– Малолетка или вот как он? – Яна указала на Олега.
– Что-то среднее.
– Такой высокий и черный? – наугад продолжила пытать она.
– Не. Обычный.
– А волосы какие?
– Да какие-то такие, – похоже, для Сереги все цвета были едины.
Яблонская и Кудряшов лишь разочарованно переглянулись.
На следующее утро, как и было обещано, Яблонская получила по электронке статью о сомалийском пирате эмского происхождения. Опять неизвестно какими способами вездесущий Светлов откопал в Москве родителей корсара, которые 19 лет назад вывезли из Эмска забавного семилетнего Витюшку, а сейчас утверждали, что их сын Виктор Комиссаров бороздит просторы океана под флагом Веселого Роджера.
Прочитав материал Светлова, помимо редакторского восторга Яна ощутила еще и некоторую журналистскую зависть. Да-да, зависть и что-то вроде недоумения. В свое время она считалась самой пробивной в Эмске акулой пера и не раз раскапывала такие темы, что ей потом обрывали телефоны сотрудники федеральных газет и телеканалов. Но сейчас Яна готова была поставить "nihil" на всем своем корреспондентском прошлом. Что значили все ее герои и сюжеты по сравнению с темами Светлова? Это были сплошь банальщина, серость и зевота.
Но почему ей, при всем ее старании и настойчивости никогда и нигде не встретился хоть самый завалящий отшельник? Пусть не байкальский, пусть не бывший балерон, пусть без шаманского проклятия… И то было бы отлично.
А уж пират – это вообще высший пилотаж. И как только Светлов это делает? Да, списки заложников вроде бы публиковались, и если покопаться в Интернете, их, наверно, можно найти. Но разве где-то появлялся поименный перечень пиратов? Скорее всего, никто кроме самих флибустьеров и не знает, сколько их там народу и как кого зовут. Дальше. Откуда Комиссаровы-старшие могли узнать, что их сын затесался в корсары? Неужели он им письмецо прислал: "Здравствуйте, мама и папа. Сбылось пророчество химички Валентины Ивановны – ваш любимый сын Витюшка попал в плохую компанию. Не ищите меня более – от горестей земных сердце мое ожесточилось, и я стал пиратом…"? Да ну, какие могут быть письма? Не с освобожденными же заложниками они переправляют их в цивилизацию?
Другой вариант. Допустим, мама и папа Комиссаровы увидели по телевизору сюжет – например, про передачу выкупа – и в одном из смуглых бандитов признали своего голубоглазого "сыночку". Но разве проходил хоть один телерепортаж, в котором можно было рассмотреть лица пиратов? Не привиделось ли чего несчастным родителям? Их беспутный сын, девять лет назад покинувший родной дом, сейчас мог быть где угодно. Хоть в Земском собрании Новохоперска, хоть в колонии строгого режима в Сусумане, хоть в мать сырой земле.
Но допустим, родители какими-то неисповедимыми путями узнали, что их сын стал пиратом. Но как об этом стало известно Роману Светлову? Тот вариант, что Комиссаровы-старшие сами вышли на журналистов с этой информацией, отпадает. Такая "бомба" за день облетела бы весь мир! "Сомалийский пират вырос в семье московских интеллигентов". Звучит!
Значит, остается только одна альтернатива: Светлов каким-то образом сам вышел на Комиссаровых и завладел эксклюзивной информацией. Но как, скажите на милость, он это сделал? Дорого бы Яна дала за то, чтобы хоть краешком глаза заглянуть на журналистскую кухню таинственного Светлова.
– Олег, я просто извелась вся, как будто с чем-то непостижимым столкнулась, – за обедом изливала она душу Кудряшову. – Даже инопланетяне и снежный человек кажутся мне понятнее, чем Светлов. Это же просто гений какой-то с паранормальными способностями! А что, это идея. Может, он читает мысли людей или практикует какие-нибудь выходы в астрал, общается с духами умерших. Тогда, конечно, нет ничего удивительного в том, что он вышел на Комиссаровых! Он просто просканировал их сознание, считал информацию и…
– Ян, я тебя умоляю…
– А что, Олег? Взять даже этот его нездоровый интерес к шаманам и колдунам… Точно, все складывается одно к одному!
