* * *
Времени до встречи оставалось предостаточно, не случайно Владимир выехал загодя, чтобы убедиться, все ли правильно сделали, не забыли ли чего его помощники? Подходя к своей машине, Владимир в двадцати метрах от себя увидел знакомый джип. Он знал, что джип постоянно будет сопровождать его. "Не исключено, что только в одну сторону, обратного пути может и не быть", – глубоко вздохнул и с какой-то отрешенностью подумал Владимир. И попытался успокоить себя когда-то прочитанной фразой о том, если ты боишься потерять жизнь, значит и не живешь…
Владимир уже ни о чем не хотел думать. Ни о предстоящей встрече Николаем Николаевичем, ни о том, что он приготовил в свою очередь той компании. Ни о том даже, что ему сегодня предстоит… и все ли будет так, как он задумал? Невиновные так боятся своей судьбы. То, что сегодня может не вернуться домой, вероятно, даже и ни завтра, и ни послезавтра, – он не сомневался. Он и не думал об этом. Иные мысли лезли в его голову.
"Почему я так глубоко сомневался в верности Наты? И что этому послужило?"
Владимир вспомнил, как однажды, заехав к Анатолию с Надеждой, он задержался у них. Когда приехал домой, Наты еще не было. А когда появилась, сказала, что задержалась у Надежды.
Владимир, холодея, вдруг вспомнил, что Надежда, это та самая, которая… у которой умерла бабушка. Они когда-то вместе работали. Как он этого не понял сразу? Почему он вдруг решил, что она его обманула? Потому, что он не понял, у какой именно Надежды она была?
Невольно набрал номер сотового телефона Наты. Но гудки были короткие. Телефон занят. Владимир вновь и вновь делал повтор вызова, но абонент по-прежнему был занят. Об этом ему даже напомнил молодой женский голос оператора: "Абонент занят. Перезвоните, пожалуйста, позже".
Потеряв надежду дозвониться, он решил, что, видимо, не судьба, и со злостью захлопнул крышку телефона.
"Хорошо… ну, а что означали ее ночные разговоры по телефону, закрывшись в ванной? – продолжал задавать себе вопросы Владимир. – Как это понимать?"
Неожиданно в руке Владимира, завибрировав, зазвонил телефон. От неожиданности он даже вздрогнул. Звонила Ната.
Привет. Ты звонил, извини, я разговаривала, – тихо, с какой -то покорной ноткой, проговорила Ната.
Какое-то время Владимир не решался заговорить. Он молча слушал ее. Но она тоже молчала.
И с кем ты, Ната, так долго говорила, если не секрет?
Не секрет. Со своим бывшим. Теперь он звонит мне даже днем.
Не понял. Что ты этим хочешь сказать?
Только то, что сказала. Надеюсь, ты помнишь наш последний разговор. Ты меня спрашивал, почему я блокировала телефон. И с кем говорила в ванной? Сейчас могу ответить. Не хотела тебя лишний раз расстраивать. Он надоел мне своими звонками. И угрозами. Но когда он стал доставать дочь, я вынуждена была звонить ему, пробовала говорить с ним нормально. Но это уже не интересно. Ты что-то хотел?
Владимир даже не заметил, что вышел из машины и словно слепой, ходит из одной стороны в другую. Как не заметил и того, что, слушая Нату, он не видит дороги. Перед глазами была сплошная темная пелена. Беззвездная и безлунная. Он не мог говорить. Ната замолчала. Тишина была красноречивее слов.
Многое сейчас отдал бы Владимир за то, чтобы в эту минуту оказаться рядом с ней…
Не видя дороги, Владимир с бешеной скоростью мчался на встречу. Он понял, что потерял ее, свою последнюю любовь, свою, как сказал себе однажды Владимир, последнюю лебединую песню. Свой рай, в котором он был богом. Не смог он сохранить, сберечь то, что дала, нет, подарила ему судьба. Что это? Неуверенность в себе? Но он всегда думал, что он сильный. Почему он не разобрался во всем сразу? А как разобраться, когда все шло одно к одному. А что именно шло? Ни во что не веруя, он проходил по чужим, а не своим путям!
