- Ну… - Писатель пожал плечами. - Я рассматривал много вариантов. Но пока ни на одном из них не могу остановиться.
Крайтон достал из хьюмидора кубинскую сигару, неторопливо ее раскурил, выпустил облако сизого дыма и, глядя на друга лукавым взглядом, отчеканил:
- Я предлагаю тебе вложить сбережения в программу по созданию совершенного солдата.
Немая пауза длилась секунд десять. После чего Фредерик вытаращил на друга глаза и полуудивленно, полунасмешливо проговорил:
- Что-что? В какую программу? Я не ослышался?
Полковник выдохнул сигарный дым и невозмутимо ответил:
- Ты не ослышался. Только предупреждаю сразу: программа эта тайная, и если ты кому-нибудь скажешь о ней хоть слово - я собственноручно тебя пристрелю.
- Серьезный довод, - заметил Фредерик. Подумав пару секунд и прикинув что-то в уме, он поднял правую руку и торжественно проговорил: - Клянусь молчать, как мертвец! И даже если враги будут пытать меня, я скорее откушу себе язык, чем скажу им об этом хоть слово!
Фредерик опустил руку и, прищурив карие глаза, осведомился:
- Ну? Теперь ты удовлетворен?
- Теперь - да, - ответил Крайтон.
- И теперь ты расскажешь мне подробности?
- Только если ты захочешь их выслушать.
- Захочу ли я их выслушать? - Фредерик хлопнул себя по коленке. - Да я уже сгораю от нетерпения!
Полковник улыбнулся экспрессивности друга и сказал:
- В таком случае - слушай…
12
Вспоминая тот вечер, Фредерик не раз себя спрашивал: как он мог ввязаться в это, вероятно, сомнительное и очевидно незаконное дело?
Конечно, виною всему была не жадность. Даже в те времена, когда Фредерик был беден, он не относился к деньгам с пиететом. Больше того - он презирал деньги, считая, что ими невозможно измерить степень писательского таланта.
Нет, деньги тут ни при чем. А что "при чем"? Любопытство - вот что! Фредерику казалась грандиозной сама идея создания "совершенного солдата". Его поражали смелость и размах эксперимента.
Ведь если у доктора Нери получится, значит, и он, Фредерик Ластбадер, будет причастен к этому чуду. Они будут стоять у самых истоков создания принципиально нового человечества! Человечества, не знающего болезней и старческого увядания, не знающего тупости и уродства. Шагнувшего еще на одну ступеньку по лестнице эволюционного развития!
Но с каждым прожитым днем Фредерик все яснее осознавал бредовость этой идеи. Ведь все, что мы делаем, все наши порывы, вдохновения и таланты - это порождения нашего несовершенства. Гениальные книги и картины рождаются из комплексов их создателей!
Вся избыточность искусства идет от того, что творцам чего-то не хватало в жизни.
А что делать с любовью? Ведь мы часто любим человека не только за его достоинства, по и за его недостатки. И за недостатки даже больше!
В последнее время Фредерик думал об этом все больше и чаще. А тут еще прошел слух, что программа едва не потерпела крах и спас ее какой-то русский профессор, который передал доктору Нери тетрадь со своими формулами и результатами своих собственных экспериментов, которые оказались более удачными, чем у Нери.
Но самого русского профессора никто в глаза не видел. Если он существует, то почему он не в лаборатории? И с какого такого перепою он согласился отдать плоды своих трудов доктору Нери? Продал за кругленькую сумму денег? Это вряд ли. Ученые - народ одержимый и упертый, и деньги для них, так же, как и для гениальных художников, играют последнюю роль.
Но что же тогда произошло? Уж не избавился ли доктор Нери от русского профессора и не присвоил ли себе его труды? Не сам, конечно. Ему вполне мог помочь Крайтон. В штате его охранной фирмы - полторы тысячи сотрудников. И любой из них убьет человека, не поморщившись. Такова мрачная специфика их работы.
