* * *
На следующее утро Серафим Мучник напористой походкой делового человека шел, опережая телохранителей, по узкому коридору радиостанции "Эхо Москвы". За ним неслась парикмахерша, лихорадочно перебирая инструменты в кожаной сумке. Выступление по радио - всего лишь предлог попасть на телеэкран в сводку новостей.
Хряк и Бабахла жевали резинки. Такими они представляли себе подельников-телохранителей деловых американцев.
- Серафим Ерофеич! - расталкивая свиту, его догнал Тото Походин. - Только на два слова!
- Москвичи ждут встречи со мной в эфире, - сурово ответил на ходу Мучник, демонстрируя важность происходящего момента. - Не могу, Анатолий Николаевич. Меня народ заждался.
В Симе больше не было ни грана вальяжной удали блатняги. В строгом официальном костюме, а не в клубном пиджаке, неприступным утесом возвышался перед Тото "державник".
Он милостиво разрешил проводить себя в туалет, где Тото торопливо зашептал ему на ухо:
- Босс, фазеру звонил из Цюриха Коробов. Сказал, что Ольга втихую слетала в Швейцарию и перевела там все ваши активы на одного владельца - свою дочку. Торчу, блин, даже папашку родного кинула, как последнего лоха.
- Она уже проспалась после вчерашнего? - спросил Сима.
- Не в курсе… С утра уехала в "Белочку" и до сих пор сидит там. Босс, ты чо, не врубился, што ли?.. Толкую тебе: Ольга перевела все ваши активы на свою пацанку.
- Как перевела? - заорал фальцетом Сима, забыв о конспирации. - А кто управляющий до совершеннолетия?
- Она сама.
- А на случай ее смерти?
- Держись за унитаз, босс: козлятина Скиф, отец пацанки, не слабо, а?..
- Скиф?.. Почему Скиф? - выпучил глаза Сима.
- Во-во!.. Фазер говорит, что старого Коробова тоже чуть родимчик не хватил. Кинула клево, босс…
Тото вытер ладонью слюнявые губы, которые за широкой спиной Симы помимо его воли расплывались в улыбке.
- Фазер толкует: договорились, мол, с ней, что все ваши бабки она переведет на своего папашку в доверительное управление, так сказать, - продолжал нашептывать он в ухо побагровевшему Мучнику. - А сама за таким базаром финт ушами и все подгребла под себя, стервоза.
Сима поймал в зеркале торжествующую улыбку Тото и заорал, срываясь на визг:
- Поосторожней с базаром, сучок! Стервоза, да моя, понял?
- Понял, босс… Если Скифа грохнуть… Свистни только - пару киллеров из Эсэнговии, в натуре, обеспечу.
- Придурок! - взвизгнул Сима. - Не въехал еще, на кого ты со своими дешевыми понтами дрочишь? Хочешь, чтобы кодло Скифа с бандюками Ворона Симу Мучника в тот же день в деревянный макинтош одели?..
У Тото от его визга отвисла челюсть, но ответить он не успел. В дверь туалета постучала ассистентка звукорежиссера:
- Серафим Ерофеевич, эфир. Народ и журналисты вас ждут. Сима со злостью двинул Тото локтем в грудь и, нахмурив густые черные брови, устремил взгляд в зеркало. Он очень долго добивался вечерами перед зеркалом выражения такой вот державной озабоченности на лице, как ему советовал один очень дорогой заокеанский имиджмейкер.
- Серафим Ерофеевич, уже идут звонки в прямом эфире, - пропищала за дверью ассистентка.
Не удостоив Тото взглядом, Сима покинул туалет и, стараясь не потерять державный вид, под объективами телекамер важно прошествовал в студию звукозаписи.
…Приехав вечером в загородный дом, Сима застал Ольгу в гостиной перед телевизором. На журнальном столике стояла опустошенная наполовину бутылка кампари, а у ее ног лежал Волк, оскалившийся при виде Симы.
- Убери собаку, - потребовал Сима. - Идет треп, что ты все наши активы перевела на Веронику? - устремился он в атаку, когда Ольга затолкала Волка в спальню.
