- Смотря за что. За "крышу" - нет. Я в ней не нуждаюсь. Что же касается деловых услуг, то какая разница, кому платить? Лишь бы был результат. Я просмотрел все документы по этому заводу. Сейчас он убыточный. Но там есть очень интересное экспортное производство азота, чья прибыль сейчас тонет в общих расходах. Его нужно сохранить, а от остального срочно избавиться. Прежние акционеры грызлись между собой, и никто не хотел вкладываться. Те, кто не смог договориться с Ильичом, продали свой пакет Пономарю и Виктору. Причем, Виктор и Пономарь полезли туда нахрапом, как они привыкли работать в торговле. У одних они купили тридцать два процента и вели переговоры с другими о покупке еще двадцати. Вероятно, они надеялись, что Ильич не узнает. Что глупо. Поскольку он узнал. И сделка потеряла смысл. Потому что тридцать два процента - это все равно что ничего. По уставу права дает лишь контрольный пакет. В отличие от них мы договоримся с Ильичом. И он заставит своих акционеров продать долю, не достающую до контрольного пакета, после чего мы ставим своего директора. За это Ильич получает часть акций. Или, если захочет, деньгами. В результате - акции других владельцев превращаются в бумажки. В том числе и акции Пономаря. Который не сможет участвовать с нами на равных в дальнейшей покупке - денег не хватит. Я не собираюсь его выбрасывать, во всяком случае пока, но урок ему преподать следует. Пусть знает, кто в доме хозяин. Это, кстати, существенно ослабит их союз с Виктором. Виктор не станет отстаивать интересы Пономаря, когда речь пойдет о серьезной прибыли. А Пономарь будет считать его предателем, что полезно. Но это к слову. Дальше - понятный для нас процесс. Мы либо выкупаем оставшиеся акции за десять копеек, либо своим решением выводим экспортное производство в отдельное юридическое лицо, оставляя все остальное дерьмо мелким акционерам. При этом с Пономарем, с его шестнадцатью процентами, мы сможем поступить по своему усмотрению. Зависит от того, как он будет себя вести. Недурной план, а?! Поверь мне, через год-полтора мы продадим его в десять раз дороже. И за свой пакет Ильич, если согласится подождать, получит столько, сколько не стоит сейчас весь завод.
Он сиял от гордости.
- План великолепный. И я не сомневаюсь, что он у тебя получится. Но такой партнер, как Ильич, тебя не смущает?
Храповицкий пожал плечами.
- Если говорить о надежности, то он лучше Виктора. Если говорить о пользе, то тут вообще нет материала для сравнения. Такой партнер в наше время очень выгоден. И в Нижне-Уральске, и у нас. Не роняя себя, мы получаем в союзники человека, который может решать самые разнообразные проблемы. Кстати, как ты думаешь, откуда Виктор знает о том, что произошло в Москве? И знает, кажется, довольно много.
- Ну, тут-то легко догадаться, - отозвался я, не задумываясь. - Скорее всего, он уже провел вечер с кемто из девчонок, которые ездили с нами. Сходили в кабак, выпили, дал им денег. Меня больше интересует, как Ильич оказался в нужном месте в нужное время?
Храповицкий почесал затылок.
- Да, похоже, где-то у нас уходит информация, - признал он. - И с учетом всего происходящего, это очень неприятно. Придется с этим разбираться. И тем более, надо договариваться с Ильичом. Да, и еще, - вдруг добавил он после паузы. - Передай Плохишу, что я отказываюсь. Категорически. Во-первых, я действительно не готов заказывать убийство Виктора. А во-вторых, зачем мне в таких делах Плохиш? Готов поспорить, что Плохиш никогда не будет большим бандитом, как Пономарь никогда не будет большим бизнесменом. Один слишком жаден и трус, другой слишком безрассуден. Бизнес этого не терпит.
- Значит, ты поставил на Ильича, - произнес я вслух. - Между прочим, как мы его найдем?
- А мы и не будем его искать. Он сам нас найдет. Помяни мое слово.
