дослав патрон в патронник, и запер на предохранитель. Привычка такая была – еще со времен недолгой офицерской службы, с которой расстался в свое время безо всякого сожаления. Вот и сейчас большой палец машинально снял с предохранителя, и... "макаров" готов к работе! К какой? Зачем? Все та же постыдная комедия...
Шацкий покачал укоризненно головой, улыбнулся своим абсолютно трезвым мыслям и поднял глаза: показалось, что кто-то шел ему навстречу.
Нет, не показалось. На площадке лестничного пролета между этажами стоял не знакомый ему мужчина. А почему он, кстати, должен быть знакомым? Какая чушь! Иван вовсе не стремился за годы жизни в этом доме заводить соседские знакомства. Не в деревне, где все друг друга обязаны знать. А чем же этот был неприятен? То, что неприятен, – без вопросов.
Скудное освещение являло молодое и наглое лицо. Что наглое – точно! Но – почему? Или общий вид таков? Кожаная "косуха", черные джинсы, заправленные в высокие ботинки, стрижка "а-ля болван" – башка квадратной картонной коробкой... Что еще? Почему вдруг под животом разлилась непонятная тяжесть? А вот и правая рука незнакомца, засунутая в боковой карман куртки, медленно стала разгибаться. И сразу словно непонятное затмение, а за ним – вспышка!..
При всей своей обычной осторожности Леха Грызлов иногда предпочитал действия стремительные. К примеру, сказано – убрать фраера, нечего тянуть. Был бы другой приказ, можно и не торопиться. Скажи хозяин: "Привези его сюда" – милое дело. А он поинтересовался только бумажками. Ну еще той бабой, что от покойника осталась. По первому пункту вопросов не было: полсотни "зеленых" кусков сами в руки просились. А прочие финансовые тонкости не сильно заботили Синего. Поэтому и шмон в конторе и дома у этого ванька, ничего путного не давший, он не рассматривал как какую-то неудачу. Нет – значит нет. А аванс уже в кармане.
Негоже вору в законе мараться самому, есть на то свои исполнители. Карась был одним из таких. За "штуку" маму родную не пожалеет. Его и направил Синий на лестничную площадку.
Приехав сюда еще вечером и не обнаружив во дворе машины Шацкого, Синий не стал его дожидаться. Тем более что рядом с подъездом "клиента" стоял милицейский "форд". На хрен судьбу-то испытывать! Отъехали. Потом прикатили среди ночи. "Форда" уже не было, но не появился и "ауди", на котором обычно гонял "клиент". Последний наезд принес наконец удачу: "ауди" стоял на проезжей части, да так, что лучше и не придумаешь.
Теперь оставалось нервно погудеть, чтобы вызвать этого лоха – хозяина машины. Ну а разбуженные соседи будут потом говорить, что видели во дворе безобразие, а что кого-то замочили в подъезде, про то они не в курсе.
Карась отправился навстречу "клиенту", а сидящий в машине Синий начал операцию – нажал на клаксон. Окно на кухне "клиента" светилось, значит, дома. А когда оно погаснет, вот тогда Синий спокойно отъедет со двора за угол, где и будет ждать Карася. "Тэтэшник" у того был с глушителем, поэтому в такое время вряд ли кто из жильцов этого большого серого дома кинется на лестницу узнавать, что произошло.
Свет в кухонном окне погас. Все правильно, он увидел машину, стоящую впритык к его "ауди", и пошел свою отгонять. Теперь счет уже не на минуты, а на секунды.
Синий включил двигатель и задом выехал из двора. Выбрался в Товарищеский переулок, развернулся, остановился у обочины тротуара в ожидании...
Карась услышал, как двумя этажами выше гулко хлопнула входная дверь. Затем послышались мерные спокойные шаги. Все так, ведь недаром же он вызвал лифт на первый этаж и открыл дверь. Только по ступенечкам. Только навстречу... Иди сюда, голубчик!
