И чудо здесь ни при чём…
После того, как низкий мужской голос устало выдал в трубку, что, мол, нет никаких сомнений, Марк Николаевич Войт на всех парах помчал на Фрузенскую, где находился филиал бюро судебно-медицинской экспертизы. Из аборигенов об этом мало кто знал, считая, что это обычный морг. Но им была занята лишь часть здания, хотя и большая. Постройка давно требовала ремонта, роняя на углах кирпичи, протекая крышей и благородно ржавея перекладинами. Благо дело, располагалась она, как и большинство больниц, в раскидистом парке, прячась за низкорослыми дикими яблонями и абрикосами. Марк Николаевич вскочил на разбитое временем крыльцо и потянул деревянную коричневую дверь. Она поприветствовала его скрипучей песней и открыла обонянию весь букет больничных запахов, перемешанных с едким запахом хлорки. Семён Ильич Берест шёл навстречу, стягивая резиновую перчатку, на которой Марк успел заметить светло-розовые разводы, поблёскивающие в тусклом свете коридорных ламп. Войт внутренне поморщился, а доктор будто прочёл его мысли и кисло улыбнулся:
– Прошу прощения, молодой человек, за врачебное неглиже. Не до манер и сантиментов. У меня ещё три трупа непристроенных.
Гость извинения принял, но от них стало ещё горше. Они прошли в тесный кабинет, из которого выходила ещё одна небольшая комната с малюсеньким окошком. Это была "исследовательская конторка", где творили неугомонные руки доктора со стажем, иной раз разбивая в пух и прах заключения "современных биохимических лабораторий". Семён Ильич отыскал среди разных колбочек нужную, охваченную резинкой, с помощью которой к ней крепилась бумага с результатом, и протянул посетителю.
– Возвращаю, это твоё. Вернее, судебной токсикологии. Там ей самое место.
– Ильич, ты уверен? – Марк крутил в руках стеклянный предмет, пытаясь собраться с мыслями.
– Дорогой мой, ты что, меня первый день знаешь? – мужчина добродушно похлопал его по плечу. – Если бы я не был уверен, не стал бы говорить тебе. Пойдём на улицу, там всё же свежее.
Солнце брызнуло в глаза золотом, как по команде, заставив мужчин зажмуриться. Доктор Берест вынул из кармана брюк пачку сигарет и с удовольствием закурил.
– Хорошо-то как, а, Семён Ильич? Добрую услугу тебе оказываю – хоть солнце увидишь!
– Дааа… – согласился с ним доктор.
– Сложная у вас работа.
– Как посмотреть, – улыбнулся Берест. – Патологоанатом и гинеколог после работы выходят на улицу. Патологоанатом: "Живые люди, живые люди!" Гинеколог: "Лица! лица! лица!"
– Да уж, – засмеялся Войт, – согласен, всё познаётся в сравнении! Специфический у вас юморок.
– Кстати, о специфике, – подхватил врач, и улыбка тут же улетучилась с его морщинистого лица. – В твоём образце я обнаружил, правда, не без труда, – со вздохом добавил он, – рицин. Это токсин растительного происхождения, вызывающий деструктивные и некротические изменения органов, – он говорил медленно, с расстановкой, как профессор на лекциях. – Его получают из семян клещевины, принадлежащей семейству бобовых. Так что заполучить сырье для его производства нетрудно. Такое по силам даже студенту-химику, не говоря уже о специалисте.
– Даже так! – почти воскликнул Марк.
– Да, – спокойно кивнул доктор, выпуская очередную порцию дыма. – В 2003 году в Америке произошёл вопиющий инцидент с двумя письмами, содержащими в себе этот яд. Одно письмо было отправлено по почте в Белый дом (и его перехватили на объекте обработки), а второе было обнаружено в Южной Каролине. Письма были отправлены личностью, которая подписывалась "Падший ангел".
– Подожди, это не та отрава, с которой в 1940-х экспериментировали американцы?
