– Я хотела поддержать Светкин иммунитет. Она же никогда витамины не пьет, даже в марте. И еще я слышала, что витамин С нейтрализует влияние алкоголя. А мне не хотелось, что Светлана плохо себя чувствовала наутро.
– Удивительная забота о человеке, который даже не является твоим другом!
– Ну вот так уж… Но никакого злого умысла у меня не было!
– Да? А что тогда себе витаминок пожалела? Почему Юльке не сыпанула? Зинке? На их иммунитет тебе наплевать?
– Я не знаю, Антон…
– А я знаю, Алин. В аскорбинке твоей витамина С было кот наплакал. А вот фенотиазину – в десять раз больше предельно допустимой нормы. И это, заметь, в каждом порошочке. А ты их сколько Светке скормила? Если учесть, что она выпила не меньше трех коктейлей…
– Антон, от твоих заявлений у меня волосы на голове шевелятся. С чего ты взял, что в аскорбинке содержался этот…? Откуда ты вообще это можешь знать?
– Элементарно, Ватсон. Съездил кое-куда, кое-какие базы данных пробил, и открылась мне неприглядная истина. Если ты не в курсе, то просвещу: на каждой коробочке с лекарством серия проставлена. Так вот, серия, которая значится на упаковке твоей аскорбинки, указывает нам на то, что никакая это не аскорбинка. А очень опасная фальшивка.
Лицо Кориковой выразило такое неподдельное изумление, что Антон даже усомнился, по адресу ли зачитывает обвинение. Но его замешательство длилось буквально пару секунд.
– Что будем делать, Алиночка? – лукаво подмигнул он Кориковой.
– Я вот что подумала… – забормотала Алина, потирая виски ладонями. – Я этого не хотела… я не знала, что это не аскорбинка. Это просто несчастный случай. Совпадение!
– Исключительно выгодное для тебя. Почему Серова слегла именно тогда, когда и Яблонская, и Кудряшов смотались в отпуск?
– Повторяю тебе, это просто ужасное совпадение. Я понятия не имела… – как заведенная, талдычила Алина.
– А не потому ли все так совпало, что кое-кому очень хотелось посидеть в кресле Яны Яковлевны? – гнул свою линию Антон. – Не потому ли, Алиночка?
Корикова молчала, немигающим взглядом уставившись куда-то в угол.
– Да, жестоко я расплачиваюсь за свою доверчивость, – наконец, произнесла она.
– Ты, наверно, хочешь сказать, что Светка жестоко поплатилась, да? – Антон поднялся со своего табурета и присел на корточки перед Алиной. – Что делать-то будем, спрашиваю? Ты знаешь, у меня нет никакого желания предавать эту некрасивую историю огласке. Да и Светке знать все это незачем. Пусть живет себе в счастливом неведении и считает, что у нее нет врагов. Правильно я говорю? – и он игриво накрутил на палец прядь Алининых волос.
Та встрепенулась, потом ее губы искривила чуть заметная обреченная улыбка.
– Я поняла, зачем ты пришел, – сказала Алина и резко встала. – Я согласна.
Вот уже много месяцев Кузьмин мечтал об этом моменте, много раз проигрывал в голове, как это все может произойти. И вот, сбылась мечта идиота. Отчего же так нерадостно? Нет, надо взять себя в руки, отбросить все эти сантименты и поставить, наконец-то, в своем донжуанском списке желанную галочку… И он решительно обнял Алину.
Но, даже поцеловав ее в шею, он не почувствовал ни малейшего прилива желания. Он повторил поцелуй, потом еще… Да что же с ним такое происходит? Внезапно он все понял и разомкнул объятья.
– Что такое? – с легкой издевкой спросила Алина. – Может, стоит меньше пить водки и пива?
Антон молча смотрел на нее, как будто бы что-то прикидывал.
– Я просто больше не люблю тебя, Алин, – наконец, сказал он. – Вот и все.
Директриса Эмского оперного театра Элла Соломоновна Розенштерн захлопнула объемистую папку и удовлетворенно объявила:
– Ну, распоясались борзописцы! Ничего, будет вам и свобода слова, и плюрализм мнений… Затаскаю по судам!
А спустя два дня Папик вызвал к себе Стражнецкого.