Он знал, кто спускается по лестнице. Но все равно ошибки быть не должно. Синий такие штуки но спускает. Значит, надо просто взглянуть в глаза "клиенту" и элементарно шлепнуть его.
Глушитель навинчен. Пушка славная. Но придется бросить, жаль. Приказ Синего.
Шаги ближе. Человек спускался и как будто что-то мурлыкал себе под нос. Вот же народ! С таким одно удовольствие работать! Ни хрена не чует, ничего не сторожится, ни о чем не думает...
Показался на лестничной площадке. Пальто нараспашку, руки в карманах пиджака. Лох – одно слово!
Карась усмехнулся. Он, конечно, узнал "клиента". Это был именно тот, про кого и говорил Синий. Похож, во всяком случае. Да теперь уже и поздно раздумывать. Разве что спросить? Хмыкнул про себя Карась и потянул уже снятый с предохранителя пистолет из кармана. Он уже и место успел присмотреть, куда сейчас влепит кусок свинца. Вон оно – прямо посреди лба.
Увидел вскинутые глаза "клиента" и невольно ощерился в улыбке: глаза были ничего не понимающие, растерянные.
Он засмотрелся, ибо торопиться было некуда. И упустил самый важный в своей жизни момент. Вынырнула из кармана рука "клиента", раздался сухой и громкий треск. То ли доску кто сломал, то ли это так своеобразно хрустнул череп Карася?.. Но свет тут же погас перед его глазами. А тело уже безвольно сложилось и рухнуло на лестничную площадку. И следом звякнул о кафель пола выпавший из руки тяжелый пистолет с глушителем...
Шацкий с изумлением смотрел на дело рук своих и затаенно ожидал, что вот сию же минуту на него ринутся бандиты, начнут стрелять, выкручивать ему руки, бить ногами... Однако все вокруг было тихо. Даже соседи, видать, не проснулись. И тогда он на цыпочках ринулся обратно, наверх, в квартиру. Затаив дыхание, отпер дверь, так же тихо закрыл за собой и кинулся к кухонному окну. Той машины, что так настойчиво гудела, вызывая хозяина "ауди", уже не было.
Иван перебежал в спальню, к окну, выходившему на улицу, и увидел ту самую машину, что гудела во дворе. Она спокойно стояла возле тротуара. А чего тогда гудела? И она ли это? Она – бесспорно. Вспомнил, что почему-то обратил внимание на радиатор – БМВ. И эта – тоже БМВ. Черная. И та. Значит, она. А чего стоит? Кого ждет? Господи, да надо же быть полным идиотом, чтоб на рассвете задавать себе подобные вопросы! Кого ждет?! Да киллера того, который лежит сейчас на лестничной площадке...
Что делать? Кому звонить? По ноль-два нельзя. Поналетят, начнут разбираться, права качать, а пока суд да дело, "эти" сумеют еще сто раз повторить свои попытки. И ведь убьют! Как ни хоронись. Вот оно – предостережение Левки Семихатько, хитрого хохла...
Пытаясь сейчас анализировать происшедшее, Иван все никак не мог понять, да и вспомнить, что греха таить, каким образом в его руке оказался "макаров"? Благодаря какому ангелу-хранителю успел он первым выхватить и пустить в ход оружие, когда рука киллера уже вынимала пистолет с глушителем? Невероятно. И совершенно необъяснимо. Но... ведь было же! Вот в чем штука...
И там, на лестнице, покойник. Шацкий не сомневался, что именно убил того парня с квадратной башкой. Наверное, не надо большого опыта, чтобы увидеть разницу между падением раненого и трупа. А все эти шибко эффектные прыжки, подскоки – они для кино, в жизни так не бывает. Вот и этот чуть отпрянул и как-то словно сложился пополам, оттого что жизнь его уже, видать, усвистала в ту дырочку, что проделал в нем, может даже и помимо своей воли, движимый, не исключено, рукой самой судьбы Иван Игнатьевич Шацкий. Не убивший до сего дня в своей жизни ни одного человека.
