27
Тархан напрягся, звериное чутье просигнализировало об опасности. Он намеренно шагнул вплотную к Барсукову, широкая милицейская спина перекрыла зону возможного обстрела с лесистого склона. Сзади прикрывал высокий "Ленд Крузер". Тархан взглянул поверх плеча собеседника и отметил наиболее удачную точку для снайпера. Будь он в родных горах, непременно послал бы туда бойцов для проверки, но здесь в чужом городе людей следовало беречь, не так уж много у него осталось верных охранников.
- Завтра так завтра, - скомкал разговор Тархан. - А до этого времени здесь останется мой человек. Утром я тебе позвоню, полковник.
Высокое звание - не обидная кличка. Барсуков расслабился. Тархан подал знак. Подъехал джип, приоткрылась дверца. Пока Тархан садился в машину, его прикрывали двое телохранителей.
Барсуков оценил профессиональный отход опасного покупателя. Он внутренне согласился: в делах личной безопасности лучше перебдеть, чем недобдеть. И еще начальник УВД невольно представил, каков будет переполох, если в его городе убьют самого Тархана. С появлением Светлого Демона такого исхода нельзя исключить.
Барсуков ожесточенно потер подбородок. Прочь мнимые трудности! На данном этапе его занимает реальная проблема, которая неуклонно обостряется - беглый солдат Николай Субботин. Полковник посмотрел на часы - половина десятого. Осталось около двадцати часов.
Никчемный человечишка должен умереть до этого срока.
28
- Я побегу к Хозяину, - заявил Субботин, увидев, что Барсуков остался один. Его распирало нетерпение.
Я еле успела ухватить за штаны вскочившего солдата.
- Он тебе не поможет.
- Почему?
Я жестко припечатала Субботина к земле.
- Твой Хозяин распространил сведения, что ты конченый псих и сбежал с оружием. Он приказал при задержании тебя убить!
- Нет! Это Стас ему наврал. Хозяин не может так поступить.
- Может. Барсук способен на любую подлость. Я его знаю.
- Барсук?
- Милиционер Барсуков. Когда-то он использовал меня и предал. Он лично стрелял в меня. Теперь Барсук большой начальник и вряд ли стал лучше.
- Но я ничего не сделал. Я ни в чем не виноват!
Я взглянула в его испуганные глаза - совсем мальчишка. Худой и слабый, ему и бриться-то требуется не чаще раза в неделю. Мальчишка, попавший в кровавый переплет и потерявший последнюю надежду. Я покачала головой.
- Так не бывает. Все-таки ты что-то сделал. Или видел, или знаешь о чем-то, что не должен знать… Или что-то сделали с тобой, - неожиданно предположила я. - Покажи локоть.
Я завернула его рукав. Красная блямба вокруг укола разрослась, затвердела, покрылась в центре чешуйчатыми отслоениями. Казалось, что организм борется с какой-то заразой, но уступает ей.
- Вспомни, что ты почувствовал после инъекции? Прилив сил, эйфория, безудержная веселость, желание выговориться? Или наоборот - страх, сонливость? Ты же видел, как реагировали на уколы остальные. На что была похожа твоя реакция?
- Не знаю. Сначала я ждал чего-то подобного, как у них. Но прошел день, а я ничего не почувствовал, только локоть болел немного. Потом еще один день, а потом Стас убил Глыню, напал на меня, и я сбежал.
- Пока ты оставался там, Доктор осматривал тебя? Что он говорил?
- Он осматривал. Брал кровь и мочу, спускался вниз за железную дверь, но ничего не говорил. На второй день он стал просить сплевывать на стеклышко.
- С тех пор ты ощущаешь слабость?
- Я устал. - Николай отвел виноватый взгляд и неожиданно воскликнул: - Вот он!
- Кто?
- Доктор.
Я посмотрела сквозь ветки на стройплощадку, навела бинокль. Из строительного вагончика спустился лысеющий толстячок с пухлыми щеками. На его плече висела сумка, в которой обычно носят портативный компьютер. Толстячок что-то сказал солдату, высунувшемуся из соседнего вагончика, и неожиданно исчез, словно провалился в яму.