Владимир вспомнил свою последнюю встречу с Василием и Валентиной. Может, это и послужило причиной принятия непродуманного решения – расстаться с Натой? Ну, и что из того, что ее однажды увидели в кафе, причем днем. Ведь она ушла из кафе совсем одна. У нее же могут быть и деловые встречи. Да, была она в какой-то квартире. Да мало ли где мы бываем и по каким вопросам? Не исключено, что это как-то связано с ее работой. Почему мы сразу думаем о плохом? Что нас заставляет так думать? И почему, почти прожив жизнь, имея опыт, мы совершаем одни и те же непростительные ошибки? Не понимаем, что ошибки эти слишком дорогая школа и дорогостоящие учителя?
Притворяемся веселыми и грубыми. Плачем, бьемся и тоскуем. Улыбаемся покорно и нередко принимаем за свои дороги тоску и грусть. Может быть, оттого, что мы слишком уверены в своей правоте? Не хотим признать, что в основном наша правота – это убогая хижина, построенная на обломках того позолоченного дворца, который зовется нашими иллюзиями, а точнее, надеждами. И не зря древние греки считали надежду проклятием человека. А как же, по-другому и быть не может!
А мы же считаем себя мудрыми, умными, мы все понимаем! В отличие от богов, которые признание незнания считали "облаком добродетели" или мудростью, а надежу сравнивали с песочным замком-подует ветер и нет замка.
Со временем, гораздо позже Владимир узнал, с кем именно Ната была в кафе, где ее видел Василий, и в какой квартире она была, когда у подъезда провожал ее неизвестный тому же Василию мужчина. Но это будет позже. Когда Владимир не раз пожалеет о том, как сильно он обидел ту, которую любил, но которой, уверив себя в ее неверности, не захотел поверить!
А сейчас, вспоминая своих добрых друзей, искренне желавших ему только счастья, мучился и страдал. "Да откуда вы взялись на мою голову, доброжелатели мои! Кто Вам дал это право лезть в душу мою, в мою личную жизнь! Вы своим добрыми намерениями вымостили мне дорогу в ад!" – от внутренней боли уже кричал Владимир. Но вполне хватило хлесткой, как порыв упругого ветра, мысли, что все печали и глупости проистекали именно от него, от вялости души и скудости веры.
***
Подъехав к знакомому административному зданию, в котором находился офис Николая Николаевича, и остановившись на площадке, Владимир заставил себя хотя бы на время забыть все. Переключиться. Он чувствовал тяжелую физическую усталость, словно сам Зевс взвалил на него тело чудовищного Тифона, дыхание прерывалось, в глазах рябило от напряжения. А сейчас ему нужны силы. Он должен сделать то, ради чего приехал сюда, на эту встречу.
Какое-то время Владимир сидел в машине. Глаза его были закрыты. Услышав шум проезжающей мимо машины и открыв глаза, увидел, как, проехав мимо него, она остановилась на некотором расстоянии. Из нее вышел цыган, поверх его куртки была надета оранжевая безрукавка. Держа в руках лопату, не спеша, тот направился к зданию. Завернув за угол, цыган исчез. Чуть дальше Владимир увидел знакомый ему черный джип. "Спасибо, Барон. Спасибо за помощь".
Вспомнил Владимир и одну из последних встреч с Цезарем и его женой. Ему было предсказано в ближайшее время пережить что-то очень больное, едва ли не прижизненную смерть. Но именно через это "что-то" он должен пройти. Возможно, это произойдет именно сегодня. От этой мысли Владимиру стало легче. Он не один. Барон знает, где он, с ним мистическая сила цыганского кулона, который он должен найти. И он, этот кулон, где-то совсем рядом…
…В приемной компании, рядом с секретарем, сидел незнакомый ему, крепкого телосложения мужчина. Владимира уже ничего не настораживало и не удивляло, даже пепельница, появившаяся на приставке у письменного стола некурящего Николая Николаевича, рядом с которой лежала зажигалка. "Что это? Знак внимания к моей персоне? Не похоже. Ну что ж, посмотрим, что вы тут затеяли?" – улыбаясь, подумал Владимир.
