Значит, так, – продолжил Сашка. – Знаю тебя: если ты ему уже пообещал приехать, то сегодня с ним и встретишься. Послушай, что ему надо. Но советую, как другу, не ввязывайся ни в какие авантюры. Ничего не обещай. Это мой дружеский совет. Я и так не раз уже пожалел, когда свел тебя с ним.
Знал, что ты именно это мне скажешь. Просто у меня опять, как когда – то, на душе вдруг хреново стало после его звонка. Даже вспоминать не хочу то время.
Ну, ладно, не казни себя. В том, что произошло, твоей вины нет. Забудь все, держись, дружище. Звони, если что. Кстати, у меня тоже есть к тебе один разговор, но это позже. Так, ничего серьезного, но надо кое – что прояснить. Давай в ближайшие выходные приезжай к нам с супругой на дачу, отдохнем; мы с тобой попаримся с веничком, окунемся в бассейне, выпьем. Там и поговорим. Лады?
Спасибо, Сашка. Мне всегда после наших бесед с тобой легко на душе. Тебе надо бы быть психологом, а не финансистом.
Ну, это спорный вопрос. Хотя одно другому не мешает, – улыбаясь, подытожил Сашка.
Встреча с Цезарем. Думать и делать
Так что же: лучше бездействовать?
Иль вовсе, быть может, не жить?
У. Шекспир.
Ровно в семь вечера Владимир подъехал к знакомому уже особняку. Зная, что его видят, даже не сделал попытку набрать номер телефона Барона, чтобы сообщить о своем приезде.
Тут же рассмеялся, потому как, глядя на калитку, проговорил вслух "сим – сим, откройся" и, как в сказке, словно по волшебству, тут же открылась калитка, и точно так же, как раньше, молодой черноволосый человек уже подходил к его машине, чтобы проводить в этот музей цыганского Барона.
Идя следом за цыганом, Владимир решил твердо: о чем бы Барон его сейчас ни попросил, – не соглашаться. Ни за какие деньги.
Владимир был очень удивлен, когда сопровождавший его цыган повел не в дом, а куда – то мимо него. Проходя по выложенной цветной тротуарной плиткой дорожке, Владимир невольно вздрогнул от неожиданности – внезапно зашумевшего справа от него фонтана. Впереди, метрах в двадцати, крытое строение, напоминавшее летнее кафе, подсвечиваемое специальными лампами. Свет этих ламп шел откуда – то снизу, был ровным, спокойным; по глазам, как это обычно бывает, не бил.
Было ощущение, что это строение полностью открыто, даже не понятно, как и на чем держалась крыша. Слева от этого строения площадка для барбекю, где, освещенный бликами пламени разгоравшейся топки, стоял мужчина, и было сразу понятно, что он что – то там готовит из мяса.
Поскольку Владимир никогда не был снобом, он остановился, чтобы разглядеть эту красоту. Пусть видят, что ему действительно все нравится, если они хотят его чем – то удивить. Тем более в этом доме он уже не в первый раз. Это тогда, зимой, как – то не очень прилично было с открытым ртом осматриваться вокруг.
Естественно, если бы здесь не было и крытого бассейна, Владимир непременно сказал бы об этом Барону: оказывается, у тебя, Барон, нет даже бассейна. И как он только может жить без бассейна? Но, увы, бассейн тоже был. Причем не маленький.
"Ну что ж, продолжай удивлять меня, Барон, – подумал Владимир. – Только не понятно, зачем тебе это нужно. Меня можно встретить и скромнее, я не гордый. Или ты думаешь меня заполучить, как своего собственного, семейного следователя? Чтобы я работал на тебя? Нет уж, не получится. С меня достаточно и того, что после той истории, когда показывали в новостях по телевидению вскрытие склепа, меня почему – то там называли семейным следователем цыганской диаспоры. Долго потом смеялись мои коллеги и друзья".
Чувствуя, что начинает почему – то злиться, Владимир заставил себя успокоиться.