- Там спуск в подвал, - пояснил Николай. - Здание снесли под основание, а подвал оставили. В подвале железная дверь. Толстая и тяжелая.
- Что за ней?
- Не знаю. Нам туда нельзя. По инструкции только Доктор и Хозяин имеют право туда спускаться. Ради этого нас и наняли. Осуществляем круглосуточную охрану.
- Кто-нибудь пытался туда проникнуть?
- Нет. Стройка заморожена, строителей разогнали, жители обходят ее стороной. Недавно, правда, появились кавказцы. Они держали меня и Глыню, пока Доктор делал уколы, но это происходило в бытовке. Их тоже нельзя было пускать вниз. До особого распоряжения Хозяина.
Я задумалась.
Барсуков явно что-то затеял. И вряд ли его планы законны. Почему частным образом он нанял бывших солдат, хотя мог обеспечить официальную вневедомственную охрану? Зачем вообще возиться с забытым подвалом и останавливать выгодную стройку?
Я вспомнила, что в прежние времена Барсук был отнюдь не главным в моем перевоплощении. Мою жизнь перевернул совсем другой человек, который управлял Барсуком и стал манипулировать мною. Я столкнулась с ним сразу после того, как Мир Рухнул.
29
Роман Витальевич Мосягин. Так звали следователя, который вел мое дело. Точнее, оба моих уголовных дела.
Вот он сидит передо мной. Глаза глубоко упрятаны, лицо как ширма, кто внутри - не разберешь. Наклон головы, появляется мимика, ямки глаз светятся участием. Он говорит добрым голосом, проникновенно и мягко. Он обволакивает и успокаивает. Я отвечаю. Наверное, невпопад или не то, что от меня ожидают услышать. Ширма резко задвигается. Он неподвижен. Некто, спрятавшийся за ширмой, пристально изучает меня.
Я не знаю, куда деть руки. Они пустые и ненужные. А еще вчера они держали ребенка, моего любимого маленького Коленьку. Они убаюкивали его, защищали от ветра в трескучем мотоцикле, сжимали во время полета в бездну, а потом беспомощно разжались. Я колотила ладонями по холодной воде, пальцы цепляли пустоту, тело дергалось, но Коли больше не было! А потом, когда я перестала мерзнуть и сдалась на милость реке, кто-то подхватил мои вялые руки и вытянул из усыпляющей невесомости на грубый холод.
Следователь Мосягин откидывается назад, ширма падает. Его руки знают, что делать. Он перебирает какие-то бумажки и швыряет передо мной фотографии. На одной мокрое одеяло, которым я закутывала малыша, на другой - голубая лента. Ею я обвязывала и украшала сверток.
- А где мой сын? - спрашиваю я, рассматривая фотографии даже с изнанки.
Глаза следователя сужены. Его маленький рот цедит и выплевывает хлесткие слова. "Расширенный суицид", - распознаю я. "Ты убийца, Демьянова. Самая худшая из возможных убийц. Мать-убийца!"
- Где мой сын? - не понимаю я.
Он наклоняется и хлещет меня по щекам сжатыми листами. Щеки горят. Его лицо скрывается за ширмой. Мосягин исчезает.
Наручники, решетчатая дверь, коридор, лязг засова, толчок в спину, темная камера. Соседка по камере плюет в мою тарелку. Мне безразлично, я не хочу есть. А ночью она накидывается на меня, валит на каменный пол и рвет мои волосы. "Зачем тебе красота, паскуда! - кричит соседка, сидя верхом на спине. - Ты конченая сука!" Вырванные клочья волос она пихает мне в рот. Охранник выжидает, ему нравится зрелище. Потом заходит, отпихивает соседку, и удары дубинкой нескончаемым градом сыпятся на мое тело.
Затем были другие допросы. Я осунулась, моя голова обрита, ноет избитое тело, меня шпыняют и бьют при каждом случае, но мне всё равно. Мой Мир Рухнул.
Однажды появляется Николай. В его глазах отчаяние, злость и непонимание. Муж проклинает меня и уходит. Я смотрю в его затылок и вспоминаю, как сильная спина дергалась на растопыренной похотливой Ленке. Воспоминания больнее действительности.
И был суд. Моя оболочка на скамье подсудимых, в зале концентрированная ненависть.
Показания давали бойкая Ирка Жаркова и немногословный мотоциклист Гера, прячущий глаза. Николая не было. Он ушел служить в армию по контракту. Присутствовала его мать. Она говорила срывающимся крикливым голосом. С первых же слов я поняла, как бешено меня ненавидит свекровь. В этом чувстве она была не одинока. Десятки глаз бросали в меня стрелы презрения.
Потом допрашивали еще одного человека, совершенно незнакомого. Оказывается это рыбак, который вытащил меня из воды и ненужной добротой заморозил боль разорванной души в наивысшей точке страдания.
- А ребенка я не успел. Когда подгреб на лодке, его уже не было, - пояснил рыбак.
Затем взял слово адвокат. Он шлепал жирной нижней губой и витиевато рассказывал о тяжелой и несчастной жизни девочки с момента рождения. Я не сразу поняла, что он говорил обо мне.
Адвокат упирал на отсутствие семьи, на святость и возвышенность этого понятия для обездоленной сироты, на единственную цель ее жизни - обрести наконец собственную Семью. Он так и сказал: Семью с большой буквы. Он говорил о подлых слухах и мужской неверности, способных погубить любое чистое сердце. Он повторил мои слова, назвав тот самый страшный день - днем, когда мой Мир Рухнул.
Закончив пламенную речь, адвокат сменил тон и зачитал пространное медицинское заключение. Помолчал и уже по-человечески добавил:
- Ведь для чего-то же она воскресла? Задумайтесь. В том месте еще никто не выплывал.
Судья в черном балахоне назвала меня подсудимой и предоставила заключительное слово. Я поднялась и спросила:
- А где мой сын?
В зале раздался возмущенный гул.
После чтения приговора губошлеп-адвокат отрывисто поздравил меня и поспешил отдаться "на растерзание" стервятникам-журналистам.
Из СИЗО меня перевезли в закрытую психиатрическую лечебницу. Основных отличий в содержании было всего два. Охранники, называвшиеся санитарами, вместо формы носили белые халаты, и помимо такой же скудной еды меня теперь заставляли глотать таблетки и делали уколы. Вскоре добавилось третье. Меня повадился насиловать доктор Клыженко.
Связанная по рукам и ногам я не могла сопротивляться. Гордый протест заключался лишь в кличке, которой я его одарила - Жаба! Но даже произнести это слово с заклеенным скотчем ртом я не могла. Моим оружием оставались глаза. Недаром еще в интернате учителя жаловались, что Демьянова взглядом может оскорбить.
Случай реально отомстить представился, когда к развлечениям Жабы присоединился приятель Червяк. Однажды, когда они насиловали меня одновременно, я сомкнула челюсти. Молодые зубы победили дряблую плоть. Я поняла, что месть имеет вкус крови. После этого происшествия я рисковала превратиться в "овощ" и не выйти из психушки никогда.
Однако произошло странное. Ставший инвалидом Червяк, подлечившись, не успел меня искалечить. А завотделением Жаба написал заключение о полном выздоровлении пациентки, и меня выпустили на свободу через год после приговора суда.
В тот момент я еще не знала, что за неожиданным решением стоит набирающий силу следователь прокуратуры Роман Витальевич Мосягин. Тот самый человек с лицом-ширмой.
Не догадывалась я и о его коварном плане.
30
- Послушай, Субботин. Вместе с Барсуковым к вам заезжал этот человек? - спросила я, описав, как могла, внешность Романа Витальевича Мосягина.
- Нет.
- Ему под пятьдесят. Он мог измениться. Потолстеть, поседеть.
- Нет. Хозяин приезжает с молодым водителем, иногда с Доктором. Но Доктор не похож на вашего человека.
- Это я заметила.
- Что же мне делать? Я надеялся поговорить с Хозяином. А теперь…
Субботин смотрел на меня с некоторым укором, словно я виновата в его незавидном положении. Пришлось срочно поднимать авторитет. Я прикинула и решила:
- Для начала поболтаем с Доктором.
- С Доктором? Как?
- Солдаты вверху, он внизу. Нам надо пройти вниз, чтобы охрана не заметила. Сдается мне, что твои однополчане теперь под вечным кайфом.
- Им понравились некоторые уколы.
- Вот-вот. Нам это на руку. Двигаем.
- Но Доктор поднимет панику. Стас услышит, а когда заметит меня…
- Спокойно! Ты не один. Держись за мной и выполняй команды.
Субботин не спорил. С того момента, как растерянный и голодный беглец оказался в машине вооруженной и уверенной в себе женщины, он признал мое право руководить им. Честно признаться, мне это льстило. Рядом со мной вновь появился человек, который нуждается во мне. Ответственность за судьбу других делает жизнь полноценной. Забытое чувство возвращало меня в счастливое время, когда я была не одна.
Мы спустились с холма, пробрались к металлическому забору и отогнули один из листов.
- Ползать умеешь? - поинтересовалась я.
- Учили немного, но я служил в ракетных войсках.
- Тогда действуй как я.
Я юркнула в щель в заборе, опустилась на корточки и на четвереньках пробежала к отвалу земли.
- Дальше ползком, - приказала я, дождавшись Николая.
Бурьян, разросшийся по весне, позволил незаметно подобраться к стене бытовки. Я выглянула из-за угла. Вход в подвал находился между строительными вагончиками. На ступенях противоположной бытовки сидел крупный солдат с мутным взглядом и автоматом между коленями. Я повернулась к Николаю.
- Это Стас?
- Угу.
- Вниз я пойду одна. - Я повесила бинокль на шею Субботину. - Ты шумни с другой стороны, чтобы его отвлечь.
- Как?
- Брось камень.
Я затаилась в удобной позиции. За бытовкой щелкнул гравий, покрывавший дорогу. Охранник встал, поправил автомат, пошел на звук. Я крутанулась по земле через спину и скатилась в прямоугольный проем между вагончиками. В глубине узкого подвала виднелась покореженная железная дверь с огромным запором, похожим на автомобильный руль. Из-за повреждения дверь плотно не закрывалась. Я вынула пистолет, прикрепила глушитель и проскользнула внутрь.
Вниз вели каменные ступени, которые упирались в обычную дверь. Я нажала на ручку и толкнула створку. За длинным оцинкованным столом, заставленным микроскопами и приборами, в свете люминесцентной лампы сидел тот, кого называли Доктором. Перед ним возвышался ряд пробирок. Доктор вздрогнул и обернулся.
- Кто здесь?
Он задел одну из пробирок. Черная стекляшка звякнула о столешницу, выплеснула бесцветный раствор, покатилась и разбилась о бетонный пол. Доктор шарахнулся в сторону и наткнулся на ствол моего пистолета.
- Не суетись и не шуми! - предупредила я.
- Вы из МЧС? - бегающие глазки ощупали усатое лицо, лоб морщился, сопоставляя женские нотки в голосе с внешним видом офицера.
- Заткнись! Будешь отвечать на мои вопросы. - Я толкнула Доктора обратно в кресло, продемонстрировала перед его носом пистолет. - Кто ты такой? И что здесь делаешь?
- Я здесь работаю! А вот вы…
- Если я начну работать - мало не покажется. Кто ты такой?
- Обратитесь к Барсукову. Это начальник милиции.
Клиент не из пугливых, убедилась я. Он привык к виду оружия и знает, что Барсуков обладает реальной силой, против которой не отважится пойти непонятный капитан МЧС. Я рывком отклеила усы, сунула их в карман и неожиданно выстрелила. Ближайшая к доктору пробирка разлетелась вдребезги.
- Рука дергается, когда меня нервируют. - Я рисковала, хлопок от выстрела был достаточно ощутим в закрытой бетонной коробке. Но выхода не было. Женщине, даже вооруженной пистолетом, в отличие от мужиков, приходится доказывать серьезность своих намерений.
Сжавшийся в комок Доктор осторожно открыл глаза. Теперь в его голосе звучал явный испуг.
- Вы - женщина?
- И очень злая! Итак, кто ты такой?
- Я ученый, биолог.
- Какого черта ты здесь делаешь?
- Меня пригласили для исследований. Когда-то я жил в этом городе, а потом уехал в Москву. Я веду научную работу.
- В подвале, на живых людях?
- Ну что вы…
- Одного из которых сожгли и закопали, а другого хотели шлепнуть, но он сбежал.
Глазки Доктора вновь забегали.
- Кто вам сказал? - промямлил он.
- Что ты вколол Николаю Субботину?
- Так это Субботин растрепал? Где он?
- Что было в ампуле?
- Если вы знаете, где Субботин, лучше сообщить Барсукову. Это важно и срочно. Поверьте! - Доктор нервно взглянул на наручные часы.
- Что было в ампуле?
- У нас мало времени. Позвоните Барсукову. Вот…
- Руки!
- Я хотел достать телефон. Он у меня во внутреннем кармане. Только под землей связь не берет. Надо выйти.
- Мы выйдем, когда ты всё объяснишь.
- Но…
- Вижу, разговор у нас не получается. Придется тебе вколоть сыворотку правды. - Всю противоположную стену бункера занимали несгораемые шкафы, один из которых был открыт. Я еще раньше заметила в нем ряды ампул. Отступила и взяла несколько с разными обозначениями. - Какая? Говори!
Доктор молчал.
- Тогда буду колоть все подряд. Не боишься передоза, биолог?
Женщины в отличие от мужчин тщательно подходят к одежде. Это я для мужиков объясняю. Вы криво улыбнулись? Напрасно. Вас раздражает, как долго жена собирается в ресторан, в гости и даже на нелюбимую работу. Вам кажется, что она впустую тратит время. Вы весь такой оптимально-рациональный и высокоинтеллектуальный не можете понять, зачем ей такая неподъемная сумочка? Тогда почему, как только вам что-то понадобится, вы сразу обращаетесь к ней? Вам вечно то жарко, то холодно, то продувает, то натирает пятку, а дождик всегда застает врасплох. Где ваш зонт? А перчатки? Я уж не говорю про такие мелочи, как расческа или платок.
Зато она - очаровательная и предусмотрительная - месяц продержится со своей сумочкой на необитаемом острове, будь он хоть в тропиках, хоть за полярным кругом.
Вот и я, собираясь на задание, экипируюсь по полной.
Я сунула ампулы в вертикальные внутренние кармашки куртки, похожие на патронташ, и извлекла пластиковые петли-затяжки, всегда хранящиеся в одном из многочисленных карманов походных штанов. Производители и торговцы скрепляют ими товары. Эффективные штучки: тоненькие, но не порвешь.
Я припугнула Доктора и ловко притянула его запястья к поручням кресла.
- Вы не смеете! - шипел пленник.
- Жаловаться будешь в Брюсселе. А сейчас приготовься к процедуре.
- Нет!
- Тебе можно колоть, а мне нельзя? Дискриминация по половому признаку. Итак, с какой начнем? - Я вооружилась одноразовым шприцем, из вскрытой упаковки, и взяла первую попавшуюся ампулу. - Эта тебе нравится?
- Только не ее!
- Тогда какую? Или сам расскажешь то, что знаешь?
- Я готов. Я расскажу. Я, конечно, всё расскажу! Я подневольный человек, наемный сотрудник, мне нечего скрывать! Это были обычные эксперименты, самые обычные - рутина. Я всего лишь научный сотрудник. Конечно, результаты я должен докладывать заказчику, тому, кто меня нанял, полковнику Барсукову. И было бы лучше, если бы он присутствовал здесь. Но если вы настаиваете, я не буду скрывать…
Доктора словно прорвало. Он болтал без умолку, излишне громким голосом, ерзал на стуле, к которому был примотан, его испуганный взгляд метался от моего лица к руке со шприцем и еще куда-то за спину. Но ничего конкретного он не сообщал. Он лишь создавал шумовой фон, чтобы скрыть другие звуки.
Когда я это поняла, было поздно.