Поздоровавшись с хозяином кабинета, Владимир, как бы невзначай поставил свой портфель на широкий подоконник и, вытащив из него необходимые, ранее подготовленные им бумаги, прошел к столу хозяина кабинета.
Чай, кофе? Кстати, можете курить.
Поблагодарив за оказанное ему внимание и не отказавшись от кофе, предложил перейти к делу. Николай Николаевич начал как бы издалека. Напомнив первую их встречу, сказал, что он вынужден передать для Петра Павловича пятьдесят тысяч долларов. Но не сразу, поэтапно. И надеется, что Петр Павлович вернет ему бумаги, компрометирующие его деятельность как президента компании.
Ну, когда вы перестанете меня удивлять? – услышав решение Николая Николаевича произвести частичный расчет, улыбнулся Владимир.
Ваша история о судье и девушке дала мне ответ, как поступить: и справедливо и человечно, с добротой.
Слушая его, Владимир обратил внимание на тот момент, что президент банка несколько громче, чем говорил до этого, подчеркнул, что он не только вынужден передать деньги, но и надеется взамен получить компрометирующие его бумаги.
"Ну, почему вы так грубо работаете? Неужели вы считаете себя умнее других? То, что ты хитрая лиса, я с этим соглашусь. Посмотрим, уважаемый президент, как это у вас получится. Я принял вашу игру. Ставки сделаны, господа. Лед тронулся и командовать парадом все-таки намерен я. Так вернее будет, эмоции и фантазии не в счет. Игра по моим правилам, казначей банка я, а вас, как немытых овец, я поведу на бойню. И что вы хотите услышать от меня, напомнив мне про это?" – продолжая вежливо улыбаться и глядя на Николая Николаевича, думал Владимир.
Он лично не понуждал своего тайного недруга это делать. При первой встрече с ним Владимир только передал, что Петр Павлович имеет какую-то информацию, являющуюся их коммерческой тайной и которую он готов передать в соответствующие органы. Более того, при той первой встрече подчеркнул, что если бы он, Владимир, лично владел такой информацией, то считал бы, что правильнее было возбудить уголовное дело. Но поскольку это право Петра Павловича, – заставить его сделать это Владимир не может. Что стоит за этим? Похоже, его догадки не лишены оснований. И эта зажигалка на столе?
Не понимаю Вас, Николай Николаевич, о чем Вы говорите. Ни о каких бумагах, компрометирующих Вас, как директора, как личность, мы с Вами не говорили. И деньги, которые Вы согласились вернуть Петру Павловичу, являются предметом Вашего займа. Вы, пользуясь отношениями, заняли их у Петра Павловича два с лишним года назад. Лично я Вас не принуждал к их возврату. Тем более, в обмен на какие-то бумаги.
Владимир также понимал, что если их разговор записывается на диктофон, все, что не потребуется в дальнейшем, – уберут. Тем не менее, старался говорить так, чтобы ничто не смогло из отдельных произнесенных им фраз скомпрометировать уже его самого.
Вот здесь письменное соглашение по возврату Вашей задолженности Петру Павловичу. Я пока не ставил свою подпись. Ознакомьтесь. Расписку готов написать немедленно.
Владимир, пользуясь минутной паузой, передал президенту компании ранее подготовленное им соглашение, взял со стола пепельницу и, как бы уважая некурящего, но столь гостеприимного хозяина, подошел к окну. Пока тот знакомился с соглашением, чуть приоткрыв фрамугу окна, закурил. За окном знакомый уже пейзаж. Тот же чугунного литья высокий забор, за ним сосны, верхушки которых покрыты снегом. Выглянув из окна и чуть наклонившись вперед, Владимир сразу заметил оранжевый жилет дворника, старательно убиравшего вдоль стены здания снег. Изредка, как бы отдыхая, он опирался на лопату и осматривался, не забывая при этом иногда поднимать голову. Он тоже заметил Владимира.