– Эта жидовка никак не уймется, – поведал он своему заму и зятю. – Опровержения требует плюс сто тысяч рубликов за свои страдания. Вот, почитай…
– Ну, что я тебе скажу, папа, плохо дело, – сообщил Костик, ознакомившись с эпистолой Эллы Соломоновны. – Она на документы ссылается. Оказывается, в период с 1975 по 1985 годы Эмский театр не ездил в гастрольные туры по Сибири. И никакого "Бориса Годунова" у них с 1963 года в репертуаре нет.
– А как тебе подборка свидетельских показаний старейших работников театра, которые в один голос утверждают, что инцидент с "Полетом шмеля" не имел места? А официальное письмо отца Германа? Эта стерва не поленилась отправить запрос на Соловки! И попик ей ответил, что за последние 30 лет среди братии не было ни одного отца Никодима.
– Я, папа, считаю, что на опровержение тут явно не тянет. Это она губу раскатила. Дадим просто "Работу над ошибками". Мол, напутали немного с фактурой, с кем не бывает. Мол, не отец Никодим, а отец, скажем, Иоанн… В любом монастыре есть отец Иоанн!
– А вот в Соловецком его возьмет и не окажется! – с горячностью возразил Папик. – Да бог с ним, с отцом Никодимом! А как вот от гастролей по Сибири отмазаться? Это ведь никак не тянет на простую ошибку, тут уже заведомо недостоверный факт сообщается. А свидетельства старых маразматиков? С ними что делать?
– С ними что делать? – задумался Костик. – А… не найти ли нам своего свидетеля из тех же старых маразматиков, который бы, наоборот, показал, что такой факт имел место? Всяко это будет стоить не сто тысяч! А заодно пусть пронюхает, на какие гастроли театр ездил в те годы. И мы со спокойной совестью напишем, что слегка ошиблись. Мол, дело было не в Сибири, а в Мухосранске…
– Ага, шаманы в Мухосранске! – съязвил Папик. – Как ни крути, тришкин кафтан получается. Тут залатаем, а там новая дыра. Эх, прописал бы я ремня этому стервецу Светлову!
– А, может, на него стрелки перевести? Повиниться перед читателями, что нас, таких честных и доверчивых, развел какой-то проходимец? Напихать в статейку громких лозунгов и трескучих фраз о высокой миссии журналиста, и о том, как некоторые отщепенцы позорят честь профессии. А в конце приписать что-нибудь типа: просим правоохранительные органы рассматривать данную статью, как официальное обращение, и начать следственные мероприятия. Ну как? Гуд?
– Ох, позор на мою седую голову, – вздохнул Папик. – Я из таких скользких дел сухим выходил, а тут… провел меня Светлов на мякине.
– Стоп, а у Карачаровой-то тоже светловский текст выходил, – вспомнил Стражнецкий. – Про пирата Витюшку. У нее-то как, нет проблем? Сейчас ей звякну…
– Не лезь на мои грядки, – недовольно сказал Папик. – Я сам ей звякну. Как главный редактор главному редактору.
– Ну, я думал неформально все выяснить, – отвечал Костик. – У меня с ней, в общем-то, теплые отношения.
– Это когда это они успели стать теплыми? – Папик глянул на него исподлобья. – Не балуй, Костик, не балуй. Пока по-доброму предупреждаю…
– Да вечно ты, Николай Юрьич, подвох ищешь! Ну, посуди сам, зачем мне престарелая тетя Оля, когда у меня молодая и красивая жена?
– Ага, престарелая, – иронично заметил Папик. – Лет на пять старше…
– Ну и что? Я, папа, вышел из возраста, когда нравятся бальзаковские дамы, – почесывая нос, отвечал Костик. – Э… мне тут ненадолго отъехать надо. Буквально на пару часиков. Катюшка кое-что просила купить.
– На пару часиков? – тесть подозрительно посмотрел на Стражнецкого. – Смотри, узнаю чего – сильно пожалеешь…
Квадратик за квадратиком поедая шоколадку, Корикова с упоением читала ветку "Главред "Девиантных" фашистка". После двухнедельного затишья недруги Яблонской вновь активизировались. Особенно усердствовал Cap Grey. Едва интерес к теме остывал, как он подбрасывал веток в костер, сообщая о Яне очередной неприглядный факт.