– Совершенно верно. Но их надежды не оправдались. Связанная с этим отравлением болезнь не может передаваться от человека человеку, поэтому массового уничтожения за собой не влечёт. Зато в единичных террористических акциях очень даже хорошо работает! Например, Георги Марков, болгарский писатель и журналист, который проживал в Лондоне, умер после того, как подвергся нападению человека с зонтиком. Зонтик был устроен так, чтобы ввести шарик этого яда под кожу Маркова.
– Ну, это всё понятно, Ильич, но где Америка и спецслужбы, а где мы?! – возмутился Марк и засмеялся. – Нет, этого просто не может быть!
Доктор затушил о железную урну бычок и кивнул головой, чтобы Войт следовал за ним. Обойдя здание морга, они прошли по узкой тропинке парка и оказались у старой сломанной лавочки.
– Вот, разреши представить: собственной персоной клещевина обыкновенная семейства молочайных. Или, по-простому, на латыни рисинус комунис. Была известна в глубокой древности: ее семена найдены в гробницах египетских фараонов! – Семён Ильич указывал на куст с коричневатыми уплотнёнными широкими листьями, росший прямо возле лавочки.
– Я не понимаю, – опешил Марк Николаевич.
– Чего ты не понимаешь? – доктор надвинул очки ближе на глаза и в упор посмотрел на гостя. – Вот тебе рицин, и он отлично себя чувствует в нашем регионе. И вообще ты можешь эту культуру найти по всей планете. Именно из его семян делают касторовое масло и мазь Вишневского. Полезнейшая вещь, скажу я тебе!
– Но…
– Но, – понимая, о чём хочет сказать Войт, поспешил перебить его Семён Ильич, – позволю себе повториться, что, кроме полезных веществ, в семенах клещевины содержится ядовитое вещество рицин, которое при промышленном производстве не переходит в масло. Поэтому употребление в пищу семян опасно, может вызвать очень тяжелое отравление. Рицин – исключительно сильный яд, в тысячу раз более токсичный, чем цианистый калий. Даже чрезвычайно малая доза – одна десятая грамма – смертельна для человека, особенно при введении в организм путем инъекции.
– Хорошо, пусть так, – Марк Николаевич нервно покачивался на крепких ногах, – но в больнице, когда врачи вели осмотр пациентки, они должны были его выявить?!
Семён Ильич, поджав губы, глубоко вдохнул:
– Не знаю. Я пострадавшую не видел и не исследовал. Но в защиту коллег могу со всей серьёзностью заявить – симптомы развиваются не сразу и часто напоминают признаки других заболеваний, что делает бесполезными любые попытки лечения. Больше всего от него страдают почки.
– Правильно, почки. Они так и написали.
– Вот видишь… И потом, – доктор закурил ещё одну сигарету и присел на поломанную лавочку. – Я ведь сразу тоже не понял. Если бы не мои уловки, – Ильич самодовольно покачал головой… – Ну, да ладно. Кто-то очень хорошо замаскировал отраву.
– В смысле?
– Рицин не в чистом виде, а какой-то видоизменённый, поэтому практически невозможно его выявить. И мы не знаем, может быть, имело место спонтанное наслаивание друг на друга действующих химических соединений, – Берест говорил тихо и задумчиво, глядя куда-то вдаль, будто беседовал сам с собой.
– А можно перевести это на нормальный язык? – осторожно попросил Марк, стараясь не спугнуть мысли доктора.
– Можно, конечно, – Семён Ильич перевёл взгляд на собеседника. – Известен пример с отравлением Распутина, когда в крем пирожного добавили цианистый калий. Несмотря на смертельную дозу, он не привел к смертельному исходу, так как антагонистическое влияние на него оказала глюкоза, содержащаяся в сахаре и виноградном вине. Большое содержание глюкозы нейтрализовало яд. И чудо здесь ни при чём.
– Ты хочешь сказать, что кто-то сотворил яд на основе рицина так, чтобы это выглядело, как болезнь?
– Именно. Намешали полезного и смертельного, но очень умело. Умельцы! – восхитился доктор и растоптал окурок в пыли.
– Ладно, на этой позитивной ноте и распрощаемся, – съязвил Марк Николаевич. – Благодарю за помощь, – он сунул в широкий карман Береста конверт, – до встречи.
– Надеюсь, не до скорой, – хихикнул Семён Ильич.
