5
Вернувшись на работу, я сразу направился к Храповицкому. Поскольку его рабочий график целиком и полностью зависел от его настроения и часто нарушался, в приемной у него всегда толпился народ. Те, кому не хватало места на диване и креслах, ждали стоя. Было душно, несмотря на включенный кондиционер.
- Подождите в коридоре! - сердито командовала Лена вновь прибывающим. - Вы же знаете, Владимир Леонидович не любит, когда у него скапливается толпа.
При моем появлении глаза Лены недоброжелательно блеснули под стеклами очков.
- У него важная встреча! - сделала она последнюю, отчаянную попытку меня остановить.
- Наконец-то! - возликовал я. - Взялся за ум!
И под ее возмущенный клекот я вошел в кабинет.
Храповицкий развалился в кресле за своим рабочим столом. Напротив него, чуть подавшись вперед от напряжения, сидели двое пожилых мужчин, по одежде и внешнему виду менее всего напоминавших представителей бизнеса. Один был в явно не новом, хотя все еще аккуратном костюме, с длинным морщинистым лицом и слезящимися глазами. Другой, толстый, с черной бородой - в вязаной кофте, не сходившейся на его объемном животе. Он все время тяжело вздыхал: не то его угнетал разговор, не то собственный вес. На обоих, впрочем, были опрятные белые рубашки и невыразительные галстуки.
То обстоятельство, что Храповицкий не приглашал их за небольшой, круглый стол, стоявший чуть поодаль, а разместил как просителей или подчиненных, говорило о его желании подчеркнуть свою ведущую роль в разговоре. Вообще трюками по созданию дополнительного давления на собеседника он владел в совершенстве.
Я незаметно подмигнул ему, кивнул обоим посетителям и сел в кресло, чуть в стороне.
- Поймите нас правильно, Владимир Леонидович, - заговорил длиннолицый после паузы, вызванной моим приходом. - Мы люди не молодые, всю жизнь проработавшие в прежней системе, ничего не понимаем в современном бизнесе. И то, что вы предлагаете, нас, конечно, пугает.
- Чего же тут страшного? - усмехнулся Храповицкий. - Я же вам деньги предлагаю, а не фильм ужасов посмотреть.
Теперь я их вспомнил. Я уже видел их в том же составе, в том же месте. Они возглавляли какую-то монтажно-проектную организацию с непроизносимым названием. Тот, что со слезящимися глазами, был директором, а бородатый являлся его заместителем. Организация в советское время процветала на государственных заказах. Сейчас она захирела и дышала на ладан. Большая часть сотрудников находилась в вынужденных неоплачиваемых отпусках.
Храповицкий собирался ее купить, но цену увеличивать не желал. А потому демонстрировал им сейчас некоторую небрежность. Ему как будто было немного скучно и жаль терять время на такую пустячную сделку.
- Да как же, Владимир Леонидович! - вздохнул бородатый. - Все-таки шестьсот человек сотрудников. Что будет с ними?
- А что с ними сейчас? - возразил Храповицкий. - Водкой торгуют в подземных переходах. Или случайными подработками на стороне перебиваются.
- Ну, зачем вы так? - обиделся бородатый. - Они же люди науки.
- Люди науки не могут питаться одной наукой, - наставительно продолжал Храповицкий, несколько, впрочем, смягчаясь. - И от забот о поисках хлеба насущного их лучше избавить. Мы обеспечим вас заказами, причем не только нашими, но и московскими.
- В столице и своих специалистов хватает с избытком, - осторожно заметил директор, протирая платком слезящиеся глаза.
- Вы не знаете наших возможностей, - снисходительно улыбнулся Храповицкий. - Кроме того, мы отремонтируем все здание. У ваших сотрудников будет хорошо оплачиваемая работа, удобные кабинеты. О чем еще мечтать людям науки?
Бородатый заерзал. Было видно, что он хочет что-то сказать, но не решается.
- Нас все-таки смущает цена! - наконец выпалил он. - Как-то маловато…
- Триста тысяч долларов вам мало! - ахнул Храповицкий. - Видно, вы очень богатый человек! Для меня, например, это очень большие деньги. А потом не забывайте, мы собираемся инвестировать в вашу организацию сумму в три раза большую.
Я подумал про себя, что за те сутки, что мы не виделись, его финансовое положение, должно быть, существенно пошатнулось, если триста тысяч долларов вдруг стали для него большими деньгами.
- А как же мы с Валерием Егорычем? - сдавленно осведомился директор, кивая на бородатого. - Я имею в виду после продажи?
- С вами будет подписан контракт о том, что вы сохраняете свои посты в течение двух лет. - Заметив разочарование на их лицах, Храповицкий перешел на доверительную интонацию. - Поймите, это максимум того, что я могу сделать. У меня есть равноправные партнеры, которые руководствуются правилами нашей компании. Обычно мы подписываем контракты лишь на год.
