- Понимаете, она пришла к нам в редакцию пару месяцев назад. Шура пришла именно ко мне. Не знаю, почему она меня выбрала - моя колонка советов не бог весть что. Может, я ей внешне понравилась, не знаю. В общем, она заказала мне книгу о себе. Как будто бы от ее лица - ее подробную художественную автобиографию. Сказала, что ей посоветовали выпустить такую книгу теперь, когда рейтинг передачи упал, чтобы он снова поднялся. Рассказала мне кое-что о себе, дала даже фотографии, чтобы я выбрала несколько для книги. Я такой работой никогда не занималась, я так ей и сказала. Но она хотела, чтобы это сделала именно я. Ну и для меня это, конечно, шанс, деньги приличные. "Понимаете, - сказала я, - чтобы правдиво от вашего лица написать, надо хорошо вас знать". У нее не много времени на разговоры было - мы только два раза и встретились. Она еще мне обещала пару встреч, но не больше. "Вы же видели мои передачи и знаете, чего ждут от меня читатели, - сказала, - пишите то, что они хотят прочесть, а правду выкиньте на помойку". Мне черновой вариант книги надо ей показать через три месяца. Время еще есть, и я поехала отдохнуть. Но я хоть и отдыхаю, все равно об этой книге думаю, еще ведь ничего не написано. Мне все-таки хотелось бы, чтобы книга получилась хоть чуть-чуть правдивой. У меня вначале будет такая вводная глава, там всякие люди, к шоу-бизнесу никакого отношения не имеющие, высказывают о ней свое мнение; пенсионер, студент, домохозяйка - у всех свой взгляд. Я для этой главы опрашиваю любого интересного человека, который мне встретится, все они что-нибудь любопытное да скажут. И вот сегодня захотела у вас спросить, если вы не возражаете.
- Садись, - отозвалась женщина. Ей принесли омлет, и она принялась за еду.
- Ужасная гадость этот омлет, - сказала Овчарка, - я хотела вас предупредить, чтобы вы его не заказывали, но как-то неудобно было, вы ведь меня не знаете.
- Омлет отвратный, - согласилась женщина. - Я вижу, ты добросовестная и не нахалка. Знавала я одну журналистку, хамка каких мало. Спрашивай, только, конечно, моей фамилии не пиши.
- Да я ее и не знаю. А по имени можно?
- Можно. Меня Евгенией зовут.
Овчарка решила блокнот не открывать и ручку не доставать - при виде их люди обычно сковываются и ничего из них не вытянешь. Евгения называла ее на "ты", но Овчарка говорила ей "вы", потому что Евгения была ее на добрых двадцать лет старше.
- Признаться, однажды мне Шура очень помогла. - Евгения отодвинула тарелку, придвинула кофе и закурила "Вог".
- Чем?
- Она дала мне денег.
Овчарка насторожилась.
- Для чего?
- Так сразу не расскажешь. Я долго была замужем, сидела дома. Может, ты со мной и не согласишься, но я думаю так - настоящие мужчины перевелись. Их, как ландыши, в Красную книгу заносить надо. Жила как с завязанными глазами. Потом добрые люди из хорошего отношения просветили. Я стала выступать, он собрал вещи и ушел. Не знал, что я тогда уже лет пять с женщиной встречалась, она тоже замужем была. Так что я не слишком-то и переживала.
Евгения выпустила дым.
- Полжизни вроде с человеком живешь, и получается, что он тебе чужой и ты ему чужая. Мой сын уже взрослый. У меня иногда то одна девушка живет, то другая. Он, конечно, думал, что они мне просто подруги. Ну вот, о Шуре. Я как-то впервые в клуб пошла. В "такой" клуб. Не понравилось мне там - одни проститутки, которые из себя лесбиянок изображают, не будучи ими. Видела какую - то девицу, про которую говорили, что ее содержит любовник, но хорошо ей только с женщинами. Я тогда со своей первой подругой замужней уже не встречалась. У меня идеал такой засел в голове - хотелось встретить неиспорченную домашнюю девушку, немного женственную, немного ребячливую. Сразу поняла, что по клубам искать такую нечего. Противно мне стало, вокруг девки вешаются на женщин, которые одеты подороже. Стала я собираться. Тут-то я с Шурой и познакомилась. Она так из всех выделялась - было у нее чувство собственного достоинства. Она на это все как на зоопарк смотрела. Наши столики рядом были, и она мне сказала:
- Ну и жуть, правда?