Войт пожал ему руку:
– Анекдот на дорожку хочешь?
– Так сказать – алаверды?
– Типа того.
– Валяй!
– Хирург подкалывает патологоанатома: "Вы единственный врач, который ни разу не сделал своим пациентам лучше". Патологоанатом парирует: "Я единственный врач, который ни разу не сделал своим пациентам хуже".
– Это да! – засмеялся Берест. – Этим и горжусь!
Марку Николаевичу гордиться пока было нечем. Теперь он был уверен, что смерть Ларисы Владимировны не случайна. Что это ему давало? Ровным счётом ничего. Он усвоил давно: пока нет мотива – нет и преступления, даже если вокруг куча улик и доказательств. Размышляя под монотонный гул мотора, Войт пришёл к выводу, что у этого преступления может быть две версии. Первая – Потоцкую устранили из-за зависти, и в этом случае мотив мог быть у её самой близкой подруги Виктории и у Ирины Витальевны Осиной, которая не скрывает своего "тёплого" отношения к шефу. Виолетта появилась после смерти Ларисы, поэтому тут говорить о ревности неуместно. Вторая версия Марка Николаевича сводилась к бизнесу – кто-то пытается мстить Потоцкому, через семью постепенно подбираясь к нему. Второе предположение не тянуло на полноценную версию, так как за четыре месяца ситуация не имела продолжения в виде выдвинутых злоумышленником условий. Всех деловых партнёров, инвесторов, сослуживцев и коллег Войт уже давно проверил. Зацепиться было не за кого и не за что. Оставалась первая версия – "женская". В голове Марка Николаевича всплыла утренняя фраза, брошенная соблазнительной Осиной: "Фотография фиксирует вечность, на деле являясь доказательством того, что всё есть лишь краткий миг в глазах вечности". Он озадаченно приподнял густые брови и покачал головой:
"Почему она заговорила о фотографиях? Что это за краткий миг? Зачем подслушивала под дверью? Если предположить, что это она устранила хозяйку, то вполне логично думать, что теперь она захочет избавиться от Виолетты, так некстати появившейся на горизонте её счастливой жизни. Она ведь сама как-то говорила, что отучилась два года в национальной фармацевтической академии, а потом перевелась в политех. Значит, априори может быть знакома с разными лекарственными формулами или людьми, которые имеют дело с ядами. Совпадение? Не она ли сообщила Славику о домашних переменах и о папином новом увлечении? Иначе почему парень так скоро вернулся? Более того, сам изъявил желание. Хочет стравить отца и сына? Или перекинуть недалёкую Виолетту на сынка, чтобы таким – якобы невинным – способом расчистить себе место? Это было бы умно и в её стиле. Единственное "но" – почему она решила действовать только сейчас, после десятилетней службы? Нужно над этим подумать… А как у нас дело обстоит с Викторией, Викулей, строптивой, высокомерной и злой на язык бабой? Могла? Могла. Ещё как могла! И с фото могла всё устроить, тем более что проводила с Ларисой время и знала, когда та бывает в центре. Только зачем ей это фото? Да и мотив слабоват. Зависть без цели – пустая затея. Викуля хоть и побывала пару раз в постели у шефа, но на место Потоцкой вряд ли стремилась. Так, из прихоти… Или всё-таки патологической зависти к хорошему и чистому? И снова нужно подумать…
Нет ничего хуже, чем яркое изображение нечёткой концепции
Воскресный день превзошёл все ожидания. Солнце с восьми утра уже настойчиво билось об идеально вымытые стёкла особняка, ныряло в плоскую гладь искусственного озера, скользило по гладким железным поручням крыльца, расплёскивая на мрамор прыгающие солнечные зайчики. Один из таких "прыгунов" нагло залетел в спальню и умостился на лице мужчины. От его прикосновения стало тепло. Владлен Эдуардович приоткрыл глаза. Между шторами был почти невидимый проём, куда и просочился свет, обнажая в полумраке сверкающую дорожку из невесомой серебристой пыли. Хозяин сладко потянулся и с внутренним трепетом посмотрел на примятую вторую подушку. Он уткнулся в неё лицом и, прикрыв глаза, вдохнул еле уловимый запах её волос.
