- Молчать! - взорвался Виктор. - Кишка у тебя тонка, мне грубить! Что ты Вовке про нас поешь? Стравить нас всех задумал? Отвечай, когда я с тобой говорю!
- Ты велел мне молчать, - отозвался я терпеливо. - Нельзя ли как-то яснее отдавать команды?
- Да бросьте вы! - вмешался обеспокоенный Вася. - Из-за чего скандал-то? Чего делим?
Но у Виктора слишком накипело. Он весь клокотал.
- Ты зачем на Пономаря наговаривал у Храповицкого в кабинете? Ты знаешь, что Пономарь мне друг?
- Знаю, - кивнул я. И посмотрев ему в глаза, сочувственно добавил: - Ты даже представить себе не можешь, сколько я про тебя знаю.
В лице у Виктора что-то опасно задергалось.
- Ты на что намекаешь? - спросил он очень тихо, с угрозой.
- А ты не догадываешься? - усмехнулся я.
- Ну, говори! Или я тебя размажу! - пролаял он.
- Это как? Убьешь, что ли? - Вообще-то я и сам еле сдерживался, но не подавал виду. - То-то я гадаю, для чего ты последние полгода платишь трем отморозкам, которые находятся в розыске и которых ты прячешь то в Москве, то по области?
Это составляло его сокровенную тайну. Были, конечно, и еще, но меня они меньше касались.
К тому, что его главный секрет мне известен, он не был готов. Рот его открылся, он шумно втянул воздух. Несколько секунд я любовался его перекошенным лицом.
Я знал даже, сколько он им платит, поскольку один из его собственных охранников спал с одной из его собственных жен. Последней. А делился этим с Гошей. Который, соответственно, все рассказывал мне.
Будучи пьяным, Виктор многое ей выбалтывал. О чем потом, возможно, и не помнил.
Вася, ничего не понимая, озадаченно крутил головой, переводя взгляд с одного на другого.
- Что за чушь вы несете? - недоуменно бормотал он. - Ничего не понимаю.
Я не стал на него отвлекаться.
- А может быть, Виктор, ты не меня имеешь в виду? - продолжал я, не давая ему прийти в себя. - Может, ты совсем не для меня бережешь своих парней? Ведь как здорово получится, если мы сейчас вступимся за твоего друга Пономаря и начнем воевать с бандитами. А бандиты, соответственно, с нами. Пальба, засады, "стрелки". Ты ведь этого хочешь? Представь, и я тоже. Обожаю такую жизнь. Одна беда: стрелять не в тебя будут. А в Храповицкого. Он же, все-таки, главный, ты уж извини за напоминание. - Я подождал, пока он переварит, потом продолжил: - И если с ним что-то случится, то все будут знать, что это сделали бандиты. А начальником будешь ты. А твои ребята наконец осядут где-нибудь в Испании. С котлетой денег.
Испания была завершающим штрихом. Это его добило.
Он рванулся ко мне через стол, хотел ударить, но промахнулся. Вскочив, он бросился на меня. Я уже был на ногах, готовый к драке.
- Да вы что, обалдели! - заорал Вася, кидаясь между нами. - Совсем с ума сошли! Стойте же, дураки!
Наткнувшись на Васю, Виктор чуть не опрокинул его. Он тяжело дышал. Лицо его было багровым. Несколько минут он тщетно боролся с Васей, потом оставил свои попытки, отшатнулся и одернул задравшийся джемпер.
- Свободен! - рявкнул он мне.
- Вот именно, - подхватил я. - Причем абсолютно. Поэтому не вызывай меня больше. Я сам зайду, когда по тебе затоскую.
И я вышел из его кабинета.
2
Когда я вернулся к себе, Оксана отдала мне две бумажки.
- Кулаков ждет вас сегодня в шесть вечера, у себя в кабинете, - доложила она. - И еще вам звонил Савицкий. Спрашивал, когда можно зайти поговорить.
Савицкий был начальником нашей службы безопасности. Храповицкий взял его из ФСБ, где он служил начальником аналитического отдела.