– Ну, я в экстрасенсов не верю, – рассудил Кудряшов. – И мой жизненный опыт подсказывает, что со временем все непостижимое объясняется самым прозаическим образом. Все окажется очень и очень просто, Ян. Попомни мои слова.
Но Яблонская лишь махнула рукой:
– Ты вот лучше подумай, что он в РУВД делал. О, идея! Может, он ходил заявление писать на незаконное использование его интеллектуальной собственности Николаем Юрьевичем Пащенко? Знаешь, я больше не буду гадать на кофейной гуще, а честно и откровенно напишу обо всем самому Светлову. Пусть открывает личико!
А в это время Кузьмин допытывался у Крикуненко:
– Ну как, Анжелика Серафимовна? Я в тот раз забыл вас спросить: как вы со Светловым-то пообщались?
– Прекрасно, благодарю вас, – сухо отвечала та, не отрывая глаз от монитора.
– Высказали ему мой нереспект? Передали, что по пятницам в шесть мы, как и раньше, собираемся в "Стельке"?
– Да вы, Антон, так и не хотите понять, что тот Светлов, которого вы знали и тот, который есть сейчас – два абсолютно разных человека…
– В смысле? – Кузьмин чуть не поперхнулся слюной. – Так это не тот Светлов, что ли? Тогда гоните обратно мой стольник.
– Да нет же! Право слово, вы невыносимы. Все-то воспринимаете буквально, не понимаете художественных фигур речи… А ведь я просто пыталась донести до вас интеллигентным русским языком, что нынче Роман не посещает сомнительных вертепов и, пардон, не ужирается дешевой водярой, а вкушает благородные вина.
– Еще скажите, что он амброзию, блин, вкушает! – рассмеялся Кузьмин. – Но раз он такой богатый, мог бы тогда мой стольник и не брать. Мне он как раз пригодился бы сегодня, чтобы ужраться дешевой водярой в сомнительном вертепе.
Вопилов и Филатов громко заржали шутке приятеля – они находились в нетерпеливом ожидании вечера и похода в "Стельку".
Тут в корреспондентскую ввалился Ростунов и с порога завел на повышенных тонах:
– Это беспредел! У меня из холодильника сперли полбатона краковской!
– Я не стала говорить, но у меня тоже позавчера два йогурта свистнули, – добавила Корикова.
– А я купил на оптовом упаковку доширака, – пробасил Филатов. – Сегодня утром позырил – двух пакетов нет.
– И у меня, кажется, приватизировали пакетик кофе со сливками. Какая низость – брать без спросу у товарищей! – выступила и Крикуненко. – Ведь этот бессовестный некто должен понимать, что я не Билл Гейтс и даже не Роман Абрамович, чтобы отпаивать всех жаждущих дорогими напитками.
– А начальству абсолютно по хрен! – орал Ростунов. – Пока у Яблонской или Кармана не спиониздят что-нибудь, они и не почешутся!
– И так, Алексис, было во все времена, – скорбно заключила Анжелика. – Сытый не разумел голодного, а власть предержащий безнаказанно попирал холопа…
Тут Вопилов красноречивыми жестами изобразил процесс попрания, и все рассмеялись.
Ближе к вечеру Яблонская получила от Светлова ответ на свое письмо. Послание было исполнено достоинства и легкого благородного негодования. Так, Роман отказывался понимать, почему его честное имя обросло самыми нелепыми слухами, и с какой стати его скромную персону склоняют на www.gav-no.ru. Да, пока он не имеет возможности выступить с открытым забралом – к тому его вынуждают обстоятельства, связанные с последним журналистским расследованием. Он пострадал и продолжает страдать за правду. И только по этой и никакой другой причине он держит в тайне место своего пребывания и не дает никаких контактных данных. И лишь поэтому вчера он воспользовался первым попавшимся компьютером, чтобы выйти на связь с Яблонской. Да, он действительно был в РУВД – но он, кажется, русским языком сказал, что испытывает некоторые проблемы в связи со своими смелыми выступлениями в СМИ.
Что же касается договора, который якобы он вот-вот должен подписать с "Помелом", то это просто ложь, ввиду своей абсурдности не заслуживающая никакого опровержения.
