– Не я, а Люська. Она слышала, как Виолетта его не то по имени, не то по кличке называла. Если честно, я не помню. Спроси у неё, если хочешь, бабы такую хрень долго помнят. Мы ещё смеялись, что тихоня тихоней, а всё-таки парня нашла. Люська ещё говорила, что он, наверное, из тех студентов, которые у нас три дня несколько комнат снимали. Гуляли, как проклятые! Всю базу с ног на голову поставили. Директриса сказала – больше со студентами связываться не будет.
– А откуда студенты?
– Из Харькова, из фармацевтического, по-моему. Видно, потому и бухали, как ненормальные! Небось, набодяжили спирту медицинского!
Войт почувствовал, как его футболка прилипает к спине, а по рукам бегут стаи невидимых муравьёв.
– Фармацевтического университета, что на Пушкинской? – почти шёпотом спросил он.
– Его самого. А! Так Люська права была! – вдруг воскликнул мужик и ударил в ладоши. – От баба, всё видит! Я ведь Виолетту один раз на своей колымаге подвозил в тот район. Я развожу харчи по санаториям и больницам. Один раз она со мной попросилась. Точно! А высадил я её на Пушкинской. Не иначе как ехала к своему студенту. Всю дорогу молчала. Как партизан! Я и так, и эдак! Нет, молчит!
– А шо з тобою балакати? – вставил дежурный. – Ти хіба щось розумне скажеш?
– Не смешно, Тимофеевич. Я могу и обидеться.
– Та шо тобі зробиться, – махнул на него рукой мужик и направился к своей будке.
– А где мне Люсю найти? – поинтересовался Марк Николаевич, кожей ощущая, что в этот раз удача на его стороне.
– А чего её искать! Она сегодня во втором корпусе убирается. Скажешь – от Миши, она расскажет, что знает.
Как и предсказывал Миша, долго Люсю искать не пришлось. Но только выслушать всё то, что она знает, оказалось делом не из лёгких. Женщина тараторила, перепрыгивая с одного на другое, потом на третье и четвёртое, эмоционально и активно подкрепляя все эпизоды личным мнением и жестами. За пять минут Марк Николаевич узнал о том, что она лучшая уборщица на этой базе, но её никто не ценит. Что у директрисы роман с лодочником. Что в подвале несколько раз были замечены мыши, а её соседи гонят лучший самогон в мире, но дерут втридорога – и это всё из-за того, что в их жилах течёт еврейская кровь… Мужчине потребовалось много усилий, чтобы удержать внимание болтушки на интересующей теме. Его интереса Люся явно не разделяла, скорее всего, из-за отсутствия информации. Даже такой проныре, как Люся, Виолетта оказалась не по зубам. Она крутила носом, разводила руками, часто моргала густыми ресницами, задыхаясь от отсутствия фактов из личной жизни человека, работавшего с ней рука об руку целых три года! Было видно, что это нервирует её и лишает ориентации в разговоре:
– Ну, что Вы от меня хотите?! Далась она вам! Какая? Какая? Никакая! От неё ни слова не добьёшься, ни дела! Поелозит шваброй и сидит на ступенях книжки свои читает и барбариски жрёт!
– Что ест?
– Конфеты сосательные! Она их тоннами ела! – недовольно бросила Люся, а Войт подумал, что вот она – страсть, от которой не избавиться.
– Она много читала? Что именно?
– А я откуда знаю? Раз у неё поинтересовалась, так она молча спрятала книжку в карман – и всё. Нет, у неё явно не всё с головой в порядке, потому людей и сторонилась.
– Но Ваш знакомый Миша сказал, что вроде бы у Виолетты был парень.
– Какой там парень, я Вас прошу!
– Он сказал, что Вы слышали, как она с ним по телефону разговаривала и назвала его имя. Я на Вас очень надеюсь. На Вас и Вашу феноменальную память, – последнюю фразу Марк Николаевич произнёс с особым выражением, дав понять женщине всю ответственность данной ситуации и её личную значимость. Она напряглась, кашлянула, её лицо облачилось в серьёзно-деловую маску:
– Да, я слышала, и всё прекрасно помню. Только это было не имя, а… фамилия.
