- Так ты жива, Афонька! - обрадовалась молоденькая француженка.
- Как Ленин, - выползая из угла, процитировала я Сашку Бубнова, правда, с некоторой долей трагизма в голосе.
Худяков отпустил голову и недовольно произнес:
- А зачем твой Бубен нам голову морочит? "Афанасию заказали"! Спрошу-ка я его сегодня, наверняка ни фига не выучил!
Что ж, Сашке Бубнову не позавидуешь: если Серега спрашивает, то спрашивает все - от момента сотворения вселенной до факта построения светлого коммунистического будущего во всем мире, переходя уже к ненаучной фантастике.
- Девочки, скоро первый звонок, - строго сообщила Наталия Сергеевна, ветеран в сфере образования, наш завуч, по кличке Чекистка. Говорят, кликуха эта привязалась к ней чуть ли не во времена царя Гороха. Причиной тому послужила поразительная способность Сергевны знать все и про всех. Когда забеременела одна из наших учениц (такое иногда случается в школах), Наталия Сергеевна узнала об этом даже раньше, чем будущая мамаша. Помнится, я страшно оконфузилась, будучи молодым специалистом. Как всем известно, 19 декабря в нашей стране всенародно празднуется День чекиста. Желая сделать приятное ветеранше, я купила букет цветов, подписала открытку и принародно поздравила Наталию Сергеевну с профессиональным праздником... Смеялись все, кроме самой героини торжества - ее взгляд не обещал ничего хорошего. Штрафные санкции не замедлили сказаться: расписание мне составили крайне неудобное, к тому же нагрузили факультативами, как старый цыган свою кибитку ненужным барахлом. С тех пор взаимоотношения с завучем у меня как-то не заладились. Впрочем, завуча у нас побаивались все, включая и директрису Галину Петровну.
- Скоро первый звонок, - повторила Чекистка. - Убийство убийством, а забывать о профессиональном долге все же не следует. Тем более что полугодие заканчивается. Попрошу всех приступить к своим обязанностям! - Наталия Сергеевна, гордо неся свою маленькую головку с реденькими островками волос, покинула учительскую. С ее уходом все учителя заметно оживились. Ко мне подскочила француженка и, задыхаясь от восторга, посвятила в суть проблемы:
- Афоня, это неподражаемо! Менты приперлись в школу, ищут свидетелей убийства.
- Да? - Я почувствовала себя кроликом, загнанным в угол.
- Ага! Вчера вечером, аккурат после того, как у нас собрания закончились, во дворах какой-то придурок убил крутого мужика и попытался скрыться с места убийства, но что-то не рассчитал и врезался в фонарный столб. Тачка - всмятку, но, говорят, водила жив, правда, без сознания...
- Без сознания, - как робот, повторила я, не в силах поверить. После таких ударов, который пришелся на долю старенькой "Волги", даже манекен не выживет, что уж говорить о человеке?
- Вот именно! Короче, - посерьезнела француженка, - менты собрались нас всех допрашивать.
- Допрашивать... - мне уже было плохо. Что же будет, когда начнут допрашивать?
- Интересуются, не видели ли мы чего-нибудь... А ты почему такая синяя? - француженка с любопытством уставилась на меня. - Перепугалась, что ли?
- Немного. Василич на входе так прямо сразу и огорошил меня этим убийством. Я уж думала, кого-то из наших...
- Тьфу, типун тебе! Хотя, признаться, Чекистке давно пора на пенсию.
Наверное, Наталии Сергеевне и в самом деле не мешало бы уйти на покой, в хорошем смысле этого слова. Ничего дурного даже я ей бы не пожелала.
Прозвенел звонок. Первый раз за шесть с половиной лет работы в школе этот звонок звучал столь отвратительно, что мне захотелось как минимум заткнуть его навсегда.
Родной 11 "Б" встретил меня настороженным молчанием. Подозреваю, они рассчитывали на отмену контрольной в связи с чрезвычайной ситуацией в школе. Оправдывать их тайные надежды я не собиралась, и вовсе не из-за вредности характера, а просто потому, что ни о чем другом, кроме предстоящей встречи с ментами, в данную минуту думать не могла.
