Ничего не ответил Картавин. Не удосужившись хоть как-то откликнуться на очередную хохму Санька, он быстро набрал номер телефона, написанного на уже смятом клочке бумаги, чувствуя, как сердце его радостно забилось в предчувствии чего-то нового, неизвестного, от чего зависит не только его будущее, его карьера, но и утешится, наконец-то, его самолюбие. Как опер по жизни, он чувствовал всем своим нюхом ищейки, что вот это новое, неожиданное где-то совсем-совсем рядом, надо только достойно выполнить, пока ему еще неизвестное оперативное задание. И он его выполнит. А как иначе? Кто, если не он? Недаром сам начальник Управления доверяет ему.
На другом конце провода приятный женский голос ответил, что его внимательно слушают. Представившись по форме, Картавин внезапно почувствовал, что в его горле вдруг все пересохло, перехватило дыхание, и он, еле дыша, почти шепотом проинформировал трубку телефона, что он – старший лейтенант Картавин, его просили позвонить. Услышали ли на другом конце провода, кто им звонит, потому что сам Картавин с ужасом почувствовал, что он уж слишком тихо представился? Решив, что его не расслышали, так как на другом конце провода почему-то стояла тишина, он уже собрался продублировать свое представление, как вдруг приятный женский голос сменился на мужской, который без лишних вступлений предложил ему срочно прибыть в известную уже читателю контору.
Ответив почти по-военному "есть, уже еду", он положил холодную и почему-то липкую трубку на аппарат и замер. Его ладони были влажными. В кабинете наступила тишина.
Все смотрели на Картавина, как бы спрашивая: что случилось, кому это он так ответил? Ведь в их конторе не принято вот так, по-военному, отвечать.
Картавин многозначительно посмотрел на своих, уже бывших, как решил Картавин, сотрудников. Еще вчера от безделья он играл с ними в морской бой, слушал анекдоты Санька, иногда пил пиво (водку не воспринимал его организм), и которые скоро, очень скоро будут обращаться к нему по имени-отчеству, с почтением, уважением и, может, даже с некоторой опаской.
Почему-то все считали, что Картавин был мягким, как пластилин. Но нет, они его не знают. Он им еще покажет, кто такой Картавин. Не он, а они будут бегать для него в ближайший магазин за сигаретами и пивом. Ничего не ответил он своим, вчерашним, как уже полагал Картавин, коллегам по работе. Многозначительно подняв вверх указательный палец, посмотрел вверх, и только после этого, не спеша, собрав бумаги, беспорядочно разбросанные на его рабочем столе, убрав кое-какие из них в свой сейф, так громко назывался простой железный ящик, его заменяющий, также не спеша, с чувством полного достоинства, вышел из кабинета.
– Ты чего-нибудь понял, Санек? – спросил Виктор. Что с ним? Он никогда таким не был.
Оказавшись на улице, Картавин уже бежал к своей "шестерке" и думал: хоть бы она завелась с первого "пинка", не закапризничала, как иногда бывает, когда очень спешишь, когда очень хочешь, а она, как нарочно, не заводится.
Машина послушно завелась. Это судьба, подумал Картавин и плавно, стараясь не задеть стоящие рядом блестящие лаком и никелем всякие разные там "Тойоты", "Ауди", "Мазды", "Мэрсы", выехал на проезжую часть дороги, ведущую на проспект; оттуда, через несколько кварталов, он направился вперед, к своему светлому будущему…
Капкан от "лукавого"
Нет стены, равной стены коварства.
Ну, что, какие наши действия? С чего начнем? Что у нас на сегодня?
С этими вопросами, не успев войти в кабинет своего коллеги, обратился старший оперуполномоченный по особо важным делам Валентин к Алексею.
Разные по характеру, темпераменту, работая в одной конторе, как называли они свое место службы, коллеги научились понимать друг друга с полуслова. Их связывала не только работа, но и дружба. Алексей, общительный, веселый, тактичный, брал от жизни все, что можно было взять. Но друзей выбирал. Исходил не только из того, насколько интересен ему тот или иной человек, но и из других интересов. Нужен ли он ему? Валентин относился к тем, кто был ему нужен.