– Это ещё лучше! Какая фамилия?
Люся поджала губы. Было видно – она злится.
– Сколько времени прошло! – почти выкрикнула она. Я что, справочное бюро тут вам?! Странная фамилия! Что-то связанное с поездом!
– С поездом? А вы уверены, что это была фамилия? – Войт не знал, как реагировать на такое заявление.
– Да! Наверное… Она к нему так обращалась…
– Ну, хорошо. Давайте так…Что может быть связано с поездами? Товарняк, паровоз, состав, – мужчина начал перебирать слова, а Люся отрицательно качала головой. – Ну, не знаю, что это за фамилия такая! – с каждым словом самообладание покидало его. – Что ещё есть, связанное с поездом? Вагоны, перроны, тамбуры, электрички, экспресс, пассажирский, скорый, ползущий…
– Точно! – вдруг вскрикнула Люся, схватив собеседника за руку.
– Ползущий? – скривился тот.
– Скорый! Она называла его "Скорый".
– Может, она имела в виду, что…
– Нет! Она обращалась именно к нему! И потом, когда эти бешеные студенты у нас отдыхали, я слышала, как одного из них так называли.
– Значит, Вы его видели?
– Нет! Что мне на их пьяные рожи смотреть? Я убралась и ушла. А эта Виолетта тихоня тихоней, а пацана оприходовала. И всё как-то так быстро произошло! Тут у неё дом сгорел, мать погибла, и она сама через неделю смылась восвояси, только её и видели, оставила на меня всю работу! А что ей? У неё ни трудовой книжки, ни обязательств. Директриса разбираться не стала – горе ведь такое у человека! Хорошо, что у меня соседка оказалась безработная, так я её быстренько на место этой примары и устроила.
– Вижу, Вам Виолетта не нравилась.
– А что она такое, чтобы мне нравиться? – фыркнула Люся. – Непонятная она, с червоточиной.
– Это как?
– Вот так! Как могу, так и объясняю! Чужая она, и всё тут. А ты как хочешь, так и понимай!
Войт еле дождался утра. Ночь выдалась беспокойная. То и дело в сны проникали недавние персонажи расследования, и иной раз было совсем не понятно, сны это или ночные галлюцинации. Они ругались, смеялись, добивались внимания, смешиваясь с отрывками сознания, исчезали или расползались по тёмным углам комнаты, молча взирая оттуда вопросительными взглядами. Холодный душ помог окончательно освободиться от ночных химер, два крепких кофе – вернуть вкус к жизни, а яркое солнце – подогреть настроение. По дороге к фармацевтическому университету Войт постарался выстроить логическую цепочку своего поиска: "Если студенты приезжали на турбазу шумной компанией, то можно предположить, что они привыкли так проводить время. То есть, было бы совершенно нормально думать, что все они проживают в студенческом общежитии. Это бы упростило поиск. Можно, но не факт. Тогда сначала в университет".
В величественном здании науки было прохладно и пусто. Эхо шагов разбивалось о высокие потолки, глухо откликаясь где-то под лестницей. Информационная комната оказалась закрыта, а возле неё толпилось в ожидании несколько будущих студентов. На вопрос они ответить не смогли, но направили в ректорат, где ему могли бы помочь. Но, как оказалось немного позже, две пожилые женщины, хлопотавшие над бесчисленными отчётами и бумагами, тоже не знали студента по фамилии Скорый. Они посоветовали прийти в начале учебного года, так как факультетов много, студентов ещё больше, а документация пока в "разобранном виде". Относительно же общежитий – их было пять, и все находились в разных районах города. В каждое из них студенты распределялись по определённым факультетам. Войт пробежал глазами списки всех имеющихся кафедр и факультетов. Его бегущий взгляд споткнулся на "Токсикологической химии". Эта кафедра была закреплена за фармацевтическим факультетом номер три, и милые женщины не могут ему помочь по той причине, что обслуживают другие кафедры. Но они любезно проинформировали, что иногородние студенты этого потока определяются в общежитие под номером четыре. Марк Николаевич откланялся и поспешил по полученному адресу. Всё было непрочно и шатко, шито даже не белыми, а прозрачными нитками. По какой такой счастливой случайности студент Скорый должен был оказаться именно в этом общежитии, если, конечно, таковой вообще был?