Я сказала, что да. Она спросила:
- Вы тут в первый раз, да?
Я кивнула. Тогда она предложила уйти отсюда куда-нибудь. Мы поднялись из подвала, где был клуб, на улицу и пошли в тихое кафе.
- В такие моменты жалеешь, что родилась лесбиянкой, - сказала я.
Она рассмеялась:
- Не стоит обращать внимание на эту кучу оторв. Это самый гнилой клуб на свете.
Мы разговорились, я ей почти всю свою жизнь рассказала. Между прочим я пожаловалась, что после развода теперь надо где-то деньги искать, чтобы жить. Это за границей только, где все как люди живут, муж бывшей жене за моральный ущерб платит до конца ее жизни. Я сказала ей, мне советовали купить контейнер на продовольственном рынке. Я уже у всех, у кого можно, одолжила денег, но все равно больше половины суммы не хватало. Шура выслушала меня. Потом говорит:
- Я тебе сейчас денег дам. Отдашь, когда сможешь.
Открывает дорогую кожаную сумку и дает мне пачку зеленых. Ровно десять тысяч. Я глаза вытаращила, а она смеется.
- Бери, бери, - говорит, - мне они легко достались. Легко достались, значит, надо потратить на хорошее дело.
- Не могу я так, - говорю, - когда же мне их вернуть тебе?
- Ну, когда сможешь, я же сказала.
- Нет, так не годится.
- Ларек твой - нелегкий хлеб. Продавцы воруют, черным отстегивать. Не скоро у тебя свободные наличные появятся.
- Ну, давай я тебе хоть расписку напишу.
- Пиши, если хочешь.
И я написала, что я, такая-то, взяла у нее тогда-то десять тысяч долларов и обязуюсь их выплатить в течение пяти лет, подпись поставила и ей отдала. Она бумажку так небрежно в сумку сунула. И я через неделю купила палатку. И хотя она права была, нелегкий это хлеб, но дела пошли хорошо, прибыль была. Я через три года как-то снова ее встретила, случайно. Я ей сказала, что о своем долге помню и верну ей деньги обязательно и в срок.
- А она что, не требовала их вернуть?
- Ни разу. Для нее деньги - все равно как не самое важное, даже странно. Теперь такие времена - за рубль к ангелочкам отправят, так друг у друга их рвут, что кровь из зубов, а она… Нет теперь таких людей. Настоящий она человек. Только плечами пожала: "Ну, вернешь, когда сможешь" - мне даже показалось, что она и забыла об этих деньгах. И недавно вдруг мы на этом катере вместе оказались, представляешь? Ты ее видела?
- Конечно, - отозвалась Овчарка и соврала: - Она мне еще так вроде как в шутку пальцем погрозила и сказала: "Отдыхай, отдыхай, но книжку про меня знай пиши".
- Я с ней тоже говорила. Мы в одной машине к причалу ехали. Тут я опять ей говорю - лет уже восемь прошло, с тех пор как она мне одолжила, - что, мол, помню о долге.
- А она что? Вернуть не потребовала?
- Нет, только вроде даже раздражалась: пристает, мол, тут все время с мелочами. А потом я пошла в кафе греться, а она на причале сидела, до того времени, как катер подошел. Мы с ней и не говорили больше. Я вот все думала, может, где ее на острове увижу, но ни разу ее тут не встретила. Наверное, уже уехала.
- А вы в машине о чем с ней говорили?
- Так, коротко.
Евгения затушила тонкую сигарету о край тарелки - пепельницы ни на этом столике, ни на других не было.
- Она была какая-то подавленная. Я еще спросила ее, помнит ли она клуб, где мы познакомились. Она ответила, что помнит, а потом добавила: "Какая я тогда была счастливая! Теперь только это понимаю". Кстати, сразу сказать хочу, у меня с Шурой никогда ничего не было. А то считают, что если лесбиянка, то готова с каждой женщиной.
