Часть пятая
Пиррова победа. Временная
Кто бежит от себя,
тому долго придется бежать
Уже глубокой ночью Владимир возвращался домой. Дорога, освещенная ночными фонарями и слегка припорошенная свежим снегом, отчего было светло как днем, практически была пустой, и не было особой необходимости пользоваться дальним светом. Владимира отпустили. Под подписку о невыезде. Владимир понимал, что этот покой временный. Что они подготовили взамен? Не оставят его в покое, ни за что не оставят. Сейчас, поминутно восстанавливая события, они выстраивают различные версии, пытаясь понять, как случилось, что не оказалось в портфеле Владимира этих денег? Владимир был уверен, что ответ на этот вопрос они найдут обязательно, шаг за шагом выясняя у Николая Николаевича, как вел себя Владимир при разговоре с ним, что делал, куда положил деньги, не отлучался ли куда-нибудь? А поскольку все, даже самое непонятное, имеет свое логическое объяснение, рано или поздно они догадаются, что деньги Владимир кому-то, им пока еще неизвестному, передал до того, как вышел из кабинета Николая Николаевича. Поймут, обязательно поймут, что Владимиру кто-то помог в этом, и этот кто-то был вне кабинета и даже не в приемной. А когда разгадают этот ход… поскольку он их сильно разозлил, пойдут на всякую подлость. В этом Владимир был уверен.
Владимир как никогда понимал, что произошло непоправимое. Получается, что он путем мошенничества присвоил эти деньги себе. И что теперь с ними делать? Передать их Петру Павловичу в счет частичного погашения задолженности и сообщить об этом Николаю Николаевичу, что его долг частично погашен? Тогда что получается? Получается добровольное признание вины в совершении этого преступления. Причем сознательного. Спланированного. И самое ужасное то, что это преступление он уже совершил, причем Владимир при этом горько ухмыльнулся, в составе группы, которую он сам и организовал. Таким образом, это уже организованная преступная группировка. Это именно то, что ему несколько часов назад вменяли. И этого подозрения с него не снимают.
Не передавать эти деньги, поскольку Николай Николаевич, якобы проявляя свое благородство, не взял с него никаких расписок, потому как они, планируя состав преступления и провоцируя его исполнение, понимали, что такая расписка могла все испортить? А это уже не в их интересах. Значит, присвоить их себе? Получается какой-то заколдованный круг. Черт, что же делать?
На душе было пусто. Он уже не испытывал особого удовлетворения от того, что произошло. У него все получилось. "Почему все?" – невольно поймал себя на мысли Владимир. Это еще не все. Это только начало. Начало того, что ему навязали. А какой конец будет? И закончится ли это когда-нибудь? Хоть капельку веры в то, что это когда-то закончится. Владимир понимал, что он заблудился среди трех сосен, и выхода из этой ситуации он пока не видел. Для ума существовало то, что он не мог познать. Как тут не признать, что опыт не всегда приходит с мудростью, иногда опыт приходит один. Как в данном положении. Владимир позволил себе легкий афоризм: неумен, потому и опытен, а был бы умен, не был бы и опытен. Запомнил выражение, чтобы однажды, позже, его повторить, но уже при других обстоятельствах. Одно Владимир понимал: эти деньги будут искать.
Иногда Владимиру казалось, что все это произошло не с ним, а с кем-то другим. И было ли это вообще? Только кисти рук, отекшие от "браслетов", и еще не прошедшая в них боль были подтверждением того, что все произошло именно с ним. Но эта ноющая боль приносила ему сейчас какое-то особое наслаждение. Иллюзия так же нужна для нашего счастья, как и действительность. Во что веришь, в том и подлинно, что знаешь, в том и мудр. Мысли Владимира словно расстилали перед ним ковровую дорожку победителя и выстраивались в почетный караул.
Успокаивая себя тем, что сейчас, в эти минуты, опера ломают головы над тем, куда делись деньги, Владимир вновь вспомнил, как Алексей, открыв его портфель, на вопрос следователя: "В чем дело?", только и нашел, что ответить: "А здесь ничего нет…".
Какое-то время в кабинете была тишина. Уже видя их растерянные лица, Владимир спросил, а что именно они хотели увидеть?
А где деньги? – уже не у Владимира, а у Алексея спросил следователь? Но Алексей молчал. Вместо него вопросом на вопрос ответил Владимир:
Мои деньги в бумажнике, который лежит на Вашем столе. Не помню, сколько там, в наличии, а в чем дело?
Но Владимиру, видимо, не посчитав нужным, никто не ответил. В кабинете воцарилась тишина.
О чем думал в это время следователь? Может, о том, что совсем немного осталось до заслуженного отдыха? Со дня на день он уходит на пенсию и уже не принимает новые дела к своему производству, а напротив, готовит документы к передаче другому следователю. И что он тому передаст? Разваленное уголовное дело? Хорошую же память оставит он после себя.