Должен признать, что он оказался совершенно прав. Ильич нас нашел сам. И гораздо раньше, чем я думал.
5
При въезде в город я попрощался с Храповицким и пересел в свою машину.
Прямо у моих ворот стоял желтый "хендай" с выключенными фарами. Мое сердце замерло и выдержало деликатную паузу, ровно настолько, чтобы я задохнулся. А потом непоследовательно заколотилось. И дышать стало совсем невозможно.
Я закурил, чтобы выиграть время, подошел к ее машине, открыл дверцу и сказал:
- Привет. Рад тебя видеть.
Я надеялся, что ни походка, ни голос, ни лицо меня не выдавали. Наверное, напрасно надеялся.
- Я жду тебя два часа, - сказала она, стараясь улыбнуться. Кстати, у нее тоже ничего не получалось. - Твой охранник не пустил меня внутрь.
Мы прошли в дом, и я проводил ее в гостиную. Выглядела она ужасно, что я отметил с тайным злорадством. Лицо было осунувшимся и жалким. Хуже всего, что такой я любил ее еще больше.
- Выпьешь что-нибудь?
- Разве что чаю. Меня сегодня полдня допрашивали. Эта последняя фраза, видимо, содержала особый смысл и скрытый призыв не упрекать ее в том, отчего ей и так плохо.
Самое поразительное заключалось в том, что это страдающее создание было в узком коротком платье стального цвета с черным воротником-стойкой. Когда она садилась, платье прикрывало ее длинные ноги в черных колготках ничуть не больше, чем если бы она его сразу снимала. Уверен, что перед тем, как ехать ко мне, она нарочно переоделась. Современные русские женщины, должно быть, даже отправляясь рожать, в первую очередь заботятся о том, чтобы выглядеть сексуально.
Не знаю, кого я ненавидел больше: ее - за то, что она так поступала со мной в минуту моих жгучих страданий, или себя - за то, что это на меня так действовало.
Я принес ей чай, жалея, что не могу влить туда яда, который переполнял меня до краев. Можно было, конечно, ее укусить, но это снизило бы высоту переживаний. Кроме того, я мог вцепиться не в то место, и тогда бог весть чем бы это все закончилось. Между тем, я был настроен решительно.
- Отчим в ужасе, да? - спросила она, не поднимая на меня глаз. - Я его еще не видела. Побоялась.
Конечно, мне хотелось сказать, да. Да, он не пляшет от радости. Представь себе. Странно, правда? Не поймешь этих политиков. А кое-кто, не имеющий отношения к политике, тебя бы вообще убил. Прямо сейчас. И это еще самое милосердное из того, что приходит кое-кому на ум.
Конечно, я ничего не сказал. Я великодушно молчал. В надежде, что так больнее.
- Мама мне никогда не простит, - опять заговорила она тихим, ломающимся голосом. - Она пожертвовала для его карьеры всем. Она всегда говорила, что в этом его жизнь. Да я и сама себе не прощу.
Кое-кто, между прочим, тоже не собирался ничего прощать. Можно было даже его не просить. Бесполезно. Он стоял, опершись на камин, и хранил мстительное молчание. Ах да, кое-кто еще старался сверлить ее спокойным ироничным взглядом, который она должна была чувствовать, хотя и не смотрела в его сторону.
Она вдруг всхлипнула, бросилась ко мне, вцепилась мне в плечи, зарылась лицом в грудь и расплакалась.
- Мне так плохо! - восклицала она. - Ну что мне делать, скажи! Это было три года назад! Я была пьяная. Я всех ненавидела! Я хотела сделать хуже себе. Он даже не знал, как меня зовут! Это было один раз! Один-единственный! Я месяц назад встретила его случайно в ресторане, даже не стала разговаривать. Сразу ушла! Ты же должен понять! Ну, пожалуйста, ну, пожалуйста…
Я чувствовал, как от ее слез моя рубашка становится мокрой. Я думал, что у меня сейчас разорвется сердце. Я хотел, чтобы оно разорвалось. Я любил ее. Не мог не любить.
И простить тоже не мог.