- Я не считаю, - сказала Овчарка.
- Ты хорошая девушка, сразу видно. Порядочная. Ну вот, - продолжила Евгения. - Когда мы познакомились, в клубе с ней еще была девушка. Черненькая такая, с короткой стрижкой. Шура тогда и вправду очень счастливая была. Может, она мне и денег дала поэтому, не знаю. Хотела, чтобы и я счастливой была. Тогда она мне рассказала - раньше она была замужем, правда недолго, ушла к какой-то женщине. С ней прожила чуть не девять лет, а потом эта женщина умерла от рака. Шура тогда уже была очень известная. Очень она тяжело это перенесла. Рассказала мне, как она прямо на глазах у нее угасала, как она, Шура, сама ей колола наркотики в самом конце и прятала ампулы, потому что подруга думала, что ей колют лекарства. А на похороны приехала мать этой подруги, которая ее при жизни видеть не желала и из дома прогнала, когда узнала, что она любит женщин. Шура не хотела, чтобы эта ее мать приезжала, а когда та явилась, все-таки устроила жуткий скандал, чуть не избила ее, кричала, что она лицемерка, к живой носа не казала, а сейчас приперлась. Даже в газеты это попало. Потом она в депрессняк такой впала, из дома выходила только на съемки очередной передачи, да и там все так ее раздражало, что стала как долбаная звезда себя вести, капризничала, в ассистенток чашками швырялась. Это она так мне сказала: "как долбаная звезда". Шура-то, она вот ни на столечко не выпендривалась.
И вот после этого всего встретила эту девушку черненькую, она была моложе Шуры, но похоже, что ее любила. А Шура уж ее любила точно, говорила, что она просто жизнь ей спасла. У этой черненькой, у нее еще такое чудное имя было… - Евгения потерла переносицу, - нет, сейчас уже не вспомню… красивое имя, древнее такое… Ну, в общем с ней тогда в клубе Шура и сидела. Видно было, что они не просто так вместе и что это у них надолго. Шура, конечно, на людях это никак не показывала. Она всегда раздражалась, когда две девушки на людях целовались или обнимались, явно чтоб позлить пенсионеров в метро, а прочих вокруг просто шокировать. Но видно было, что у них всерьез все. Я ей даже позавидовала. По-доброму, конечно. Мы когда в машине ехали, с вокзала в Кеми, я спросила, по-прежнему ли она с этой девушкой. Она сказала: "Сама не знаю", так что, видимо, какие-то у нее с ней были проблемы. Потом так говорит, вроде как шутит, но печально: "Знаешь, как в песне: "Когда любовь прогорит, останется лишь пепел. Кто знает, почему любовь проходит". Хорошая песня, в этом сезоне везде ее крутят". И затем спросила вдруг: "Знаешь, кто такая была Кассандра?" Я сказала, что не помню, кажется, какая-то дама из древней истории. "Она была пророчица. Все о себе знала - и когда умрет тоже. А что сделаешь, если так судьба указывает? И очень она мучилась, ее в плен взяли и повезли из дома. Она знала, что ее там убьет ревнивая жена того, кто ее в плен взял. И хотя знала уже, как именно умрет и когда, все равно очень ей было страшно. Вот и я вроде нее". И больше Шура ничего не сказала. Молча у причала расплатилась и вылезла из машины. Я еще долго под впечатлением была - так она грустно говорила. Ничего, если они расстаются, этим переболеть надо, как гриппом. Вот, думаю, она и болеет.
Евгения замолчала. Овчарка спросила:
- А вам не показалось, что она кого-то боялась? Кого-то, кто на катере был?
- Нет. Да она больше грустила, чем боялась. Хотя немного вроде и боялась тоже.
- А на катере больше вы не разговаривали?
- Нет. Я вышла покурить, постояла у борта. Видела, как она на корме сидит в таком еще красном пледе в клетку. Задумчивая такая, я к ней даже и не подумала подойти. Когда так переживает человек, его всякие с бесполезными советами и жалостью только раздражают. "Им хорошо рассуждать - у них-то все нормально, их любят" - так обычно думаешь и только бесишься, когда с разговорами пристают.
