Мой пистолет, который я положила на стол, чтобы освободить руки для инъекции, отлетел на пол, а в спину под лопату уперся ствол чужого оружия.
31
Семнадцать лет назад в разгар лета меня выпустили из психиатрической клиники. Всучили документы и вытолкнули за ворота. Я сидела на пыльной остановке, пропуская один редкий автобус за другим. Куда пойти, я не знала. В прошлой жизни у меня была семья: любимый муж и прелестный сынишка. Сейчас у меня нет ничего. Нет даже денег на автобусный билет.
Мимо проезжали грузовики. На одном из таких же работал Николай. Я вспоминала, как он караулил меня после работы, подвозил, смешил, впервые поцеловал, как в первый раз его ладонь скользнула под платье и сжала мою грудь. В тот момент мне было стыдно, боязно и приятно. Сейчас костлявая рука страха сжимала мое сердце. На какой-то миг страх чуть ослабил хватку, и мне показалось, что многое можно вернуть. Есть я и Коля. Если он меня простит, то у нас еще могут быть…
Я расплакалась. Слезы опустошили и успокоили. Пожилой водитель автобуса, в третий раз заметивший девушку на одной и той же остановке, вышел и завел меня в салон. Денег он не взял, и вскоре я оказалась около пятиэтажки, из которой в далекой-предалекой прошлой жизни вышла в последний раз с малышом. Наступил вечер. Я смотрела в немые окна. В нашей комнате горел свет, и мне показалось, что Коля, как обычно, вернулся с работы и ждет меня.
Я поднялась по лестничной клетке с вывернутыми лампочками и дрожащей рукой надавила на звонок. Дверь открыла свекровь.
- Убийца! Нехристь! Как ты смеешь сюда являться?! Будь ты проклята!
Слова разъяренной женщины согнали меня вниз. Я оказалась на грязной скамейке рядом со сломанными качелями и разбитой песочницей. Привычное видение истязало меня. Перед моим взором стояла коляска, а в ушах звучал плач маленького человечка. Я укачивала его, но плач не затихал.
- Так вот ты где.
Неожиданный возглас вернул меня к действительности. Я увидела тугую фигурку с высокой грудью и узнала эффектную Ленку Баринову. Ту самую Ленку-предательницу, с кем кувыркался в постели любимый муж. Лучшую подругу, змею подколодную, из-за которой мой Мир Рухнул.
Я вскочила.
- Но-но! Без рук! - предупредила Лена, увидев закипающий гнев в моих глазах. - Я ни при чем, подруга! Это был другой мужчина, ты обозналась.
- Ты врешь!
- Нет, я не вру. Могу с ним познакомить, он подтвердит.
- Я видела!
- Не знаю, что ты видела. Фигуры у них похожи, это верно. Только подумай, на кой мне сдался твой Коля? Мне нужен мужик перспективный, неженатый. Вот! - Она гордо продемонстрировала обручальное кольцо на безымянном пальце. - Я уже замужем.
- Это был… не мой Коля?
- Да ты что! Нет, конечно!
- Не верю.
- Мне ты не веришь, а стервозе Ирке Жарковой, которая наплела небылиц, поверила! Мой муж прижал ее, и она раскололась. Да спроси хоть нашу Марь-Андревну, она знает, кто к кому шастал!
Я неожиданно поняла, что подруга говорит правду. В тот день я видела только спину, глаза застилали слезы, меня настроили, что в комнате будет Николай, и я заранее уверилась в этом. Но если с Леной был другой, если я поверила в обман…
Земля зашаталась. Я рухнула на скамейку.
- Как же так… Зачем же я…
- Забудь! Что было, то было.
- Ведь всё могло быть иначе. А теперь, весь этот ужас… Я своими руками…
- Надо жить дальше, Света! - тормошила меня Лена.
- Почему ты молчала? Почему не сказала?! - неожиданно обозлилась я.