Подойдя к этой крыше без опор, даже не подумав "надеть" на лицо нарисованную улыбку воспитанного человека, Владимир спокойно и просто поздоровался. За столом сидел Барон и незнакомая ранее ему цыганка, которая, не стесняясь его появления, продолжала кормить грудью младенца. Самое интересное было в том, что она, кормя своего ребенка, тут же курила тонкую, длинную сигарету. "Это его жена", – догадался Владимир.
Ответив на приветствие, Барон тут же поблагодарил Владимира за то, что тот принял его приглашение – прийти на чашку чая. Поговорить.
Закурив и выпив чашку душистого, крепкого чая, Владимир немного успокоился. "Действительно, чего это я так завелся? Ведь Барон ничего плохого мне не сделал. Напротив, всегда был вежлив, внимателен. Да и рассчитался со мной по – царски. Ничем он мне не обязан. То, что я однажды сделал, сделал по своей воле. Никто меня не заставлял. Мог и отказаться. Не судья я ему. Не мне судить. А то, что он принимает меня в своих апартаментах, это вполне естественно. Но не в студенческой же кафешке, например, ему назначать встречи?"
Уже за чашкой чая, как бы невзначай, Владимир отметил, что Барон живет солидно. Чувствуется вкус, и не только. Ему очень понравилось. Простор. Чистота. "Чем жизнь у Цезаря не рай, а он в нем не Бог" – это сравнение Владимир едва ли не произнес вслух.
Постепенно лед растаял. Они уже весело, иногда даже, не забывая, конечно, извиниться, перебивая друг друга, говорили на отвлеченные темы. Владимир был приятно удивлен, что Барон оказался интересным, начитанным и всесторонне развитым человеком. И был мудр. Об этом говорили его глаза. Только сейчас он увидел, что они были у Барона не черные. Они были темно – карие.
Потом, чуть позже Владимир понял, почему он разглядел их цвет. Разговаривая, Барон постоянно смотрел ему в глаза. И ни разу, даже случайно, не отвел их, когда слушал его.
За этой непринужденной, ни к чему не обязывающей беседой наблюдала сидящая рядом с Бароном цыганка. Уже несколько раз Владимир ловил на себе ее пристальный, изучающий взгляд.
"Странно, почему Барон ее до сих пор не представил? И главное, почему Барон ничего не говорит о том, для чего пригласил меня к себе?"
Словно прочитав его мысли, Барон, вежливо прервав беседу и также глядя Владимиру в глаза, продолжил:
Вот что, брат мой. Ты помнишь, я однажды назвал тебя так?
Да, помню, – глядя на него, ответил Владимир. – Даже помню, в какой момент это произошло. Ты что – то хотел от меня? Я весь во внимании.
Это Лана, жена. Ты уж извини, не представил сразу. Она хотела немного понаблюдать за тобой, пока мы говорили. Ей есть, что тебе сказать. И это очень серьезно.
Ты, наверное, думаешь, что все цыганки, которые, хватая прохожих за руки, ворожат на улицах, одинаковые? Все врут? Нет, поверь, далеко не все. Есть настоящие гадалки, видящие не только то, что будет, но скажут тебе и то, что уже было у тебя.
Помедлив, Барон продолжил:
Ты, конечно, удивился, когда я позвонил тебе? И очень не хотел ко мне ехать. Думал, что ты мне нужен. Так? Так, – тут же добавил Барон. – Но ты мне не нужен сейчас. И мне от тебя сейчас тоже ничего не нужно. Ты помог мне. Теперь я хочу помочь тебе. Тебе сейчас нужна она, моя жена, вернее, ее помощь. И она тебе поможет. Это она мне сказала, что у тебя сегодня две дороги, и обе закрыты. Она велела мне привести тебя к ней.
Слушая Барона, Владимир одновременно смотрел на нее. Что интересного она хочет ему сказать? О чем предостеречь? Что стоит за этим?