Однако же и с трупом надо что-то делать! Народ проснется, пойдет по делам... Наткнется. Если уже не наткнулся. Ага, а заодно и тот пистолетик прихватит: зачем же бесхозную вещь оставлять? Ну да, а ты потом доказывай, что он – убийца, а вовсе не ты, что ты действовал полностью в пределах самозащиты. Ну, правда, выстрел в воздух не произвел и не предупредил криком, конечно, самое было время... А вот твой пистолет к делу тут же приобщат. И станешь уже ты доказывать, что не верблюд.
Милиция все равно скоро примчится. Значит?..
Шацкий метнулся к двери и прислушался. На лестнице было тихо. Ни топота, ни голосов. Приоткрыл дверь, держа на всякий случай пистолет перед собой. Никого. На цыпочках выскочил на площадку. Тоже обычная предутренняя тишина. Собачникам либо еще рано, либо они уже вышли на прогулки.
Почему-то задыхаясь от нервного напряжения, Шацкий бегом, больше скользя по перилам, нежели топая по ступенькам, скатился вниз, на ту злополучную площадку. На миг показалось, что все, что с ним сегодня случилось, было просто нелепым, дурацким сном и никто на него не нападал, поскольку вот сейчас, через секунду, он увидит ту самую площадку, но никакого трупа на ней не окажется.
Увидел. Труп лежал. Чуть в стороне валялся черный пистолет с длинным глушителем. В кино такие часто показывают.
Еще раз оглянувшись, Шацкий скользящим движением приблизился к парню, наклонился над ним и, не заметив признаков жизни, осторожно нагнулся над пистолетом. Кинул на него свой носовой платок и таким вот образом поднял оружие. Главное – не стереть теперь следов пальцев убийцы. Поэтому поднял за ствол. И затем стремительно взлетел на свой этаж.
Больше он не хлопал дверью. Наоборот, закрыл аккуратно и тихо. Пистолет в платке положил на подзеркальник у двери, а затем взял телефонную трубку.
Очень бы сейчас пригодился этот Вячеслав Иванович. Опять же и Танька у него пашет. Но он не знал генеральского телефона. А справочная тут – не помощник. Решил звонить Элке. Если Татьяна у нее, вот вопрос и решится благополучно.
Не рано звонить-то? Посмотрел на свои часы: половина седьмого. Да, за это можно и по морде схлопотать. Но ситуация сложилась экстремальная, и здесь не до условностей.
Долго просыпалась молодая вдовица. И, подняв трубку, не сразу отозвалась, а Шацкий уже представлял себе, как она зевает и потягивается, тянется лениво – ах, мерзавка, до чего ж хороша! Куда всем этим женам – что первой, что второй. Дурак Фимка, а с этой ему крупно повезло... Хотя... какое тут везение!
Наконец откликнулась.
– Привет, кошечка, – почти мурлыкнул Иван. – Моя-то не у тебя?
– Ах, это ты? Нет, а что?
– Как это нет? – вмиг насторожился Шацкий. – А где же она?
– Слушай, Ванечка, – в голосе "кошечки" скрежетнул металл, – ты только ради этого разбудил меня ни свет ни заря?
– Извини, – заторопился он озабоченно. – Я просто уверен был, что она к тебе помчалась. Помочь там чего... Ну на меня пожаловаться, не без того... Где ж теперь ее искать?
– Сбежала, значит? – Теперь в ее тоне проявилась определенная мстительность. – Ну и правильно сделала! Я давно говорила ей, что вы все – обыкновенные козлы! Можешь обижаться сколько хочешь! А чего ты вдруг спохватился-то? Сам же к этой сучке сбежал!