На проходной студенческого общежития номер четыре Войта встретила пожилая полная женщина с наростом в районе крупного носа. Она безнадёжно скучала, мужественно борясь с приступами послеобеденного сна. Немолодая дама обволокла собой небольшой стул, подложив под ноги деревянный порог, и изо всех сил пыталась следить за событиями в мыльной опере, которую транслировал древний, как мир, телевизор. Марк Николаевич появился в тот момент, когда консьержка была практически готова сдаться грёзам. Он громко поздоровался, заставив женщину дёрнуться на стуле:
– Тфху, злякав! – рассердилась она. – Чи ти здурів зовсім?
– Прошу прощения. Не хотел.
– Не хотел он. Так можно и жизни лишиться! Шо тебе?
– Я ищу одного студента. Скорый его фамилия.
– Скорика, что ли? – лицо женщины скривилось в вопросительно-выжидательном выражении и стало похоже на мочёное яблоко.
– Скорика? – переспросил Войт.
– Це ти мене питаєш? – возмутилась консьержка. – Я знаю тільки одного Скорого, хай йому грець! Але Скорий – це клічка, а Скорик – прізвище. Так шо ти хочеш?
– Поговорить с ним хочу. А это Вам за понимание, – Марк Николаевич сунул в пухлую руку женщины сто гривен.
– Конечно, поговори, чого ж не поговорить, – её голос сделался тихим, почти масленым. – Третій поверх, направо, кімната 305.
– Благодарю Вас, Вы – добрый человек, – Войт поспешил наверх, краем глаза заметив, как довольно раскраснелось одутловатое лицо консьержки.
Открыли не сразу. Сначала за дверью послышалось недовольное бурчание, потом какой-то шум падающих предметов и ругань, и лишь потом в дверной проём проклюнулась взъерошенная голова:
– Ты кто такой?
– Совесть твоя.
– Тогда иди на хрен, – рявкнул парень и хотел закрыть дверь, но гость успел подставить ногу.
– Не сейчас. Но обещаю, что очень скоро оставлю тебя в покое.
Парень вздохнул и, держась за голову, пошёл вглубь комнаты, давая понять, что согласен на сделку.
– Я ищу Виолетту Коваленко. – Марк Николаевич вынул фото виньетки и поднёс к помятой физиономии парня.
– Хм… Прикольно… – Скорик сдвинул худыми плечами, – а я тут при чём?
– Ты с ней встречался?
– Типа того. Она жила у меня.
– И?
– А потом испарилась! – нервно бросил парень. – Сука продуманная! Как и все бабы…
– Почему?
– Потому что все бабы одинаково сволочные… Сначала любовь-морковь, тусня разная, а потом раз и… – он развёл руками и злорадно оскалился. – Кто так делает? Ну, не хочешь ты больше общаться, так и скажи. На хера сбегать? Хотя этого стоило ожидать.
– Почему?
– Потому что хоть мы и жили вместе, она всегда была чужой. Я только потом понял – она хорошо умела казаться. Казаться милой, доброй, влюблённой… Но какая она на самом деле, я не знаю. Не разглядел.
– Когда она ушла?
– Весной ещё. В апреле, что ли… Слышь, а ты кто такой? Из милиции? С ней что-то случилось? – вдруг спохватился бывший Ромео.
– Нет, я из паспортного. Ей субсидия полагается. Вот и ищем.
– Ага! Рассказывай! Втирай кому-нибудь другому, – попытался засмеяться парень, но схватился за голову. – Башка раскалывается! Вчера немного посидели.
– Когда Виолетта с тобой жила, тоже вот так пила?
– А что, в паспортном отделе о моральном облике граждан начали заботиться? – съязвил Скорик, но, столкнувшись с непроницаемым лицом Войта, поспешил добавить, – Виолетта алкоголь на дух не переносила, как и всех моих дружбанов. Неконтактная была, диковатая. Она вообще, кроме меня, ни с кем не общалась.
– А с тобой что её связывало?
– Трахал хорошо! – наглая мина Скорика довольно лоснилась.
– Если она была такая неконтактная, как ты выразился, зачем тогда с ней общался?