Завершая письмо, Светлов обращался к Яне с просьбой:
"Был бы вам очень благодарен, если бы вы донесли все сказанное мной до своего коллектива. К сожалению, за последние месяц-полтора я выслушал о себе столько небылиц, что с нетерпением жду того часа, когда смогу, не скрываясь, выйти к коллегам и честно, без утайки, ответить на все их вопросы. Знали бы вы, как меня самого гнетет эта двойная жизнь. Но тучи непременно рассеются, обстоятельства переменятся к лучшему, и вы не пожалеете, что некогда поверили в искренность моих слов".
Просто раздавленная великодушием Светлова, Яблонская распечатала письмо и поставила его на стол в держатель для бумаг. Но, подумав, сложила вчетверо и убрала в сумку.
В дверь заскреблись. Это была манера Кармана Ивановича, который все делал как-то крадучись, неявно, исподволь.
– Взойдите! – шутовским басом гаркнула Яблонская.
Лукаво улыбаясь – а это была еще одна манера гендиректора – Карман Иваныч на мягких лапках прошествовал к Яниному столу. Он никогда не начинал говорить о делах сразу же, обязательно несколько минут кружил близ да около, что Яну иногда смешило, но чаще раздражало.
– Я тут насчет Рыковой, – заговорил он, высказавшись на все возможные пространные темы, которые только пришли ему на ум. – Подожди, пожалуйста, еще немножко. Прямо сейчас я никак не могу ее уволить.
– Это почему? Все вкалывают в поте лица, лишь она одна шлангуется по соляриям и торговым центрам. Это балласт, от которого надо избавляться.
– Условно говоря, поступили некоторые указания, – и Карман показал пальцем наверх. – Хозяин против.
Три года назад Сан Саныч продал "Девиантные" молодому бизнесмену Денису Еремину, который с переменным успехом подвизался сразу на нескольких поприщах. У него была сеть демократичных кафе, производство спортивной одежды, три фитнес-центра, две автомойки и контрольный пакет акций местного хладокомбината. Для полного счастья 35-летнему Еремину не хватало только одного – чтобы о нем говорили еще и как о медиамагнате.
– Хозяин? А ему-то какое дело до Рыковой? Да он, наверно, и не знает о ее существовании, – хмыкнула Яблонская.
– Поверь уж мне, Яночка, что знает, и прекрасно, – вздохнул Карман и опустил взгляд долу. – Жаль, что не могу сказать тебе всего…
– Ты на что намекаешь-то? У Дениса с ней типа роман?
– Условно говоря, – выдавил из себя Карман. – Что-то вроде этого.
– Понятно… Ну, забери ее тогда к себе в рекламный отдел, чтобы она тут мне глаза не мозолила. Ей, по-моему, никакой разницы. А Калиманова мне уже всю плешь проела, что им нужен журналист под рекламные статьи. Уж на это у Рыковой мозгов хватит.
– Нет, нет, что ты, – Карман Иваныч словно испугался. – В рекламный отдел ее никак нельзя. И Калиманова уже передумала насчет журналиста. Не надо им никого.
– И давно у тебя Калиманова сама все решает? – насмешливо обронила Яблонская. – Не много ли ты ей воли дал? Кстати, я как раз пишу на нее докладную. На график она вообще забила, навадилась в обход меня какие-то модульки таскать на верстку. Хорошо хоть мне Кудряшов вовремя сигнализирует. Смотри, Карман, иной раз мы не усмотрим, а она что-нибудь такое в газету протащит, что нас на фиг закроют!
– Я прослежу, прослежу, – забубнил Карман. Ему явно не хотелось обсуждать работу рекламного отдела. В последнее время он даже не знал, под каким соусом спросить у Каки, почему ее рекламщики стали приносить так мало денег. Он побаивался ненароком нанести любимой женщине психологическую травму.
– Я что зашел-то? – вдруг вспомнил он. – Условно говоря, Хозяин Светловым интересуется. Сказал, чтобы ему встречу с ним организовали. Дай мне его телефончик, я договорюсь.