"Ну вот, – подумал, наливаясь злостью, – уже и тут успела настучать! А сама, поди..."
И вдруг сообразил, где могла быть его жена. Если не у сестры, а близких подруг, к которым можно явиться, чтоб поплакаться, нет, то... совершенно точно: у своего генерала она! Дождалась повода, ухватила момент и... Но решать-то надо!
– Извини, Элка, – заторопился Шацкий, словно боясь, что та швырнет трубку, – ну чего там рассуждать! Она – мне, я – ей, слово за слово... Тебе ли не знать, как возникают ссоры! Но дело в том, что я звоню тебе из дому, здесь ее нет, а в меня десять минут назад стреляли, понимаешь? Я бы, конечно, позвонил ее генералу. Но мы с ним вчера, кстати, по телефону разговаривали, но пока так ни к чему и не пришли. Вот я и говорю: позвонил бы, да его телефона не знаю. Слушай, а может, звякнуть этому, который... ну, говорила Танька, что он тебе какие-то советы давал, а? Он в прокуратуре?
– А-а, ты про Сашу Турецкого?
"Вот ведь сучка! Уже просто Саша он ей! Мужа еще в гроб не положила..."
– Я не знаю, как его зовут. Но хотел бы посоветоваться. Понимаешь, я того киллера сам успел хлопнуть. Валяется он у нас в доме. На лестнице. Ну?
– Во даешь, Ванька! – искренне восхитилась вдовушка. – Ни хрена себе! Что ж ты моего-то не научил? Бегал бы теперь... Ладно, есть у меня его телефон. Сама звонить не могу, зачем мужичка компрометировать? А ты – тебе можно. Ты ж у нас теперь живой супермен, точно? Валяй, запоминай... – И она продиктовала семь цифр, три из которых, первые, были такими же, как и у Элки. Значит, и жили рядом. А если этот Турецкий Александр Борисович – парень не промах, повезло ему: такая девка под боком, о которой любой нормальный мужчина может только мечтать...
Показалось странным, что он поднял трубку сразу, будто ждал звонка. Шацкий даже немного растерялся. Но взял себя в руки.
– Извините, Александр Борисович, за столь ранний звонок, обстоятельства вынуждают. Я – муж Татьяны Кирилловны, с которой вы, по ее словам, знакомы. У Грязнова она...
– Знаю, знаю, – бодро ответил Турецкий. – Что за обстоятельства?
– Понимаете, какая штука? Тут... меня не было дома, когда в квартире погуляли бандиты. Ваш коллега из МУРа приезжал. Вот. А потом я приехал, никого нет. А на лестнице меня поджидал, так я думаю, киллер. Только я успел первым, понимаете? Оружие его я поднял, а сам он лежит на лестнице. Я хотел Грязнову позвонить, но не знаю его номера. Вы не подскажете?
– Ни себе хрена! – протянул Турецкий, и Иван сразу угадал эту интонацию. Ну да, это, видать, именно его и копировала Элка. Успела, значит... – Телефон Вячеслава Ивановича я вам, конечно, дам. Но он – ранняя пташка, может уже находиться в дороге. Позвоните, попробуйте, вдруг повезет... – И продиктовал грязновский служебный номер.
Звонить на работу в семь утра было, конечно, рано. Так никто не приходит. Значит, придется ждать.
Вспомнив о машине, Шацкий кинулся в спальню. "БМВ" у тротуара уже не было. А может, это и не она вовсе? Могло просто показаться. У страха, как известно, глаза велики. А что страх теперь следует за ним по пятам, это Иван понял абсолютно четко.
Глава восьмая
Цена признания
Звонок "мобильника" застал Гязнова в пути. Татьяна вольготно полулежала на заднем сиденье. Грязнов замечал в зеркальце обзора: задумчиво глядела в боковое окно и чему-то неуловимо улыбалась. В оранжевых проблесках проносящихся мимо фонарей и прыгающем свете фар встречных автомобилей лицо ее постоянно менялось – от детски наивного и нежного до загадочного и нервного, словно у искушенной и видавшей виды женщины.