– Она схемы за меня строчила с курсовыми. Ей было всё это интересно! Особенно опыты ей нравились в лаборатории. Мне стоило ей пару раз показать, что к чему, и она уже в теме.
– А кто её туда допускал?
– Я… Я же помощник лаборанта, имею право. А что? Арестуешь?
– Нужно было бы. Она не являлась студенткой университета, лицо постороннее…
– Не пыли… – скривился Скорик. – Я же с нею был, всё было под контролем.
– И что она там делала?
– Помогала мне в моей работе "Химико-токсикологическое исследование 2,4-динитро-6-втор-бутилфенилизопропилкарбоната". Ещё вопросы будут?
– Будут, – голос Войта был непоколебим. – Кто организовал отравление и маскарад "а ля Потоцкая"? Где фото, которое передала тебе Лариса Владимировна? Почему Потоцкий? – выпалил Марк Николаевич.
От неожиданности у Скорого открылся рот, а из одного уголка вытекла мутная слюна:
– Что это за… Я вввообще не вввврубаюсь… Что это всё ззначчч… – его голос дрожал, нервно выстукивая зубами на согласных. Ккто ты? Что тебе надо? Чттто это за допрос?
– Не нужно преувеличивать. Пока мы с тобой мирно беседуем. Но не будешь отвечать – я могу тебе прилично навредить в твоей научной карьере. Поверь мне, это в моих силах.
– За что? – вскрикнул Скорик. – Я и так Вам всё рассказываю! Просто я реально не понимаю, что Вам нужно?
– Рицин! Тебе знакомо, что это такое? Это токсин растительного происхождения, вызывающий деструктивные и некротические изменения органов. Его получают из семян клещевины. Из-за него погиб человек!
– Человек? … А я тут при каких делах?… Я не понимаю… – Скорик плюхнулся на кровать и растерянно смотрел на нависающего над ним Войта.
– Эта зараза была изготовлена в вашей лаборатории!
– Это не я! Я ничего такого не делал! Честно!
– А Виолетта?! Говори! – рявкнул Войт.
– Я не знаю, – у парня задрожал подбородок. – Я… Я… Иногда разрешал ей одной ходить в… Но… Это невозможно… Это просто невозможно… – повторял он дрожащим голосом. – Вы не можете утверждать! Это недоказуемо! – пискляво выкрикнул он, вскакивая с кровати и брызгая слюной.
– Успокойся, – грубо бросил Марк Николаевич, толкнув тощее тело Скорика снова на кровать. – Недоказуемо, а как же совесть? – он смотрел на парня и с разочарованием понимал, что перед ним – очередное пустое звено на пути к разгадке. "Если не он, тогда кто общался с Потоцкой? Кто забирал фото?"
– Ещё раз вам повторяю, я ничего такого не изготовлял!
– А Виолетта?
– Я не знаю!
– А могла?
Парень уставился немигающим взглядом в пол:
– Может быть… Но я не видел.
– То есть её навыков хватило бы на изготовление этой пакости?
– Да. Это несложно… А кто умер? Вы сказали, что погиб человек. Её отец? – вдруг осторожно поинтересовался Скорый.
– Что?
– Неужели наказала?
– Кого наказала?
– Своего папашку.
– Что ты несёшь? Её отец утонул.
– Да? – тонкие брови Скорика забрались на лоб. – Давно?
– Лет десять назад. – Войту стало казаться, что у парня белая горячка.
– Странно… О ком же она тогда говорила? – Скорый вопросительно посмотрел на Войта.
– Что говорила?
– Я когда-то у неё спросил, есть ли у неё мечта. А она мне так спокойно: "Хочу наказать папика". Я ещё подумал, что она так прикольно шутит, говоря на полном серьёзе. Но она сказала, что "такими вещами не шутят, с ними рождаются".
– Что это за бред? За что наказать? С чем рождаются?
– История умалчивает. А насчёт бреда я вам так скажу: в этом и есть вся Виолетта. Знаете, что она попросила подарить ей на день рождения? Викодер! Прибор, изменяющий голос.
– Зачем он ей?
– Говорила, мол, в хозяйстве пригодится.