Виолетта каждое воскресенье ездила на рынок за свежими овощами и фруктами. Сначала Потоцкий её сопровождал, без особого интереса шатаясь по говорливым базарным рядам, но потом она его убедила, что это вовсе не обязательно и что она прекрасно справится сама. Наоборот, ему, человеку работающему, нужен отдых, он имеет полное право хорошенько выспаться хотя бы раз в неделю. Он восхищался её добротой и нежным вниманием. Сколько ему стоило труда уговорить Виолетту иметь личного водителя! Она рвалась ехать автобусом, попутками, велосипедом, но только не с "бедным человеком, который по её прихоти должен за ней мотаться". Потоцкий едва убедил её, что "прихоть" и страдания хорошо оплачиваются, а "бедный человек" очень доволен тем, что у него есть работа. При отборе шофёра девушка сама указала на пожилого полного Петровича, обосновав выбор наличием у него большой семьи. Владлен Эдуардович был тронут, даже растроган.
Накинув шёлковый халат, мужчина спустился в зал, где, к своему удивлению, обнаружил за чашкой кофе сына.
– Ты рано сегодня, – он подошёл к Вячеславу и положил руку ему на плечо. Но парень резким движением сбросил её, встал и отошёл к окну. – Что-то не так? – растерялся от неожиданности Потоцкий.
– Всё не так, – не оборачиваясь, бросил сын.
– Поясни, – выдохнул мужчина и присел на стул. Утренняя эйфория постепенно улетучивалась.
– Неужели нужно пояснять такие простые вещи? – Слава, облокотившись на подоконник и скрестив руки на груди, пристально смотрел на отца. – Ещё и полгода не прошло после смерти мамы, а ты приволок в дом непонятно кого!
Владлен Эдуардович побледнел. Он не ожидал от сына ни столь категоричного вердикта, ни такого резкого тона. Прошло несколько дней, как Вячеслав приехал, и пока ни словом, ни делом не выказал своего отношению к выбору отца. И вот теперь такое заявление! Мужчина озадаченно поджал губы и утвердительно кивнул:
– Ты прав. Времени действительно прошло очень мало. Но бывают такие обстоятельства, которые не поддаются логическому объяснению. Они от нас не зависят.
– Ого! – засмеялся Слава и похлопал в ладоши. – И это я слышу от тебя! От человека, которого всегда интересовали цифры, результаты, конкретные предложения и выгода. Папа, ты часом не заболел?
– Наоборот, – спокойно парировал Потоцкий, – я выздоравливаю.
– Отлично. И спасибо, как я понимаю, нужно сказать этой малолетней дуре!
– Она совершеннолетняя, ей двадцать два.
– А, ну это многое меняет! Она на год старше меня, поэтому я совершенно спокойно смогу назвать её мамочкой.
– Слава, ну зачем ты так? Тебе не идёт роль сварливой бабы. Не понимаю, что на тебя нашло? Ведь все эти дни было всё нормально и…
– Разумеется, – раздражённо перебил его Вячеслав. – Мне же нужно было присмотреться и понять, кого ты выбрал на роль мачехи. Недалёкое существо с симпатичной мордашкой. Папа, о чём ты с ней разговариваешь? А, ну да! Прости, я как-то не подумал. Вы не разговариваете, у вас другие приоритеты…
– Успокойся! – Потоцкий ударил ладонью по столу и встал. – Я услышал твоё мнение. Теперь послушай меня. Это мой дом, и сюда я привожу того, кого считаю нужным. Если тебя что-то не устраивает, двери перед тобой открыты, – мужчина указал на выход. – Я же буду поступать так, как считаю нужным.
– Кто бы сомневался! Ты никогда не считался с другими. Со мной, с мамой. С чего бы тебе начать это делать сейчас?!
– Ты живёшь на всём готовом, пользуешься моими деньгами – и меня же упрекаешь в эгоизме?!
– За университет спасибо! Но я уже три года работаю в Англии и сам зарабатываю себе на жизнь. Просто, когда будет время, загляни в свои перечисления на моё имя.