Фредерик старался выбросить эти мысли из головы, но они возвращались снова и снова. И чем чаше Фредерик об этом думал, тем сильнее ему хотелось выпить.
Вот и сейчас, возвращаясь от Крайтона, он решил зайти в бар и выпить пару рюмок граппы. Сидя за барной стойкой, Фредерик поинтересовался у бармена:
- Эй, приятель, как тебя зовут?
- Антонио, - ответил поджарый, носатый бармен.
- Скажи-ка, Антонио, у тебя есть жена?
- Да, сеньор.
- Она красавица?
Бармен усмехнулся:
- Я бы так не сказал.
- Но ты ее любишь.
- Несомненно, сеньор.
- У нее длинные, красивые ноги?
- Нет, сеньор.
- У нее душевный, покладистый характер.
- О нет.
- У нее нет сварливой матери?
- Есть, да еще какая!
- Она готовит лучше, чем ресторанный шеф-повар?
- Ее макароны невозможно взять в рот. А ее пиццу можно использовать в качестве черепицы!
Фредерик хмыкнул.
- Тогда… может быть, она родила тебе двух сыновей?
Лицо Бармена на мгновение стало грустным:
- Увы, сеньор. У меня три дочери и на подходе еще одна.
- Тогда за что ты ее любишь?
Бармен подумал и ответил, посмеиваясь:
- За ее плодовитость, за ее вздорный и упрямый нрав, за родимое пятно у нее над бровью, за ее кривые ноги - в общем, за все то, за что другие ее ненавидели бы.
- И ты не променял бы ее на знаменитую манекенщицу?
Бармен лукаво улыбнулся и покачал головой:
- Ни за что, сеньор. Разве что на пару ночей. Но чтобы потом все вернулось на круги своя.
Фредерик залпом допил граппу и изрек:
- Это подтверждает мой тезис!
Бармен взглянул на него с любопытством, граничащим с удивлением.
- А почему вы спрашиваете? - вежливо осведомился он. - У вас есть на примете знакомая манекенщица, которая согласилась бы связать со мной свою судьбу?
Фредерик рассмеялся.
- Что-то вроде этого, - ответил он. - Но теперь я тебя с ней ни за что не познакомлю!
- Почему?
- Потому что у нее прямые ноги, покладистый характер и нет ни одной родинки на теле, - сказал Фредерик. - Налейка-мне еще стаканчик.
- А вам не хватит?
Фредерик мотнул головой:
- Нет.
- Гм… Надеюсь, вы правы, сеньор. И надеюсь, что вы не на машине.
- Я пришел сюда пешком, дружище. Сам. И уйду тоже сам. Пусть на четырех копытах, но сам!
- Ваша самоуверенность достойна похвалы, сеньор. Налить вам еще траппы?
Фредерик пододвинул к нему стакан:
- Да. Двойную порцию.
Бармен наполнил стакан и убрал бутылку.
- У вас что-то случилось, сеньор? - мягко поинтересовался он.
- Ничего, - ответил Фредерик. - Кроме того, что я совершил большую глупость, и меня могу за нее убить. - Он отпил граппы и поморщился.
- Убить, сеньор? - насторожился бармен.
Фредерик дернул щекой:
- Не бери в голову, дружище. - Он вдруг поставил стакан на стойку и принялся хлопать себя по карманам. - Ч-черт… Кажется, я посеял телефон. Послушай… Как тебя… Антонио!
- Да, сеньор?
- У тебя под стойкой должен быть телефонный аппарат. В фильмах постоянно показывают, как бармены достают из-под стойки телефонный аппарат.
Бармен усмехнулся:
- Сеньор, у меня под стойкой нет никакого телефонного аппарата. Но, если хотите, я могу одолжить вам свой мобильник.
Фредерик улыбнулся:
- Ты добрая душа, Антонио. Давай сюда свой мобильник!
Бармен достал из кармана трубку и всучил писателю.
- Надеюсь, вы не будете звонить за границу? - вежливо, по настороженно спросил он.