- Истинная правда, - ответила она, отхлебнув большой глоток кампари. - Теперь спроси, зачем я это сделала.
- Зачем?
- Объясняю, - посмотрела она на Симу отрешенным холодным взглядом. - Чтобы у вас, уважаемый Серафим Ерофеевич, или еще у кого впредь не было смысла угрожать моей заднице нарами и лагерными коблами, взрывать меня в машине. А если такое со мной все же случится, тогда не взыщи - по моему завещанию все перейдет отцу моей дочери Скифу до ее совершеннолетия. Еще вопросы будут?
- Будут! - взвизгнул Сима. - Со своими активами можешь делать что хочешь, но мою часть верни, если не хочешь иметь крупных неприятностей.
- Ха-ха, испугал!.. Дорогой муженек, я пересмотрела все наши коммерческие договора, и представь, действительно ни на одной сделке с оружием нет твоей размашистой подписи. Да и ты сам, помнится, утверждал на днях, что чист перед законом, "как небо над Брайтоном". Господин Походин, думаю, подтвердит это. Кстати, его подписи тоже нет ни под одним договором.
- Какое мне дело до Походина? - взвился Сима. - Верни мне мои бабки!
- А разве тебе не говорил, Симуля, твой хитрожопый папа: "Кто не рискует, тот не пьет шампанского"?..
- Заткнись!.. Со мной не пройдет кидалово! Я не потерплю…
- Обсуди этот вопрос со Скифом, - засмеялась Ольга и потянулась к сотовому телефону. - Правда, тебе придется объяснить ему, как ты с плешивым Походиным все эти годы на моей шее удавку затягивал. Расскажи, очень признательна буду.
Сима в испуге попятился от протянутой трубки.
- Ну, что же ты?.. Не хочешь по телефону - Скиф живет под крылом у бандита Ворона за нашим забором. Смелее, Серафим, топай, топай к нему.
- Курва, - прошипел Сима. - Пробы ставить негде, а прикидываешься ангелом небесным!
- В волчьей стае вой по-волчьи, дорогой муженек, - усмехнулась Ольга. - Не заказал бы ты тогда Скифа, я б, как дура набитая, думала - мой гомик и мухи не обидит. Грустно…
- Да, да - дерьмо последнее я, а ты у нас прям целка неломаная!..
- Ломаная, еще как… И так и эдак… Увы, мы с тобой, муженек, два сапога - пара. Куда ж нам друг от друга?..
- Ты… ты уже хочешь сказать, что не уйдешь к нему? - вытаращился сбитый с толку Сима.
- К кому?
- К-ракк… к своему нищему лоху.
- Притормози на повороте…
- Чо, не так?.. От него же за три версты казармой прет.
- А от тебя, муженек, прет, пардон, тюремной парашей, хоть пользуешься ты умопомрачительными французскими духами. Что ж, буду терпеть твой козлиный запах к взаимной нашей выгоде… Не с чем уходить Ольге Коробовой в скифские пустынные горизонты…
- Ему уже чо, твоих миллионов мало? - еще больше вытаращился Сима.
- Какой же ты дебил, Серафим! Моему "нищему лоху" мои миллионы, как ты говоришь, "что до моего передка дверца".
- Я дебил, дебил! - Сима бухнулся на колени и стал целовать руки Ольги. - Подумал, что ты сконтачилась уже с ним…
Ольга, с трудом сдерживая отвращение, выдернула руки.
- Поехал бы ты, Серафим, сегодня в какой-нибудь кабак, - стараясь не разрыдаться, сказала она. - Сыграй там в рулетку, упейся до поросячьего визга, найди себе какого-нибудь бойфренда. А-а?.. Мне сегодня и без тебя тошно. Уйди, бога ради, не то Волка выпущу!..
Сима поспешно закивал головой и на цыпочках вышел из гостиной.
ГЛАВА 22
В охранном агентстве "Секретная служба" произошли не только косметические перемены. Ольга не пожалела денег на ремонт и даже по своей инициативе наняла опытного дизайнера.
Бригада турок-строителей в плоских кепочках с пипочками на макушке месяц работала на совесть под присмотром деда Ворона.
Фасад бывшего детсада блестел искристой облицовкой со слюдяной крошкой. Прогнившие деревянные рамы заменили на алюминиевые стеклопакеты. Вычурные двери на замысловатых крылечках блестели эмалью. Ручки всех дверей сверкали позолотой.
Бассейн, который из-за вековой неисправности водопроводных труб никогда в прежние времена не видели детки, теперь не только был заполнен голубоватой прозрачной водой, но и приобрел горячего соседа - сауну, из которой прямо в бассейн прыгали распаренные казаки.
Мамы и бабушки, гуляющие с детишками во дворе у своих загазованных шнырявшими автомобилями подъездов, кляли "новых русских" и со вздохом вспоминали, что когда-то, во времена жуткого "коммунистического гнета", в их дворе был небольшой, но такой необходимый детский садик.
Из целой стаи бродячих кошек в "Секретной службе" по требованию Баксика был оставлен лишь один роскошный сибирский кот Аркадий, которому было позволено дневать и ночевать на диване рядом со столом с телефоном. У аппарата постоянно дежурил граф Казимир Нидковский. По нижайшей просьбе пана Нидковского при посторонних его называли теперь господином советником фирмы.
Наряженный в модный английский костюмчик с галстуком-бабочкой Баксик на машине с личным шофером Ворона с утра отправлялся к учителям-репетиторам на обучение, но после обеда обязательно появлялся в детском садике. Все звали его Вороненком, против этого он не возражал, но буквально свирепел и бросался с кулачонками на Засечного, когда тот в шутку называл его "новейшим русским" или недорезанным буржуенком.
На изменившемся до неузнаваемости старом детском садике задорно крутился на крыше петушок-флюгер. Его трещотка была слышна в раскрытую форточку. Крыша с фигурными скатами была крыта голландской черепицей. В проемах окон матовым глянцем отливали вакуумные стеклопакеты.
- Детишкам бы это богатство, - вздохнул в вислые усы казак Лопа.
- Да уж… Никогда бы не подумал, что по Руси дети побирушками пойдут, в канализационных люках, как крысята, жить будут, - скрипнул зубами Засечный, на пару с Лопой сворачивая козью ножку из газеты.
На столе перед ними лежала пачка старорежимного табаку "Золотое руно". Медовый запах, как фимиам, расплывался по помещению.
- Дюже сладко, - оценил казак, стряхивая в хрустальную пепельницу пепел.
- Зажили, говоришь, сладко? - зло протянул Засечный, сбивая высокое пламя, вспыхнувшее от зажигалки на конце самокрутки.
- И все решила реклама… Реклама - кровь капитализма! - продекламировал советник Нидковский, дежуривший на телефоне.
Сам он был из некурящих, но, напевая себе под нос мелодию какого-то старинного танго, с удовольствием вдыхал запах "Золотого руна", напоминающий ему об ушедших молодых годах, об обманутых им страстных любовницах и мелких аферах в сфере городского общепита.
- Реклама сработала, пошли первые заказы, - заботливо убеждал он себя и Лопу с Засечным.
Зазвонил телефон. Трубку Нидковский положил с выражением лица полководца, получившего известие о полной капитуляции противника:
- В двадцать тридцать пана атамана Луковкина ожидает клиент на Лубянке.
- А на Петровке у тебя нет клиентов? - спросил Скиф.
- Будут и на Петровке, - пообещал граф. - Деньги - двигатель прогресса, панове.
Нидковский был доволен работой, тем более долларовый эквивалент за нее он считал соответствующим его аристократическому происхождению. Но главное - он был доволен тем, что его простили и окружают его теперь "уродзённы" господа-офицеры, а не сявки со сто первого километра… Правда, Засечного он до сих пор боялся до дрожи в коленках.
* * *
В этот раз клиента на Лубянке Скифу пришлось брать одному. Гаишники ни с того ни с сего вдруг тормознули "Жигули" с Засечным и Дымычем. Скиф несколько раз беспокойно оглянулся назад, но время поджимало, и он не стал их дожидаться.
Клиент оказался тихим и порядочным. В очках из желтого металла и мягкой фетровой шляпе, несмотря на морозец. Очевидно, привык ездить на машинах, не утруждая зимней шапкой голову.
Выходил он степенным шагом, чуть выпятив вперед солидный животик, не из злачного места, а из рядового подъезда дома с темными окнами. Ни пьянки, ни гулянки не слышно, тишь да гладь.
Он поздоровался со Скифом, назвал номер заказа, который ему сообщил Нидковский, и с комфортом устроился на заднем сиденье.
Говорил спокойно и неторопливо, словно просил кого-нибудь из домочадцев принести ему домашние тапочки.
- У меня хроническая бессонница - вот такая выходит петрушка. Пожалуйста, повозите меня с часок по самым темным и пустынным улицам Москвы. Уляжется утомление, и придет желанное торможение, а за ним и здоровый сон.
Скиф подумал, что такому солидному барину не хватает трости с набалдашником из слоновой кости, чтобы совсем стать похожим на именитого купца из царских времен.
- Не молчите. Радио или магнитофон действуют мне на нервы, а вот простая человеческая речь, идущая от души, успокаивает. Если хотите, расскажите мне о себе, вашей собаке или кошке, если они у вас есть. Расскажите о сынишке, который вчера разбил стекло. Или о жене, которая нашла в носке вашу заначку. Это куда интересней, чем выдумки киношников или писателей, - добавил он и закурил сигару, не забыв предложить короткую "гавану" водителю.
Скиф понюхал сигару, оторвал зубами кончик, выплюнул его в окно и сказал:
- Такие в Союзе сорок пять копеек стоили.
- У вас хорошая память.
Голос человека был тих и безмятежен, как у диктора в программе радио "После полуночи".
Скиф присмотрелся к его отражению в зеркале. Лицо ему показалось знакомым, как бывает всегда при встрече с людьми с клишированной внешностью, без особых примет и изъянов. Скиф почему-то сразу почувствовал даже некоторое уважение к этому пожилому человеку, которого дневная нервотрепка лишает спокойного сна.
Он плавно тронул машину с места и тихо покатил по пустой улице, держась подальше от света ярких фонарей.
- Обо мне нечего рассказывать. Как говорит мой друг и коллега Засечный - есть в нашей фирме такой шоферюга, - шофер, он и в Африке шофер. Все мы люди стандартные и подробно описанные в литературе. Вы ведь писатель?
- О да, целый день сижу и пишу, - охотно согласился пассажир.
- А что вы пишете, если не секрет?
- Кое-что - секрет, а что-то для служебного пользования. Но есть материалы и для открытой печати.
- Значит, вы коммерческий журналист, если у вас есть секретные материалы, - сыграл под простачка Скиф, принимая правила игры, навязанные клиентом.
- Что правда, то правда, большей частью коммерческий. Так диктует нам жизненная ситуация. Вот вы ведь тоже занимаетесь только чистой коммерцией? - с печальным вздохом поинтересовался пассажир.
- Только коммерцией, - подтвердил Скиф. - Ничего для души. И, главное, никакой политики.
- А что у вас есть для души?
- С детства выпиливал лобзиком, - нашелся Скиф.
- А сейчас не получается?
- Времени нет. И пилочки фигурные куда-то запропастились. Ни на одном рынке не сыскать. Да и денег нынче на хобби не напасешься.
- Понятно - семья большая, - оживился пассажир.
- Семья-то как раз маленькая: жена, дочка да я, но реклама постоянно навязывает дорогостоящие покупки.
- Да, реклама наш бич, но, с другой стороны, и благодетель. Она позволяет нам больше узнавать, больше зарабатывать, чтобы опять же больше тратить.
Пассажир откинулся на сиденье и счастливо улыбнулся. Видимо, в его душу вселялся желанный покой.
Скиф мягко притормозил у темной подворотни, чтобы не потревожить клиента.
- А теперь, когда вы успокоились от ваших нервных стрессов, - сказал Скиф, - говорите прямо, что вам от меня нужно, Николай Трофимович?
- Узнали… - с удовлетворением в голосе откинулся на сиденье пассажир. - Приятно иметь дело с умным человеком. Узнали по фотографии или по словесному портрету?
- Чутье подсказало. А сказать правду - вы удивительно схожи лицом с вашим сыном: и голос, и манера разговаривать - вы с Тото будто близнецы-братья. Да и адресок знакомый…
- Он в детстве выучил стишок про Тотошу и Кокошу, на каждом утреннике его читал.
- Понятно - трудное детство, папа в сапогах и портупее вечно на боевом задании, семья мыкается по офицерским общежитиям. Но все же воспитали достойного для общества человека. Сын пошел по стопам отца, но… Но несколько в другую сторону…
- Приятно слышать. Каждому отцу хочется, чтобы его сын был похож на него. Я рад - мальчик на правильном пути.
Приятное путешествие по ночной Москве совсем уж успокоило клиента. Он даже веки смежил от удовольствия.
- На пенсии вам бы спокойней спалось, - заметил Скиф.
- Нервы горят не на службе. Кровью сердце обливается за родную страну, когда видишь, в какую бездну пытаются ее свернуть иные радикальные вольнодумцы.
- Насколько я наслышан, генерал-майор КГБ Походин собаку съел на преследовании вольнодумства в СССР.
- Правильно, но с какими целями?.. А я отвечу - с благородными, - с гордостью ответил генерал. - И не жалею об этом.
- И чего же вы хотите от простого человека?
- Простой дружбы и человеческого разумения.
- Между удавом и кроликом?
Походин усмехнулся и встретился в зеркале со взглядом Скифа.
- С кем вы боретесь, Скиф, и от кого бежите? Разложим по полочкам. Вы знаете, что вы попали под амнистию? Несмотря на ваш побег из лагеря, с вас снята судимость. То есть уголовное преследование тут вам не грозит. Даже если взять в расчет… американского офицера, зарезанного вами в Боснии во время войны… Но кто докажет?.. Вопрос спорный, да и американцы действуют не самыми правовыми методами. Ну а теперь-то вообще!..
- Что вообще?
- С некоторых пор вы очень богатый человек, хотя сами того не подозреваете.
Скиф саркастически хмыкнул в ответ.
- Да-да, вы настолько богаты, что даже в тюремной камере у вас всегда будет телевизор, кормить вас будут из ресторана с воли, а каждое утро в тюрьме у вас будет начинаться с массажиста и ванны джакузи. Да-да, не смейтесь. Случись что, будете вспоминать мои слова.
- Ага-а! - с горечью усмехнулся Скиф. - Будет вам собачья каша, а в углу - параша.
- Я не люблю раскрывать чужие секреты, но тут вы как бы и не чужой. Ольга Викторовна написала завещание, содержание которого, разумеется, пока почти никто не знает. А я с некоторого времени, можно сказать, ее компаньон и духовник, поэтому в курсе всех ее дел. И хочу сразу предупредить вас, что имею на нее серьезные виды…
- Молодая цветущая женщина пишет завещание? - пропустив мимо ушей его последние слова, вскинулся Скиф. - Как это понимать?
- На молодую и цветущую уже два раза покушались, к вашему сведению. Поэтому я и предложил ей свои услуги. Мои люди в погонах все-таки надежней платных телохранителей. Разумеется, оперативная работа по раскрытию покушений нами проводится втайне даже от нее самой.
- А при чем здесь я?
- Хм… Ольга Викторовна, не дожидаясь следующего покушения на нее, все завещает своей дочери Нике, а до ее совершеннолетия во владение имуществом, в случае чего, должны вступить вы - отец девочки.
- В случае чего?
- Вы действительно не понимаете, что вам грозит в случае третьего, и удачного, покушения на Ольгу Викторовну? - вдруг, отбросив умиротворение, жестко спросил Походин. - Она, вероятно, написала на вас завещание в надежде на вашу защиту от тех, кто хочет ее устранения. Но вы должны понимать, что в случае чего она утащит вас за собой в мир иной.
- На меня падет подозрение в ее убийстве, и я загремлю под фанфары… вы хотите сказать?
- Приятно говорить с понятливым человеком, - засмеялся Походин. - В вашем положении на вас легко списать что угодно. А теперь с ее завещанием у вас к тому же появился мотив для ее устранения.