- Когда?! Когда ты вошла в комнату? Устроила бы скандал, и всё прояснилось. Я не видела тебя! Не видела! И про Ирку Жаркову я ничего не знала. Мне недавно донесли, как она по пьяни о тебе болтала. Я попросила мужа разобраться. Он у меня крутой. Разобрался. Жаркова любила твоего Колю и завидовала тебе страшно. Считала, что ты увела у нее жениха, и хотела вернуть его любой ценой. Любой, понимаешь! Она разнюхала, что я по субботам с парнем встречаюсь, а когда увидела машину твоего мужа у общаги, решила тебя позлить. Только позлить! А получилось… вон оно как.
- Но Коля… Он сказал, что перевозит мебель, а сам…
- Его ребята уговорили пивка попить, застыдили, что друзей старых забыл, стал подкаблучником. Мужикам надо оставлять видимость свободы.
- Я должна с ним поговорить. Свекровь меня на порог не пускает. Поможешь?
Лена посмотрела на меня округлившимися глазами.
- Ты что, ничего не знаешь? - Она присела рядом. - Я думала, ты в курсе.
- О чем?
- Ох, Света… Я закурю.
Она долго возилась с сигаретой, мне пришлось ее торопить.
- Лена, говори.
- Твой Коля погиб. Еще в прошлом году. Он ушел в армию по контракту, а это - горячая точка. Говорят, совсем себя не берег, кого-то спас, а сам…
Мое сердце стиснула невыносимая боль, в глазах помутнело. Рухнувший Мир и не думал восстанавливаться, погребая под корявыми обломками любой лучик надежды. Нет сына, нет мужа, вместо счастливой и наивной Светы Демьяновой - пустая оболочка.
- Я убийца. Сначала сына, потом мужа… Я убийца!
Плечи сотрясались от рыданий. Лена обняла меня.
- Помнишь, как ты рассказывала, что за тобой на белом лимузине обязательно примчатся папа и мама. Они привезут мороженое и много игрушек. Я верила и завидовала. А потом, помнишь, как за Маринкой Цветковой приехала мама? На автобусе, без лимузина и без игрушек. Она приехала прямо из колонии, одетая в черную телогрейку и серый платок. Была зима, а у нее не было перчаток. Она приезжала два месяца и каждый раз отогревала руки, прежде чем обнять Маринку. Потом она оформила бумаги, и ей разрешили забрать дочь. Мы рыдали с тобой у окна, а когда Маринка обернулась - счастливая, в новой шапочке, ярких варежках, с куклой Барби в руках, - ты убежала и выла в подушку, чтобы никто не слышал… Перчаток у ее мамы так и не было. А про белый лимузин мы больше не мечтали.
Мы сидели, обнявшись, около сломанной детской площадки. По щекам катились горючие слезы. Две повзрослевшие девочки, научившиеся беззвучно плакать.
- Хорош ныть, Свет. Поехали со мной. Ночь уже, - решительно заявила Лена Баринова. Она и в детстве всегда первой вытирала слезы. - В общаге вместо тебя другую девчонку поселили, но я сейчас квартирку с мужем снимаю. Ты на моем месте пока поживи, а потом что-нибудь придумаем.
- Я не знаю, зачем мне жить.
- Хватит! Один раз ты уже испытала судьбу. Ты выжила там, где все погибали. Считай, с того света вернулась. Воскресла.
- Для чего?
Лена задумалась и серьезно ответила:
- Раз Бог тебя спас, значит, ты еще нужна на этом свете.
Ночевать в общежитии мне довелось всего одну ночь. Я лежала на той самой кровати, где видела схлестнувшиеся тела мужчины и женщины, и долго не могла уснуть. Сознание рисовало бесстыдную сцену: вот Ленка, а на ней… Теперь отчетливо вспоминалось, что я не разглядела лица мужчины. Неужели, ведомая клеветой, я потеряла разум?
А потом вспомнилась куртка мужа на пороге комнаты. Как она там оказалась? Или это была галлюцинация? Отчаяние и горечь сомнения раз за разом накрывали меня. Почему я не погибла в тот день! Для чего я воскресла?
На следующее утро ноги сами собой привели меня на роковой обрыв реки Валяпы. Я смотрела на камни под быстрой водой, куда безрассудно бросилась с маленьким сынишкой. Вытащили меня оттуда уже одну. Сейчас, спустя год и три месяца, я не могла представить, как решилась на этот безумный шаг. Тогда весеннее половодье и счастливый случай спасли мне жизнь. Но зачем?
Сзади раздался пьяный женский смех.
- Потянуло на воспоминания? Я знала, что тебя здесь увижу. - Ирка Жаркова глотнула алкогольный коктейль из яркой банки, мазнула рукой по мокрому подбородку и усмехнулась: - Значит, тебя выпустили, ты уже не сумасшедшая. Просто дура набитая. Безмозглая курица! Идиотка!
Я чувствовала, как в груди закипает гнев. Он согревал и освобождал от боли. Гнев фокусировался на цели. Вот та, которая оговорила моего мужа. Вот та, которая привезла меня к общежитию. Вот та, из-за которой Мир Рухнул.
- Мне рассказали, как ты прыгнула. Стояла, мялась, сжимала сосунка и не знала, что мы пошутили.
- Что? Пошутили?!
- Конечно! А ты поверила. Идиотка!
Я вспомнила тот день и голос, который шел словно из ниоткуда: "Он бросил тебя! Ты ему не нужна!" Слова кромсали разбитое сердце и толкали, толкали…
- Зачем ты выплыла? Сама осталась жива, а Кольку сгубила. Из-за тебя он погиб! - Смятая банка полетела в меня и ударила по ногам. Жаркова наступала. - Я сделала себе грудь. Посмотри! Не чета твоим прыщам. Со мной каждый хочет переспать. Только Коля их не увидел, не успел. И всё из-за тебя! Из-за тебя, чтоб ты сдохла!
Она вцепилась в мое платье и толкнула. Я пошатнулась, из-под ног в реку полетели камешки. Жаркова брызгала слюной и наседала, она хотела сбросить меня с обрыва. Я сопротивлялась. В какой-то момент мы обе упали, и я почувствовала, как рвется мое платье. Я оказалась на краю, а Ирка висела над обрывом, цепляясь за мою одежду. Я упиралась в каменный выступ и видела ее глаза. Они были рядом, на расстоянии вытянутой руки. За секунду пьяная злость в расширенных глазищах Жарковой трансформировалась в животный страх, и, к моему удивлению, в них проступило человеческое страдание.
- Я тоже его любила, - затараторила Ирка, - любила все эти годы, любила по-своему. Он мой первый мужчина. Самый первый. Я тоже хотела счастья!
Я неожиданно увидела пред собой не злую соперницу, а обиженную жизнью девушку, которая не смогла смириться с потерей жениха, запуталась, и убедила себя, что во всем виновата ее маленькая грудь.
- Держись, я тебя вытащу, - пообещала я. - Обопрись ногами.
Ирка висела на моей одежде. Ее ноги елозили по гладкому откосу. Я уперлась левой рукой, освободила правую и протянулась вниз. Действовать предстояло осторожно, чтобы не свалиться самой. Две пары глаз с надеждой смотрели, как мои пальцы приближаются к запястью, судорожно вцепившемуся в лоскут летнего платья. Еще усилие - и я хватаю воздух.
Ткань рвется, и сжатые пальцы Жарковой с вырванным клоком одежды устремляются вслед за пухлыми губами, искусственной грудью и завистливым, но любящим сердцем.
- Это кара!.. - кричит Ирка.
Я почти не разбираю ее слов. Брызги воды, удар о подводный валун, и безжизненное тело уносит быстрый поток.
Спустя два часа в общежитии меня задержали. Среди оперативников был Барсуков, но тогда я его не запомнила. Он изъял мое порванное платье, защелкнул наручники и вытолкнул в коридор. Меня вели по лестнице, а заводские бабы не скрывали злорадства. Их радовало избавление от соседства с безумной детоубийцей.
На следующее утро я сидела в допросной комнате перед следователем Романом Мосягиным. Человеком с лицом-ширмой.
32
- Вот и встретились, Гордая Цапля. - Я узнала голос Развязного "северянина". Он незаметно проник в подземную лабораторию под шум болтовни Доктора и застал меня врасплох.
Развязный дышал в спину, давя пистолетом под лопатку, и шипел:
- Ловко ты нас обставила. И стрелять умеешь, и лисой пробираться. - Видимо, вспомнив, что перед ним опасный противник, Развязный взвился и ударил меня по ключице. - На колени! Пристрелю, сука!
Шлепаюсь коленями на пол. Первый всплеск эмоций - вот сволочь, как же теперь ходить в юбке с синяками на коленях! Затем начинает работать голова. Я медленно оборачиваюсь. Развязный один. Кричит, чтобы придать себе храбрость. Я не раз сталкивалась с "братками" и давно уяснила, что бандиты сильны коллективом. Гордыня и тщеславие расправляют плечи каждого из них, пока он в стае. Они привыкли быть в большинстве, поэтому всегда держатся табуном: трое, четверо, пятеро - чем больше, тем им спокойнее. Отсюда и термин "банда", предполагающий команду. Бандит лишь член стаи. Стоит даже самому матерому остаться одному, как его спесь улетучивается, подобно воздуху из дырявого шарика. В этом плане кавказские боевики ничем не отличаются от славянских бандитов. Сейчас Развязный один. Бравада первой минуты уже покинула его. Он нервничает. Однако в сжатой руке остается пистолет с взведенным затвором. Это сильный аргумент. А что у меня? До главной пушки не дотянешься, отброшена далеко. Остается малокалиберный ствол, примотанный к правой ноге, или нож на левой лодыжке.
- Лысый, свяжи ее! - бросает Развязный Доктору, держа меня под прицелом.
- Я сам связан, - огрызается Доктор.
- Ну, так развяжись!
- Идиот. - Доктор сохраняет ясность мысли. - Позови охрану или разрежь петли. Вон ножницы!
Развязный думает, этот процесс его напрягает. Наконец он приказывает мне:
- Руки за голову, сука!
Я пропускаю его брань мимо ушей, на лице презрение и ни тени страха. Хотел бы убить - уже выстрелил, а раз представление затягивается, пусть попсихует. Развязный трясется и брызжет слюной.
- За голову, я сказал! Подними руки! - ствол пистолета пляшет на уровне моего виска.
Я неохотно подчиняюсь, сохраняя демонстративное спокойствие. Развязный бурчит невнятные ругательства, делает шаг к Доктору. Даже в противостоянии с женщиной ему требуется помощник, по-другому он не привык. Я жду момента, когда можно будет выхватить спрятанный пистолет и выстрелить. Такая возможность обязательно представится. Сейчас он отвлечется на пластиковые петли и тогда…
Но в этот момент в комнату с диким криком вбегает Субботин. В его руке тяжелый бинокль на ремне. Он замахивается и мчится к цели. Однако Развязный успевает среагировать. Взлетает рука с пистолетом, я валюсь Развязному в ноги, звучит выстрел, пуля ударяет в потолок. Я успела пошатнуть противника.
Следующий выстрел уже за мной. Запасной пистолет в руке, малокалиберная пуля бьет по запястью врага, тот роняет ствол. Спустя секунду я вооружена и основным своим пистолетом.
Субботин обескуражен, Развязный сжимает раненую ладонь, Доктор раздосадован. А я понимаю, что успех мним, из подвала надо срочно сматываться.
- Это тебе за синяки! - я расчетливо пинаю Развязного ботинком под колено, тот оседает от боли. Не давая никому перевести дух, я киваю Субботину: - Обыщи его! Карманы, под мышками и штанины.
Николай выполняет и находит пистолет.
- Забери с собой и развяжи Доктора. Ножницами. Быстро!
Доктор крутит носом, выражая недовольство.
- Пойдешь с нами. - Я подталкиваю его вверх по ступеням. Мы поднимаемся из бетонного бункера в полуразрушенный подвал. Перепуганный Развязный остается внизу. Он счастлив, что его не добили, а лишь предупредили: "Высунешься - убью!"
Теперь надо выбраться наверх. Открытый выход ведет прямо к бытовкам. Там охранники, они не могли не слышать переполоха под землей. Так и есть! Как только Доктор вступает в пятно света, сверху звучит беспорядочная автоматная очередь. Я отдергиваю Доктора и отступаю к стене. Ситуация осложняется. Хотя солдаты палят бездумно, у них огромное преимущество. Они контролируют единственный выход и нажимают на курок при любом шорохе.
- Сколько у вас было патронов? - спрашиваю я Николая.