Может, он думал о том, что завтра, рано утром, они с женой, наконец-то, поедут в Алтайский край, в те самые, столь родные и близкие его сердцу и душе места, где он когда-то родился и еще босоногим мальчишкой бегал по пыльным тропинкам с удочкой на речку, собирал грибы? Эти ностальгические воспоминания его детства в последние дни все чаще посещали его. Может, эта приближающаяся старость так дает о себя знать? Хотя, нет, он еще силен, и на здоровье ему грех жаловаться. Может, эту силу и здоровье подарил ему чистый воздух Горного Алтая? Или стремительно летящая в сумасшедшем круговороте горная речная Алтайская вода, берущая свое начало где-то там, в вершинах красивых синих гор, способная не только утолить жажду, но и дать удивительные, живительные силы? А может, и рога марала? Не стерта еще прожитыми годами память тех лет. До сих пор помнит он деда своего, таежного охотника. Как сейчас видит он его, колдующего у ночного костра над приготовлением эликсира силы, здоровья и мужества. Отобрал дед эту силу у прежде могучего, а теперь сиротливо лежащего на таежной тропе огромного быка. Вместе с его столь же огромными и могучими рогами.
Отменить поездку он не мог. Именно завтра он станет собственником дома, который они с женой, будучи в отпуске, присмотрели еще летом. Дом был хороший, просторный. И река рядом, та самая река его детства и тот самый лес на фоне синих гор.
О чем именно в эти минуты думал следователь? Тем не менее, продолжая о чем-то думать, он молча взял со своего стола несколько скрепленных листов бумаги, просмотрел их, после чего смял и небрежно бросил в стоящую под столом корзину для бумаг.
Устало откинувшись на спинку стула, снял очки и, словно отмахнувшись от назойливых мух, жестом попросил оперов выйти. Владимир, наблюдая за следователем, молчал. Так же молча, но уже с некоторым любопытством, словно изучая Владимира, следователь, в свою очередь, в упор посмотрел на него.
Промычав про себя что-то непонятное, следователь бесстрастным голосом напомнил Владимиру, что тот подозревается в совершении преступления по организации преступной группировки с целью вымогательства денежных средств путем угроз и шантажа, т. к. имеется письменное заявление потерпевшего, в связи с чем им было возбуждено уголовное дело и принято к его производству. А поскольку подозрения с него пока не снимаются, он принимает решение взять с Владимира подписку о невыезде.
Владимир понимал, что основанием для возбуждения уголовного дела являлось заявление потерпевшего, того самого Николая Николаевича, а сам по себе протокол о его задержании не является даже относительным доказательством совершения указанного преступления, о котором ему только что сообщил следователь, так как нет, как говорят юристы, того самого события преступления. Следовательно, это уголовное дело должно быть прекращено.
Тем не менее Владимир, выслушав следователя, не стал выражать своего мнения по предъявленному ему обвинению. Вернее, по подозрению в совершении преступления. Скорее всего, потому, что уже не было в кабинете задержавших его оперов. Может, оттого что очень устал. Или оттого, что вот так, внезапно, закончился этот день. День, который стал для Владимира камнем, испытывающим его мужество, несчастьем, вызвавшим его талант. Измученный и изменчивый, с высшей мудростью и низшей глупостью. Делающий то, что может и довольствующий тем, что имеет. Словом, все равно живой пес лучше мертвого льва…
Молча и ничего более не добавляя, Владимир подписал необходимые бумаги и, уложив в портфель ранее изъятые у него вещи, так же, молча, вышел из кабинета. Перед тем как закрыть дверь кабинета, посмотрел на следователя и снисходительно так проговорил:" Перед общением с Вами я чувствовал себя туземцем, после общения с Вами чувствую себя ирокезом"". Вот так, пусть поломает голову над такой идеальной булгаковской формулой.
Идя по ковровой дорожке пустого коридора и спускаясь по лестнице, Владимир не посмотрел и даже не оглянулся (а как этого хотелось) на оперов. Они стояли на площадке, когда их вызовет к себе следователь, и курили. Спиной Владимир чувствовал их взгляды.
***
Уже в городе, подъезжая к знакомому дому, Владимир увидел темные окна столь родной квартиры, в которой проживала Ната. Ему так не хватало сейчас именно ее. И так не хотелось ехать в свою пустую квартиру. Владимир загадал, что если вдруг зажжется свет, он пойдет к ней. И все объяснит. Уж лучше быть обманутым, чем обмануть.
"Нет. Этого сейчас делать не стоит, – решил Владимир. – Уже ночь. Утро вечера мудренее. Завтра. Все завтра. А сейчас домой и спать".