- Чего? Загра… - Фредерик мотнул головой: - А, нет, не буду. Я хочу позвонить в газету. Мой бывший однокурсник известный журналист. Вот с ним-то я и собираюсь поговорить.
Фредерик поднес трубку к лицу и стал по памяти набирать номер. Набирал он медленно, долго, пальцы его то и дело срывались с кнопок.
- Алло, Бык?.. Нет, ты не ослышался, это я, Фредерик!.. Да - старина Фред! Ха-ха! Как поживаешь, приятель?.. Вот как? Рад за тебя. А у меня все по-прежнему. Хотя… нет. Слушай, как ты насчет того, чтобы встретиться? Кажется, у меня есть для тебя важная информация… Нет, это не про мою новую книгу. Это кое-что серьезней… Хорошо… Отлично… Это мне подходит. Значит, завтра вечером я к тебе приеду. Все, до встречи!
Ластбадер сложил телефон и вернул его бармену.
- Завтра вечером я встречаюсь со своим приятелем-журналистом, - сообщил он торжественным голосом. - Мы не виделись четыре года.
- Поздравляю! - улыбнулся бармен.
- А послезавтра… - Глаза Фредерика блеснули. - Послезавтра утром я проснусь героем. Или…
- Или что? - уточнил бармен.
- Или не проснусь совсем. - Фредерик грустно усмехнулся. - Налей-ка мне еще, друг. Возможно, это последний раз, когда я напиваюсь допьяна.
13
Джеймс Крайтон был человеком сильным и ценил самодисциплину стократ выше свободы.
С детства отец внушал ему, что можно и чего нельзя: иногда при помощи лекции, чаще - когда отец был под хмельком - при помощи ремня или крепкого ивового прута. Со временем физическая боль стала для маленького Джимми не только самым убедительным аргументом, но и абсолютным критерием удовольствия. В том смысле, что удовольствие всегда сменяется болью, и чем сильнее боль, тем выше был градус удовольствия.
Боли стало еще больше, когда отец отдал его в музыкальную школу. Нет, в игре на скрипке не было ничего неприятного, она даже приносила Джеймсу удовольствие. Удовольствие исчезало начисто, когда в комнату, где он репетировал, входил отец. Входил и садился в кресло. Это у него называлось "приобщиться к прекрасному".
Пока Джимми играл, пока он водил смычком по струнам, отец его не трогал. Но потом начиналась буря. У Джеймса до сих пор звучал в голове осоловевший от выпитого голос отца: "Разве это музыка? Да это же просто чертово пиликанье! Почему ты не играешь, как все нормальные люди? Почему у тебя ничего не получается?" - "Папа, это упражнения! Я играю то, что мне задали". - "Врешь, маленький засранец! Ты нарочно морочишь мне голову!" И вновь в ход шел ремень…
Но однажды все кончилось.
В тот день он возвращался из музыкальной школы со скрипкой в руках, и дворовые ребята, эти сильные, взрослые, ничего не боящиеся парни, затащили его в подвал. Там у них было что-то вроде "клуба самых непослушных ребят квартала".
Они пили пиво и курили сигареты. "Будешь?" - предложили они Джеймсу. "Нет". - "Да ладно тебе. Ты что, не мужик, что ли?" И тогда он выкурил первую сигарету в своей жизни и выпил первую в своей жизни бутылку пива. "А теперь, - сказали ребята, - играй!" И он начал играть. Все подряд. Через час пальцы у него ныли, а в глазах двоилось. "Играй еще!" - сказали парни. И он вновь заиграл. Через три часа он вышел из подвала пошатывающейся походкой. Подушечки пальцев его левой руки были красными от крови из-за лопнувших волдырей. Суставы опухли. Пальцы не сгибались и не разгибались. Он шел домой, как в тумане. Но и дома ему не удалось отдохнуть.