Я ожидал, что он сейчас попросит их посмотреть в его честные глаза. Но вместо этого он за подтверждением обратился ко мне.
- Верно, Андрей?
- Это наша практика, - ответил я. И соврал. Поскольку в нашей практике контрактов не существовало вовсе. Обычно Храповицкий увольнял людей, когда считал нужным.
- А по истечении двух лет никто нам не мешает этот контракт продолжить, - добавил Храповицкий. - Если это будет зависеть от меня, даю вам слово, что так и сделаю.
- Ну, хорошо, - произнес директор, которого явно все еще мучили сомнения. - Дайте нам неделю на раздумье.
Они поднялись, вежливо попрощались и вышли.
Как только дверь за ними закрылась, Храповицкий сразу преобразился. Теперь он весь горел веселым и злым азартом.
- Спорить могу, согласятся! - воскликнул он, радостно потирая руки. - В крайнем случае, еще сотню набросим.
- А что там у них интересного? - полюбопытствовал я.
- Он еще спрашивает! У них прекрасное здание в центре города, - принялся загибать длинные сильные пальцы Храповицкий. - Восемь тысяч квадратных метров, плюс двор, гаражи и служебная стоянка у входа. И дом отдыха в сосновом бору, занимающий полтора гектара. Вся их недвижимость тянет миллиона на три-четыре. Это если продавать ее в спешке.
- А мы будем продавать?
- А черт ее знает! - Храповицкий пожал плечами. - Хотя есть и другие варианты. Можно сделать в здании ремонт и превратить его в торговый центр. Лучше места в городе не найти. Вместе с ремонтом окупится за год. А на месте дома отдыха начать строительство коттеджей на продажу. Беспроигрышный вариант.
- А что с народом? - полюбопытствовал я.
- Андрей, у нас своих девать некуда, - зевнул Храповицкий. - И все денег просят. Неужели ты думаешь, у меня о чужих людях будет голова болеть?
- Старичков тоже на помойку?
- А тебе их жалко? Серьезно?
- Жалко, - признался я.
Доселе довольное лицо Храповицкого затвердело. Проявление человеколюбия в бизнесе его всегда раздражало.
- Это совсем не столь безобидные старички, как кажутся, - заговорил он с нажимом. - Пристроили в организацию всю свою родню. Выкупили у доверчивого коллектива 80 процентов акций. Сдают пару этажей в аренду под какие-то торговые ларьки. Деньги кладут себе в карман. И рассказывают, как они заботятся о Родине и своих сотрудниках. И вот они приходят ко мне, коварному, беспощадному хищнику, как они наверняка меня называют, и хотят нажиться. Заметь, они вовсе не собираются делиться полученной от меня суммой со своим народом, который занимается чем попало, лишь бы не протянуть ноги с голоду. Это, по их мнению, должен сделать я. И при этом, предполагается, что я оставлю их начальниками, чтобы они могли, как и прежде, надувать щеки и обделывать свои копеечные делишки. Не выйдет! Когда ты берешь деньги, ты принимаешь на себя определенные обязательства. И если ты их не выполняешь, будь готов к наказанию. А на будущее запомни: если ты не перестанешь смешивать бизнес и благотворительность, то очень скоро тебе придется жить на благотворительные пожертвования.
Поставив точку в разговоре, он сменил тему:
- Расскажи лучше, что у тебя утром произошло с Виктором. - Он подобрался и стал серьезным.
- Да так, - неохотно ответил я. - Не сошлись во мнениях. Слегка повздорили. К этому давно шло.
- Не надо со мною лукавить, - сказал Храповицкий спокойно и внушительно. - Я сейчас спрашиваю не как начальник, а как друг. Мы оба с тобой понимаем, к чему все идет. Тем более что Вася уже прибегал ко мне с вытаращенными глазами. Взахлеб рассказывал, как вы там подрались, он вас разнимал. Давай, выкладывай!
6
По возможности кратко я пересказал ему наш утренний инцидент с Виктором. Храповицкий слушал, не перебивая, хмурился и барабанил пальцами по стеклянной поверхности стола.
- Интересно, - рассеянно пробормотал он, когда я закончил. - Значит, Виктор замышляет переворот… Очень интересно.
Глаза его сузились. В задумчивости он потер подбородок большим и указательным пальцем.
- Ты, кажется, не особенно удивлен, - заметил я.
- Я догадывался об этом, - ответил он просто. - Такие вещи всегда чувствуешь. Понимаешь, сначала он просто нервничал и часто срывался. Потом как-то притих и затаился. Как будто загнал болезнь внутрь. Но скрытая неприязнь ко мне иногда прорывается. И то, что он не решается высказать мне, он выплескивает на тебя. А последнее время в нем появилось что-то подчеркнуто дерзкое. Как будто, у него есть секретное оружие, которое он никак не решится пустить в ход. А про этот его засадный полк ты знаешь какие-нибудь подробности?
- Только то, что ребята служили в военной разведке. В мирную жизнь не вписались. Пробовали создать свою бригаду из тех, кто воевал в Чечне. Что-то не очень пошло. Пришлось заняться узкой специализацией - заказными убийствами. - Но все это я знаю понаслышке. Без имен и фамилий.
Даже ему я не хотел открывать своих источников.
- И Виктор им платит. - С ударением на каждом слове проговорил Храповицкий. - Очень любопытно.
Он зло усмехнулся.
- И когда ты ему об этом сказал, он полез в драку?
- Можно предположить, что его взбесило то, что он счел клеветой, - вступился я. - Давай разграничим две вещи. Первая заключается в том, что у Виктора есть группа людей, готовых выполнить любой его приказ. Вторая - это мои догадки о том, какой именно приказ он собирается отдать. Я могу ошибаться.
- А я - нет! - воскликнул Храповицкий, хлопнув ладонью по столу. Глаза его блеснули. - Моя интуиция никогда меня не подводит.
Я мог бы привести десятка два примеров, когда его интуиция его подводила. Раньше я, бывало, так и поступал. Однако он тут же принимался спорить и доказывать, что он с самого начала все понимал правильно, но потом под моим влиянием изменил свое мнение. Что, как вы сами понимаете, и привело к ошибке. И, кстати говоря, именно так происходит каждый раз, когда он меня слушается. Из чего следовал железный вывод, что советоваться со мной следовало лишь для того, чтобы поступить наоборот.
Он надолго замолчал. Я следил за его лицом. Сейчас оно было жестким, хищным.
- И что же мы теперь предпримем? - поднял он на меня тяжелый взгляд черных, колючих глаз.
- Мне кажется, вам пора объясниться, - осторожно предложил я. - Иногда очень важно выплеснуть накопившиеся обиды.
- В чем объясниться?! - вспылил Храповицкий. - Когда задаешь вопрос, ты должен предполагать, какой ответ ты услышишь! Неужели ты думаешь, что Виктор что-то признает? Что он откровенно сознается, что хочет занять мое место? Что готовится меня убить? Что он завидует мне? Что он ходит с ума от этой зависти? Какие могут быть объяснения!
Он схватил телефонную трубку, начал лихорадочно набирать какой-то номер, потом передумал, швырнул трубку на место и закурил.
Я ждал. Он нечасто выходил из себя и после вспышек быстро остывал.
- Не могу сказать, что все это время я сидел сложа руки, - заметил он другим тоном, чуть спокойнее, и откинулся в кресле. - Я тоже подготовился. Предпринял кое-какие меры. Судя по всему, наступила пора действий.
Он сжал губы.
- Виктор подумывает, как избавиться от меня. Значит, я должен нанести упреждающий удар. В целях своей безопасности. Так?
Это было, скорее, утверждение, чем вопрос.
- Не знаю, - покачал я головой. - Честно говоря, я не уверен. Ведь если перевести на простой язык, то я сейчас на основании своих умозаключений, которые могут оказаться неверными, должен посоветовать тебе убить партнера. Я не могу. И я не думаю, что Виктор в свою очередь сформулировал подобную цель для себя. Это же вообще не просто, вот так взять и решиться убить человека, с которым работаешь и дружишь. В этом желании даже наедине с собой признаться трудно.
- Какой ты наивный! - презрительно усмехнулся Храповицкий. - Никто и никогда ни в чем себе не признается. Ты полагаешь, что кто-то живет сорок лет, считает себя порядочным, а однажды утром просыпается и, бреясь перед зеркалом, объявляет: "Что-то надоело мне быть хорошим. Не пора ли превратиться в подлеца и негодяя"? Не смеши меня! Человек всегда находит себе оправдание. Он говорит: "Я так много добра сделал для такого-то и такого-то. А что я получил взамен? Только обман и несправедливость. И если я хочу оставаться честным человеком, я должен положить этому конец". Что-то в этом роде. После чего он с чистой совестью обкрадывает такого-то и такого-то. Или пишет на него донос. Или нанимает убийц.
- И все-таки, мне кажется, что тут другое. Виктора опьяняет эта тайная власть над чужой жизнью и смертью. Понимаешь, как бы мы ни старались доказать окружающим, что мы от рождения были богатыми и умными, на самом деле, на всех нас большие деньги обрушились внезапно. Практически в одночасье. И далеко не все из нас оказались к этому готовы. Когда-то мы даже представить себе не могли, как много можно купить за деньги. Особенно сейчас в России, где все продается. Все без исключения. Машины, дома, самолеты. Должности. Замужние женщины. Государственные секреты. Чужая жизнь. Все это имеет свою цену. Ты платишь и получаешь. Достаточно ткнуть пальцем. Это сумасшедшее ощущение! Как будто у тебя волшебная палочка. И каким бы сильным ты ни был, иногда у тебя начинает кружиться голова, оттого что все доступно. Некто вредит тебе изо всех сил, из кожи вон лезет. А на самом деле он находится в твоей полной власти. И даже ничего об этом не подозревает. И в любую минуту по твоему приказу с ним сделают что угодно: убьют, искалечат. При этом ты останешься безнаказанным. Это очень глубокое и обжигающее чувство. И, может быть, Виктор упивается им. Но это еще не означает, что он готов убивать. Это как незаконный пистолет, который ты купил и которым каждый вечер любуешься. Он дает тебе ощущение безопасности и власти. Но, приобретя его, ты же не становишься автоматически убийцей! Короче, мне кажется, что Виктору нравится переживать снова и снова эти запретные ощущения. И чем больше его обиды на мир, тем слаще сознание, что он может расквитаться со всеми.
- Может, ты и прав, - отозвался Храповицкий. - Только я не пойму, что это меняет. - В разговоре он всегда оставался конкретным и не любил обобщений. - Ты говоришь про психологические мотивы действий, которые могут быть такими или другими. А я имею дело с результатом. Результат в том, что у обиженного и запойного человека оказалось в руках опасное оружие. И никто не знает, когда он начнет палить. И кто станет его мишенью. Может быть, ты. А может быть, я.
Я понял, что в глазах Храповицкого устранение меня было все-таки меньшим злом, чем устранение его. Мне сделалось слегка неуютно. Перспектива стать мишенью Виктора даже в компании с Храповицким меня не очень вдохновляла. А становиться мишенью в одиночку было и вовсе скучно.
Храповицкий вновь потер подбородок, думая о чем-то своем.
- Забавно получается, - вдруг заметил он. - Мы с Виктором знаем друг друга лет восемь. Мы дружили семьями, вместе пили, вместе изменяли женам. Иногда с одними и теми же женщинами. Вместе дрались. Вместе попадали в милицию и откупались. И мы страстно мечтали разбогатеть. А сейчас, когда мы заработали огромные бабки, мы готовимся убить друг друга. Смешно, да? Кто бы мне объяснил, почему так выходит…
- Тем более, вам необходимо поговорить, - настаивал я. - К тому же это не единственный вопрос, который требует обсуждения. Сегодня я случайно встретил Пономаря. У него была встреча с Синим…
- Так ты все-таки потащился туда?! - взвился Храповицкий. - Я же запрещал тебе! Ты давал мне слово!
Когда мне Савицкий сегодня днем доложил об этой "стрелке" и я не застал тебя на месте, я все-таки в глубине души надеялся, что даже твоего неслыханного нахальства не хватит, чтобы наплевать на мои приказы.
- Володя, - сказал я как можно более проникновенно. - Я виноват. Я работаю над собой. Но у меня не всегда получается. Это в последний раз.
Если вы чего-то хотите добиться от женщин или деспотов, то не реже двух раз в день вы должны признавать, что вы были кругом виноваты, а они во всем правы.
- Притворяешься? - подозрительно спросил Храповицкий, сверля меня взглядом.
- Нет, - ответил я, тараща глаза как можно искреннее.
Еще минуту он пытался залезть ко мне под кожу, потом успокоился.
- Ну, ладно, - смягчился он. - В последний раз. Запомни. Рассказывай.
Я рассказал ему о "стрелке".
- Значит, по милости Пономаря мы вот-вот вляпаемся в войну, - заключил Храповицкий. - Отлично! То, чего мне с утра не хватало. Сначала я поскандалил с Олесей. Потом в очередной раз навсегда расстался с Мариной. Потом выяснилось, что мой партнер хочет отнять мою невинную жизнь. И, наконец, обнаружилось, что мне предстоит погибнуть за неизвестные мне интересы Пономаря. Какой славный денек выдался!
- Можно набрать телок и отвалить в Ниццу развеяться, - предложил я.
- Логично, - похвалил Храповицкий. - Так поступают все бизнесмены в минуту опасности. Ничего умнее от тебя не дождешься. Нет уж. Мы сделаем по-другому. Завтра вечером объявляю полный сбор. Виктор, Вася, ты и Пономарь. И не разойдемся, пока не выясним все до конца. А то и вправду перестреляем друг друга.
- Если тиран что-то решил, убедить его невозможно, - угрюмо вздохнул я.
- А ты как думал! - отозвался Храповицкий самодовольно.
Именно так я и думал.