Предсказания цыганки. Тайна семейной реликвии
Тайна имеет свойства молодого вина,
которое постоянно грозить взорвать бутылку.
Некоторое время Лана, молча продолжая кормить младенца, пристально смотрела на Владимира. Переведя взгляд на нее, потому как Барон сосредоточил все свое внимание на жене, Владимир заставил себя по отношению к молодой, красивой женщине быть очень внимательным и вежливым слушателем.
После минутного молчания Лана, слегка коснувшись своей ладонью его руки, произнесла:
Ты красивый мужчина, стройный и тонкий, как ствол молодого кипариса. Глаза твои как россыпь ночи звездной: яркие и живые, без намека на подобострастие и фальшь. Лицо мужчины, твердого и благородного. Мой муж назвал тебя братом. Значит, ты для нас не чужой человек. Мне очень много надо сказать тебе сегодня. Это важно. Я должна предостеречь тебя от тех бед, которые сейчас тебя подстерегают и, как мухи, летают вокруг тебя, но ни одна из них даже прикоснуться пока не решается. Их, этих мух, будет много. Очень много. Но ты не сможешь сам, без моей помощи, с ними справиться.
На некоторое время Лана замолчала.
Хочешь, я скажу сейчас о том, что произошло не так давно в твоей жизни? Сразу после последнего твоего приезда в этот дом? Или скажу о том, что было гораздо раньше? Даже год укажу? Ну, о ком и о каком периоде жизни тебе рассказать? Может, о той, брак с которой небом венчан?
Оба горячие. И оба гордые. Потому друг в друге. Как одно. Но сердце тебя обманет. Вдруг увидишь, как будто тебе дорогу другой перешел, у нее его увидишь. Но пока все спокойно, закрыта дорога для него…
Продолжая глядеть в ее глаза, Владимир внимательно слушал. После некоторой паузы Лана продолжила:
– Есть еще одна дорога у тебя. Вернее – не дорога. Так, тропинка. Которая, как тебе кажется, к дороге ведет. Сам себя обманываешь. Оборвется она, эта тропинка. И не знать, не чувствовать и даже не понимать этого ты не можешь, потому что сам этого понять не хочешь. Пелена на глазах твоих. Но упорно идешь по ней. И приведет она, эта тропинка, в тупик.
Слушая ее плавную, спокойную, без всяких интонаций речь, продолжая не только сомневаться, но и постепенно, против своей воли, начиная верить этой чепухе, вздору, способному обмануть наивного подростка, но не взрослого мужика, Владимир внутренне улыбался, так как уже понимал, что все, о чем она ему здесь поет, не является секретом. Скорее всего, это стало им известно от кого – нибудь через общих знакомых. Не секрет, что он расстался с женой, и она уехала. Не может быть секретом даже тот факт, что встретил другую женщину. А как иначе? Да если на то пошло, их, этих женщин, потом было… в общем, не одна. Они как бабочки, словно сговорившись, на огонек слетались. Пока вновь не стал занятым.
Но и эта борьба с собой оказалась недолгой. Ровно до того момента, как жена Барона вдруг с уверенностью напомнила о том, чего знать никто не мог.
Знаю, о чем думаешь, золотой мой. Потому и не веришь. Чтобы развеять твои сомнения, скажу больше. Ты не забыл ту историю, когда встретился со смертью своей? Напоминать не надо, кто спас тебя? Не помнишь? Кто тогда был рядом с тобой, в твоей машине, не Рада ли?
Ее последние слова заставили Владимира вздрогнуть. Откуда цыганка может знать то, о чем он почти забыл? Сегодня ему казалось, что это был какой – то сон, не более. Перенапряжение, усталость, все что угодно, только не то, что было на самом деле. Он уже сам перестал верить в то, что в действительности произошло в тот день. Об этом он не рассказывал никому. Кроме Сашки.