- Скажи, в любое время.
Через несколько минут Савицкий сидел у меня в кабинете. Он был невысокий, сухонький, лет пятидесяти, в очках, с неприметной внешностью бухгалтера. Храповицкий им гордился.
- Я, собственно, хотел посоветоваться, - начал Савицкий по-деловому, без предисловий. - В понедельник шеф дал задание организовать у Сушакова прослушку.
- У Пономаря? - переспросил я.
Савицкий поморщился. Он не любил прозвищ и вообще избегал криминального жаргона.
- Ну да, у Сушакова. Мы, конечно, ко вторнику этот вопрос решили. Шеф велел докладывать ему лично, если появится что-то интересное. Полчаса назад Сушакову в офис позвонил Синицин и назначил встречу на четырнадцать часов возле загородного парка. Шефа сейчас нет на месте. Звонить ему или нет, как думаешь?
- Напомните мне, пожалуйста, кто такой Синицин, - попросил я.
Он молча протянул мне несколько страниц. Это были материалы, написанные в привычном для его отдела обезличенном стиле.
Едва прочитав первые строчки, я хмыкнул.
Бандиты не спешат называть своих фамилий, да и подробности их драматических биографий не вызывали моего интереса.
Поэтому до сей минуты я не имел ни малейшего понятия о том, что гражданин Синицин, которого звали Владислав, носил в бандитском миру прозвище Синий.
То есть и был тем самым человеком, с которым разделяла кров и постель Света Кружилина. Новая и уже бывшая губернаторская любовь. Которую Храповицкому предстояло вышвырнуть из города.
Теперь я это знал. Но решить, чем именно обогащает меня это знание, я не мог. Зато вторая часть материалов была чрезвычайно познавательной.
Судя по тому, что я читал, Владислав Синицин не готовился к политической карьере, в этом они с губернатором не сходились. Не успев окончить школу, он уже позаботился о приобретении срока за разбойное нападение в теплой компании других малолеток. По выходу на волю он некоторое время числился в разных организациях разнорабочим, но, судя по тому, что нигде надолго не оседал, он не разделял убеждения, что труд облагораживает человека.
Охота к перемене мест привела его за решетку еще раз. Теперь уже за драку.
В настоящее время господин Синицин был мальчиком взрослым, ему исполнилось тридцать шесть лет. Последние два года он состоял в организованной преступной группировке Сергея Полыханова, наводившего ужас на губернию под безобидным прозвищем Ильич и базировавшегося в соседнем Нижне-Уральске.
Синий не был простым пехотинцем. Он представлял интересы Ильича в столице области и возглавлял бригаду человек в тридцать. Несколько раз его арестовывали за хранение оружия, по подозрению в бандитизме и вымогательстве, но через какое-то время отпускали за отсутствием доказательств. Из чего следовало, что свое финансовое положение со времен малолетних грабежей Синий существенно улучшил.
Хотя Ильич числился в розыске, чуть ли не со дня своей выписки из родильного дома, Нижне-Уральском он владел безраздельно. Данью было обложено все: от крупных заводов и банков до торговок рыбой у пивных ларьков. Казалось, большая часть населения этого промышленного города, как изъяснялись бандиты, "работала от Ильича". Невозможно было войти в трамвай, не опасаясь того, что едущие в нем безобидные пенсионерки вдруг не потребуют с вас мзду, представляясь грозной братвой Ильича.
В нашем городе больших финансовых интересов у Ильича не было, если не считать десятка средних торговых фирм и еще столько же поменьше. Но в криминальном и обывательском сознании Уральска он присутствовал. Синий, будучи его эмиссаром, авторитетно представительствовал на местных "стрелках", но в войну за передел сфер влияния не ввязывался.
То, что Синий назначал Пономарю встречу, требовало внимания. Разумеется, это могло и ничего не значить. Скажем, Синий хотел пригласить Пономаря в кино и угостить его мороженым. А могло означать и то, что Пономарь все-таки полез в Нижне-Уральск. За что и поплатился.