Слушай, Алексей, что-то не очень нравится мне все это. Своих дел хватает. Я понимаю, ты не можешь отказать в помощи своему другу. Понятно, я не могу тебе отказать в своей помощи.
Но ты же понимаешь, что это, в лучшем случае, превышение полномочий. А в худшем… Неизвестно, чем это все может закончиться, а последствия тебе известны.
Алексей с улыбкой, от которой у многих женщин начинали сильнее стучать сердца, жестом пригласил Валентина присесть в кресло, стоящее рядом с его рабочим столом, и загадочно прикрыв ладонью, как бы от усталости, глаза, ответил:
– Все нормально, Валентин. Ну, во-первых, он мне не друг. Он президент одной крупной компании, иногда я оказываю ему небольшие услуги. Конечно, не бесплатно.
Ну, ладно, считай, что уговорил. Давай посмотрим, что у нас есть и что нам предстоит сделать. Лишние висяки нам не нужны, их и так хватает. А тут еще сами себе на свою задницу висячок повесим.
Валентин никогда не отличался ни манерами, присущими сотрудникам данной конторы, ни речью. Рубил с плеча, порой не задумываясь, кто перед ним, за что неоднократно "поощрялся" в приказах. Никто не знал, почему он до сих пор работает в этой конторе, причем пережив даже ее реорганизацию, другого давно бы перевели куда-нибудь в иные органы, в ту же милицию, либо уволили. Говорят, что у него кое-кто там, в верхах, есть, недаром все сходит ему с рук. Никто, кроме Алексея, не знал почему. Тот знал все, что надо было ему знать о Валентине.
Что у нас на него… – размышляя вслух, продолжил Алексей. – В основном, ничего. Следователь. Кстати, а ты-то знаешь, чем он так насолил нашему протеже?
Нет, ты не рассказывал, попросил помочь, я согласился. А как иначе, я же твой друг. Кстати, и чем он насолил твоему протеже? – как бы невзначай спросил Валентин, отвечая вопросом на вопрос. Валентин акцентировал внимание на слове твоем, а не нашем протеже.
Вымогает деньги, – словно не обратив внимания на перефразированный смысл сказанных Валентином слов (чей именно протеже), продолжил Алексей. – Закрыть его надо, упрятать, лет так на несколько. И лучше всего на деньгах. Мы получаем раскрытие, ну и все, что за этим следует. Но хотелось бы получить еще кое-что, более ощутимое и хрустящее. Закрой дверь на ключ, Валентин, предлагаю по маленькой.
Алексей в своей манере аристократа, небрежно, с легкой усталостью на лице, отклонился чуть от стола и, словно маг, достал из-за темно-зеленого стекла иностранного производства бутылку неизвестного напитка. Легким движением пальцев открыл бутылку.
Ты же знаешь, я предпочитаю водку. Как ты пьешь эту гадость?
Алексей, с легкой иронией на лице, разлил тягучую жидкость в фужеры и уже держал свой, предлагая другу и соратнику выпить и налить еще по одной. Знал, что Валентин, хоть и предпочитал водку, не уйдет, пока не допьет эту омерзительную иностранную гадость.
Не моргнув глазом, Валентин одним глотком опрокинул в рот свой фужер и, не заметив жест Алексея, предлагающий закусить, тут же наполнил свой фужер снова и выпил его так же, как и первый, залпом.
Фу, какая гадость, что ты находишь в этом? – не поморщившись, однако, от этой гадости, съязвил Валентин. – Ладно, давай, что там еще? Я же знаю тебя, стратега, ты что-то придумал, и у тебя уже готов план, – продолжил он, жестом отстранив протянутый Алексеем шоколад. – Не тяни, рассказывай.