- Афанасия Сергеевна, как вы себя чувствуете? - заботливо поинтересовался Тошка Филатов. Бубен, очевидно, уже успел рассказать, как транспортировал меня в учительскую.
- Не дождетесь, - строго ответила я. - Задания прочитаете на доске, если, конечно, читать еще не разучились. Текстами романа можете пользоваться, а вот учебниками не советую - все равно ничего путного там не найдете. Почему ждете? Приступайте...
Оболтусы повздыхали, поворчали, но приступили.
"Вот оно, начинается! - думала я, глядя в окошко. - Менты уже здесь. Оперативно, однако! А еще
говорят, что наша милиция работать не умеет. Интересно, много им удалось нарыть? Может, меня прямо сейчас и арестуют? Сколько гам Клавка обещала по совокупности? Пожизненный срок, кажется. Господи, ну почему я не поехала на трамвае?!"
- Все несчастья - от женщин, - прервал ход моих размышлений ворчливый голос Сашки Макарова.
- Что-что? - удивилась я.
- Я говорю, во всех бедах виноваты женщины, - охотно повторил Сашка. Класс заинтересованно напрягся. Макаров слыл остряком, балагуром, я бы сказала, балаболом, отличался веселым нравом и легким характером. Любое его выступление грозило перерасти в сорванный урок. Но в данную минуту я была слишком взволнована предстоящей встречей с милицией, оттого и не пресекла попытку болтуна затеять диспут вместо контрольной, а несколько рассеянно полюбопытствовала:
- Подобный вывод ты сделал на основе прочитанного романа?
- В основном на жизненном опыте, а роман лишний раз его подтвердил.
- Любопытно. Это каким же образом?
- Элементарно! - оживленно воскликнул Макаров. - У Мастера крыша из-за кого съехала? Из-за Маргариты. Она ведь все время талдычила: пиши про Пилата, пиши... Вот Мастер и повелся, как телок. Я ж говорю, все, как в жизни: бабы, в смысле женщины, вертят нами, как хотят! В обшем, шерше ля фам, как говорят наши друзья французы.
- Точно, - неожиданно поддержал товарища Бубен. - Бабы - они такие. Про убийство уже слышали?
Я кивнула, ощущая невероятную слабость во всем теле. Бубнов тем временем продолжал:
- Так вот, говорят, баба обоих замочила...
- Кто... - Я не узнала собственного голоса: какой-то сиплый, хриплый, безжизненный. Прокашлявшись, я повторила попытку: - Кто говорит?
- Брательник мой. Он как раз живет в том дворе. От друга возвращался, видел, как все произошло, а еще тетку какую-то видел. Она сперва одного пристрелила, а потом и водилу добила. Выстрелом в упор, между прочим, и быстренько смылась с места преступления. Хладнокровная, зараза!
"Хладнокровная зараза", обливаясь потом, благодарила бога за то, что брат Бубнова в нашем лицее не обучается и опознать меня вряд ли сможет. Но это никак не облегчало мне жизнь - я-то была уверена, что свидетелей происшествия не было. А тут... Вполне может оказаться, что какой-нибудь собачник выгуливал своего четвероногого питомца на сон грядущий, или влюбленная парочка целовалась в подъезде и, привлеченная грохотом аварии, прервала приятное занятие. Да мало ли еще кто мог видеть, как я улепетываю с чемоданчиком?!
- Не отвлекайтесь, - нашла я в себе силы призвать детей к порядку. Они снова склонились над тетрадями, в глубине души сожалея о несостоявшейся дискуссии. Я снова уставилась в окно, обуреваемая желанием немедленно найти ментов и во всем покаяться. Как известно, чистосердечное признание смягчает вину. Но тут же перед моим мысленным взором возник образ Клавдии и, что еще хуже, образ Брусникина. Нагрянут менты с обыском, Клюквина станет биться в истерике, Димыч, конечно, попытается отмазать меня от тюрьмы, но где гарантия, что это у него получится? А если получится, то я сама попрошу милиционеров засадить меня в отдельную камеру с самыми прочными засовами. В противном случае серьезных разборок с мужем избежать не удастся. Решено, буду все отрицать и требовать адвоката. Как это называется? Уйду в глухую несознанку, вот!
