– А, все равно! – профессор снова махнул рукой и опять наполнил рюмку коньяком. Одним махом опрокинул ее в рот, не закусывая, и заходил по комнате. – Ведь я согласен был даже заплатить ему, чтобы он вернул коллекцию! Даже предлагал ему деньги! И большие деньги, поверьте! Отказался, подлец такой!
У Караевского вздулись вены.
– Вы, пожалуйста, успокойтесь, – мне даже стало неловко, что из-за меня он так разволновался.
– Да… – Караевский потер лоб. – Вы меня простите, пожалуйста. Просто я потратил многие годы, чтобы собрать эту коллекцию. Ездил в экспедиции, знакомился с нужными людьми… Тратил деньги. И вот… все рухнуло!
– Скажите… – мне закралась в голову очень интересная мысль. Я радовалась, что меня в этот момент не видит и не слышит Жора. У нас с Жорой разный взгляд на многие вещи, и ему вряд ли понравилось бы то, что я надумала. Но это его проблемы. – Вы говорили, что готовы были бы заплатить, если б вам вернули эту коллекцию…
– Безусловно, – твердо сказал Караевский и повторил:
– Безусловно!
– Отлично, – в душе у меня все запело. – Значит, если я найду ее…
– Можете смело рассчитывать на вознаграждение! – с жаром произнес он. – Но только… Вы знаете, прошло столько лет, а я все еще надеюсь… Надеюсь увидеть свое сокровище… Но ведь по этому делу работала вся милиция! И ничего…
– Ну, не совсем ничего, – поправила я, ощутив легкую обиду за родную милицию. Все-таки там работал мой некогда любимый муж. – Ведь нашли же преступников?
– Да, да… Конечно. Я не то хотел сказать.
– В общем, – проговорила я, вставая, – я постараюсь сделать все, что в моих силах. Понимаете, теперь я, не буду скрывать, очень заинтересована в том, чтобы коллекция нашлась.
– Я вас понимаю, – произнес Караевский.
Но я не думаю, чтобы он понимал. У нас разные цели: ему нужна коллекция, а мне, грешной и приземленной, – деньги. У каждого свои ценности. Но, конечно, помочь увлеченному человеку мне тоже хотелось. Не такая уж я меркантильная.
– Простите, Полина Андреевна, – задержал меня в дверях Караевский. – А вы уверены, что сможете найти коллекцию?
– Я, к сожалению, ни в чем не уверена, – вздохнула я. – Ничего гарантировать не могу. Но стараться буду не за страх, а за совесть. Это я вам обещаю. Понимаете, сейчас как раз появились новые обстоятельства, которые могут пролить свет на это дело. Во всяком случае я очень на это надеюсь.
– А я буду надеяться на вас, – ответил Караевский, целуя на прощание мою руку.
Очевидно, он уже хватался за любую соломинку в надежде, что хоть кто-то сможет ему помочь.
Мне очень понравился этот человек, и я от души хотела, чтобы он обрел долгожданное спокойствие.
Больше я пока все равно ничего не могла сделать: Мутный и Рябой не пойманы, остальные участники этой истории умерли. Я имею в виду Седого, его жену и Галькину тетку. А кто еще может что-то рассказать? Значит, нужно ждать известий от Жоры, как это не печально.
Овсянников позвонил вечером и грустным голосом сообщил, что пока ему нечем меня порадовать. В смысле продвижения дела. Зато он может это компенсировать и приехать составить мне компанию. Вдвоем все же веселее. Это он так считал.
Я вздохнула и… разрешила ему приехать. Все равно у меня сейчас застой в личной жизни, а Жора… С Жорой, что ни говори, иногда очень приятно проводить время.
Овсянников появился минут через пятнадцать с букетом цветов. Я чуть не упала на пороге.
– Ну ты даешь! – восхищенно проговорила я, принимая букет.
– Стараюсь, – скромно ответил Жора. – Все-таки я по натуре джентльмен.
"Кобель ты по натуре", – хотела сказать я, но не стала. А то еще обидится, помогать не будет.
Я усадила Жору в кресло, принесла ему ужин, а сама свернулась клубочком на диване. Жора уплетал за обе щеки, постоянно нахваливая мою стряпню.
– Готовишь ты, Полинушка, просто замечательно, – восхитился он в очередной раз, отодвигая тарелку и вытирая рот платком.
Я унесла грязную посуду и перемыла ее. Когда я вернулась в зал, довольный Овсянников сидел на своем месте и выжидательно смотрел на меня. Я поняла, чего он выжидает, и решила занять его разговором. Иначе, если мы начнем слишком рано, то Жора утомит меня до такой степени, чо наутро я просто не смогу подняться и ничего не сделаю. Это Ольге в кайф, а мне нет.
– Жора, ты больше ничего не сделал?
– Ты о чем? – состроил Жора недоуменное лицо, хотя прекрасно понял, о чем речь.
– Я все об этом деле…
– Ну вот, Полина, ты всегда о деле! – недовольно заворчал Овсянников. – Есть масса других приятных дел… Хочешь, я тебе докажу?
– Не сомневаюсь в тебе. Но все же?
– Ты, Полина, всегда думаешь обо мне хуже, чем я есть, – притворно вздохнул Жора. – Представь, я целый день только этим и занимался, хотя у меня восемь грабежей, между прочим! Поговорил с ребятами, которые вели это дело. Так вот, они сказали, что единственный человек, который может знать, где Седой спрятал коллекцию – это его дочь.
– Неужели?
– Да. Правда, тогда она была еще маленькой. Но он мог сказать жене.
– А жена умерла… – закончила я Жорину мысль.
– Но она могла перед смертью что-то рассказать девочке? Ты бы потрясла ее как следует, раз она твоя знакомая! Или Ольгу бы попросила, она все же психолог. Может, поняла бы по ее поведению, знает она что или нет?
– Я, конечно, не психолог, – задумчиво ответила я, – но мне кажется, что Галина ничего не скрывает. Она на самом деле ничего не знает. И потом, если бы она знала, где коллекция, то почему она ее до сих пор не забрала?
– А может, забрала, откуда ты знаешь?
– Ага, и жила в домике без удобств в Вишневке! К квартиру в городе сдавала, чтобы хоть как-то свести концы с концами!
– А может, она ее просто прячет, потому что не может реализовать до сих пор? Ведь это не так просто. Продавать украденную коллекцию можно только по криминальным каналам. Она же не может просто сдать ее в антикварный!
– А что, у дочери вора в законе не может быть связей в криминальном мире? Она давно бы обратилась к кому-нибудь из папенькиных друзей.
– Совсем не обязательно, – возразил Овсянников. – Она может никого не знать. Сама говоришь, что девка скромная, никуда практически не ходит.
– Значит, она точно не знает, где коллекция, – подытожила я с легким и одновременно неприятным чувством. Честно говоря, мне не хотелось думать, что Галька просто искусно притворяется несведущей. – Будем искать сами.
– Но где?
– Ну вот возьмут этих бандитов…
– Поля, они могут сами ничего не знать! – перебил меня Жора. – Ребята говорили, что этот Мельников-Седой не доверял никому! У него и друзей-то не было. и всегда работал в одиночку. А тут вдруг взял этого Мутного на дело, то есть Фролова. Для сего он ему понадобился – ума не приложу! Стареть, что ли, Седой начал? И вот – неудача.
Жора говорил даже с какой-то легкой горечью, словно сочувствовал Седому в его провале.
– Ты его знал?
– Да, видел. Я тогда только начинал в милиции работать. Ты знаешь, приятный мужик в общении был. Выражался очень грамотно, я бы даже сказал, культурно.
– Жора, Галина говорила, что отец присылал ей письма, в которых сообщал, что позаботился о ней. Я сама их не читала. Так значит, он намекал ей, что оставляет ей эту коллекцию? Может, он как-то зашифрованно об этом сообщил?
– Да, но кто, кроме нее, может это расшифровать? Я даже не уверен, что сама Галина сможет.
Жору уже начал утомлять этот разговор, он уже позевывал, тер глаза и мечтал переключиться на другое. Я помучила его еще немного ради приличия, а потом сдалась.
Жора тут же воодушевился, куда девалась его сонливость! Он усадил меня на колени, принялся гладить и целовать, потом понес на постель…
Конечно, я совсем не выспалась. Конечно, подлый Овсянников, собираясь утром на работу, гремел посудой так, что разбудил меня. Конечно, он обулся в ботинки, а потом вспомнил, что что-то забыл в комнате и прошлепал прямо в них!
Я видела все это сквозь полусомкнутые веки, но у меня не было даже сил поднять голову и рявкнуть на Жору. Поэтому я мысленно махнула рукой, решив вымыть полы как только встану, и снова заснула.
Заставив себя подняться, я быстро сделала зарядку и приняла ледяной душ. Не очень приятно, зато бодрит исключительно. Позавтракав, Жора, конечно, свалил грязную посуду в раковину. Ну, подлец! Ведь так же и тараканов можно развести! Вон, у Ольги от них уже деваться некуда! Даже по постели ползают.
Быстро все перемыв, я набрала рабочий номер Овсянникова, собираясь устроить ему хорошую взбучку. Но он не дал мне это сделать.
– Поленька, а я только что хотел тебе звонить, – полился в трубку его баритон. – У меня для тебя важные новости. Приезжай, если сможешь!
Вмиг простив Овсянникову все его грехи, я бросила трубку на место, быстро облачилась в легкий брючный костюм, схватила сумку и побежала вниз.
Сердце мое возбужденно стучало. Конечно, не из-за встречи с Жорой, а из-за новостей, которые появились. Интересно, что там? По коллекции что-то? Может быть, я уже скоро смогу держать ее в руках?
Домчавшись до отделения в считанные минуты, я взлетела на второй этаж и рванула дверь в Жорин кабинет.
Он стоял у окна и постукивал простым карандашом по стеклу.
– Поленька, – обрадовался он, увидев меня. Окна Жориного кабинета выходят во двор, поэтому он не мог видеть, как я подъехала. – Садись. Думаю, что тебя порадует то, что я скажу…
– Говори скорее, не томи душу! – взмолилась я, закуривая сигарету, чтобы унять дрожь в руках.
– Понимаешь, взяли этих Мутного и Рябого.
– Да ты что! – я чуть не подпрыгнула на стуле. – Вот это новость! Как их взяли?
– Да, представляешь… – Жора хмыкнул. – Можно сказать, случайно получилось. Короче, где они ховались – неизвестно. Но под вечер захотелось этому Мутному выпить. Сильно, видать, захотелось. Ну, и пошел он к ларьку за "Анапой". А Рябого не взял с собой. Зря, между прочим. Видит – свет горит, а ларек закрыт. Ну, этот Мутный давай в дверь барабанить. А там… хы… Продавщица молоденькая со своим мальчиком того… Любовью, короче, занимаются. Сама понимаешь, какая им тут торговля? А этот барабанит, не унимается. Просунулся в щелку и орет: "Ты мне "Анапу дай, и дальше иди трахайся!" Девка не идет. Он тогда парня давай просить: "Слышь, кореш, продай бутылку! Секундное дело!" А парню до "Анапы" ли? Не идет. Ну я его очень даже хорошо понимаю, – признался Жора. – Я бы тоже не пошел. Короче, кончил парень свое дело, а этот урод уже материться начал. Да еще и издеваться над парнишкой. Что-то там насчет его достоинств проезжаться. В общем, парнишка не выдержал, штаны надел, вышел – и сразу Мутному по почкам! А бить умел – боксер бывший. Тот загнулся, потом на него давай наступать. Девка визжит, Мутный матерится… Короче, за три квартала слышно. Ну, тут как раз патрульная машина ППС проезжала. И этот… дружок Мутного подоспел. Как его, Рябой, что ли. Не усидел, как крики услышал. Я думаю, если б он сразу вместе с Мутным пошел, то, может, ничего бы и не случилось. Тот мужик все же поспокойнее. Ну, короче их всех, голубчиков, в отделение и привезли. Ну, пацана отпустили, конечно. А этих… Как узнали, кто они, чуть с ума не сошли. Вот так человека погубила тяга к зеленому змию…
– И что теперь?
– Теперь, я думаю, нужно вызвать Ольгу, чтобы она их опознала. И заявление написала.
– Ох, Жора, а нельзя ли обойтись без Ольги? ты же знаешь, как она реагирует на такие вещи? Еще в обморок хлопнется – возись потом с ней… Возиться-то мне!
– Но как же без нее, Поля? Конечно, за побег им и так впаяют прилично, но тогда придется не предъявлять им это вооруженное нападение?
– Да бог с ним, Жора! Из тюрьмы сбежали? Сбежали! Пистолет у них изъяли? Изъяли! Скворца убили? Убили!
– Стоп-стоп-стоп. Вот тут-то самое интересное. Понимаешь, они насмерть отрицают, что убили Скворца. Вообще, говорят, в Вишневке не были! Не мы, говорят, и все!
– Врут, Жора, врут! – убежденно закричала я. – Да как ты можешь им верить? Ясное дело, они будут это отрицать. Одно дело с дачи пару штанов стырить, а совсем другое за убийство сесть. Да если им к бывшему сроку прибавить за побег, да еще и за убийство – они до конца жизни с Колымы не вернутся!
– Я все это понимаю! – устало произнес Жора. – Но у низ даже оружия не нашли, из которого убит этот Скворец. Я же связывался с Вишневской бригадой, там ребята сказали, что Скворцова убили из старого обреза. Где этот обрез? Откуда они его взяли?
– Да выбросили, куда же еще дели! В пруд скинули!
– У них был пистолет, – принялся объяснять Жора. – Они его отобрали у охранника, когда бежали. Оглушили того по голове – и пистолет в карман. Установлено, что Скворцова убили не из него. Почему? Если б Мутный хотел убить Скворца, он убил бы его из этого пистолета! Откуда у них еще и обрез? И как мы можем предъявить им это убийство, когда не найдено оружие преступления? И как мы можем повернуть все это на дело о похищенной коллекции? Тебя ведь это в первую очередь А доказательств из пребывания в Вишневке все равно нет – ты же не хочешь, чтобы я впутывал в это дело Ольгу? интересует?
– Не хочу, – ответила я.
Жора вздохнул.
– Ну хорошо, – сказал он. – Я кое-что придумал. Давай-ка ты побудешь Ольгой.
– Как это? – не поняла я.
– Очень просто. Представим все так, как будто ты потерпевшая. Пришла и заявила в милицию. И сейчас мы как-будто проведем опознание.
– Но как я их узнаю?
– Во-первых, надеюсь, что до этого не дойдет. А во-вторых – ты что думаешь, я тебе не скажу, куда посажу их? Один будет у окна сидеть, а второй возле шкафа. Так что не подкачай.
– Ладно, хорошо, – согласилась я и прошла пока в соседний кабинет.
Я прекрасно знала, на какие уловки частенько приходится идти милиции, чтобы расколоть преступника. Не раз Жора на моих глазах нарушал закон, но делал это ради торжества справедливости, поэтому думаю, что это вполне простительно. Что же, преступники врут, изворачиваются, а с ними цацкаться, что ли? Каждый действует своими методами, и все! Никаких этических норм тут быть не может. У каждого свой интерес: у преступника – любым способом избежать наказания, у милиции – посадить его в тюрьму. Кто победит, тот и прав. Короче, мне не привыкать к разным ментовским мухлеваниям.
Через несколько минут Жора позвал меня.
Я вошла и увидела пятерых мужчин. Я сразу же выцепила взлядом двоих из них: сидящего у окна и сидящего возле шкафа.
Они были очень разными внешне, хотя чувствовалось нечто общее, что их объединяло: какая-то настороженность во взгляде, неухоженность. И чувство постоянного страха и напряжения.
Один, тот, что сидел у окна, был постарше, с рябоватым лицом и добрыми, какими-то детскими глазами. Смотрел он на нас так непосредственно и невинно, как ребенок, который понимает, что натворил что-то нехорошее, но ничего не мог с собой поделать – слишком велик был соблазн. Во всем его облике сквозила какая-то чистота. Я бы не удивилась, если б узнала, что он искренне верит в бога.
Второй, сидящий у шкафа, был совсем другим. Взгляд его маленьких глаз был колючим и неприятным. Смотрел он озлобленно. И вообще был каким-то нервным. Чувствовалось, что в экстремальной ситуации он может выкинуть что-то непредвиденное, совершенно ему несвойственное в обычных обстоятельствах. И он даже сам не осознает до конца, на что способен. Что он будет скорее действовать, не думая о последствиях.
Он посмотрел на меня, и на лице его отразилась сложная гамма чувств. Он, конечно же, принял меня за Ольгу, как и следовало ожидать.
Второй, с Рябоватым лицом, посмотрел на меня своими добрыми глазами и слегка виновато улыбнулся и даже пожал плечами. Извини, мол, так получилось…
Я поняла, что это и был тот самый Рябой, такой философ с прекрасной душой. А товарищ его – наверняка Мутный. Иначе просто быть не может.
– Ольга Андреевна, – начал Жора, – посмотрите, пожалуйста. Не узнаете ли вы кого-то из сидящих перед вами людей? Что касается остальных, то я в последний раз предлагаю признаться добровольно, пока потерпевшая не опознала вас, – Жора обращался будто бы к пятерым сразу, но Мутный с Рябым отлично понимали, что обращаются к ним.
Оба бандита молчали.
– Значит, не хотите признаться? Хорошо. Тогда послушайте… – Жора взял со стола какой-то листок, вложенный в папку и принялся делать вид, что читает:
"Я, Снегирева Ольга Андреевна, заявляю, что второго июня 1999 года, ко мне на дачу ворвались трое вооруженных мужчин, которые, угрожая пистолетом мне и моим детям, заставили меня скрыть их у себя…" Так… "Приметы всех троих отлично помню, в случае необходимости могу легко их опознать…" – Жора искоса посмотрел на Мутного, который весь напрягся. Видимо, его гораздо сильнее огорчало то, что кто-то может понять, ради чего его понесло в Вишневку, чем то, что его посадят за побег. Неужели он еще рассчитывает добраться когда-нибудь до коллекции?
Я стояла и переводила взгляд с Мутного на Рябого.
– Так, приступим к опознанию, – вытерев платком лоб, сказал Овсянников. – Ольга Андреевна, вы предупреждаетесь об ответственности за дачу ложных показаний…
– Хватит, – ответил вдруг Рябой. – Были мы там. Как раз у девчушки вот этой.
Мутный быстро вскинул голову, взглянул на Рябого. Зрачки его сузились, он мрачно пробормотал что-то себе под нос.
– Вот и отлично, – обрадовался Жора. – Давно бы так. И нам канители меньше.
Потом мы сидели в кабинете, и Жора допрашивал Мутного. Рябой по всей видимости о коллекции ничего не знал, вернее, знал, но очень мало. И Жора понял, что трясти нужно Мутного. Он пугал его убийством Скворца, отчаянно пытаясь повесить его на Мутного. Мутный же отчаянно сопротивлялся.
– Говорю тебе, начальник, не убивал я его! – в стопятидесятый раз твердил Мутный.
– А кто тогда? – настойчиво вопрошал Жора.
– Так а мне откуда знать? – делал удивленное лицо Мутный. – Мало ли кто! Это уже не мои проблемы!
– А как же факт, что вас видели втроем в Вишневке в тот день? Свидетелей хватит!
– Начальник! – взмолился Мутный. – У меня и так грехов – во! – он провел рукой по горлу. – Мне одним больше – одним меньше – разницы нет. Но про Скворца скажу: клянусь чем хошь – не убивал я его. Хочешь, расскажу, как дело было? Разделились мы тогда, чтобы внимания не привлекать. Решили в город пробираться. Договорились, где встретимся в Тарасове. Скворец через лес пошел, а мы с Рябым полем. Попутку поймать хотели. Доехали до города, стали ждать Скворца. Так и не дождались. Я и подумать не мог, что его убили. Думал, засыпался по глупости. А он, выходит, вон что…
– Зачем ограбили дачу? – спросил Жора. – Не отпирайтесь, на ней найдены ваши отпечатки пальцев… – никаких отпечатков, конечно, найдено не было, потому что никто их не снимал. Никто, кроме Жоры, вообще не знал, что Галину ограбили. Но я понимала, что Жора изо всех сил старается выудить у Мутного сведения о коллекции.
– Переодеться нужно было, – глядя в сторону, заявил Мутный.
– А что, у Ольги Андреевны нельзя было взять?
– А вы видели ее барахло? – хмыкнул Мутный. – Его же на пугало нацепить стыдно!