– Разносчик пиццы, официант в грязном пабе – это для тебя работа?
– Мне хватает на жизнь. И чтобы доучиться. У тебя устаревшие сведения.
– А, ты о своей должности помощника адвоката какого-то задрипанного бюро?
– Именно о ней. Но это не меняет результата. Мне не нужны твои деньги. Можешь их потратить на Виолетту, скоро она раздуплится, куда попала, и начнёт тебя доить. А ты расчувствуешься и перепишешь на неё всё своё имущество. В общем, всё по законам классического детектива.
– Значит, я прав, всё-таки деньги тебя тревожат. Деньги и завещание. Только об этом ты со мной говоришь, а не она. Она от меня подарков не хочет брать, каждый раз вздрагивает от суммы на ценниках и выбирает что подешевле, а ты о моём имуществе печёшься! Мне, наверное, стоит оценить такую заботу! Так вот, – он серьёзно посмотрел на сына, – я тебе заявляю, что, как и хотела мать, я на тебя переписываю наш дом в Чехии, а об остальном капитале можешь забыть – я им распоряжусь так, как посчитаю нужным! Завтра же составлю новое завещание.
– Да пожалуйста! Только мой тебе совет, не говори об этом своей крале.
– Мне не нужны твои советы, тем более глупые намёки.
– Я не намекаю, а говорю прямо. Она тебя уже приручила, осталось только на цепь посадить. А потом, как в старой доброй сказке: "У попа была собака, он её любил…"
– Пошло, сынок, очень пошло. Особенно потому, что ты судишь о человеке, абсолютно не зная его. Что ты знаешь о жизни этой девочки?
– Вот именно, папа, девочки! Что может нравиться девочке в дедушке? И потом, я и не хочу ничего знать. Мне хватает того, что я вижу. Какое мне дело до того, какие причины или проблемы сделали её такой, какая она есть сейчас? Но то, что я вижу, мне не нравится. Что ты в этом находишь, я не понимаю!
– В ней есть очень ценное качество. Она искренна. Она настоящая. Я давно не встречал людей, настолько далёких от тщеславия.
– Ты её идеализируешь. Ей и слова такие неизвестны… – засмеялся Вячеслав. – Нет ничего хуже, чем яркое изображение нечёткой концепции. Надо же так возвысить серость! Смотри, уже и фиолетовый вырисовывается.
– Слушай, а может, она тебе просто нравится? – вдруг спросил Потоцкий и внимательно посмотрел на сына. – Тогда это многое объяснило бы, даже простило.
– Я люблю умных женщин, потому что не боюсь их. Я бы ещё понял, если бы ты перекинулся на Ирочку Витальевну. Но нет. Теперь понимаю: она же умная принципиальная женщина, а ты их боишься. Мама была удачным исключением, так как в молодости ты ещё не знал о своей патологии. Именно поэтому она была с тобой одинока.
– Что ты несёшь?! Остановись! Не говори того, чего ты не знаешь! – Потоцкий почти кричал. Его лицо покраснело, а на лбу выступили капли пота.
– Папа, не нервничай, а то давление подскочит, да и Виолетта скоро вернётся. Не хотелось бы, чтобы она застала тебя в таком неприглядном виде.
– Пошёл вон! – заорал мужчина. – С глаз моих! Вон, я сказал!
Парень молча оттолкнулся от подоконника и последовал к выходу. Через несколько секунд дверь яростно хлопнула, разбудив рассерженное эхо. Почти сразу же раздался обеспокоенный женский голос:
– Влад, что случилось? – Виолетта бросила сумку и пакет возле двери и подбежала к мужчине. – Слава вылетел, как ошпаренный, и не поздоровался. Вы поругались?
– Всё хорошо, дорогая, всё будет хорошо, – Владлен Эдуардович прижал её голову к своей груди и поцеловал в рыжие волосы.
– Я знаю. Это из-за меня, – прошептала девушка. – Мне очень жаль, Влад. Я не хочу, чтобы из-за меня у вас сыном были плохие отношения.
– Ну, что ты, девочка моя, – успокаивал её мужчина, ласково гладя волнистые локоны, – ты здесь ни при чём, это хроническое.