Однако это было таким безрассудством, на которое он, с его осторожностью, никогда не решился бы в одиночку. Даже с тяжелого похмелья. В конце концов, существовали более простые способы самоубийства.
Кто-то должен был за ним стоять. И я, кажется, догадывался, кто.
- Ну так что, мне звонить шефу или нет? - спросил Савицкий, когда я закончил чтение.
- Думаю, что не стоит, - отозвался я небрежно. - Зачем беспокоить по пустякам занятого человека?
Он посмотрел на меня с сомнением:
- Может быть, наших ребят послать с аппаратурой? Глядишь, что-нибудь удастся записать.
Проблема Савицкого, как и любого другого высокопоставленного в прошлом эфэсбэшника, заключалась в том, что в разговоре с ним иногда важно было вовсе не то, что он говорил. А то, чего он не говорил.
Предполагалось, что не озвученные им смыслы вы схватываете на лету. Но, не служа в ФСБ, вы могли схватить и что-нибудь постороннее. А спросить его о чем-то напрямую было все равно что плюнуть ему на рабочий стол.
Из сообщения, что приказ о прослушке Храповицкий отдавал ему лично, следовало, что ни Вася, ни Виктор об этом ничего не знают. Обоих, кстати, раздражало, что "шефом" он называл только Храповицкого, а их именовал по имени-отчеству.
Некоторая неуверенность интонации в предложении послать своих ребят означала, что он опасается утечки информации, поскольку кто-нибудь из его подчиненных непременно проболтался бы Виктору.
Почему он сам не хотел звонить Храповицкому, а перекладывал эту почетную обязанность на меня, я, признаюсь, так и не понял. Может быть, с его стороны это был знак доверия. А может, он не хотел вызывать гнев начальства, помня, как не любит Храповицкий, когда его тревожат во время его встреч с женщинами.
В том, что Савицкий знает график любого из нас лучше, чем мы сами, я не сомневался.
- Оставьте все это мне, - предложил я. - Попробую разобраться.
Если я надеялся что-то прочитать на его лице, то лишь потому, что еще не изжил детских иллюзий. Он сухо пожал мне руку и вышел.
3
С тех пор как я начал работать у Храповицкого, он категорически запрещал мне неформальные встречи с бандитами, поскольку, по его убеждению, это бросало тень на нашу незапятнанную репутацию в глазах правоохранительных органов. Бескорыстной дружбой с которыми мы дорожили. А об участии в "стрелках" нельзя было даже упоминать.
Если бы я завел об этом речь, Храповицкий просто отвернул бы мне голову. Молча. Но пока он этого не знал, мой орган осмысления находился в моем полном распоряжении. И признаюсь, я считал его не самым бесполезным из принадлежащих мне аксессуаров.
До дружественной встречи двух выдающихся криминальных авторитетов оставалось еще больше часа, поэтому сначала я решил заехать в штаб Черносбруева.
Черносбруев был на боевом посту.
- Ну что, допрыгались?! - приветствовал он меня. - Доигрались! Думали, это все шуточки?!
Признаюсь, как я ни старался, я не мог вспомнить, где именно в последнее время я прыгал и играл, наивно полагая, что все это шуточки, а не те вещи, которыми занимаются серьезные мужчины.
Но я знал, что политики и в мирной жизни являются людьми, мягко говоря, своеобразными. В период же своих избирательных кампаний они переживают сезонные обострения. И разговаривать с ними нужно терпеливо. Как с детьми. Или как с пьяными.
Поэтому я просто сел и посмотрел на него выжидательно.
- Ты слышал, что эта ваша сволочь Кулаков придумал? - бросил он на меня испепеляющий взгляд.
Конечно, я не слышал. Как опять-таки не понимал того, почему Кулаков является нашей сволочью, если деньги мы даем совсем другой сволочи. Но я по-прежнему терпеливо молчал.
- Он в избирком на меня жалобу написал. Мерзавец! За поддельные подписи!
От возмущения Черносбруев не мог усидеть на месте и нарезал круги по кабинету.
- Если я не ошибаюсь, мы тоже писали, - напомнил я осторожно. - В судах у нас на него десятка полтора жалоб лежит. Я думал, это обычная избирательная канитель.
- Ты думал! - передразнил Черносбруев. - А он свидетелей привел! И те говорят, что они меня не выдвигали. Что их подписи подделали!
- А их действительно подделали? - спросил я.
- Откуда я знаю! - огрызнулся он. - Я, что ли, их собирал? Этим начальник штаба занимался. Я его в порошок сотру! Может, и подделали. А может, он этим свидетелям деньги заплатил!
- Насколько мне помнится, мы тоже за подписи платили, - заметил я.
- Значит, он больше дал!
- Значит, не надо было жадничать! - возразил я холодно. Зная, на что ушли наши деньги, я мог бы выразиться и резче, но сдержался.
- Да что ты меня отчитываешь! - возмутился он. - Сейчас-то какая разница! Вот снимут меня с выборов, узнаете тогда!
- Не снимут! - утешил я. - Кому вы, кроме нас, нужны?
Внезапно он остановился, сел на стул, рядом со мной, и, обняв за плечо, горячо зашептал в ухо.
- Можно замять всю эту историю. У меня есть в избиркоме свои люди. Председатель избиркома вообще мой друг. Но нужны еще деньги. Дополнительно. Тысяч двести. Долларов, конечно. Ты пойми, в такой ситуации экономить нельзя. Представь, сколько мы теряем.
Сколько теряли мы, я знал с точностью до копейки. Но легче мне от этого не было.
- Хорошо, - вздохнул я. - Поговорю с Храповицким.
4
Наши уральские бандиты часто избирали загородный парк местом своих встреч. Он располагался на отшибе и тянулся вдоль дороги, поток транспорта по которой был сравнительно невелик.
По бандитским понятиям, опаздывать на "стрелки" неприлично и рискованно. Через пятнадцать минут ожидающая сторона имеет право отбыть, объявив, что вы испугались и не приехали. После чего вы почти автоматически выбываете из почтенного бандитского сословия. И тогда в общении с серьезной братвой вы можете рассчитывать лишь на дискомфортную езду в багажнике.
Я не сомневался, что участники встречи прибудут вовремя. Но никак не раньше. Ибо суетятся лишь люди, не уважающие себя. Иными словами - коммерсанты.
Я прибыл минут за десять до начала спектакля, чтобы успеть припарковать свои машины внутри парка, где они были не заметны с дороги, и устроился в тени деревьев, в засаде, взяв с собой Гошу.
Первым появился белый "мерседес", на котором рассекал по городу Пономарь, бросая дерзкий вызов дорожной грязи. За ним следовали три иномарки с его братвой. Они лихо затормозили у входа, но никто не вышел.
Минуты через три подкатили два джипа с начерно тонированными стеклами и остановились рядом с машинами Пономаря, практически перегородив все движение по шоссе. Теперь участники были в сборе.
Захлопали дверцы, и бандиты высыпались наружу. Были они почти неразличимы: коротко стриженные, в джинсах и черных кожаных куртках, которые вздувались от оружия. С Синим было четыре человека. С Пономарем приехало человек двенадцать, что в данном случае свидетельствовало не о том, что Пономарь круче, а о том, что он больше опасается.
Сначала приветствовать друг друга отправилась "пехота". Переваливаясь, как пингвины, они ходили у входа в парк кругами, молча, пожимая руки двумя руками. Затем без спешки показались предводители.
Пономарь был в длинном светлом пальто и на фоне черного пейзажа с черными фигурами выглядел вызывающе. Он шел, нарочито ни на кого не глядя, закинув голову наверх и крутя ею из стороны в сторону, будто считая птиц. Своим видом он явно демонстрировал беззаботность, что было, в общем-то, не очень уместно. Рядом с Пономарем, нервно подпрыгивая, вышагивал Плохиш. Его толстое, одутловатое лицо было хмурым и озабоченным. Он явно предпочел бы сейчас находиться в другом месте.
Навстречу им разбитной блатной походкой двигался Синий. Это был смуглый, черноволосый парень, смазливый, с дерзкими глазами и ямочкой на подбородке. Одет он был в черный кожаный плащ до пят.
Во всех его разболтанных движениях было что-то непередаваемо наглое, что женщины часто принимают за проявление силы и что им порой очень нравится. Он улыбался, но как-то недобро.
Я кивнул Гоше, чтобы он оставался на месте, чего он, разумеется, не сделал, и пошел вперед. Мы сошлись практически одновременно.
- Здорово, парни! - начал я с ходу, прежде чем они успели опомниться от моего появления. - Что это вы тут делаете?
Пономарь и Плохиш ошарашенно уставились на меня.
- Вот это да! - весело ахнул Синий. - Никак Храповицкая крыша прибыла? Здоров, братан!
- Да вот, гулял по парку, смотрю, знакомые подъехали, - пояснил я.
- Рассказывай, братан, - радостно оскалился Синий. - Сколько же бандитов на меня, на горемыку, враз наехало! Аж как-то не по себе. Слышь, пацаны. - Он повернулся к своим. - Может, уедем, пока не загрузили до талого.
Те загоготали. Смысл его намека был ясен.
"По понятиям", то есть по тому своду законов, которым регулировались отношения в их мире, я представлял собой что-то среднее, между "фраером" и "коммерсантом". Пономарь хоть и предводительствовал бригадой, но занимался торговлей, то есть оставался по своей сути "барыгой". И хотя Ильич недавно ввел в "понятия" новую норму, призвав считать коммерсанта "тоже человеком", у старой бандитской гвардии эта революционная новация не встречала понимания. Несколько лучше смотрелся Плохиш, но и он был безнадежно опозорен своим официантским прошлым и не котировался выше "черта". В отличие от нас троих. Синий был голубой крови.
Стволы, впрочем, тут были у всех. Включая Гошу. И это обязывало к продолжению беседы.
Пономарь прокашлялся.
- Ты извини, Андрей, - смущенной скороговоркой произнес он. - У нас тут разговор серьезный. Ты не обижайся, ладно…
Это означало нежелательность моего присутствия здесь.
- Так вы что, не вместе? - удивился Синий. - Вы же, вроде, в долях плаваете.
- Не всегда, - сказал я, многозначительно глядя на Пономаря и не трогаясь с места.
- А я другое слышал, - озадаченно почесал затылок Синий. - Да ладно, это ваши дела. Короче, суть такая. Вы там купили у наших коммерсантов в Нижне-Уральске тридцать два процента акций азотного завода, так?
Пономарь не ответил. Плохиш поежился и закурил. Его, кажется, слегка знобило.
- Так, - уверенно ответил на свой вопрос Синий. - С коммерсантами мы потом разберемся. Сейчас разговор не за них. А за вас. Этот завод наш. И рулим там мы. И без нашего спроса там комары в половые отношения не вступают. - Он выразился несколько энергичнее.
Было заметно, что избранный им тон Пономарю не нравится. В отличие от Плохиша он не боялся.
- Твой, что ли, завод? - спросил Пономарь резко.
- Не мой, - веско ответил Синий. - И не твой. А Сережин. - Он даже за глаза не называл Ильича по прозвищу. - Я от себя, что ли, тут с вами тру?
- Тогда зачем я с тобой время теряю? - презрительно бросил Пономарь, повернулся и пошел к машине.
Плохиш от неожиданности выронил сигарету. Даже Синий растерялся, не готовый к такому обороту. Привычное дерзкое выражение его лица сменилось недоумением.
- Слышь, - крикнул он вдогонку. - Так что мне Сереге передать?
Но Пономарь уже захлопнул дверцу. Его люди, не спеша, с достоинством последовали его примеру. Плохиш некоторое время топтался на месте, потом бросился их догонять. Через минуту все четыре машины сорвались с места.
Синий повернулся ко мне.
- Смелый, но дурной, - неодобрительно покачал головой Синий. - Плохо кончит.
Но плохо кончить предстояло совсем не Пономарю.