– Здесь ровно один миллион рублей. По сегодняшнему курсу я должен ему еще пятьсот тысяч. Полагаю, передам их через месяц, – с этими словами Николай Николаевич положил на стол перетянутые канцелярскими резинками две пачки новых пятитысячных купюр.
Оставив недокуренную сигарету в пепельнице и не прикрывая окно, Владимир подошел к столу. У хозяина кабинета не оказалось подходящего пакета, и он, пересчитав купюры, завернул их в газету, которую сам же любезно предложил, перетянув при этом получившийся небольшой по размеру сверток теми же канцелярским резинками.
Поскольку его портфель по-прежнему сиротливо стоял на подоконнике, Владимир вернулся к окну и, громко щелкнув замками портфеля, сделал вид, что положил в него этот сверток.
Николай Николаевич, конечно, не мог видеть через его спину то, что он сделал буквально в одно мгновение. Как не мог и предвидеть того, что еще до того, как щелкнули замки портфеля, этот пакет через приоткрытую фрамугу окна уже вылетел, чтобы приземлиться у ног старательно убиравшего снег дворника, который уже через минуту столь же внезапно, как появился, исчез. Вместе с пакетом также в окно улетел и сотовый телефон. Он уже не только не нужен, но и опасен. У Владимира в кармане еще один такой же лежит. Новый.
***
Докурив сигарету, Владимир почувствовал, как сильно устал. Его мысли невольно возвращались к больному вопросу. Поехать домой, к Нате. Поехать немедленно. Обнять ее, опуститься на колени, закрыть глаза и ни о чем не думать. Но он хорошо знал, что сегодня этого не произойдет. И даже ни завтра, ни послезавтра. Сегодня спешить ему было некуда. Да и нельзя пока.
Владимир был уверен, что как только он выйдет из кабинета, его возьмут. Может, даже и не в приемной, а где-нибудь, скажем, в коридоре, на той же лестничной площадке. Но пока его портфель стоит на окне, пока он еще здесь, в этом кабинете, он еще на свободе. Так хотелось продлить минуты свободы. Он также понимал, что если это случится здесь, это будут не какие-то там бандиты, а так называемая "крыша" президента компании.
А что они могут придумать новенького? Конечно, взять его с деньгами за вымогательство, и не случайно появилась эта зажигалка на столе у некурящего Николая Николаевича. Это диктофон. Такие, и не только, он уже видел. Не исключено также, что номера всех купюр переписаны. И если это произойдет именно так, как он полагал, значит, он все правильно рассчитал. Игра стоит свеч. Лес растет долго, а в пепел обращается мгновенно. Интрига – плод времени, а ее разрушение – бич мгновения. Брал в руки купюры? Уверен – они не запачканы. А почему он в этом так уверен? Для этого нужно время, а его, этого времени, как полагал Владимир, у них не было. Пожадничают свои деньги пачкать. С его стороны вымогательства не было и нет. Не случайно и не раз он подчеркивал об этом в беседах с президентом банка. Но, по всему видно, они хотят сфабриковать ему это самое вымогательство путем шантажа и угроз. И взять его с деньгами. Все просто. Интересно будет посмотреть на их физиономии, эти личины, до подлинного облика здесь явно не дотянешь, когда в портфеле не окажется никаких денег. Ради таких минут стоит жить!
Владимир был уверен, что ему не позволят уехать с этими деньгами в город. Потому что в этом необходимости уже нет. Картавин дал понять Владимиру, что в этом не участвует. Значит, предполагаемой ранее передачи этих денег в качестве взятки должностному лицу, как таковой, уже не будет. Но они очень торопились, деньги подготовили, ждали его с самого утра. Не зря так неожиданно ему позвонил Николай Николаевич и пригласил к себе для проведения расчета. Значит, его будут брать не в городе, у Картавина, как предполагалось изначально, а здесь, в этом офисе.