– Телефончик?! – вскричала Яна. – Ну ты раскатил губу. А не хочешь ли "левую" аську или подставную электронку? Светлов окончательно ушел в подполье. У меня на него нет никаких выходов. Он сам проявляется, когда ему надо.
– Вот оно как, – задумался Карман и выудил из кармана "Белочку". – А мне тут источники доложили, что кое-кто из ваших с ним тесно общается. Анжелика Серафимовна, например. Давай вызови ее на разговор. Пусть колется насчет телефончика-то.
– Знаешь что? Тебе надо – ты и вызывай. Шустрый больно чужими руками жар загребать. Ничего мы у нее не допросимся.
– Ладно, я тогда с другого бока попробую, – вздохнул Карман, комкая фантик. – Мне этот телефончик позарез достать нужно…
* * *
А через полчаса Яблонская рассказывала Кудряшову о послании Светлова.
– Надеюсь, ты не собираешься выступать перед коллективом, как он предлагает? – сказал Олег.
– Именно. Как раз и собиралась выступить. А что в этом плохого? Мне надоели все эти слушки и шепотки. И я готова сказать коллективу всю правду.
– Правду? Почему ты так уверена, что Светлов говорит правду?
Яна стушевалась.
– Почему уверена? – продолжила она через пару секунд. – Просто потому, что я это чувствую. Мне интуиция подсказывает, что он не врет. Олег, ну ведь все сходится, всему Светлов дает человеческое объяснение. А мы, как дураки, трясли вчера этого Славика… Даже перед Ромкой неудобно, как будто мы его выслеживали.
– Ты главный редактор, тебе решать, – рассудил Кудряшов. – Но я бы на твоем месте не шел в том направлении, в котором он тебя подталкивает. Хотя бы из вредности.
Но Яблонская выслушала Кудряшова и только. Через Серову она попросила народ собраться в корреспондентской в 17.00.
– Жопой чую, гонорарный фонд урежут, – Ростунов эмоционально делился догадками с Вопиловым и Кузьминым. – Поигрался нами Хозяин и все, решил перекрыть кислород. Выживайте типа сами как хотите. У вас, на всякий случай, рекламный отдел есть. Пусть вам кормовую базу и обеспечивает.
– Рекламный отдел только ногти красит да на "Одноклассниках" зависает, – бросила Колчина.
– Гнать их надо ссаными тряпками, – поддакнул Вопилов. – Только Ксеньку и Вероничку оставить…
Яблонская предстала перед подчиненными в пять минут шестого. Поймав чуть укоризненный взгляд Кудряшова и сдержанно-заинтересованный – Серовой – она начала:
– Вот уже месяц в эмских СМИ только и разговоров, что о некоем Романе Светлове. И некоторые из вас настолько увлеклись собиранием слухов и их вольным изложением, что забыли о своих непосредственных обязанностях. Все забили на поиск новостей, тексты пишем левой ногой, по пять раз на дню гоняем чаи… Но не думайте, что все это сойдет вам с рук. Каждый ваш промах я записываю, – Яна потрясла блокнотом. – И все будет обязательно учтено при начислении премии. Что такое, Юля? Вы чем-то недовольны? А я бы на вашем месте молчала в тряпочку – работаете через пень-колоду, уже полгода балансируете на грани вылета. Алексей, тоже что-то хотите сказать? Уж знаете, чья бы корова мычала… Антон, не перебивайте меня! К вам у меня вообще серьезный разговор назрел… Но я собрала вас по другому поводу. Я хочу сообщить вам всю правду о Романе Светлове, чтобы вы, наконец, успокоились и занялись газетой.
– А вы знакомы со Светловым, Яна Яковлевна? – не выдержала Корикова.
– Да, знакома, – без тени сомнения отрапортовала Яблонская. – И могу сказать, что он не только прекрасный журналист, но и замечательный человек. Но, к сожалению, сейчас Роман вынужден скрывать, где находится. Вы, конечно же, читали его журналистское расследование о хищениях в Минобороны… Сейчас мы с Ромой каждый день общаемся по аське и созваниваемся. И вот он попросил меня донести до вас: все, что о нем сейчас говорят и пишут на форуме, не имеет ни малейшего отношения к действительности.