Овчарка от такой истории загрустила. У нее даже голова стала болеть.
- Спасибо, - автоматически сказала она, - вы мне очень помогли.
- Хорошая ты девчонка, Овчарка, - сказала Евгения и попросила счет.
- А что, вы теперь не одна? - спросила Овчарка. - Нашли ту домашнюю девочку?
- Да, представь себе.
- А что же вы тут одна, без нее?
- Я так думаю, что надо иногда отдыхать друг от друга. А то получится, как вот у Шуры с той.
- А вы еще на острове долго будете?
- Неделю точно. Если какие-нибудь вопросы, ищи меня в Арт-ангаре. Я там каждый вечер бываю.
- Это что?
- Это ангар, под клуб переделанный, всякий тебе его укажет. Туда не только "розовые" ходят, там элита всякая творческая собирается из приезжих москвичей. На гитаре играют, болтают. Ты ездила уже на Маяковую гору?
- Ага. Стоящая экскурсия, - ответила Овчарка, - вот только не знаю, где бы еще побывать.
- На Успенский остров плавала?
- Нет, а где это?
- Его отсюда видно, если погода ясная. Небольшой островок. Я не была, но мне рассказывали о нем. Можно лодку нанять, а можно катер. Катер, конечно, дороже. К тому же, если плывешь на лодке, есть риск, что отнесет куда-нибудь в сторону. Там никто не живет, там хоронят людей. Весь остров - одно большое кладбище. Есть очень старые надгробия. Раньше одних монашек хоронили на нем, теперь всех, кто умирает на Бабьем. Туда лучше плыть с Тамариного причала. Все, собственно, за одним плывут - свое будущее узнать.
- Будущее? А как?
- Там есть над могилой какой-то женщины часовенка. Войти в нее нельзя - заперта. Говорят, что в ровно в полночь надо встать к ней спиной и слушать.
- Что слушать?
- Не знаю, чушь это все. Но кладбище очень живописное, в любом случае туда стоит сплавать. А часовню эту найти легко - она там одна такая. На ней еще все пишут свое самое заветное желание, она вся почти в надписях.
Евгения спрятала кошелек в сумку и поднялась.
- Обязательно приду как-нибудь поглядеть Арт-ангар, пока вы не уехали, - пообещала Овчарка и встала сама.
Евгения пожала ей крепко руку.
- Хорошая ты. Не зря тебя Шура выбрала. По первому разряду все напишешь, я уверена. Если больше не встретимся, всего тебе хорошего. Я б тебя погулять в нашей компании пригласила, но, видать, ты не из таких. Я бы, может, за тобой и приударила, но больно уж ты маленькая. Такая вот и будь. Смотри не испорться.
И Евгения ушла. Овчарка обиделась - вот, назвали маленькой. Вроде того, не возьмем тебя с собой, ты во взрослых разговорах ничего не поймешь. Овчарка вышла на крыльцо. Васса ждала ее не около столовой, а у магазина. Стоя спиной к площади, она разглядывала объявления на стенде. Коза радостно, как собачка, которая долго ждала хозяина, подбежала, ткнулась мордой в ладонь Овчарки и обнаружила там корку хлеба, которую Овчарка для нее прихватила.
Овчарка рассказала Вассе все, что слышала от Евгении, пока они шли вдоль бухты.
- Прямо не знаю, - сказала Овчарка, - только прицелюсь - и мимо. И Евгения эта не убивала ее. Она честная и вроде даже добрая, хоть строгой все время хочет казаться.
- Тебе их надо сильнее прижимать. Что же тебе, убийца в минуту признается? "Это все я, - закричит, - простите меня, люди добрые"? Расскажи еще раз, какие она тебе комплименты рассыпала, - съязвила Васса.
- Ничего она не рассыпала. Просто я ей понравилась как человек. Понимать надо. Знаешь что. Сегодня ведь вторник?
- Ну?