Владимир даже окинул взглядом сам кабинет. "Нет, здесь этого не произойдет. Им надо, чтобы я вышел с портфелем. Хотя бы в коридор. А как иначе?"
Вот что, уважаемый Владимир, необходимости подписывать это соглашение нет. Передав миллион, конечно, отдам и остальные, как договорились. Я никаких расписок не давал, поэтому с Вас тоже не буду их брать. Как раньше купцы поступали, оформляли сделку купеческим рукопожатием. Согласны?
Владимир, пожав плечами и нисколько не удивившись такому раскладу, улыбаясь, согласился с мнением поверенного в делах дьявольских. Он не настаивал.
Попросив у Николая Николаевича еще чашку кофе, сделал вид, что, набрав номер абонента, кому-то звонит:
Привет, Барон. Пришли, пожалуйста, кого-нибудь за мной, я с деньгами, меня надо сопроводить в город.
Разговаривая по телефону, Владимир сознательно обратился со словом "Барон". Впрочем, он никуда и не звонил. Так, туман нагонял. Притупить их сознание. Он знал, что тот черный джип будет в любом случае его ждать. И сопроводит в город. Если, конечно, у него будет такая возможность, в чем он сильно сомневался. Но, обращаясь к вызванному абоненту, Владимир увидел, как вздрогнул Николай Николаевич, когда услышал это – "Барон". Нервничает, это видно по его поведению. Уже несколько раз перекладывал с места на место какие-то лежащие на столе бумаги.
Владимир смотрел на Николая Николаевича и внутренне смеялся, представив на секунду выражения их лиц, когда дойдет до кульминации. Чем будет не эффект Колумбова яйца? А пока ему нужно немного времени, чтобы морально подготовиться к развязке сегодняшней встречи. Она будет чуть позже. Ему же нужен финал, поэтому спешить ему некуда. Никто его дома не ждет. Можно и поиграть с ними. Пусть понервничают. Владимир перешел Рубикон, "отряхнул прах от ног своих" и назад дороги уже нет. А пока можно попить "кофею".
Арест. "Имя им легион"
Без горечи жизнь вообще была бы непереносима
Прошел почти час. За это время Владимир выпил еще кофе. Выкурил ни одну сигарету. Ждал, вернее, делал вид, что ждет, когда за ним приедут. Из кабинета Николая Николаевича не выходил. Тому дважды уже звонили. Из его коротких ответов и поведения Владимир прекрасно понимал, что те, которые находятся где-то там, за дверями, тоже нервничают. Не зря сидел в приемной тот широкоплечий, который выйдет следом за ним сразу, как он покинет этот кабинет. В этом Владимир был уверен.
"Ну что, сиди, не сиди, а надо и честь знать. Как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь. Пора заканчивать это представление, – поднимаясь со стула, решил Владимир. – Пора".
Не буду Вас задерживать, Николай Николаевич, поеду. Уже почти пять часов вечера, никто не приехал. Доеду сам. Никто не знает, что у меня такие деньги, думаю, все обойдется.
Может, подождете еще, мало ли… – не уверенно, но как-то облегченно ответил президент банка.
Нет. Мне пора. До свидания.
Взяв свой портфель, стоящий на подоконнике, не забыв при этом переставить пепельницу со своими окурками на президентский стол, вышел из кабинета. Причем ставя пепельницу, Владимир крепко так пригвоздил ее, как печать поставил. С обворожительной улыбкой, в упор посмотрев в лицо Николая Николаевича, твердо и громко, как мог говорить только бог войны Вотан, произнес:
– До встречи, Николай Николаевич. Напомню Вам, что законы справедливости не спять, они только дремлют и тайное скоро непременно станет явным. Потому что кулон, которой уже призвал к вам беды, начал проявлять свою роковую силу. Пока не поздно, остановитесь на краю бездны. "Ибо бездну призвавший, будет этой бездной поглощен" – не сказал, а словно отрезал Владимир.