Обычно Cap Grey появлялся на форуме рано утром – за два-три часа до того, как большинство журналистов переступало порог родных редакций. Потом он отмечался на ветке в районе обеда, после чего пропадал до позднего вечера. Но незадолго до полуночи вновь появлялся в сети, чтобы подытожить набросанное другими за день и выдать для затравки что-нибудь еще.
– Свет, – повернулась Корикова к Серовой, – как ты думаешь, кто этот Cap Grey? Такое ощущение, что он все-все-все о Яблонской знает и при этом очень сильно ее ненавидит. Может, это какой-нибудь отвергнутый ухажер? Мужики иной раз такие мстительные бывают…
– Не думаю, что тут что-то личное, – отвечала Серова, не отрываясь от работы.
– Свет, а как ты думаешь, может это быть Кузьмин? – шепнула Корикова.
– Кузьмин? Но почему вдруг он?
– Так они же с Яной Яковлевной как кошка с собакой! Вспомни-ка, когда эта ветка на форуме появилась? Как раз тогда, когда у них разборки пошли. Помнишь, Яна Яковлевна не поставила его текст, а назавтра примерно такой же в "Эмских" вышел? А сейчас этот Кэп Грей вовсю меня защищает. Что, мол, я эти две недели газету тянула, а Яна Яковлевна мне даже "спасибо" не сказала. Нет, это точно Кузьмин! Он же у нас борец за права униженных и оскорбленных…
– Ты прямо словами Яны Яковлевны говоришь, – усмехнулась Серова.
– И еще меня вот что смущает, – продолжала Корикова. – Почему Кэп Грея целых две недели на форуме не было?
– Точно, – без особых эмоций отозвалась Света. – И почему же?
– Ну, тут, в общем-то, все понятно, – рассудила Корикова. – Кузьмин выпустил весь пар еще до отъезда Яны Яковлевны. А потом, когда она уехала, не было никакого информационного повода. Но вот она вернулась, его опять захлестнуло возмущение. И он…
– Интересно, интересно…
Через полчаса Корикова опять повернулась к Серовой:
– Свет, пойдем в буфет сходим?
– Спасибо, Алин, но сегодня никак. У меня дела в городе. Босоножки надо сдать в ремонт и купить кое-что.
– Парни, а давайте тоже в город сходим, – поднялся со своего места Вопилов. – В такую жару самое оно пивасом освежиться.
– Ты прав, ты прав, – засобирались Кузьмин и Ростунов.
– Пойду Кудряшова свистну, а то он дуется, когда мы без него пьянствовать ходим, – и Вопилов отправился на верстку.
Ждали приятели недолго. Вскоре Кудряшов и Вопилов чуть ли не в обнимку ввалились в корреспондентскую, всем своим видом выражая готовность немедленно двинуться в пивнушку. Корикова проводила компанию осуждающим взглядом.
* * *
На спинке стула небрежно висело что-то красное в белый горох. Поодаль валялись фасонистые алые босоножки на высоченных каблуках. На кровати лежала абсолютно голая дама, и, поставив на живот ноутбук, сосредоточенно вглядывалась в монитор. В кресле полуразвалился смазливый молодой человек, крайне незатейливо одетый в белые лодочки на босу ногу и набедренную повязку из полотенца. Он упоенно чистил воблу.
– Знаешь, Костик, – завела обнаженная. – Я обдумала то, что ты мне рассказал. И решила, что больше не имеет смысла скрывать: у меня тоже возникли проблемы из-за этого Светлова. В начале недели ко мне заявилась делегация тинейджеров из танцевального коллектива "Эх, яблочко!". Они уверяют, что морячок, который прошел у нас на первой полосе – никакой не Витюшка Комиссаров, а их солист Ренат Абдулхаков во время исполнения конкурсного танца "Ах, флибустьера век недолог".
– Да ну? – удивился Стражнецкий.
– Я, конечно, скроила наглую морду, – продолжала женщина. – А малолетки фотографию мне под нос тычут. В общем, Виктор Комиссаров и этот Ренат – одно лицо. С той лишь разницей, что фотография, которая вышла у нас, слегка обработана в фотошопе и на лицо наложен растр.