"Иди сюда!" - послышался из кухни пьяный голос отца. Джеймс пришел. Отец сидел с какой-то размалеванной толстой теткой. Оба были пьяны. "Мой оболтус", - представил его отец тетке. Затем прищурился и пристально оглядел сына с ног до головы. "Где ты был?" - "На улице". - "Почему так поздно?" - "Так получилось". - "Ты что, дерзить мне вздумал? Слыхала, зая, мой собственный сын мне дерзит!" - "Да ты посмотри на него, котик, он ведь просто пьян!"
И вновь пристальный взгляд отца прошелся по нему мелкой гребенкой - от поношенных кроссовок до взъерошенных волос. "Это правда? Ты пьян?" - "Нет". - "Что ж, - отец вздохнул, - придется поучить тебя правдивости и вежливости". Он снял ремень. "Снимай штаны и поворачивайся задом". Джеймс взглянул на улыбающуюся раскрашенную тетку и угрюмо пробурчал: "Не буду". - "Что-о? Да ты никак спорить со мной вздумал, щенок?"
И тут что-то произошло. Джеймс посмотрел на раскрасневшуюся физиономию отца, и вдруг вся злоба, которую он копил столько лет, вышла наружу. Ее было так много, этой злобы, что она больше не могла умещаться в теле. Он больше не боялся боли, не боялся отца, не боялся ничего на свете. И тогда он сказал: "Если ты прикоснешься ко мне хотя бы пальцем - я тебя убью. Клянусь могилой мамы".
В подтверждение своих слов Джимми сгреб со стола здоровенный хлебный нож и выставил его перед собой.
"Ладно, - неожиданно смягчился отец. - Иди спать. Завтра об этом поговорим". Но они не говорили об этом ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Никогда. Джимми унес нож к себе в комнату. С тех нор отец никогда больше не грозил ему ремнем. И с тех пор Джеймс Крайтон никогда больше не брал в руки скрипку.
Расставшись с доктором Нери, полковник впал в глубокую задумчивость. Конечно, доктор был прав. В последнее время Фредерик позволяет себе больше, чем нужно. Пьет он почти беспрестанно. В успех предприятия не верит. Более того - считает, что программа по созданию совершенного солдата - это преступление.
Открыто Фредерик ничего этого не говорил, по и мыслей своих особо не прятал. Они проскальзывали в безобидных репликах, в шутливых замечаниях.
Фредерик парень смелый и даже отчаянный. Кроме того, как и все писатели, Фредерик - большой эгоист. Если он задумает "поведать обществу о кошмарах секретной лаборатории", он это сделает. И остановить его никто не сможет. И не просто сделает, а сделает с энтузиастом, потому что возомнит себя героем! Спасителем человечества!
Крайтон мрачно усмехнулся. Черт бы побрал этого фантазера!
Нет, видимо, доктор Нери прав, и решить эту проблему можно только самым радикальным способом. Как говорил кто-то из великих диктаторов? "Уберешь человека - уберешь проблему". Кажется, так.
Крайтон взял со стола бутылку "Дьюарса" и наполнил стакан наполовину. Потом взял стакан и единым махом его осушил. Скоч теплой волной пробежал по пищеводу и мягко приземлился в желудке.
Итак, Фредерика придется ликвидировать? Но кто это сделает? Можно, конечно, обратиться к профессиональному ликвидатору, по это будет рискованно. Привлекать к делу новых людей - это всегда риск. Хорошо бы вызвать парня, который убил Литвина. Но он сейчас, кажется, в Нью-Йорке.
Но тогда что? Или вернее - кто? Кто может выполнить заказ? Ответ очевиден: кто-нибудь из сотрудников "Эринии". В штате фирмы много отчаянных голов.
И все же лучше всего воспользоваться услугами того, кто под рукой. В голове полковника Крайтона всплыли четыре имени: Мачука, Эрнан, Пепчо. Джорджи. Охранники внутреннего периметра секретной лаборатории.
Мачука?.. Парень хорош в деле, по слишком сентиментален и меланхоличен. К тому же он гей. Полковник покачал головой - нет, не годится.