На какое – то мгновение вспомнил все, до мельчайших подробностей. Тот шок, который испытал, когда летел в массу металла и не было никакой силы остановить этот полет. Но что – то, какая – то сила все – таки остановила машину? Как в каком – то мистическом кино, рядом оказалась Рада. Он ее видел, как наяву. Действительно, она, Рада, несколько раз появлялась перед ним и ранее. Но все это Владимир относил к усталости, перенапряжению, внутренней неустроенности, неполадкам в личной жизни…
***
Видя, какое впечатление она произвела на Владимира, напомнив ему тот мистический сюжет, немного помолчав и все так же пристально глядя ему в глаза, Лана продолжила:
Я вижу, этого достаточно, чтобы ты внимательно выслушал историю о кулоне, похищенном вместе с другими драгоценностями в ту ночь, когда эти варвары сняли его с груди покойной Рады. Этот кулон обладает очень сильной магической силой. Но силой этой может владеть только тот, кому он принадлежит по праву, которое заказано нашими предками. Радости он не принесет тем, кто украл его. Только горе. И кровь. И смерть. Много смерти. История его рождения даже нам не известна. Он переходил по определенной ветви от одного рода к другому уже несколько веков. Причем переходил от матери к сыну, от сына к его дочери, от дочери к ее первому сыну и так далее. Не нами это было заказано. Поскольку не суждено было Раде передать этот кулон своему сыну, он был похоронен вместе с ней. Навсегда.
На какое – то время Лана, продолжая кормить ребенка, замолчала. Было очень тихо. Владимир смотрел на нее и ждал продолжения этой завораживающей легенды. Здесь же подумал: интересно, а зачем она ему это рассказывает? Для чего?
Так вот, золотой мой, – продолжила Лана, – теперь этот кулон, когда он найдется, а он обязательно найдется, вновь хоронить нельзя. Он должен уже перейти к своему новому хозяину, к нему, – с этими словами она указала взглядом своих огромных темных глаз на крепко спавшего младенца. – Так велела Рада. И тогда ее душа станет спокойной. И тогда род наш обретет подлинного наследника, сильного, отважного и защищенного. И ты в этом, хотел бы того или нет, поможешь. Карта так твоя легла. Так Рада указала…
Уловив момент, Владимир не выдержал и с особым сарказмом спросил:
А я здесь при чем? Какое отношение к этому делу имею я? Вы хотели меня увидеть и, насколько я понял, предупредить о чем – то? Предупредить о каких – то проблемах, которые могут у меня возникнуть, и даже помочь мне их разрешить, потому что, как я понял, без вас мне не обойтись? Но почему я должен вам в чем – то помогать?
Не спеши, золотой мой, дослушай, что дальше скажу, – продолжила Лана. – Рада так велела. Она придет к тебе сама. Она не случайно умерла, она смертью своей указала избранника… Потом ты придешь ко мне. Обязательно. Скоро огня много будет. И дыма. Много дыма. Но все обойдется. Ты вспомнишь этот разговор и придешь. И я помогу тебе. Потом ты поможешь нам.
* * *
Всю дорогу, пока ехал домой, Владимир напрягал память, что он знал о кулонах? Разновидность украшения, крупный драгоценный камень (или несколько камней) на цепочке для ношения на шеи. По имени француза Coulomb. Первые кулоны делали из дерева, камня, когтей животных. Украшение выполняло ритуальную функцию, служило в качестве талисмана и амулета, а также отражало статус, личное место в сообществе, владельца кулона. Со временем кулоны стали изготавливать из драгоценных металлов (золота, серебра). Нередко кулоны были именными, представляли монограмму, сочетание букв, исполненных в металле. Вспоминал, что Лана говорила, как раз об именном кулоне, на нем тайная монограмма их цыганского рода.