Вновь запустив двигатель машины, Владимир развернулся и поехал домой. Если бы он только знал, что ни сегодня, ни завтра, ни даже послезавтра ему не суждено было увидеть Нату, трепетную виноградную лозу свою… Не знал Владимир и того, что осталось у него всего несколько часов свободы. Его свободы.
Поворачивая к дому, Владимир увидел, как следом за ним повернул черный джип, который, коротко просигналив, остановился рядом с его уже припаркованной машиной. Владимир сразу догадался, что это джип цыгана, который еще днем сопровождал его и который, как думал Владимир, уехал после того, как Владимира арестовали. Как он его раньше не заметил? Видимо, оттого, что притупилось чувство самосохранения? Либо ушел в свои мысли так глубоко, что ничего и не видел?
Из джипа вышел тот самый молодой цыган, несколько часов назад исполнявший роль дворника, и, подойдя к Владимиру и улыбаясь, передал сверток с деньгами, завернутый в ту же газету и перетянутый резинкой. На немой вопрос цыгана, мол, как дела, Владимир, разворачивая газетную упаковку, которую тут же выбросил в стоящую рядом с подъездом урну для мусора, коротко ответил, что пока все нормально. Уже убирая деньги в карман, с улыбкой добавил, что отпущен под подписку. Поблагодарив цыгана, вошел в свой подъезд.
Не знал Владимир о том, что в это самое время за углом пятиэтажки соседнего дома находились те, с кем он не так давно расстался. Не знал Владимир и того, что один из них даже видел, как неизвестный передал Владимиру пакет.
Сон. Колыбель висит над могилой
Мир житейский – это часы,
гири которых – деньги,
а маятник – коварства
Чувствуя неимоверную усталость, Владимир не спеша снял пальто, не глядя, повесил его в прихожей на вешалку и, не зажигая в большой комнате свет, прошел в нее. Устало опустившись в кресло, закрыл глаза. Казалось, что силы покинули его. Было одно желание, вот так, не двигаясь, сидеть с закрытыми глазами и ни о чем не думать.
Владимир не помнил, как разделся, принял душ, так как для принятия ванны у него не осталось никаких сил. Уже с закрытыми глазами упал в кровать и вдруг всем своим существом почувствовал, как какая-то неведомая ему сила подхватила его и, как пушинку, с огромной, сумасшедшей скоростью понесла в какую-то черную, похожую на туннель, крутящуюся трубу. Владимиру было настолько страшно, что он с широко раскрытыми, полными ужаса глазами смотрел вперед с надеждой, что вот-вот появится конец этого тоннеля и этот жуткий полет прекратится. Вокруг него, причем вместе с ним, так же кружась и разлетаясь в стороны, летели какие-то цветные бумажки. Внутренним чутьем он понимал, что это деньги. Их было много, но на них Владимир не обращал никакого внимания. Пробовал кого-то звать на помощь, но и этого не получалось, так как не мог даже закричать, чтобы прервать, остановить это безумие. В своем стремительном полете, пытаясь хвататься руками за стенки этой черной трубы, надеясь тем самым остановить падение и ощущая в то же время какую-то невесомость, отчего ни тело, ни руки, ни ноги не хотели подчиниться, Владимир продолжал кричать и звать на помощь того, кто мог бы его услышать.
Совсем неожиданно этот полет прекратился. Владимир даже и не понял, как это произошло. Как не понял и того, откуда появились эти люди, кто они и что им от него нужно. Владимир не знал этих людей, но догадывался, что именно им от него нужно. Одни из них пристально смотрели на него и постоянно повторяли одно и то же: "Ты вор! Ты вор! Ты вор!" Другие просто стояли и молчали.
Владимир понимал, что, если он сейчас отдаст им деньги, они уйдут отсюда и оставят его в покое. Но он не может их вернуть, потому как деньги улетели в эту черную трубу. Но как им объяснить, что он не вор, что так сложились обстоятельства?.. Владимир протянул руку в сторону каких-то мужчин, указывая, что эти деньги даже не у него, а вон у тех, которые стоят в сторонке и улыбаются. Это они их украли, а Владимиру специально передали, зная о том, что эти деньги улетят, и чтобы все думали, что Владимир вор.
Но его не слышали. Они твердили одно и то же: "Ты вор, ты вор, ты вор". Откуда появились эти барабаны? И почему они бьют в них? Причем так громко бьют, что слышать это не было никаких сил.
Не открывая глаз, находясь еще в каком-то полусонном состоянии, Владимир понял, что проснулся и что это был всего лишь сон. В дверь кто-то настойчиво стучал и требовал открыть.