- Я не смогу, - сказал я хрипло, не своим голосом. - Извини.
Она зарыдала еще отчаяннее. Я все еще удерживался, чтобы не обнять ее.
- Наверное, причиной всему мое тупое мужское самолюбие, - продолжал я. - Хотя, если бы я не обладал тупым мужским самолюбием, то, может быть, я жил бы со своей женой, а не сходил бы с ума от желания тебя прибить. Я не смогу встречаться с тобой тайно. Это как-то унизительно для обоих. Я не смогу появляться с тобой у моих друзей, которые все это знают. Хотя и они, и я каждый день делаем вещи, может быть, гораздо худшие. Но равенство полов в моем понимании существует только у гомосексуалистов. Я не смогу уехать с тобой куда-то, потому что не готов пожертвовать тем, чем я живу. Но самое главное, что я сам никогда не смогу об этом забыть.
- Значит, ты не женишься на мне? - Она подняла лицо и слабо улыбнулась сквозь слезы.
- Мне жена не разрешает, - ответил я машинально.
- Но провести со мною ночь ты хотя бы можешь? - Она теснее прижалась ко мне. - На прощание.
- Нет, - сказал я, чувствуя, как мои руки предательски скользят по ее спине вниз. - Не могу.
- Ну и не надо, - послушно согласилась она и потянулась ко мне губами.
Надо было убить ее сразу.
В два часа ночи я вспомнил, что забыл отпустить охрану. Я оделся и спустился вниз.
- Вид у вас какой-то усталый, - с притворным сочувствием заметил Гоша. - Может, не выспались?
- Молчи, змей, - сказал я не то стыдясь, не то ликуя.
- Совсем себя не бережете, - вздохнул Гоша, садясь в машину. - Смотреть на вас больно.
Глава девятая
1
Обычно я сплю чутко, как кошка, и вскакиваю от каждого шороха. Но в субботу я впервые за долгое время проснулся в одиннадцать часов утра. Что, в общем-то, было неудивительно, поскольку заснул я в семь. Удивительно было другое: то, что я не слышал, как она ушла. Ее не было в доме, как не было никаких следов ее присутствия. Даже чашка, из которой она вчера пила чай в гостиной, была вымыта и поставлена на место.
По станции я вызвал охранника на входе.
- Когда девушка уехала? - спросил я его, как только он, открыв дверь, просунул голову, с простодушным, вечно заспанным лицом и приплюснутым носом.
- Рано утром. А че? Украла что-нибудь?
- Покой, - ответил я.
- Че? - не понял он. Он открыл дверь шире и шагнул внутрь, чтобы лучше слышать.
- Зачем же ты ее выпустил? - продолжал я допрос.
- А она не спрашивала. Она сказала "открой ворота", я и открыл. - Он в расстройстве почесал голову. - Я же не знал, что она что-то украла. С меня вычитать будете?
Я молчал, обдумывая, стоит ли с него вычитать, и что именно.
- А! - вдруг вспомнил он. - Так она же потом вернулась. - Ну, то есть, сначала уехала, а потом это, вернулась. Просила вам передать кое-что. Может, как раз то, что взяла? Сказала, что не хочет вас беспокоить. А после опять уехала.
- Что передать-то? - воскликнул я, теряя терпение.
- Щас принесу.
Он исчез и вернулся через некоторое время, бережно держа в руках одну красную розу.
- Вот. А больше ничего у ней не было.
- А записки не передавала?
- Не. Она сказала, ты отдай шефу, а я еще сказал, может, вы сами отдадите, а она сказала, лучше ты отдай…
- Спасибо, - прервал я. - Мне почему-то кажется, что ты не пишешь стихов.
- Стихов? - переспросил он озадаченно. - Не. Не пишу. Так вы и не велели.
Я поставил розу в вазу с водой, потом позвонил Кулакову, сказал ему о завтрашней встрече у губернатора и пообещал заехать за ним и все объяснить по дороге. Потом я спустился в подвал, где у меня стоял большой металлический сейф. В сейфе обычно я держал около ста тысяч долларов наличными. Но в последнее время у меня были большие расходы, поэтому там оставалось только семьдесят.