Окна моего кабинета выходят на тихую улочку, по которой любят прогуливаться пенсионеры, мамаши с детишками и владельцы собак. Машины здесь ездят крайне редко, ничем не нарушая покой мирных граждан. Я глазела в окно, разглядывая симпатичную старушку, которая неспешно совершала утренний моцион. И тут я заметила одинокую мужскую фигуру на противоположной стороне улицы. Мужчина стоял, прислонившись к дереву, и, как мне показалось, пристально всматривался именно в то окно, у которого стояла я. В любое другое время я бы не обратила на это обстоятельство никакого внимания: какой-нибудь женишок поджидает свою возлюбленную в непосредственной близости от места обучения последней. Но сегодня мое душевное равновесие разбалансировалось напрочь, и появление одинокой мужской фигуры представилось мне крайне подозрительным, даже зловещим. С этой минуты я окончательно потеряла покой и никак не могла заставить себя отвернуться от окна. Наблюдатель не собирался уходить. Может, он и правда ждет какую-нибудь девицу-старшеклассницу? Эта мысль мне понравилась, оттого я усиленно ее "думала", но в глубине души, где-то очень глубоко, сидела почти уверенность, что дядька этот - вовсе не влюбленный Ромео.
Наконец урок закончился. Оболтусы сдали тетради и с достоинством, свойственным лишь старшеклассникам, удалились на перекур. Оставшись в одиночестве, я принялась мерять кабинет семимильными шагами. Благодаря стараниям нашей Чекистки вместо второго урока у меня было так называемое "окно". Следовало употребить его с толком - я достала из сумочки дискету, обнаруженную Клавдией в чемоданчике, и уже собралась отправиться в компьютерный класс, как в дверь просунулась мордочка какого-то семиклассника.
- Афанасия Сергеевна, вас директор вызывает! Там менты сидят, - скороговоркой выпалил пацан и немедленно скрылся. Побежал, наверное, делиться последними известиями с остальными учащимися.
Еще раз обежав по периметру кабинет, я перекрестилась, зачем-то трижды плюнула через левое плечо и направилась в кабинет Галины Петровны, словно на Голгофу. В дверях меня встретила сама директриса:
- Афоня, тут товарищ капитан из милиции хочет поговорить с тобой...
- Именно со мной? - жалобно спросила я.
- Со мной он уже говорил, с Василичем тоже, а у тебя сейчас как раз "окно". Да не волнуйся, - тронула меня за плечо Галина Петровна. - Капитан просто задаст тебе несколько вопросов и отпустит.
- Угу, - кивнула я. Уж кому-кому, а мне было прекрасно известно, КАК менты умеют задавать свои вопросы и с каким маниакальным упорством пытаются повесить на ни в чем не повинных граждан всех уголовных собак.
Милицейский капитан являл собой блестящий образчик представителя правоохранительных органов: толстый, лохматый человек с капитанскими погонами на покатых плечах. Форменный китель едва сходился на "пивном" животе капитана. Я подозрительно посмотрела на блестящие желтые пуговицы, которые того и гляди могли оторваться и выстрелить прямо мне в лоб. Дядька сидел за директорским столом с очень умным видом.
- Брусникина Афанасия Сергеевна? - поинтересовался милиционер таким суровым тоном, словно уже точно знал, что я виновата во всех смертных грехах.
- Нет... - пролепетала я, переводя взгляд с капитанских пуговиц на его переносицу. Фамилию Брусникина я ношу совсем недавно, потому не успела еще к ней привыкнуть.
Бровь капитана изумленно поползла вверх, я опомнилась и поспешила исправить оплошность:
- Я хотела сказать, так точно. Брусникина Афанасия Сергеевна по вашему приказанию явилась...
Вторая бровь милиционера заняла место рядом с первой:
- Вы преподаете военное дело?
- Вовсе нет. А что?