- По два рожка на четыре автомата.
Это немало. Скоро солдаты сообразят и будут расходовать боеприпасы более разумно. Доктор прижимается к стене подвала.
- Вы сумасшедшая, - шипит он.
- Когда-то меня так и называли, - соглашаюсь я, подходя к нему. - Но мне больше нравится термин душевнобольная. Это ближе к истине. Чем отличается сумасшедшая от душевнобольной, Доктор?
- Сумасшедшая.
- Тем же, чем и от равнодушных людей, - отвечаю я на свой же вопрос. - Болью. Болью в душе.
Но Доктору не до философских сентенций. Он перепуган.
- Нас пристрелят. Надо что-то делать.
- И что же?
- Убейте его, он очень опасен, - Доктор говорит шепотом, украдкой показывая на Субботина. А потом громко повторяет: - Убейте Субботина, и мы спасены!
Николай вздрагивает. В его руке оружие. Он вглядывается в меня с немым вопросом: неужели тоже предала?
Ну, Доктор, психолог чертов! Надеешься нас стравить? Не выйдет!
Я замахиваюсь рукоятью пистолета, он испуганно приседает. Моя рука останавливается на полпути. Отнюдь не из жалости. Я замечаю за его спиной очень важную деталь.
33
Из сбивчивого доклада обдолбанного охранника полковник милиции понял, что на объекте произошло ЧП, настоящее чрезвычайное происшествие. Но какое? Кто и почему стрелял под землей? Солдат ничего внятного не смог сообщить.
Барсуков примчался на стройплощадку одновременно с начальником криминальной милиции Кондратьевым, которого сопровождали трое неулыбчивых оперативников.
- Мы загнали его в нору! - обрадовался Хомутов появлению Хозяина с подкреплением. Оба перевозбужденных охранника тыкали стволами автомата в темную дыру спуска в подвал.
- Кого? - рявкнул полковник. - Кого загнали?
- Субботу! Нашего беглеца!
- Это точно?
- Да! Он пытался высунуться. Я заметил его!
Вот и попался подопытный суслик, с удовлетворением подумал Барсуков. Лучшего места для расправы, чем подконтрольная ему стройка, трудно было подыскать.
- Тащите его сюда.
- Он отстреливается.
- Тогда спускайтесь и прикончите его! - Охранники мялись. Они, конечно, придурки, но верными операми лучше не рисковать, решил Барсуков. Он подтолкнул высокого Стаса. - Один спускается, другой его прикрывает. Выполнять!
Полковнику было не жалко солдат. Так или иначе, это отработанный материал, который придется утилизировать после сделки. Если они перебьют друг друга сегодня - ничего страшного не произойдет. На оставшиеся сутки он назначит дежурных из ППС, патрульно-постовой службы. Те тоже не семи пядей во лбу, по сути, бывшие солдаты, ничего не умеющие, кроме как носить форму и проверять документы, но за короткое время, даст бог, не успеют наломать дров.
Оперативники, видя нерешительность охранника, демонстративно клацнули затворами пистолетов и кивнули: шагай вниз. Стас стиснул губы, свел брови к переносице, накачивая себя злостью. Напряженные руки направили автомат в пугающую дыру. Свинцовый град обрушился на подвальную лестницу. Еще не стих звон в ушах и не рассеялись пороховые газы, как он исчез в подземелье. Секунды тишины тянулись долго. И вот в глубине послышались возня и ругань. Выстрелов не было, и ободренный Хомутов поспешил на помощь товарищу. Вместе они вытолкнули наверх матерящегося кавказца с окровавленной ладонью.
- Ты что там делал? - вскипел Барсуков. - Тебе нельзя соваться вниз!
Развязный оправдывался. Спустя несколько минут, выслушав путаные объяснения, начальник УВД стоял в подвале и хмуро взирал на разрушенный проем над обрезками труб. Светлый Демон действует вместе с Николаем Субботиным. Это тревожный факт. Неужели ее встреча с ним была не случайной? Теперь в ее руках еще и Доктор, который слишком много знает.
- Искать! - рявкнул Барсуков. - Охранники остаются на объекте. Кондратьев, твои люди - в погоню! Рыть носом. Они не могли далеко уйти!