– А ты?
– Ну, я, конечно, виду не подала. Сказала, что имеет место совпадение костюмов и поз, но на снимках изображены разные лица… Но эти татарчата жутко ушлые. Явно их науськал кто-то из взрослых. В общем, уходя, они заявили: "Гоните 80 тысяч за нанесение морального ущерба или до скорой встречи в суде, Ольга Вячеславовна!"
– Офигеть! – выдал Костик. – Надрать бы этому Роману Светлову уши. Да где ж его теперь найдешь…
– Я одного понять не могу, – продолжала Карачарова. – Что Светлов хотел сказать своим идиотским розыгрышем?
Стражнецкий только открыл рот, чтобы что-то ответить, как вдруг раздался бесцеремонный стук в дверь.
– Ну что еще такое?! – недовольно отреагировал Костик. – Мы же ясно сказали: "Не беспокоить"!
– Быстро открывай, похотливый кобель! – донесся до него хорошо знакомый голос.
Костик побледнел. Карачарову же, напротив, бросило в краску.
– Что он здесь делает? – одними губами спросила она.
– А хрен его знает, – безнадежно махнул рукой Стражнецкий. – Выследил, наверно, старый пердун.
Опять раздался стук в дверь.
– Да уймитесь вы, папа! – бросил Костик. – Сейчас открою. Оль, может, тебе лучше встать за занавеску?
– За этот тюль? – нервно усмехнулась Карачарова, натягивая красное платье. – Не имеет смысла отрицать, что ты не один. Наверняка на ресепшене ему обо всем доложили.
Пока Стражнецкий суетился, заправляя постель, Карачарова с томной грацией перебазировалась за стол.
– Вы как хотите, а я мониторю ленты, – сказала она. – У меня в три оперативка.
Костик, еще раз окинув номер взыскательным взглядом, направился к двери.
В комнату влетел разъяренный Папик.
– Все! Развод! – верещал он. – Как я мог отдать мою чистую девочку на поругание этому грязному кобелю! Сегодня же Катюшке станет все известно, и она вышвырнет тебя как шелудивого пса! Был голью перекатной – ею и останешься!
– Папа, я прямо вас не понимаю, – с достоинством отвечал Костик. – С чего вы взяли, что я провинился перед Катенком? То, что мы находимся наедине с Ольгой Вячеславовной, еще ни о чем не говорит. Мы, если хотите знать, рабочие вопросы решаем. В частности, обсуждаем, что нам с этим Светловым делать.
– Не заговаривай мне зубы, щенок! – продолжал орать Папик. – Деловые вопросы не обсуждают в гостиничном номере!
– И вам это известно не понаслышке, да, Николай Юрьевич? – насмешливо заметила Карачарова. – За зятем шпионите, а у себя в глазу бревна не замечаете. Не так ли?
Тут черед смутиться настал для Николая Юрьевича.
– Не надо пачкать мое имя грязными намеками, Ольга Вячеславовна, – заговорил он, заметно сбавив обороты. – Тем более, при моем зяте.
– В таком случае, не стройте из себя праведника, – строго заметила ему Карачарова. – Давайте лучше коллективно подумаем, как будем выпутываться из некрасивого положения, в которое мы попали благодаря Светлову.
И Карачарова быстро посвятила Папика в суть претензий, предъявленных ей танцевальным коллективом "Эх, яблочко!"
– Лично я думаю, что мы этого Светлова не найдем, – рассудила Ольга. – А если и найдем, что нам это даст? Ну, пойдет он соответчиком по этим искам. Но отдуваться-то все равно нам придется. Пожалуй, мне импонирует вариант Константина. Да-да, Николай Юрьевич, посыплем голову пеплом, покаемся прилюдно. И попросим ментов взяться за расследование. Пусть сами ищут этого Светлова.
– А как быть с материальными претензиями? – спросил Папик. – Я не готов сорить деньгами.
– Аналогично, Николай Юрьич. Поэтому покаянные статьи надо построить так, чтобы в них содержался и элемент опровержения. Если ваша еврейка и после этого продолжит переть как танк, вы предъявите в суде эту статью и, скорее всего, судья признает, что опровержение уже имело место. Ну, конечно, в статейке не помешает слезно попросить прощения у Розенштерн и этих мальцов-танцоров.