Я честно взял половину, вздохнул и отправился одеваться. Пора было навестить бандитскую вдову, по совместительству, узницу совести, которая, сама того не подозревая, взорвала всю политическую жизнь губернии.
В моей прежней квартире узница совести чувствовала себя совсем неплохо. Во всяком случае, следов лишений на ее уже накрашенном лице не читалось. Когда я приехал, она сидела в гостиной в моем халате, пила чай, что-то делала со своими ногтями моими пилками и смотрела телевизор. Одновременно был включен музыкальный центр на полную мощность. Музыка грохотала так, что потолок подрагивал. Возможно, впрочем, потому, что в него колотили соседи, напоминая о своем существовании.
Я выключил звук и несколько секунд приходил в себя, наслаждаясь полной тишиной.
- Представляешь, твоя охрана не купила мне ананасы, - сразу начала она с упреков. - Я их просила, а они забыли. Между прочим, ананасы сжигают жир. Я же тут совсем не двигаюсь. А толстеть я не хочу. К тому же тут скучно. Из твоей домработницы слова не вытянешь. Ни одной кассеты с комедиями я не нашла. Квартира, правда, ничего. Целых две ванны. Я хотела бы, чтобы у меня была такая. Зато на кухне дует из окна. Кстати, я разбила чашку. Да, еще приходили агитаторы. Две какие-то тетки. Обещали талон на бесплатную помывку в бане, если я проголосую за Черносбруева. Тебе нужен талон на бесплатную помывку в бане?
Она принадлежала к тем женщинам, которые, где бы они ни появлялись, сразу заполняют собой все пространство. Так что вам, в конце концов, не остается места в вашей собственной жизни.
- Я думаю, тебе надо уехать, - сказал я, когда она, наконец, остановилась. - Месяца на три-четыре.
- Куда это я поеду? - спросила она подозрительно.
- В Москву, например. Ты говорила, у тебя там родственники.
- А жить я на что буду? На Тверской мне прикажешь подрабатывать?
Я положил на стол пластиковый пакет с пачками долларов.
- Думаю, на несколько месяцев тебе хватит.
Она заглянула внутрь и ахнула.
- Ух ты! Никогда столько денег не видела! Это что, все мне? А сколько здесь?
- Тридцать пять тысяч.
- Тридцать пять тысяч! - Она не верила своим ушам. Да мне на год хватит! Мне Синицин больше штуки отродясь не давал. А еще говорят, что бандиты щедрые.
- Моя охрана отвезет тебя в аэропорт. Лучше с этим не тянуть.
- А ты что, уже уходишь? Ой, я же тебя не поблагодарила! А мы что, больше не увидимся?!
Я от души надеялся, что нет. И не думайте, что мне было не жаль денег. Ужасно жаль. Просто если вы начинаете считать деньги, которые вы тратите на женщин, то закончите вы тем, что станете экономить на себе. А если вы экономите на себе, то какая разница между деньгами и выцветшими марками, которые коллекционируют безумные филателисты?
2
Телефон зазвонил, когда я выходил из подъезда.
- Здорово, братан! - услышал я жизнерадостный голос и невольно порадовался, что кому-то еще, кроме меня, сегодня хорошо. - Это Бык, узнал? Че делаешь? Коммерсантов прикручиваешь? Возьми в долю! Тебе самому, кстати, крыша не нужна? Есть один пацан подходящий. С самого утра дурью мается.
- У тебя, похоже, веселое настроение, - сказал я, гадая, откуда он мог узнать номер моего телефона.
- Я по жизни веселый. У меня работа такая. Или от мусоров гасишься, или на нарах паришься. Смешно, короче. Слушай, тут дело есть. Человек с тобой повидаться хочет.
- Какой человек? - не сразу понял я.
- Какой! Какой вчера был. Догнал? Давай условимся часов в шесть.
Очевидно, он искренне считал Ильича самым большим начальником в мире, от приглашений которого никто не был вправе уклониться. Я, собственно, и не собирался.
Поэтому в шесть часов я ждал его, сидя в машине, на перекрестке в спальном районе. Место выбирал он, я даже не помнил, когда заезжал сюда в последний раз. В начале седьмого появилась черная "Волга" с тонированными стеклами, из которой, к моему немалому удивлению, выскочил Бык. Он нырнул в мою машину и развалился на пассажирском месте.
- Ехай за драндулетом, - кивнул он на "Волгу", которая тронулась с места. - Там водила дорогу знает.
- Ни разу не видел, чтобы бандиты ездили на "волгах", - заметил я с искренним изумлением.
- Не бандиты, а люди, - поправил он наставительно. - Бандиты - это мусора. Да у нас же порядки кто устанавливает? Сережа. Хуже, чем в армии, в натуре. Ему братва сколько "Мерседесов" передарила, спасу нет! А он только на "волгах" ездит. Говорит, светиться не надо. Я-то последние два дня с ним мотаюсь. Рассекаю, понял, по жизни, как лох голимый. Хоть в багажник залезай, чтоб пацаны не увидели. Я ему говорю, слышь, Сереж, давай трамвайный парк прикрутим, вообще на трамваях ездить будем. Прикинь, в натуре, кругом пацаны на джипах, а мы с Серегой крутые такие, впереди на трамвае. На "стрелку", понял, едем.
Пока мы ехали, он с юмором жаловался на суровые нравы, которые железной рукой насаждал Ильич в своих бригадах. По его словам, за курение анаши Ильич самолично бил провинившегося пацана лопатой перед строем сочувствующих бандитов. Та же участь ждала тех, кто пьяный приезжал на "стрелки".
- Ладно, хоть за телок не гоняют, - заключил он горько. - А то, в натуре, хоть с коммерсантами живи. В "волге", понял! На заднем сиденье.
Мы въехали на большую открытую стоянку, забитую автомобилями. Стоянка была обнесена сеткой и упиралась в глухую кирпичную стену серого двухэтажного здания. В стене была неприметная дверь, возле которой курили несколько человек бандитской наружности. При виде нас они молча расступились, и мы прошли в здание.
Внутри оно оказалось просторным и совсем не таким унылым, как выглядело снаружи. На первом этаже располагалась баня, большой бассейн с надувными матрацами, гостиная с камином и бильярдная. Мебель везде была дорогой и удобной. Бык провел меня в дальнее помещение, с барной стойкой, где за накрытым столом сидело несколько девиц, в черных коротких платьях, профессия которых безошибочно угадывалась с первого взгляда.
- Здорово, девчонки, - приветствовал их Бык. - Скучаете без нас?
- Скучаем, - вразнобой лениво отозвались девицы.
- Мы скоро придем, - пообещал Бык. - Вы пока раздевайтесь и в баню сходите.
- Ну как крысы? - деловито спросил он меня, когда мы поднимались на второй этаж.
- Хорошие телки, - одобрил я. - И место хорошее.
- У барыг за долги забрали, - похвастался Бык. - Они, слышь, для себя строили. По-человечьи все делали. А шалав Сережа велел специально для тебя привезти.
Я был польщен, хотя с трудом представлял, каким пыткам меня следовало подвергнуть, для того чтобы у меня возникло желание уединиться с кем-нибудь из расположившихся внизу гражданок.
На втором этаже располагались номера. В одном из них, состоявшем из спальни и большой гостиной, нас и ожидал Ильич, сидя в кресле. Мы церемонно поздоровались, я опустился в кресло напротив, а Бык уселся на диване.
- Удивляешься, зачем я тебя вызвал? - усмехнулся Ильич. Я вновь отметил, что его стальные глаза никогда не меняли своего холодного настороженного выражения. - Мне за тебя еще Синий, покойник, рассказывал, когда у вас "стрелка" случилась. Разговор у меня к тебе есть.
Я кивнул, теряясь в догадках.
- Постой, - спохватился он. - Может, ты сначала хочешь с девчонками развлечься?
- Спасибо. Я, признаться, редко бываю с проститутками.