- Теперь часов одиннадцать. Сейчас принимают записочки для старца. Пойдем еще попытаем счастья. Может, встретим и этого отца Панкратия с его бабой. Что ж делать, они - единственные, кого я теперь могу подозревать… Слушай, давай козу как-нибудь назовем, а то что она ходит безымянной.
- Дереза, - предложила Васса.
- Ну что ж, пусть Дереза. - И они вошли в ворота монастыря.
И снова у высокого крыльца было полно людей. Овчарка написала на листке: "Это опять я, Овчарка. Спасибо вам большое за Большую губу. Но помогите мне, пожалуйста, еще". И снова Овчаркино имя выкрикнули последним. Она взлетела на крыльцо.
- Тебе велено сказать: "Федорку слушайся", - сказал ей худой голубоглазый монах, старцев келейник. Странное дело, он протянул Овчарке обратно ее деньги и сказал: - Тебе отдать велено.
Овчарка было рот открыла, чтобы спросить, кто такой Федорка, но монах уже ушел с крыльца. Овчарка спустилась с лестницы задумчивая и сразу потащила Вассу к стенду с картой острова. Они долго изучали названия речек, озер, рощиц, но никакого упоминания о Федорке там на сей раз не было.
- Этот старец - просто наказание какое-то, - разворчалась Овчарка, - нельзя, что ли, ясно и просто сказать.
- Он, может, хочет, чтобы ты мозгами поработала.
- Он хочет только надо мной поиздеваться. Слушай, он и денег у меня не взял. По-твоему, что это значит? Может, он от такой грешницы и денег брать не хочет, вроде как брезгует.
- Нет, не думаю. Этот старец - очень святой, мне говорили. Святые - не зазнайки.
- Пойдем на берег, прогуляемся, - предложила Овчарка.
И они пошли. Стали вдруг вспоминать, как маленькие ездили в пионерский лагерь. Овчарка спросила:
- Помнишь, как мы поссорились?
Васса сказала, что помнит.
Они поссорились один только раз в жизни. Девочки Овчарка и Васса пошли однажды загорать к бассейну. Васса взяла с собой книгу, а Овчарка ничего не взяла. Овчарка первой после купания прибежала к лежакам. Она взяла Вассину книжку и зачиталась. Пришла Васса и попросила свою книгу обратно. Но Овчарка не отдала ей книгу. Васса обиделась и ушла обратно в корпус. Овчарка продолжала валяться на лежаке. Теперь книга казалась ей скучной. "Пойду за Вассой, - думает, - нет, не пойду, пусть она первая придет и прощения просит". Наконец Овчарка черепашьими шагами поплелась за Вассой. И видит - Васса ей навстречу идет, тоже медленно-медленно.
- Ты куда? - спрашивает Овчарка.
- К тебе. А ты?
- И я к тебе. - Так и помирились.
Овчарка напомнила Вассе еще про один случай.
Мальчишки затащили Вассу к себе в палату, чтобы пастой вымазать да репейника в волосы насовать. У Вассы тогда были длинные волосы, красивые. Их, если репейник вытаскивать, не распутаешь уже, стричь придется. Васса как подумала об этом, так и реветь. Но Овчарка ее спасла, ворвалась в палату, размахивая настольной игрой, двоих по башке огрела и подругу оттуда вытащила. Эти две истории Васса и Овчарка любили вспоминать.
"Грустно, если некому совсем сказать: "Ты это помнишь?", "А то не забыла?" - думала Овчарка, пока они шли вдоль моря.
- Все у меня из головы не идет Шура, - сказала она Вассе, - я ведь сразу, как ее увидела, поняла, что совсем она не отдыхать едет. Она такой опустошенной выглядела. Она от чего-то или от кого-то очень уехать хотела, спастись, что ли. Понять бы, какая она, хотя бы. Папаша мой говорит, что она стерва. Но он убогий, ему ее не понять было. Каждая, кто его грязные носки стирать не хочет, для него стерва. Для этой, с лабрисом, она господь бог. Но эта - глупышка малолетняя. Для Евгении - что-то вроде Робин Гуда. Вот и кого тут слушать, по-твоему?
- Никого. В ней каждый что хотел, то и видел, по-моему.