Слушай сюда. Николай Николаевич – собственник крупной компании. Ему нужна помощь, конечно, не бесплатно. Размер вознаграждения мы с тобой должны определить. Считаю, что это самое сложное из всего, что нам предстоит с тобой сегодня сделать, – произнес Алексей с иронией и с той же присущей ему улыбкой на губах.
А что тут думать…
Алексей, наблюдая за Валентином, ясно осознал, что тот, слушая его и глядя на стоящую перед ним пока еще не совсем пустую бутылку, ничего не понимает или не хочет понимать. И так будет, пока не допьет.
Не спеши, Валентин. Сделаем работу, получим раскрытие. Плюс нашей работе. Но дружба дружбой, а материальный стимул необходим. Согласен?
Как в принципах развитого социализма – от каждого по способности, каждому по труду. Этот принцип мне по душе.
Все же были хорошие идеи у коммунистов, порой жаль, что их уже нет.
Алексей смотрел на Валентина и чему-то улыбался. Дождавшись, когда Валентин закончит свой монолог, он произнес, что согласен с ним.
А знаешь, ты все больше меня удивляешь своими познаниями в диамате, и не только в нем. Когда ты успел постичь эту науку? Насколько я помню, в нашем университете этих дисциплин не было.
Не забывай, кто был мой родитель. Он был коммунистом и умер им, – ответил Валентин. – А вот откуда ты знаком с этими принципами?
Прости, друг. Не хотел тебя обидеть. Ты прав. Но я, во-первых, полностью прочитал "Капитал" Маркса, причем в оригинале. И не только его. Что касается вознаграждения, оно должно быть соответствующим.
А что мы имеем на него? – внезапно вернулся к прерванной теме Валентин.
Практически ничего. Как говорится: "не имел, не был, не замечен". Все чисто. Правда, были кое-какие моменты в его жизни, когда его пытались привлечь, но ничего существенного. С женой официально в разводе. На работе как следователь нареканий не имеет. Профессионал. Дела серьезные раскручивал. Чист и малогрешен. Взяток не берет, друзей не продает и не предает. Имею точную информацию: любит красивых женщин, не лишает себя возможности удовлетворить мужское начало. Разговаривал кое с кем из его друзей. Есть один такой, что живет с ним в одном подъезде.
С блатными не общается, но иногда, по роду своей работы, бывает среди них, имеются небольшие долги, но это сущий пустяк. Так, кредит в банке. Из круга его друзей тоже ничего существенного получить не удалось. Здесь тоже все чисто. Есть некто Сашка, один из его друзей. Но здесь тоже ничего.
Ну, и что ты предлагаешь? По большому счету, не за что зацепиться. Ни хрена на нем нет. Играми, казино, чтобы долги заработать, не интересуется. Порошком, оружием не балуется. Ему даже хулиганку не пришьешь. Бабами интересуется? Ну и что?
Не перебивай и слушай. К нему уже обратился некий Петр Павлович. Так вот, этот Петр Павлович – личность заурядная, обыкновенный торгаш, один из тех, кого породила перестройка. Является, вернее, являлся директором одного из подразделений компании, руководит которой наш Николай Николаевич. Тот его уволил, так как, с его слов, Петр Павлович присвоил зарплату рабочих.
А при чем здесь этот фигурант?
Располагая какой-то информацией, он требует от Николая Николаевича пятьдесят тысяч долларов.
Ну и что мы должны сделать?
Прости, Валентин, но ты сегодня не хочешь работать мозгами. Почему не думаешь, ты же не просто опер, ты – стратег.
Стратег из меня не очень… это ты у нас… для меня ближе тактика. И спортзал. Так что давай поближе к ней, к этой самой тактике. Чтобы мне было понятнее.
Тогда давай еще по одной. Прости, но водки не держу, в отличие от тебя, ее терпеть не могу. Пью заморскую гадость.
Алексей долил в фужеры остатки, и, как видно уже не испытывая особого омерзения к этой заморской гадости, Валентин одним глотком опрокинул целый фужер в рот. Бутылка была пуста.
Затем Алексей вытащил из ящика стола лист бумаги, на котором были какие-то кружочки, квадратики и стрелки, помеченные ему одному понятными знаками.