– Яна Яковлевна! Вы говорите, что общаетесь с ним. Почему же тогда он отдал свою статью не нам, а в "Помело"? – пискнула со своего места Юлечка Колчина.
– Почему? – Яна растерялась. – Ну, мало ли с кем я по-дружески общаюсь. Я вон у Глеба Пьяных интервью брала. Но это же не значит, что он должен что-то писать для "Девиантных"!
– Яна Яковлевна, а вот вы с ним общаетесь, – подал голос Антон Кузьмин. – Скажите тогда, ради Бога, сбрил он свой черный ирокез или так и ходит?
Кровь ударила Яблонской в лицо. Она лихорадочно подыскивала обтекаемый ответ, как вдруг очень кстати в дискуссию вступила Крикуненко:
– Антон, ну что вы несете? Какой еще черный ирокез? Могу поклясться всеми богами Олимпа во главе со всемогущим Зевесом, что у моего друга Романа никогда не было черного ирокеза!
– Ну вот видишь, Антон, Анжелика Серафимовна и ответила на твой вопрос, – с чувством облегчения улыбнулась Яблонская.
– Отлично, а какая же сейчас у Светлова прическа? А, Анжелика Серафимовна? – не унимался Кузьмин.
– Не собираюсь перемывать кости своим друзьям и тем паче – обсуждать их внешность, – завелась Крикуненко. – Какую прическу носит Ромочка – это его личное дело. Тем более, вы слышали, что сказала Яна Яковлевна – человек оставил большой свет. Поэтому, возможно, в целях конспирации он вынужден менять имидж каждую неделю.
– Но на прошлой-то неделе, когда вы с ним виделись, у него какой был причесон? – настаивал Кузьмин. – Что, жалко сказать что ли?
– Все, что я могу вам сказать, мой юный друг – это то, что на прошлой неделе никакого ирокеза у него не было! – выпалила Крикуненко.
– И уверяю вас, Антон, на этой неделе он тоже не вырос! – отчаянно блефуя, заключила Яна.
– Да это было бы просто смешно – при его-то росте, – усмехнулась Крикуненко.
– Очень даже прикольно он смотрелся с ирокезом при своем росте, – настаивал Кузьмин.
– А я вам скажу, что при таком росте люди со вкусом, к коим я, безусловно, причисляю и моего друга Романа, носят только гладкие прически! – не уступала Крикуненко.
– Все, пора закругляться, – неожиданно подал голос Кудряшов. – Иначе через пять минут мы начнем обсуждать, какие трусы сейчас носит Светлов.
– Всем спасибо, все свободны! – провозгласила Яблонская.
– А я так и не поняла, какого он роста, – пробормотала Корикова, но ее голос потонул в общем шуме.
Этим же вечером в дверь Анжелики Серафимовны позвонили. Хозяйка прильнула к глазку и остолбенела:
– Карман… Ой, Норманн Иваныч! Какими судьбами! Извините, я не одета. Через минуту открою, – и бросилась в спальню.
На самом деле Анжелика не ходила по квартире голой. Другое дело, что ее фланелевый халат имел самый затрапезный вид, а плюшевые шлепки на три размера больше настойчиво просили каши. В шкафу царил хаос, и Крикуненко не сразу удалось выудить из кома тряпья какие-то менее мятые джинсы. "Жаль, жаль, что не купила тогда на корейском рынке тот шелковый халатик, – подумала Крикуненко. – И вот, пожалуйста – не в чем встретить дорогого гостя".
Щелкнул замок, и Анжелика Серафимовна узрела чуть смущенного и чуть поддатого Кармана с тортом и цветами в руках, а тот – значительно менее пафосную, чем обычно, Крикуненко. Из зала доносились позывные "Поля чудес", а с кухни тянуло жареной картошкой.
– Я только что закончила прослушивать Берлиоза, – как бы оправдываясь, залепетала Анжелика. – И буквально на одну минуточку переключила свой любимый канал "Культура" – глянуть, не сбрил ли усы Якубович. Не спрашиваю, зачем пожаловали, а приглашаю со мной отужинать.
Карман охотно согласился.
– По рюмочке в честь пятницы? – и он достал из портфеля дорогой кожи четверку посредственного коньяка.