- Да нет, ничего. Просто странно слышать от столь хрупкой и очаровательной девушки военные словечки.
- Ах, это! У меня муж в некотором роде военный, в смысле, мой новый муж...
- Новый? А что, был еще и старый? - Я не понимала, капитан уже начал допрос или пока только дурака валяет, потому нервничала и никак не могла сосредоточиться.
- Старого не было. Да и этот-то появился не так давно, оттого и новый.
- Поня-атно, - лицо милиционера пришло в норму, то есть удивление уступило место обычной подозрительности. Капитан указал мне на стул: - Присаживайтесь, пожалуйста. У меня к вам имеется пара-тройка вопросов, на которые я хотел бы получить максимально правдивые и точные ответы. Итак, насколько нам стало известно, вчера вы покинули лицей последней. И произошло это около половины десятого вечера. Так?
- Ага. У меня было родительское собрание, вот и задержалась, - ответила я, присев на краешек стула. Напряжение никак не отпускало. Время от времени я посматривала на дверь, прикидывая возможные пути к отступлению, если вдруг дело примет серьезный оборот.
Капитан качнул головой, совсем как игрушечный бульдог. Знаете, такие часто выставляют водители у лобового стекла своих автомобилей. При малейшей тряске бульдог начинает весело мотать головой. Дороги наши всем известны, вот и получается, что бульдожка постоянно трясет головой, словно в припадке.
Видимо, мое объяснение устроило господина из органов. Поняв это, я несколько приободрилась и с робкой надеждой подумала: "Может, все обойдется?"
- Афанасия Сергеевна, мы ищем свидетелей автомобильной аварии. Она произошла вчера, около десяти часов вечера...
- А почему вы ищете свидетелей в нашем лицее? - притворно удивилась я. - Ой, извините...
- Ничего, ваш вопрос вполне понятен. Дело в том, что двор, в котором произошла авария, находится в непосредственной близости от лицея. Да и время было не столь уж позднее. Вполне возможно, кто-нибудь из учеников или учителей мог что-нибудь видеть или слышать.
- Наверное, кто-то и мог, только не я. Видите ли, товарищ капитан, я предпочитаю пользоваться общественным транспортом, особенно в позднее время. Так что, увы, ничем не могу вам помочь - свидетель из меня никакой. Вы лучше опросите жителей окрестных домов. Наверняка кто-нибудь что-нибудь да видел. Грохот-то был о-го-го какой! - капитан пристально на меня посмотрел, и мне показалось, что я ляпнула что-то не то. Нужно было исправлять положение: - Ну... Я имею в виду, был же какой-то грохот, раз авария приключилась?
- В логике вам не откажешь. А жильцов мы уже опрашиваем. Можете идти! - разрешил мент, потеряв ко мне профессиональный интерес. Об этом меня не нужно было просить дважды. Как перышко, подхваченное ветром, я вымелась из директорского кабинета, испытывая при этом смесь облегчения и тревоги.
Разговор с толстым проницательным милиционером длился не более пятнадцати минут, но вымотал меня так, словно я уже отработала целый день по полной программе. Закрывшись в кабинете, первым делом я бросилась к окну. Давешнего наблюдателя на месте не оказалось.
- Хоть одна приятная новость за сегодняшний день. - Я глубоко вздохнула и задумалась над решением непростой задачи: как бы мне покурить, чтобы за оставшееся время дым от сигареты успел выветриться? Выходило, что никак. А между тем, как это и бывает в минуты сильного душевного волнения, курить хотелось смертельно. Выход нашелся сам собой: каморка Василича! Сам охранник там постоянно смолит. Наши детки прежде довольно часто пользовались добротой старика и почти все переменки проводили именно там. Однако Чекистка быстро прекратила это безобразие, пригрозив Василичу увольнением. Теперь дети-курильщики каким-то непостижимым образом просачиваются на улицу и с наслаждением предаются вредной привычке в закутке за спортивным залом.
Василич пил чай "вприглядку", то есть поглядывая одним глазом в маленький черно-белый телевизор. Мое появление в "сторожке" вызвало у Василича немалое удивление, словно его застали за каким-то нехорошим занятием. Он даже чаем поперхнулся и едва уловимым движением выключил телевизор. Впрочем, старика можно понять: до этой минуты моя нога не ступала в его епархию.