Значится, так, слушай сюда, как говорил великий сыщик Глеб Жеглов, – сказал Алексей и развернул на столе лист бумаги. Над ним склонились две головы.
Поручение. "Отойди от блага и сотвори зло"
Когда человек не знает, к какой пристани он держит путь, для него ни один ветер не будет попутным.
В дверь постучали. Валентин, оторвав голову от листа бумаги, вопросительно посмотрел на Алексея.
О, это тот, кто нам нужен. Сейчас я тебе его представлю. – С этими словами Алексей, по-прежнему улыбаясь, открыл дверь. На пороге стоял бывший опер Картавин. После минутного колебания, узнав того самого Алексея, который накануне был в кабинете начальника Управления, он четко, по-военному доложил, что старший лейтенант Картавин прибыл в распоряжение Алексея.
Проходи, Картавин. Тебе поручается выполнить одно оперативное поручение. На первый взгляд, оно не сложное. Произведешь выемку документов, печатей и прочей бухгалтерской отчетности в офисе одной компании. Все документы будут находиться в одном из ее кабинетов. Где все это будет происходить и когда именно произвести выемку, я тебе сообщу. Проверять эти документы надобности нет. Они нам не нужны. Ты их привезешь к себе в контору и как бы оставишь на своем хранении. Временно.
Но! Главная твоя задача состоит не в этом. Тебе надо вступить в контакт с неким Петром Павловичем, а через него и с его юристом.
А сейчас главное! Это уже сложнее, но это и будет твоим оперативным поручением, от которого зависит не только успех операции, которую мы проводим, но и перспектива твоего служебного роста. Думаю, объяснять это необходимости нет. При первом же контакте с Петром Павловичем ты должен сделать так, чтобы он увидел в тебе своего союзника. И не только. Он должен почувствовать, что ты можешь помочь, естественно за вознаграждение, разрешить проблему, которая возникла между Петром Павловичем и директором проверяемой тобой компании, имя которого Николай Николаевич. Главное, заставить его юриста не только предложить тебе деньги, но и передать их. Окончанием этой операции будет момент передачи денег этим юристом тебе. Все купюры будут переписаны, объяснять тебе это нет необходимости. Где и когда состоится передача денег, ты сообщишь мне. Этого достаточно. Главное, чтобы именно этот юрист сам лично передал тебе деньги, а не Петр Павлович. В этом суть нашей операции. Понял?
Картавин внимательно, временами делая короткие записи в своем блокноте, слушал Алексея.
– Петр Павлович – личность заурядная, торгаш, – продолжал Алексей. – Но с Владимиром, юристом, будь осторожнее. Он действующий следователь, да вдобавок следователь Главного управления, "важняк". Ты в прошлом опер. А настоящий опер – это на всю жизнь. Вот здесь все, уже надлежаще заверенные, необходимые документы. По этому номеру будем держать связь. Вопросы есть? Нет. Все, действуй. Контакт только со мной.
"…хоть капельку верить". "И опять затворяя двери
"Понимая, что это ложь,
Хоть немножко, хоть капельку верить…"
Впереди два выходных. Надо провести их с семьей. Может, в театр сходить? Или в кафе куда-нибудь? Все вместе. А почему бы и нет? – уже входя в квартиру, решил Владимир.
Как всегда, с улыбкой, от которой делалось радостно на сердце и в душе, его встретила Аринка, дочь Наты. Он полюбил ее как родную. Она отвечала тем же. Чаще стал называть не просто по имени, а не иначе, как солнышко мое. Нельзя обмануть сердце ребенка, он понимал это.
Привет, привет, солнышко мое. Мама дома? Нет? Ну, тогда давай готовить ужин. Скоро мама подъедет. Слушай, как ты смотришь на то, если завтра мы все вместе поедем в театр, а лучше – сначала в кафе, а потом в театр?
Ой, правда? Здорово. А в какой театр?
Не знаю. В какой хочешь? Может, в Дом актера? Помнишь, мы летом ходили туда?
Можно.
Договорились.
Наты не было. Поужинав, включил телевизор. Звонил на сотовый, не отвечает. Что может быть? Уже поздно вечером позвонила Ната.
Что случилось, ты где? Мы уже поужинали без тебя.
Прости, родной. Знаешь, у Нади, с которой когда-то работали вместе, умерла бабушка. Она неожиданно мне позвонила, плакала. Я сейчас у нее. Завтра похороны. Она одна в квартире, ей страшно. Да и помочь надо, не могу ее оставить одну. Не волнуйся, приеду завтра. Вы там без меня справитесь?
Может, мне подъехать, помочь в чем-нибудь? Если завтра похороны, наверняка, нужна мужская помощь. Да и лишняя машина не помешает, отвезти на кладбище, привезти?.. Говори адрес.
Не надо, любимый, мы справимся, зачем тебе это? Все нормально.
Хорошо. За нас не волнуйся. Мы поужинали. Если что надо, звони.
Взаимно пожелали друг другу спокойной ночи. Владимир принял ванну и пошел отдыхать. Тревожно было в душе. Последнее время что-то, пока не известное для него, произошло в их отношениях. Что именно? Этого он понять пока не мог. Но что-то произошло, это точно. Ната стала другой. Если раньше она звонила чуть ли не каждый час, сейчас она забывает даже предупредить, что где-то задерживается.
Вспомнил тот случай, когда был у Анатолия. "Почему она меня обманула, что была у них? Ее там не было". Вспомнил и ту ночь. Он видел счастливую спящую женщину. "И это счастье подарено не мной. Значит, у нее появился мужчина. А я в это просто не хочу верить. Или боюсь верить?"
Конечно, можно поговорить. Но что это даст? Она ничего не скажет. Уйдет в себя, будет молчать. Может, он все же придумывает, напрасно подозревая ее в измене? А что подсказывает ему сердце? Да ничего оно не говорит. Оно просто болит… Устав от тревожных мыслей, Владимир покорно улыбнулся: "Пусть! Как там, в Индии, говорят, почему у них крепкие браки? Да потому что мужу дарят на свадьбе ружье, жене рисуют красную точку на лбу" Это последнее, что пришло Владимиру на ум…
* * *
…Открыв глаза, Владимир увидел незнакомых людей в белых халатах. Один из них сидел на его кровати. Сознание возвращалось медленно. Понял, это скорая медпомощь. Но что они здесь делают? Конечно, не в гости приехали. Вот и капельница слева от него.
Как Вы сейчас себя чувствуете? Лежите, вставать нельзя, – положив руку на его грудь, сказал доктор, сидящий на кровати.
Здесь были еще двое, тоже в белых халатах. В дверях стояла Аринка и расширенными от страха глазами смотрела на Владимира.
Нормально, доктор. Что это было?
Похоже, инсульт. Сейчас подъедет реанимационная машина и Вас отвезут в больницу.
Но я не могу, жена на похоронах, работа. и я себя хорошо чувствую.
Понятно. Вы, видимо, пережили стресс. Приносим наши соболезнования. Скажите, у Вас уже было подобное?
Нет, доктор. Во-первых, умер совсем незнакомый мне пожилой человек. А такое со мной, действительно, в первый раз. Уверяю Вас, мне хорошо, все нормально. Я не поеду в больницу. Просто переутомление. Устал немного.
Ну, что ж, тогда подпишите вот это. Ваш отказ от госпитализации. Но примите мой дружеский совет: Вам необходимо обязательное полное обследование. Направление сейчас подготовлю. Обязательно. Шутить со здоровьем нельзя.
После ухода медработников установилась тишина. В спальной комнате остро ощущался запах лекарств.
Все нормально, Аринка, не волнуйся. Все хорошо. Ты, наверное, маме позвонила? Не надо было этого делать.
Да. Звонила. Но телефон не отвечает. Отключен.
Тем лучше. Не надо ее расстраивать.