Привез вчера, стал показывать свою большую квартиру: тут вот сам сплю, на этом диване, тут, бывает, Сашка, когда нужда заставляет, а здесь иногда племяш, если допоздна задерживается, так вот и сосуществуем – по-холостяцки. Говорил легко и много, чтобы скорее разрядить стрессовую ситуацию, чтоб женщина успокоилась, оправилась от смущения. А по комнатам водил затем, чтоб не пришло ей в голову, будто затащил к себе с совершенно определенной целью. Обращение на "ты" позволяло, может быть, несколько вольные, даже рискованные шутки, но – в пределах, разумеется, отчаянную залихватскую самоиронию, а все для того, чтобы помочь быстрее расслабиться, избавиться от скованности. К чему в конце концов и пришли.
Лицо ее порозовело, заблестели глаза. Сама распрямилась, будто демонстрируя все достоинства своей фигуры. А достоинств, между прочим, было более чем достаточно. Мысленно сравнивая младшую сестру с Татьяной, Грязнов был готов согласиться, что та – девка действительно эффектная, броская, будто какая-нибудь ухоженная эстрадная дива: нате вам меня, я вся на виду! Татьяна же была не то что скромнее, но как-то устойчивее, что ли. Покрепче, посильнее, наверняка и потемпераментнее. Только это последнее в ней, видно, глубоко запрятано. Или совсем не развито в не самом лучшем из браков.
Саня, к примеру, вполне закономерно запал на Элину: грех отвергнуть ящерку, которая сама в руки просится. Но это – одноразовый, как говорится, вариант, на таких потом не женятся. А вот Татьяна... Тут вопрос сложнее. И тех же вариантов – великое множество...
Она не стала жеманно отказываться от бокала хорошего белого вина, да, впрочем, и от рюмки водки – тоже, как и от легкой закуски, которую сама же и доставала из холодильника. Заметила при этом, что в доме, а тем более в холодильнике, чувствуется хорошая и твердая хозяйская рука. Грязнов же, наблюдая, как она ходит от кухонного шкафа к столу, расставляя тарелки, как нагибается к холодильнику, с большим мужеством сдерживал свои совершенно естественные эмоции и враз охрипшим голосом объяснял, что всем этим хозяйством вынужден заниматься Дениска, который следит, чтоб у дядьки не случился голодный припадок, а сам-то он на это дело смотрит просто – было б что в клюв кинуть. Татьяна лукаво смеялась. Вероятно, оттого, что носы – что у дяди, что у племянника, – по утверждению Грязнова, действительно напоминали хорошие клювы. Вот так, за шутками и вольной болтовней, и закончился их первый вечер.
Грязнов предложил Татьяне выбирать любую из трех комнат и чувствовать себя в ней абсолютной хозяйкой. Меньше всего хотел сейчас пользоваться ее двусмысленным положением. Татьяна оценила своеобразный "подвиг" начальника, в глазах которого уже давно пылали факелы, и не стала посягать на его кабинет с таким широким и удобным диваном. Но спала беспокойно. Несколько раз привставала, прислушиваясь к незатихающему уличному шуму, но, услышав уверенный и мерный храп Грязнова, улыбалась и снова проваливалась в сон.
Будильник поднял Вячеслава Ивановича, как обычно, в шесть. А десять минут спустя, постучав в приоткрытую дверь, Грязнов сунул голову к спящей Татьяне, увидел, как она сладко потянулась и открыла глаза, и предложил чашечку кофе – вот прямо так, не вставая, в постели. Она, конечно, читала, а тем более видела в кино, что так бывает, правда, самой не приходилось. Нет, почему же, можно встать, пойти на кухню, сварить чашечку и вернуться с ней в постель. Можно, но это все – не то.