– И ты подарил?
– Да, а что? Выписал по интернету. Вернее, она всё сама нашла, а я только оплатил. Я же говорю, странная она. Непонятная, потому притягательная.
– Да уж… Сплошной ребус.
Войт на всех парах мчался в Мерло. Где-то далеко в подсознании уже жила одна сумасшедшая мысль, которой он не позволял пробиться. То ли из-за её уродливой тайны, то ли из-за моральных барьеров вследствие собственного пуританского воспитания, но он всеми силами удерживал её на расстоянии и искал другие возможные версии. Дорога показалась вечностью. Эти бесконечные посадки, выжженные поля и столбы, столбы, столбы… Баба Вера его встретила как самого дорого гостя. Она "колдовала" в летней кухне над компотом и одновременно вязала в небольшие пучки сухие травы.
– Щось ти погано виглядаєш, синку. Давай я тобі травички заварю.
– Нет, не нужно. Вы в прошлый раз говорили, что родного отца Виолетта не знает, – он сразу приступил к делу.
– Так, казала, – согласилась бабуся и все-таки поставила на плитку воду под трявяной чай.
– А мать её никогда ничего о нём не говорила? Кто он? Откуда? Где познакомились?
– Якийсь міський. Він в Пісарiвку приїздив з друзями. Чи то гуляти, чи то у справах. Не знаю. А Лільцi тоді років сімнадцять було. Тільки школу закінчила. Ось вона і не встояла. Він їй наобіцяв, що повернеться і одружиться.
– И не вернулся, – задумчиво выдохнул Марк Николаевич.
– Нi. Де там!
– А как его звали?
– Та хiба я знаю? – засмеялась баба Вера. – Ця тема завжди була закритою. Батьки в неї були дуже суворі. Лупили її, як сидорову козу. А тут таке!
– А где они сейчас?
– Так померли вже давно! Царство їм Небесне.
– Плохо.
– На все воля Божа, – тихо произнесла женщина и перекрестилась.
– Получается, мать Виолетты так никогда больше его и не видела?
– Нi, – коротко бросила хозяйка и всыпала в кипящую воду пучок травы вперемешку с головками голубых цветов. По кухне разошёлся пряный запах, а она довольно улыбнулась, – Варись, трава, щоб давати добра.
– И не пыталась найти? – не отставал Войт.
– Як? Смішний ти. Може, спочатку і хотіла знайти, але потім – ні. Спилася, закинула і себе, і дитину, і життя своє. Її під кінець вже галюцінації відвідували.
– Галлюцинации?
– Нап'ється і кричить, що повинна була бути мільйонеркою. І її б теж в телевізорі показували б, якщо б не цей виродок! Це вона так про Віолетту. Боже-Боже, бідна дівчинка, чого вона тільки не наслухалася. Що з тобою? На тобі лиця немає.
Войта словно пригвоздило к табурету. В голове гудело, сжимая виски и рискуя вот-вот взорваться. Уродливая мысль наконец вырвалась наружу и куражилась над всеми остальными, такими недальновидными и скучными. Она тут же разбудила память, выдернув из её недр странный случай с подростком-девицей, которая представилась дочкой Потоцкого. Девочка была безвкусно одета, неумело накрашена, с чёрными волосами, свисающими на бледное лицо, и от неё разило спиртным. Она подскочила к Владлену Эдуардовичу, когда они поднимались по ступеням к офису. Войт вспоминал подробности этого инцидента – и его сердце участило свой ритм. "Вот откуда чувство, что я её уже видел, – еле слышно произнесли белые губы мужчины, – виньетка, чёрные волосы…"
– Що ти кажеш, синку?
Марк Николаевич грустно посмотрел на бабу Веру и устало произнёс:
– Если даже твоё лицо облили грязью, это не повод терять его.
Женщина непонимающе уставилась не него и сдвинула плечами:
– Скільки всього в твоїй голові! Навіщо тобі все це? На ось тобі на доріжку, нервову систему заспокоює, – она положила перед гостем небольшой бумажный пакетик с самодельными сосательными конфетами. Марк Николаевич вынул одну и поднёс к лицу, рассматривая, как на свету переливается карамельный "камешек":
– Барбарис…