Из головы не выходили ее слова… "Что она там говорила? Две дороги, и обе закрыты. Одна их них ведет в тупик. Да, еще она о чем – то хотела меня предупредить. О чем? Пока этого не понял. Странно она выразилась, сказав, что меня подстерегают беды, которые липнут ко мне, как мухи. К чему липнут? Об этом цыганка не говорила. Она сказала, что меня подстерегают беды, нет, эти беды, как мухи, летают вокруг меня, но они пока боятся на меня сесть. Чего боятся? Она тоже об этом что – то говорила".
Какое – то иное, непонятное пока чувство уже забытой тревоги вновь вернулось к Владимиру.
"Зачем она рассказала мне про этот кулон? Для чего? Какое отношение к этому имею я? И откуда она все же может знать то, что никто не может знать? Даже Раду вспомнила. Вот это было для меня самым интересным из всего, чем могли меня сегодня удивить цыгане. По – настоящему удивить".
Первая тревога. Бессилие изменить мир
Чем трагичнее удел человека, тем более непреклонной и вызывающей становится надежда.
Проезжая мимо дома, в котором жил Анатолий, Владимир решил к нему заехать. А то совсем не по – дружески получается, все как – то времени нет пообщаться. Анатолий уже звонил несколько раз, приглашал в гости. Даже пригрозил обидеться, как – никак, а он вроде свата ему.
Встреча была трогательной, как всегда: они обязательно обнимались, похлопывая друг друга по спине. Все же есть у Анатолия в крови гостеприимство. И не отпустит, пока не съешь все, что приготовила его жена. А готовить Надя умела!
Не успел войти в их небольшую, но вместе с тем уютную квартирку, непонятно, каким образом умещавшую не только всю его многочисленную семью, но и гостей, которые, казалось, как пришли однажды сюда, так и поселились здесь, как Анатолия, словно сказочные гномики, окружили его дети. "Вот, черт возьми, как это хорошо. Словно ты в сказке", – так же внезапно, как появилась, так и исчезла эта мысль.
Из кухни, как всегда, немного по – детски капризничая, плавно вышла Надежда. В руках она держала сразу две тарелки, но, увидев Владимира в проеме двери такой же маленькой прихожей, остановилась и, приветливо улыбаясь, с укором произнесла:
Ну, наконец – то, появились наши молодожены. Мы уж и не думали, что осчастливите нас своим вниманием. Давайте проходите.
Увидев, что Владимир один, удивленно открыв свои карие глаза, продолжила вопросом:
А где благоверная? Она что, совсем забыла свою подругу? Уже больше месяца не виделись. Хоть позвонила бы. Понятно, загордилась, совсем деловая стала. Так и передай, я обиделась на нее.
Оценив обстановку и поняв, что он появился немного не ко времени, Владимир решил попрощаться и уйти. Не вышло. Затащив его в комнату (причем это в большей степени делали дети), не отпустили, пока он не съел все, что ставила перед ним Надежда.
За непринужденной беседой незаметно пролетело время. Случайно глянув на часы, Владимир вскочил и стал прощаться с друзьями.
Меня уже, наверное, потеряли дома, а мне еще ехать через весь город! – пытался оправдаться Владимир.
Пообещав жене Анатолия, что он непременно все передаст своей ненаглядной, не дожидаясь лифта, который как всегда, где – то застрял на этажах, Владимир бегом спустился вниз.
* * *
К его удивлению, Наты дома еще не было. Его встретило другое его солнышко – милое и нежное существо, дочь Наты.
А что, Арина, мамы нет еще?
Она скоро будет, только что звонила, спрашивала, приехали Вы или нет. Она у тети Нади задержалась. Вы ужинать будете? Сейчас я приготовлю.
Не надо, солнце, я не хочу. Поужинал уже, – проговорил Владимир, почувствовав вдруг, как что – то сильно кольнуло, затем, словно тисками, сдавило все внутри. Было так больно, что, невольно прислонившись к стене, Владимир не решался вдохнуть глубже воздух, которого почему – то так не хватало.
Что с Вами, Вам плохо?
Нет, моя девочка, все хорошо. Просто я устал очень. Сейчас пройдет.