Эрнан?.. Этот слишком добродушен. К тому же его двоюродный брат - писатель. Могут возникнуть нежелательные ассоциации. Что, если в решительный момент у Эрнана дрогнет рука?
И вновь Крайтон покачал головой - Эрнан тоже не годится.
Пепчо?.. Этот силен, решителен, невозмутим. Одна беда - слишком любопытен и, как следствие, слишком болтлив. Нет, на Пепчо рассчитывать нельзя.
Кто остается? Джорджи. Этот парень новичок. В каком-то смысле "темная лошадка".
Итак, недостатки есть у каждого из этой четверки. Но ликвидировать Фредерика должен кто-то из них.
После тщательных размышлений Крайтон пришел к выводу, что выполнить столь сложную миссию должен новый сотрудник фирмы - этот русский парень с великолепным послужным списком. Джорджи. А по-русски… Полковник наморщил лоб, пытаясь вспомнить русское имя Джорджа, но не вспомнил.
Не важно. Все это он еще раз посмотрит в его личном деле. А сейчас нужно заняться делом. Полковник вынул из кармана телефон и набрал номер лаборатории.
14
Егор вошел в кабинет и вежливо поздоровался.
- Добрый вечер, боец, - поприветствовал его полковник Крайтон. - Проходи, садись.
Егор пошел и сел в кресло.
- Выпьешь чего-нибудь? - предложил Крайтон.
- Спасибо, но на работе я не пью, - спокойно ответил Егор.
- И правильно делаешь, - усмехнулся полковник. - А я, с твоего позволения, немного выпью.
Наполнив стакан скочем, Крайтон взглянул на Егора и холодно проговорил:
- Не буду ходить вокруг да около, боец. У меня есть для тебя задание. Скажу сразу: это не какая-нибудь там идиотская проверка. Это серьезное дело, сделать которое способен только очень толковый сотрудник. После долгих размышлений я остановил выбор на тебе.
Егор чуть склонил голову в знак того, что все понимает, но не произнес ни слова. Тогда Крайтон продолжил:
- Прежде всего я должен сообщить, что работа эта будет щедро оплачена.
Егор чуть прищурил серые глаза и спокойно осведомился:
- Вы говорите о премии?
Полковник кивнул:
- Да. За выполнение задания ты получишь сорок тысяч долларов. Но только в том случае, если все пройдет "без сучка, без задоринки".
- Само собой, - кивнул Егор.
Крайтон отхлебнул из стакана и сказал:
- Тебе ведь не раз приходилось убивать людей. Что ты при этом чувствовал?
- Боюсь, что ничего, - ответил Егор. - Однако я не могу сказать, что это занятие мне по душе, - добавил он спокойно.
Крайтон усмехнулся и кивнул:
- Понимаю. Убийство - это всегда вынужденная мера. Бизнесмен идет на нее лишь тогда, когда не остается других способов решить проблему.
Полковник сделал паузу, чтобы приложиться к стакану, и Егор спросил прямо:
- Я должен кого-то убить?
На мгновение лицо Крайтона оцепенело. Затем морщины на его лице разгладились, и он сказал:
- Я вижу, ты любитель прямых вопросов, боец. Что ж, прямой ответ лучше любого другого. Да, Джорджи, тебе придется кое-кого… ликвидировать.
Внезапно в голову полковнику пришла мысль о диктофоне, который может лежать в кармане Джорджи, или о передатчике, приклеенном к его груди, но он тут же отмел эту мысль как вздорную.
Каждого, кто проходит в офис, тщательно обыскивают. Кроме того, по периметру комнаты расположены маленькие, незаметные "глушилки", которые гасят любой радиосигнал. Крайтон сделал все, чтобы исключить любую утечку информации.
Он успокоился и сказал:
- Человек, которого нужно убрать, представляет для нас большую опасность. Он располагает важной информацией, которую собирается продать нашим врагам. Как ты понимаешь, мы не можем этого допустить.
- Я понимаю, - кивнул Егор. - Его охраняют?
Крайтон покачал головой: