Если помнишь, Ната, когда мы с тобой только встретились, я говорил тебе, что могу понять и простить все, кроме лжи? Потому что счастье и ложь не могут существовать рядом: счастье, признанное ложью, перестает быть счастьем! Если вдруг случится, что ты встретишь кого-нибудь и поймешь, что именно он, а не я нужен тебе, ты скажешь об этом мне сама. Как бы тяжело это ни было, я смогу понять тебя. В свою очередь я обещал тебе то же самое.
Ната долго молчала. Не умеет она врать. И если кто-то появился, не сможет она об этом прямо сказать. В силу ее характера. И он это знал: "Так зачем же я ее пытаю? Услышать то, чего боюсь услышать? Но как жить? Уйти? Может, это все ерунда? Придумал невесть что?".
Молчание затянулось. Ему вдруг стало все ясно и понятно.
Я, конечно, понимаю, Ната, что старше тебя, и не исключаю, что ты можешь нравиться другим мужчинам. Ты молодая, стройная, мало кто из мужчин пройдет мимо тебя, не оглянувшись. Мне это всегда нравилось, пусть смотрят, только руками не трогают. Но никогда не пойму и не смогу простить, если, живя со мной, у тебя появится кто-то другой. Понимаешь? Не смогу.
Почему ты решил, что у меня кто-то есть, кроме тебя? У меня никого нет, – наконец произнесла Ната.
Сердце мое мне подсказало. Неужели ты думаешь, что мужчина не может чувствовать?
Ты же знаешь, в моих силах выяснить все, даже его имя. Где, когда, у кого ты была, кого хоронила и с кем говоришь по ночам, запираясь в ванной, по телефону? Раньше ты никогда не запиралась в ванной, более того, приглашала меня туда. Раньше твой сотовый телефон всегда лежал на столе. Сейчас он постоянно в твоей сумочке и, чтобы включить его, надо знать пинкод.
Но я не хочу этого делать. Следить за тобой? Это не мое. Достаточно того, что я знаю. И не хочу так дальше жить. Не могу. Поэтому мы расстанемся с тобой. Я уйду. Тебе, да и мне тоже, надо во всем разобраться. Время – лучший лекарь, мудрый и осторожный, ошибок и недоразумений
Говоря это, Владимир уже с ужасом понимал, что это все. Это конец его призрачному, вчерашнему счастью. Он уже знал, что обратного пути не будет. Как не будет никакого скандала либо звона посуды. Насмотрелся этого в своей жизни. Как бы ему тяжело сейчас ни было, он постарается ее понять и простить. Хотя, за что? За то, что она слабая женщина и не смогла признаться ему?
Не буду врать, Ната, я был счастлив, что ты у меня есть, вернее, была. Любил и люблю до сих пор. Может, первый раз в жизни. По-настоящему. Была жена, были дети, были женщины в моей жизни. Но вот такого, что было с тобой, не помню. Может, оттого, что это моя последняя, лебединая песня? Словно увидел небеса в россыпи алмазов, и от этой красоты душа моя стала тихой, молящей и светлой. Знаю одно, у меня не будет больше в жизни… самое дорогое, что было у меня, это ты. Ангел, подаривший мне небесную отраду, и безумие и мудрость, меру и границу моего бессмертия. Мое счастье стало высшим наслаждением служить тебе, ты придала благородство мне, усиливала мою мужскую нежность… а твоя женская как-то невидимо для меня стала слабеть
Я понимаю, во все виноват сам, что вовремя не заметил, как ты меня разлюбила, "Любовь бежит от тех, кто гонится за ней"
Ната молчала. Из уголков миндалевидных, оттеняемых густыми бархатными ресницами, глаз капельками вытекали слезы.
Ее молчание и слезы не только подтвердили сомнения Владимира, но и принесли какую-то дополнительную, осязаемую, как иголки, боль в сердце. Может, эта боль связана с чувством физической жалости, которую произвели на него ее слезы? Но как долго можно жить и мучиться от этих сомнений, страдать от ревности? И мучить этим ее, которую он любит? Неужели истинная любовь похожа на привидение: все к ней стремятся, но мало кто видел?
Владимиру хотелось броситься к ней, обнять, целовать губы и эти ее слезы. Прижать к себе, закрыть глаза, дышать ароматом ее тела, утопать в густой, как ночь, волосах и не думать о том, что это прекрасное царство, царство любви не вечно…
Отчаянье. Смирение или истязание?
В отчаянье можно приобрести все, кроме надежды.
Приехав к себе, не раздеваясь, Владимир открыл холодильник. Налив полный стакан водки, залпом выпил. Выпил как воду. Не помогло.
"Что я наделал? Зачем так? Ведь можно было и по-другому? А как по-другому? И вообще, кто может сказать, как правильно?"
Не раздеваясь, Владимир заснул.
Разбудил звонок сотового телефона. Было уже утро. Лихорадочно схватив его, Владимир крикнул: "Я здесь, Ната, я".
Не успев договорить, понял, что это не Ната. Как он возненавидел в этот момент Палыча, который сообщил ему, что Николай Николаевич водит его за нос, соглашение не подписывает, встречаться с ним не хочет.
– Ну и что Вы предлагаете, Петр Павлович?
– Не знаю. Но вчера в офисе его компании был обыск, изъяли все документы, печати.
Откуда Вам это известно, кто изъял, причины?
Мне звонил опер из Управления по налоговым преступлениям. Он просил меня к нему приехать. Оставил свой телефон. А я хочу к нему поехать вместе с Вами.
Почему он Вам позвонил? Да, конечно, Вы же под следствием, может, это как-то связано с этим Вашим уголовным делом? Вы же давали какие-то письменные показания?
Да, он об этом так и сказал. Мои показания, которые я в то время давал следокам, заинтересовали налоговую службу. Вот они и изъяли все документы, печати, штук тридцать.
Ого, не мало. Фирмы-однодневки, наверное.
Да, конечно. Я знаю, что они были, но чтобы столько! Не знал.
Хорошо, Вы встречайтесь с ним, потом приезжайте ко мне в управление, в моем кабинете поговорим, подумаем.
Но…
Петр Павлович, я для вас не адвокат, только оказываю помощь и только в пределах, которые установлены моим законом и моей совестью. Поэтому действуете пока сами, поговорите, выясните, что сможете, а вот потом встретимся у меня. После двух. До встречи.
Держа в руке телефон, Владимир раздумывал: "Может, позвонить?". Нет, решил он. Не стоит этого делать.
Сняв верхнюю одежду (в которой ранее, не раздеваясь, он так и заснул), включил чайник. Приняв душ, привел себя в порядок. Работа есть работа. Надо ехать в управление.
Вспомнил вчерашние слезы Наты. Они лились ручьем. "Может, все же позвонить? Боже, как мне тебя не хватает, милая, любимая моя, родная Ната! А как без меня ее девочка? Я так привык к ней, как к родной. Она тоже потянулась ко мне".
Вспоминались картины прошлых дней. Гуляния в парке, путешествие на Юг, через всю Россию, к Черному морю. Даже не верится, что это было так недавно. Казалось, они всю жизнь прожили вместе. Владимир не испытывал таких страданий при расставании с женой, с которой прожил почти двадцать лет. Может, оттого, что все это время, рядом с Натой, он был по-настоящему счастлив? Они ведь даже ни разу не поругались?
"Все, хватит, так можно сойти с ума. Сам говорил когда-то, когда встретил ее, пусть год, но мой. Или я лукавил? Сам себе врал? Не знал, что это может быть так больно?"
По дороге в управление Владимир несколько раз нарушил правила. Дважды проехав на красный свет, чуть не совершил столкновение. До управления не доехал…
На одном из перекрестков, когда поворачивал направо, неожиданно появился, как с неба упал, человек. Владимир даже не понял сразу, что это было и откуда он бежал. Почувствовал только удар. Включив аварийку, Владимир вышел из машины и увидел лежащего на обочине мужчину. Под колесо он не попал. При повороте Владимир столкнул его и тот, словно мячик, отлетел на тротуар. Падая, ударился о дорожный бордюр и разбил голову. Крови было так много, что Владимир, растерявшись, не знал, как оказать ему помощь. Мгновенно образовалась толпа зевак, среди которых, к счастью, оказалась женщина, способная квалифицированно оказать пострадавшему помощь.
После всех формальностей, медицинского обследования, протоколов, разборов и тому подобного домой приехал поздно вечером. Включив телефон, увидел много не отвеченных вызовов. Среди них несколько вызовов Палыча. Ната не звонила.
Пострадавший мужчина, к счастью, оказался жив и здоров, уголовное дело в тот же день в связи с отсутствием состава преступления было закрыто. Как стало позже известно, он был в состоянии алкогольного опьянения. К вечеру пострадавший был уже дома. Но само это происшествие оставило в душе Владимира неприятный осадок.
Позвонив Петру Павловичу, объяснил причину – почему не отвечал на звонки, и выяснил, что выемка документов и печатей в офисе Николая Николаевича, как и полагал Владимир, связана с показаниями Палыча по уголовному делу, из которого в отдельное производство выделено уже иное, по факту уклонения Николая Николаевича от уплаты налогов. Ему светит большое наказание. Правда есть, Бог ничего не делает напрасно, и он, Палыч, очень рад этому. Здесь же добавил, что этот опер замечательный мужик и может им помочь. Более того, они могут с ним встретиться завтра, в любое удобное для Владимира время.
Для чего встретиться?
Ну, это моя инициатива. С Вами созвониться не мог, вот я на всякий случай и попросил его об этом. А вдруг он нам понадобится?
Чувствуя свою вину перед Палычем, Владимир согласился завтра же, после обеда, подъехать к этому оперу. Туда же приедет и Петр Павлович. Но что-то тяготило Владимира, слишком все оказывалось каким-то неестественным, словно кем-то невидимым подстроенным… Как будто его загоняют под упавшее дерево, а он сопротивляется, ему хочется сидеть на дереве, а не лежать под ним…
Кривой: плоды дерева запретного
Дело не происходит так, что с увеличением добра уменьшается зло
Подъезжая к Управлению, Владимир сразу увидел Петра Павлович. В ожидании, он нервно прохаживался перед главным входом и не сразу заметил его машину. Владимир не успел еще припарковаться, как позвонил Барон.
Привет, брат! Говорить можешь?
Да!
– Вчера мы говорили с Кривым. Это он был в машине. Рассказал очень много интересного. Ты правильно полагал, что золото находится у этого, как его… Николая Николаевича. Два года назад он купил его у этого отморозка. Но самого кулона у него нет. Этот кулон, со слов Кривого, находится у друга этого предпринимателя, который служит где-то в ФСБ. Кривой его не знает, но как-то случайно слышал, как однажды этот Николай Николаевич говорил с ним по телефону, называл его по имени – Алексей.
Все, что с тобой произошло, начиная с того пожара, включая подставу на дороге, не без их участия. Они слушали твой телефон. И тот человек, которому пробили голову, – не случайная жертва. В машине Кривого была та самая бейсбольная бита, которая помогла нам впоследствии получить от него эту информацию.
А чего они боялись, чем я им мешал?
Как чего? Они понимали, что Прыща вычислил ты и передал его нам. Вернее, информацию о нем. Кривой боялся, что ты выйдешь на него. Исчезновение его подельника он связывал только с тобой. А когда ты встретил его в офисе и спросил о нем, Кривой решил, что ты там появился не случайно, а по его душу. Они придумали иной способ рассчитаться с тобой.
И что же они намерены делать?
Вот этого Кривой не сказал, не знает. Может, тебе лучше об этом знать? Будь осторожен. Кстати, к происшествию на дороге с Петром Павловичем Кривой не имел никакого отношения. Это дело не его.
Слушая Барона, Владимир даже не спросил, почему он все время говорит о Кривом в прошедшем времени. Ему было уже ясно, почему.
Слушай, Барон. А он ничего не говорил о каком-нибудь милиционере?
Да, был разговор. Я спрашивал его об этом.
И что?
А вот теперь самое интересное. Действительно, Кривому помогал участковый, по фамилии Картавин. Но он никак не связан с этим предпринимателем. Кривой использовал его втемную, для прикрытия. Тому тогда уплатили, чтобы в случае необходимости он помог замять дело. Что он и сделал. А как иначе, зачем ему проблемы? А уже после неудавшегося грабежа он уволился и где он сейчас, Кривой не знал. После неудавшегося вскрытия склепа они ничего не уплатили ему. Больше не встречались.
Знаешь, он даже сказал, что этот участковый – неплохой мужик. Просто невезучий. У него жена постоянно болеет, да и проблемы с тещей, которая его просто ненавидит. Вот он и хотел немного подработать, снять квартиру, уйти с женой от нее.
Спасибо, Барон.
Конечно, Владимир был признателен Барону за эту информацию. Сегодня, по крайней мере, он знает, откуда и что ему ожидать. Также знает, что они готовят для него что-то новое. Даже не спросил, где сейчас этот Кривой, как, впрочем, никогда не спрашивал у него и о судьбе Прыща. "Если мне и придется ответить перед Богом за судьбу этих подонков, отвечу лично. Видит Бог, не я им был судья. Не мне и Барона судить".
Что касается подставы, которую ему готовят, Владимир примерно уже догадался, какую именно, и что они хотят сделать. Ну что ж, можно и поиграть, это даже интересно. Внезапно Владимир почувствовал, как в нем, где-то внутри, что-то давно им забытое вновь взыграло. Азарт охотника? Игрока? Авантюризм? Или всё сразу? Он понимал, что ему не просто бросили вызов. Это острая и жестокая игра, которую они ему навязывают. И хотел бы он того или нет, он ее примет. Не случайно, видимо, подготовлена и встреча с этим опером, к которому он сейчас приехал.
Слушай, Барон. Мне понадобится от тебя одна услуга, надеюсь, не откажешь?
Не вопрос. Говори.
Об этом чуть позднее. Я позвоню тебе.
Владимиру очень хотелось спросить у Барона, получить ну, хоть какую-нибудь, пусть очень маленькую информацию о том, были ли похороны в тот день, когда они негласно, помимо его воли, охраняли Нату? Если тогда, действительно, были какие-то похороны, этот момент не мог быть не замечен теми, кто неотступно следовал за ней, включая поездку на кладбище. Но его что-то останавливало. "Зачем? – думал он. – Что изменится? Ничего. Убедиться лишний раз в своих подозрениях?" А зря. Не раз он пожалеет потом об этом. Не думал, что не пройдет и трех дней, как сильно будет мучиться и сожалеть, что ничего нельзя уже исправить. Но, как ни близок локоток, его не укусишь. Или как там бритые римляне говорили, а до них бородатые греки утвердили, что глаза слепы, когда разум занят чем-то другим.
Картавин. "Та злая жизнь…"
"Счастлив, кто точку Архимеда
Умел сыскать в самом себе"
Ф. Тютчев
Войдя в Управление, Палыч позвонил с внутреннего телефона, висевшего на стене первого этажа, и, назвав фамилию ожидающего их опера, повесил трубку.
Как ты сказал его фамилия? – буквально остолбенел Владимир.
Картавин, а что? – глядя на него, проговорил Палыч. – Он уже ждет нас… а что случилось? Вы его знаете?
Да нет, так, ну что стоим, идем, показывай дорогу.
Владимир поднимался на второй этаж Управления, и в голове его лихорадочно мелькали мысли: "Неужели это тот самый бывший участковый? Странно все это".
В кабинете находилось три рабочих стола. За каждым из них сидели работники Управления, которые при появлении Владимира и Палыча замолчали. Слева, сразу у входа, стол, из-за которого приподнялся один из них и предложил присесть.
Что больше удивило Картавина? Сама встреча либо фамилия Владимира, когда тот представился? Картавин некоторое время выжидающе и несколько удивленно смотрел на него. Что интересного он в нем увидел? Что могло его так удивить? Владимир, конечно, понимал, чем Картавин был удивлен. Минутой раньше он испытал подобное.
Молчание затянулось неприлично долго. Если бы летали мухи либо комары, их бы услышали. Но в это время года они не летают.
Вы хотели поговорить со мной по делу Петра Павловича. Что Вас интересует? Полагаю, к тому, что передал Вам передал Петр Павлович, мне добавить будет нечего.
Владимир каким-то внутренним чутьем догадывался, что Картавин что-то хочет сказать ему, может, даже предложить, но не решается. Владимир решил не открываться, что знает, какую роль тот сыграл в неудавшемся грабеже, когда внезапно появились на кладбище цыгане, как знает и то, какую роль Картавин сыграл в ограблении склепа жены Барона.
"Нет, не случайно он произвел выемку документов и печатей именно у этого предпринимателя. Может ли здесь быть какая-то связь? Или это дело случая?" – Все эти вопросы лихорадочно вертелись у Владимира в голове, но ответить на них в данный момент он не мог. Для этого нужно было собраться с мыслями, проанализировать все, продумать.
"Странно, почему, пусть даже и по инициативе Палыча, он пригласил меня? Для чего я ему нужен? Ну, конечно, Цезарь мне сказал, что Николай Николаевич вместе со своим другом, по имени Алексей, который служит где-то в ФСБ, что-то готовят для меня? Что? И какую роль в этом играет Картавин?" – пока Владимир задавал себе эти вопросы, коллеги Картавина незаметно вышли из кабинета. Картавин, обращаясь к Владимиру, пояснил:
Видите ли, я собираю всю информацию, которая может иметь какое-либо отношение к проверяемой мною известной Вам компании. Из уголовного дела, возбужденного по обвинению Петра Павловича, выделены в отдельное производство для проведения проверки некоторые его показания, касающиеся нарушений закона об уплате налогов руководителем этой структуры. Уже есть основания для возбуждения уголовного дела по этому составу преступления. Изъяты печати фирм-однодневок, финансовые документы, отчеты и так далее. Но, как я вижу, добавить к тому, что мы уже имеем, не можете. Вот, в принципе, и все, что послужило причиной попросить Вас подойти ко мне.
Но Вы хотели помочь разрешить мою проблему, – неожиданно проговорил молчавший до этого Палыч. – Или я Вас неправильно понял?
"Ну, чем думает этот Петр Павлович? Ну, почему он такой тупой?" – с раздражением подумал Владимир.
Видимо, Вы меня не правильно поняли, – ответил Картавин. – Это Вы, исполняя свой гражданский долг, должны мне помогать. А я выполняю свою работу, и смею Вас заверить, Петр Павлович, делаю это добросовестно.
Уже на улице, выйдя из Управления, Палыч, как бы спрашивая Владимира, удивленно проговорил:
Ничего не понимаю. Ведь он дал мне ясно понять, что имеет возможность помочь. Даже сказал, что этот вопрос решаем, но переговорить об этом хотел только с Вами лично. Почему он сегодня отказался от этого? Ничего не понимаю.
В отличие от своего клиента Владимир всё понимал. Но сейчас он злился на недалекого Палыча и не хотел с ним даже говорить.
"Если, будучи участковым, он за вознаграждение оказывал определенные услуги, мог бы оказать их и сегодня", – Владимир даже не сомневался, какие именно услуги тот хотел оказать. Но его напугало неожиданное появление Владимира? Тот не ожидал его увидеть. А не узнать его он, конечно, не мог…