– Лично я уверен, что они просто хотят срубить деньжат, – заметил Пащенко. – И никакими покаянными статейками их не разжалобишь.
– А неважно, чего они хотят, – отвечала Карачарова. – Нам, главное, вовремя прогнуться перед ментами. Типа, мы законопослушные СМИ, чисто случайно вляпавшиеся в некрасивую ситуацию. Что касается денег, то никакой суд не удовлетворит притязаний истцов. Они запрашивают совершенно не адекватные суммы.
– И в этом, Оль, ты абсолютно права, – подхватил Пащенко. – На моей памяти самое большое, что присудили в качестве морального ущерба – это десять тысяч.
– Думаю, до судов не дойдет, – продолжала Карачарова. – Что-то подсказывает мне, что после нашего публичного покаяния истцы припухнут. Ну, в самом крайнем случае отстегнем им по пятерке. Это ма-кси-мум.
– Вроде бы все по уму, – отвечал Пащенко. – Только дико неохота на старость лет себя дураком выставлять.
– Обличие глупца – вот мудрость мудреца, – назидательно изрекла Карачарова. – Шекспир.
– Ну, значит, заметано, – подытожил Папик. – Делаем так, как я придумал.
Костик с удивлением глянул на него, но ничего не сказал.
До свадьбы Филатова и Колчиной оставалось чуть больше недели. Димон с каждым днем становился все грустнее, зато Колчина расцветала на глазах. Рыкова даже нашла, что со времени помолвки Юлечка нагуляла не менее трех килограммов.
– Мы тут же плотно займемся продолжением рода, – без всякого стеснения Колчина загружала коллег детородными планами. – Мы с Димочкой безумно хотим ляльку! А лучше сразу двух-трех. Так что присматривайте в других газетах, кто сможет временно занять мое место…
– Юль, у тебя еще ни коня, ни возу, а все уже в курсе. Смотри, сглазишь, – беззлобно наставляла ее Корикова.
На что Колчина заносчиво отвечала:
– Скрывать надо плохое. Когда, например, разведенка встречается с женатиком. Или когда старая дева каждый день бросается на нового мужика, не зная, на ком повиснуть, – Юля многозначительно посмотрела в сторону Рыковой. – А когда юная девушка вступает в законный брак и делится с близким окружением совершенно естественным желанием нянчить лялечек, что в этом может быть плохого?
– Достала уже со своими лялечками! – взорвалась Рыкова. – Хоть бы ты поскорей свалила в декрет и не выходила бы оттуда до конца жизни! И вообще, глянь на себя в зеркало, невестушка. Отожралась на радостях, что хоть кто-то замуж взял. Как бока-то свои целлюлитные в корсет втиснешь? А, клуша?
– У тебя все, кто чуть толще узника Бухенвальда, целлюлитные клуши, – пробубнила Колчина. До недавнего времени она вообще не смела перечить Рыковой, но после объяснения с Филатовым заважничала и осмелела. – А вот мой муж обожает меня, а от твоей фигуры как раз не в восторге!
– Что?! Твой так называемый муж не в восторге от моей фигуры? – и Рыкова расхохоталась. – Ой, не заводи меня, а то может случиться, что накануне свадьбы побежишь свои кринолины в комиссионку сдавать!
Тем временем мужская часть коллектива обедала пивом, чипсами и воблой в пивнушке неподалеку.
– Димон, ну что? – подначивал жениха Вопилов. – Наверно, целуетесь уже?
– Ага, щас, – отвечал как всегда немногословный Филатов, почесывая шрам над бровью.
– Ну, если сейчас все так тухло, что же дальше-то будет? – Влад продолжал давить фотокору на больную мозоль.
– А что я сделаю-то? – огрызался жених. – Не насиловать же мне ее.
– Поставь вопрос ребром, – советовал Кузьмин. – Или, скажи, никакого загса и лимузинов.
– Точно! Покажи себя мужиком! – поддержал приятеля Вопилов.
– Ладно…
– О выполнении задания доложишь, – предупредил Кузьмин.
А в это же время в летней беседке "Фортеции" изучали меню Карман и Кака. Оба были невеселы.