Обыск. "Вальпургиева ночь"
Кто хочет наслаждаться миром, должен уметь воевать
Деньги так и находились в кармане его пальто, висевшего в прихожей квартиры. Получив их от цыгана и войдя в квартиру, Владимир, с трудом приняв душ, упал в постель. Поэтому, найдя деньги, не было особой необходимости что-то еще дополнительно искать. Но обыск продолжался. Владимир, конечно, понимал, что они ищут еще. Ну, конечно, им нужны были те самые компакт-диски, которые ранее передал ему Петр Павлович. А о том, что у него имеется какая-то компрометирующая информация в отношении Николая Николаевича, Владимир, кажется, говорил тому.
"Нет", – вдруг вспомнил Владимир. Он говорил, что у Петра Павловича имеется информация, которую тот готов передать в соответствующие органы. Именно так и говорил. Что касается дисков, об этом Владимир даже не заикался. Владимир, конечно, понимал, что, будучи далеко не глупым человеком, Николай Николаевич правильно все понял и догадался, о чем шла речь. Причем Владимир, говоря об этом, не очень-то и старался разубедить его. Потому и предъявляли ему обвинение в шантаже, якобы имевшем место при их переговорах. Молодцы. Здорово, все придумали.
Видимо, действительно, эти носители содержали какую-то очень важную информацию, доказывающую причастность Николая Николаевича к экономическим преступлениям, потому, проводя обыск, опера просматривали даже книги, после чего небрежно бросали их на пол. Выдвигая ящики шкафов, поднимали их вверх и высыпали все содержимое туда же, на пол, на котором вскоре образовались огромные кучи разбросанных книг, белья и иного домашнего имущества, отчего невольно напрашивался вопрос: как это все помещалось в том же шкафу? Но Владимир уже не обращал на это никакого внимания. За исключением понятых – соседей Владимира. На их растерянных лицах Владимир видел ужас от происходящего.
Вскоре невозможно было обойти эти кучи. Только притихшие понятые, каким-то образом нашедшие маленький кусочек свободного места на полу, не двигаясь, напуганные происходящим, наблюдали эту картину.
Но проводившему обыск Алексею не мешали эти кучи. Словно не замечая и как бы случайно наступая, он ходил по кучам разбросанного им же белья, рубашкам, халатам, книгам…
Слава Богу, ничего не перевернули на кухне. Ее обследовали формально. Так, приоткрыв некоторые дверцы шкафов кухонного гарнитура, визуально обследовав содержимое полок с посудой и прочей кухонной утварью, тут же прикрыли их.
В присутствии понятых купюры были разложены на столе, пересчитаны, упакованы, опечатаны, после чего все эти действия были внесены в протокол. Более того, действия, касающиеся выемки денег, были зафиксированы видеокамерой. Владимира попросили закрыть двери и, забрав у него ключи, так же опечатав ее, повели вниз по лестнице к машине, пояснив при этом, что Владимир пока не арестован, а задержан. А санкцию на арест они получат сегодня же, но чуть позже. Уже спускаясь по лестнице, улыбающийся Алексей предложил Владимиру пояснить, откуда эти деньги и как они к нему попали? Алексей просто ликовал!
Поняв молчание Владимира по-своему, он напомнил, что чистосердечное признание вины судом будет зачтено и, так же мило улыбаясь, но с ноткой барского снисхождения, продолжил: "Владимир, Вы же юрист, следователь и всё должны понимать правильно. Сейчас мы с Вами проедем в прокуратуру, где проведем опознание этих купюр, так как их номера еще вчера были переписаны".
Подойдя к машине, Владимир внезапно остановился. Только сейчас до него дошел смысл сказанного. Сейчас он понимал, какую меру ответственности ему суждено положить на весы правосудия. Как никогда он понимал, что если эти купюры были загодя переписаны, то признавая эти деньги своими, наряду с вменяемым ему составом преступления по организации преступной группировки с целью вымогательства денежных средств… на горизонте светится еще, как минимум, мошенничество. Причем оба эти преступления, в соответствии с законом, оконченные.
Сейчас Владимир не замечал ребячьей радости на лице Алексея, которую тот старался скрыть своей даже не вежливостью, а какой-то излишней учтивостью, что ему с трудом удавалось сделать.
Владимир поднял голову и посмотрел на небо, словно хотел кого-то там увидеть. "Господи! За что же ты караешь меня? Неужели ты покинул меня, чтобы я узнал горечь бед? – мысленно обращаясь к Богу, спрашивал Владимир. -
Если Ты есть, дай знать об этом и помоги мне! Дай тверди душевной! Если обидел кого ненароком, прости! Неужели ты не видишь ничего? Не видишь радость тех, кто заслуживает презрения? Как жить дальше? Смириться? Покориться? Почему заветы Твои не понятны мне? Почему твои бессмертные уроки о победе добра над злом бездействуют? Не было в помыслах моих мщения. Одним желанием жил помочь тем, кто в этом нуждался. И в этом почитании я искренен и нелицемерен".