- Аф-фанасия Сергее-гевна... - Василич, прокашлявшись, вытянулся по стойке "смирно".
- Василич, можно я у тебя покурю? - без обиняков спросила я.
Охранник едва не впал в кому от неожиданной просьбы:
- Ч-чего?
Странно, но раньше я не замечала, что наш Василич заикается, еще сегодня утром он говорил со мной вполне нормально...
- Я говорю, курить хочется, а негде. Понимаешь, я только что имела несчастье беседовать с ментом... Ох, я хотела сказать, с капитаном милиции. Разволновалась что-то, вот и потянуло. А вообще-то я не курю...
Конечно, я немного исказила истину. Но "что есть истина", не знал даже Понтий Пилат. Во время учебы в институте я покуривала самым нахальным образом, как и многие студенты. Потом появилась моя Клавка Курить при ней мне почему-то казалось неловко, потому пришлось бросить. Однако правильно говорят доктора - бывших курильщиков не бывает. Уже в замужестве я вспомнила о дурной привычке и все чаще покуривала втихаря, кляня при этом свою слабохарактерность.
Василич справился наконец с эмоциями:
- Конечно, конечно. Может, вам чайку соорудить? Разговор с милицией - дело неприятное, по себе знаю. А этот капитан, между нами, крайне неприятный человек. Неудивительно, что вы так среагировали.
От чая я отказалась. Охранник, чтобы не смущать меня своим присутствием, покинул тесную каморку. За сигаретой мысли мои немного упорядочились и потекли плавно и неторопливо. По словам капитана, жильцов окрестных домов уже опрашивают. Что ж, вполне разумно, именно с этого начинается любое расследование. Предположим, кто-то из них стал свидетелем аварии. Что он может рассказать? Дескать, влетела во двор машина, из нее выпал человек, а потом машина слилась с фонарным столбом в страстных объятиях. Затем на месте аварии появилась некая девица. Поглазела она малость, метнулась к машине (бабы - они ведь любопытные!), перепугалась почти до обморока, да и дала деру. Приметы девицы? Да какие тут приметы можно разглядеть? Обычная шубейка из меха непонятного зверя, сапоги, сумочка в руках...
В каморку Василича деликатно поскреблись. "Шухер", - проскакала невольная мысль, и я поспешно затушила сигарету. Дверь приоткрылась, в проеме показалась голова охранника.
- Я извиняюсь, - сказала голова, - Афанасия Сергеевна, к вам пришли...
- Уже? - растерялась я, делая неуверенный шаг к выходу. Василич недоуменно крякнул и посторонился, давая мне возможность пройти. На негнущихся ногах, с блаженной улыбкой на лице я вышла навстречу судьбе. Однако на этот раз встреча с судьбой откладывалась: рядом с Василичем нетерпеливо топталась Клавдия.
- Афоня, наконец-то! - воскликнула сестрица, бросаясь мне на шею. - Я прямо извелась вся!
- С чего бы? - буркнула я, увлекая Клюквину за собой в кабинет.
- Ты дискету уже проверила? - спросила Клавка, едва дверь кабинета закрылась за нашими спинами.
- Нет еще. Не до того было.
- Да? И чем же ты, интересно, занималась?
- Работала. Потом с ментом разговаривала...
- Работала она! А я, значит, должна умирать от беспокойства... Постой-ка... Как ты сказала? С ментом говорила?! С каким ментом? Ты что же, вражина, все-таки в милицию обратилась?! Ну, все, плакали наши денежки! А ты готовься, Афанасия, готовься! Совсем скоро ты переменишь место жительства. Учти, когда тебя посадят, на передачи можешь не рассчитывать, во всяком случае, лично я этим заниматься не буду! - Клавка, насупившись, отвернулась.
- Никуда я не обращалась, - успокоила я сестру. - Милиция сама пришла, в виде толстого противного капитана.
Клюквина, кажется, усомнилась в правдивости моих слов: