Манекены кружились и кружились вокруг него, не давая пробиться к уходящей в штормовой горизонт матери.
Он схватил стоящую у стены биту для гольфа и стал направо и налево осыпать их ударами. Они раскалывались пополам, падали, снова вставали, не давая ему вырваться из их круга…
ГЛАВА 37
Погода в Полесье, и без того мягкая, в этот декабрь раскисла совсем. Плотные осязаемые туманы висели в воздухе, как кисея, и глушили все звуки в природе. В лесу не было видно ничего на расстоянии протянутой руки. Ветви на орешнике и лапы елок набухали росной сыростью, и березы плакали тихими слезами, если их случайно задеть.
Два дня команда Скифа вела непрерывное наблюдение с трех точек за маршрутами передвижения Хряка, Бабахлы и еще двух незнакомых лиц. Пока всего насчитали четверых, а сколько их было внутри шахты, так и не определили. Отходили бандиты, держа автоматы на изготовку, всего на несколько шагов от сарая, чтобы справить нужду, и тут же ныряли в сарай, из которого явно был ход в шахту. Для маскировки на военном объекте были они все одеты в военную форму, но в расхристанную донельзя.
- Чего ждать-то, придушить их, и все дела, - ворчал продрогший Лопа.
- Тебе бы только - за мной и шашки наголо! - огрызнулся Засечный. - Этих мы кончим, а остальные дитя в шахте с перепугу придушат и уйдут какими-нибудь резервными путями. Ищи их потом… Башкой, козюня, думать - не на сеновале дрыхнуть.
- Если б у них не была моя дочка, от этих фраеров уже мокрого места не осталось бы! - скрипнул зубами Скиф.
За эти два дня никто к похитителям не подходил и не подъезжал. Лишь один раз вертолет с украинским трезубцем на фюзеляже покружил низко, но приземляться не стал.
- Дурак ты, Скиф! - резанул Засечный. - Мучника эта подлянка, а ты отпустил его!
- Брехал он, что Походин его чмошников к себе переманил, - поддержал его Лопа.
- Всех одной веревочкой черт повязал, - отвечал Скиф. - Но я Симу знаю. Парень из сцыкливых. Стоит его прижать за глотку, сразу расколется и под каждого подстелется.
Чугуев по телефону коротко информировал о поисках, намекал на войну за наследство Ольги Коробовой в каких-то "определенных" кругах. В свою очередь, он не понимал никаких намеков про очкастого эколога из Киева и благотворительную организацию "зеленых" "Вэсэлка", которую Скиф с ребятами якобы встретили под Москвой.
В деревне под смешным названием Ботивка было восемь дворов, три из них заколочены наглухо, в трех жили старики, а в двух пустовали фельдшерско-акушерский пункт и начальная школа.
Ни магазина, ни почты. За теми или другими надобностями нужно было ездить за тридцать километров в соседнее украинское село или пробираться по бездорожью за двадцать километров в ближайшее белорусское.
Старички в деревне были приветливые и разговорчивые. Правда, в полещукский диалект нужно было предварительно вникнуть, чтобы потом что-то понять.
Беседа с ними проходила интересным образом:
- Скажи, бабуля, тут чужие люди проходили?
- А хто йих, скажэнных вражэнят, знае? Тильки пройиха-лыся на своих мащинах по трахту… - Дальше за этим ответом шло пятиминутное повествование на одних свистящих и шипящих, только последнюю фразу на заторможенном темпе речи и можно было разобрать: - Проходылы, але ж до нас не заходылы. Вертолит тильки дуже часто литае… Та вийскови хлопци у хворме…
В субботу ранним утром Чугуев сообщил, что пропал Серафим Мучник.
- Я же тебе говорил, что не Мучник кашу заварил, - горячился Лопа. - Его самого доить собрались, а вы Сима да Сима…
- А кто, по-твоему? - спросил Засечный.
- Тот белобрысый с пушком, Тото.
- Пахана хочет скинуть и сам "бугром" заделаться, - догадался Засечный.
В тот же день прекратились звонки от Ворона, а в воскресенье поздно вечером когда они, безоружные, подъезжали к хатенке на околице деревни, где квартировали, то увидели стоящий прямо под их окнами зеленый армейский фургон. Солдаты в бушлатах выгружали из кузова какие-то ящики и вносили их в дом.
Битых два часа просидели они в своем микроавтобусе за деревней в густом ивняке, пока грузовая машина не отъехала.
- Я ж вам говорил, то хохлы затеяли, - развивал новую версию Лопа. - А еще верней - чеченцы, помяните потом мои слова!
- Откуда здесь чеченцы?.. - спросил Скиф.
- Они везде и повсюду так и шастают, - не унимался Лопа. - Так и шастают, где плохо лежит.
На разведку отправился сам Скиф.
Весь вымок, пока добрался по кустам к деревне. Благо собак тут хозяева не держали, если не считать беспризорного кабыздоха, который чаще всего лежал, положив седую морду на гнилые доски школьного крыльца, на которое уже и всходить было опасно даже ребенку, не то что взрослому человеку.
Скиф долго всматривался в занавешенные окна избушки, проверял темный двор, но так нигде и не углядел засады. Чуть осмелев, он открыл калитку. И тут… серый Волк с лаем бросился ему на плечи, будто бы с радостной вестью или предупреждением об опасности.
Бежать было поздно - на пороге раскрытой двери выросла огромная темная фигура, и посаженный бас хрипло успокоил:
- Не крадись, разведчик… Куды ж ты без старого Ворона, сынок.
- Ты откуда взялся? - спросил Скиф после некоторого замешательства.
- Из тех ворот, что и весь народ.
- В этой сырости твой ревматизм тебя доконает.
- От смерти не убежишь.
- А приключений на кой черт себе искать?
- Когда надо, старая с косой тебя и на бабе сыщет…
Ворон потоптался на пороге, свистнул Волку, чтобы тот перестал по-щенячьи радоваться, сгреб Скифа в охапку и втолкнул в хату.
* * *
"Военный совет" заседал целую ночь.
Хозяйка - почти глухая на оба уха старуха лет под восемьдесят - уже перестала бояться, что пьяные москали пустят красного петуха, и храпела на печке.
Окна своего временного пристанища они завесили солдатскими одеялами, которых тут у каждого местного жителя был целый склад. В свое время крестьяне любой деревни, граничившей с военной частью, одевались, обувались и обустраивали дом за счет бесконечно щедрых прапорщиков, для которых основной валютой в деревне была мятая трехрублевка или "жидкая валюта" - бутылка мутного "чемергеса".
Старик был одет, как заядлый охотник, - в хаки и высокие сапоги, во все новое. Поэтому он походил на убеленного сединами генерала среди старших офицеров. В костлявых пальцах держал карандаш и водил им по расстеленной карте.
- В пятницу вечером Сима Косоротая ко мне в гости вперся. Наширянный в дупель, что-то плел про синего Походина… Спаси, говорит, меня от Скифа, а Скифа спаси от длинных рук Тото Походина… Захотел якобы тот поганец малой, значит, Симу с трона сковырнуть… Сунул Сима мне чемодан "зеленых"… Я его, от кайфа тепленького, в подвал на цепь, как пса шелудивого, там ему надежней будет. А сам стал вертушку накручивать. До кентов одесских дозвонился, чемодан Симин в зубы и полетел в Одессу-маму. Там закупил вам арсенал и жрачки. Фирма какая-то порядочная попалась - мотострелковая дивизия. Даже трансагентов мне предоставили. Довезли на саперной машине с мигалкой на крыше и надписью "Разминирование" на бортах за милую душу. Менты нам всю дорогу честь отдавали.
- И без тебя бы освятилось, - буркнул Скиф. - Сидел бы у теплой печки да старые кости грел.
- Попал в ж… пальцем! Там сейчас на хуторе такая каша заварится, что даже Сима у меня весь подвал обдрищет.
Засечный слушал перебранку с опущенной головой и лишь иногда недоверчиво мотал ею из стороны в сторону:
- Не нравится мне вся эта ваша затея.
Лопа сидел, опершись на темляк шашки, которую раздобыл в дровяном сарае у хозяйки. Прежде этим режущим предметом кололи лучину на растопку. Но казак радовался своей находке, как дитя.
- Я же вам говорил, это походинские делишки! - удовлетворенно произнес Лопа и откинулся на спинку венского стульчика, который предательски потрескивал под ним.
Ворон посмотрел на него, как на не в меру разыгравшегося внука, и продолжил:
- Синие все по розыску в такой тайне держат, что даже у авторитетов ничего про их делишки не слыхать. На пацанку твою верхним нассать с высоты. Они проблемами покойницы заняты. Та дура - прости господи, - Ольга твоя на чужих деньгах за сыча сидела, а всем паханок из Цюриха заправлял. А тут гикнулась она в лепешку, и пошла мокрушная разборка, - со знанием дела сказал Ворон.
- Может, для надежности милицию хохлацкую подключить? - спросил Лопа.
Ворон только покачал седой головой.
- На кой тебе менты, Павло? - сказал Засечный, перебирая содержимое деревянных ящиков защитного цвета. - С дедушкиной артиллерией мы их вмиг уделаем.
В ящиках лежали пахнущие свежей краской гранатометы, автоматы, снайперские винтовки с оптическим прицелом, ручные гранаты и пистолеты.
- Думай, о чем болтаешь, - нахмурился Лопа. - Какая артиллерия - шахта на атомный взрыв рассчитана.
- А что, детки, если пойду я сам к ним первый, - ощерился щербатым ртом Ворон. - Я на пересылках крученный, на допросах верченный, воровской мастью крапленный, по блатному закону крещенный, а Богом и людьми не прощенный. Пора и должок отдавать.
- Не пущу, - твердо сказал Скиф.
- Пока живу, ни у кого не спрашиваю, где мне по нужде присесть.
* * *
Промозглым туманным утром от влажности в воздухе стволы сосен набухли и сочились крупными потеками. С березок, как весной, падали звонкие капли. Но их теньканье быстро затухало в плотной вате тумана.
Ворон, в армейском бушлате, сапогах и ушанке, шел напрямую к почерневшим сараям у невысокого холма туда, где верхушка холма некогда автоматически раскрывалась, чтобы выпустить из своих недр зловещего джинна.
- Куда кости тащишь, дебил болотный! - окрикнул его неожиданно вынырнувший из-за деревянных построек часовой в разномастном хаки. - Запретная зона - глаза залил, что ли!
Ворон, не сбавляя размеренного старческого шага, шел прямо на ствол потертого автомата.
- Я зоны, фраерок, повидал разные, и все - запретные. Веди меня к буграм, Хряку или Бабахле.
- А раком с маком?
- Тебя, мартышку, разве что поставить?
- Во лепит старый пидор! - по-щенячьи звонко выкрикнул тщедушный часовой.
Он пятился назад и нацеливал в нарушителя белый от старости ствол.
- Феню блатную читать не научился, малолеток недоумный?
Упершись бушлатом в автомат, Ворон втолкнул дрожащего и приседающего воина в барак, где горела керосиновая лампа.
- Вва-авва, - приговаривал парнишка, роняя слюну с бледных губ. - Ща стрельну… увидишь… стрельну.
Ворон скинул бушлат и расстегнул гимнастерку - на поросшей седым волосом костистой груди старого вора свободного места не было от татуировок - кресты да купола.
- За ксиву потянет, фраерок?
На второго стража, выскочившего с автоматом из темноты, гипнотически подействовали татуированные эполеты на плечах старика.
- Пахан, уважаю!!!
- То-то, - усмехнулся Ворон, накидывая одежду после окончания церемонии знакомства. - Где братва и мамзель с пацанкой?
- Братва у будуна клопа давит… Пацанка в шахте нам кишки вымотала, соплями на психику жмет.
- А баба немецкая?
- Стерва на поверку оказалась. Все ей руссиш некультуриш. Братва с ней оттянулась по кругу - надоела. Слов других не знает, заладила: бандитен да бандитен. Никакого понимания. Хряк ее в дровяном сарае - по тыкве, да там и кинули. Хорьки да лисы уже всю падлу ободрали, аж входить страшно.
Ворона отвели на три этажа под землю. В зале бывшего пульта управления горой стояли пустые бутылки, под ногами валялись вскрытые консервные банки и прочий мусор вперемешку с радиодеталями. За столом сидели Хряк, Бабахла и еще один бандит в военном.
- Во-во-вор… Ворон с того свету! - выпучил на него красные глазки Хряк и растряс за плечи Бабахлу.
- Что за лажа? - протер глаза Бабахла. - С Москвы звонили, что Сима деда Ворона замочил…
- Он у меня в подвале на крюке соплями давится.
- Пусть захлебнется ими, пидор гнойный, - просипел Хряк, потом прокашлялся: - Тебя сюда каким чертом занесло?
- Делиться надо, хлопчики… Без пахана на такую пруху не идут.
- Паханы твои нам до сраки! Мы в свободном полете. Клешню тебе целовать - облом, старый Ворон… А будешь понт давить - на жрачку крысам, - сказал Бабахла. - Скоро выборы, Сима во власть прыгнет и сам всесильным паханом станет. Тогда мы ваше чмо лагерное голодраное - всех в расход поутречку. Не будет быдло нас за яйца держать. Наши прадеды не зря революцию делали и новую элиту выводили. Москва - для москвичей, не для лимиты безродной.
Услышав чужую речь, необъятный качок еле оторвал голову от стола:
- Гэй, москали, казав вам, щоб слова того не чути було - Москва. Ее наш киевский князь Юрко заснував. Бабу мокнули - вам тянуть, но пахана московьского не трожьте.
- За таку лажу нас, як два пальца обоссать, уроють, - почесал за ухом стоявший за спиной Ворона первый, самый тщедушный охранник.
- Нэма базару, - подтвердил второй, который радушно принял Ворона. - Воны-то що - на тачки и до Москвы, а нам кичман за пьять кускив свитыть - на хрена нам такой цукар.
В сыром бункере повисла тишина. Бабахла лениво поднялся, неторопливо отправился в дальний угол к большой консервной банке по малой нужде. Когда зазвенела о жесть струйка, все немного успокоились, казалось, что этот домашний звук примирил стороны.
Охранники за спиной Ворона повернулись друг к другу, чтобы прикурить от одной зажигалки.
- Мочи своего хохла, Хряк! - вдруг заорал Бабахла и скосил длинной очередью обоих курцов.
Но могучий хохол уже вцепился в глотку неповоротливому Хряку. Он оказался такой живучий, что Симиным опричникам пришлось извести по целому магазину патронов, чтоб добить великана.
- Все, теперь вам в этом склепе - могила, - сказал Ворон, когда Хряк с Бабахлой на него навели автоматы. - Наверху Скиф с командой, а в Одессе паханы с законом.
- Не каркай, Ворон. И тебя замочим, - окрысился Хряк. - Дай только срок - всех понтовых подчистую выведем…
ГЛАВА 38
В бетонном отсыревшем бункере было темно и стыло. Свет горел лишь на третьем этаже. Там Тото сидел в бывшем кубрике для отдыха старших офицеров со спутниковым телефоном.
Мягко светила керосиновая лампа. Шумел предусмотрительно захваченный японский примус для обогрева туристских палаток. В обшитой толстым слоем пластика с утеплителем комнатке становилось уже жарко, но Тото Походин трясся в нервной горячке.
Стук в дверь заставил его вздрогнуть.
- Ну чего в дверь греметь! Языка нету? - крикнул он так громко, что сам испугался и втянул голову в плечи.
- Ды мы это, - послышались в отдушине под дверью глухие голоса Хряка и Бабахлы.
- Так и пулю в голову схлопотать недолго, недоумки… Тото открыл железную дверь, и в тесную комнату ввалились Хряк с Бабахлой, таща за собой тяжелый запах крови. Они долго молчали, отирая ее с лица.
Тото со страхом, смешанным со злобой, глядел в их физиономии, похожие на морды вурдалаков.
- Хохлов замочили, - тяжело отдуваясь, буркнул Хряк. - Дай ширнуться.
- Я вам сейчас каждому так дам ширнуться!!! Кто разрешил идти на мокрое дело?
- Ворон прилетел, - как бы в оправдание заметил Бабахла.
- Где он? - вскочил с места Тото.
- Связали и в каптерку с крысами кинули, - хвастливо ответил Хряк.
- Один или с бандой?
- У Ворона попробуй вытяни чего-нибудь. Верченый. Брешет, что Скиф с командой наверху, - сказал Бабахла.
- А соплячка где?
- Вниз перетащили к Ворону. Замерзнет там еще, - промямлил Хряк.
- Я вас всех тогда сам заморожу! Никакой больше самодеятельности. Ясно?.. Сидим и ждем звонка. - Тото показал на спутниковый телефон и недовольно продолжил: - Молчат, суки. Фазер мой звонил из Швейцарии пару раз, мочалку жует какую-то, просто уши вянут слушать этих дураков. Козел Коробов в Цюрихе уперся. Симу куда-то черти занесли, и Скифа до сих пор не взяли. Вертолет с харчами не прилетел. Херня, короче, по верхам какая-то. Да еще вы тут под руку горячку порете.
- А мы-то тут при чем? - опасливо попятился Хряк.
- На кой хохлов замочили?
- Чего жалеть, твой фазер всегда говорил - стрелять их надо, - сказал Бабахла.
- Вас, козлов безрогих, стрелять из рогатки надо. Запритесь изнутри, чтоб ни одна падла не достучалась, - презрительно бросил им в ответ Тото, размазывая ногой по полу пятно крови, набежавшее с грязных ботинок Бабахлы.
Обиженные таким неласковым обхождением шефа, подельники съежились, чтобы пройти в узкую дверцу. Из темного коридора еще долго было слышно, как пыхтел в обиде Бабахла, доказывая Хряку, что в мире существует лишь одна голая несправедливость. А для таких порядочных людей, как они, вообще нет места в этом поганом обществе. Короче - век свободы не видать!