- Ух ты! - искренне удивился он. - А что ж ты, с честными мутишься, что ли? С честными-то хуже. С ними же разговаривать надо. Я вообще не знаю, о чем с женщинами говорить. Ну, там, с женой еще понятно.
- А о чем ты говоришь с женой? - спросил я с любопытством. Он не производил впечатления разговорчивого человека.
- Ну, как? - Он задумался, припоминая. - О разном. Ну, скажешь там: "Жена, принеси картошки". Или "слышь, я на "стрелку" поехал". Жена-то, считай, свой человек. Хотя, конечно, все равно баба.
Я подумал о том, что даже произнесенные подряд обе эти фразы вряд ли принесут вам ошеломляющий успех у противоположного пола. Надо было быть Ильичом, чтобы считать их образцом галантного общения. Разумеется, я деликатно промолчал.
- Короче, тут вот какой вопрос. - Отдав дань куртуазности, Ильич вернулся к интересующей его теме. - Ты вот мне скажи, как ты сам-то кубатуришь? В его холодных глазах появилось пытливое выражение.
Я не имел ни малейшего понятия о том, как я сам кубатурю, поэтому уставился на него озадаченно.
- Не догоняешь?
- Нет, - признался я. - Не понимаю.
- А я так кубатурю, что скоро это все закончится, - произнес он со значением.
- Что закончится? - спросил я растерянно.
- Ну, все эти крыши-мыши. Стрелки-белки. Усекаешь? - Он не сводил с меня пытливых стальных глаз.
Конечно же, я не усекал. Манерой разговора он напоминал мне Савицкого, с тою лишь разницей, что Савицкий все-таки имел представление о русской грамматике. Но, не зная тонкостей устройства бандитской головы Ильича, я, разумеется, не догадывался, куда он клонит.
- Нельзя только забирать, - сказал он внушительно, как будто я лишь этим и занимался. - Надо что-то еще делать.
- А что еще делать? - спросили мы с Быком практически одновременно. Видимо, Бык тоже не усекал направление мыслей своего начальника.
- Надо дела делать, - туманно пояснил Ильич. - А я в делах плохо волоку. Конечно, коммерсантов много молодых. Которые поднимаются. Но с ними говорить - только время терять. Давай то отнимем, давай это. Отнимать я и без них могу. Только чем больше отнимаешь, тем больше врагов. И те злобятся, у кого отнимаешь, и те, кто отнимает, тоже недовольны. Дескать, рискуем мы, а получает все человек. А то, что без человека они никто, это им невдомек.
Меня позабавило, что о себе он говорил в третьем лице, именуя себя "человеком".
- Мне и своих-то трудно удерживать, - продолжал он со вздохом. - А тут еще весь этот ваш бизнес. Нужно, чтобы кто-то делами рулил. Кто-то умный. Чтоб деньги само собою шли, а я чтоб своим занимался.
Я, кажется, начинал постигать ход его мыслей.
- То есть ты хочешь, чтобы кто-то руководил бизнесом, который ты контролируешь? - уточнил я.
- Я тебе про то и толкую, - произнес он с удовлетворением. - Разборки, пальба, это - временно. Ну, год еще. Ну, два. А потом надо переходить на другое, если не хочешь, чтоб тебя самого завалили. Надо, чтобы кто-то был при делах. А я чтоб занырнул. Зачем мне светиться? Только мусоров дразнить. Поэтому надо нам вместе работать. С вами. Чтобы вы за дела отвечали, а я - по своей части.
- Ты делаешь нам предложение? - осведомился я, стараясь не показать изумления.
Он кивнул.
- Гляди еще что. Сейчас вы своего человека мэром ставите. Так? - Он усмехнулся, явно гордясь своей осведомленностью. - А летом у нас выборы. Я вообще-то в это не лезу. Не лез, - поправился он. - Но надо, чтобы мы в Нижне-Уральске тоже вместе сработали. И нашего человека провели. Тогда все получится правильно. Этот завод азотный - мелочь, по сравнению с другим. У нас тогда столько этих заводов будет! Мэр пусть своим делом занимается, политикой там, всякой ерундой. Под нашим, конечно, контролем. Вы - делами. А я по своей части. И не надо ни с кем воевать. Сами все отдадут. Догнал теперь?
Наверное, с его точки зрения, он делал чрезвычайно лестное предложение о сотрудничестве. Однако я не знал, как к нему отнесется Храповицкий.
- Хорошо, я передам, - сказал я, поднимаясь.
- Погоди, - остановил он меня жестом. - Еще вопрос есть. Посоветоваться надо.
Я вновь сел, ожидая продолжения.
- Плохиш к нам попросился. Чтобы от нас работать, - заявил он неожиданно.
- Когда же он успел? - удивился я.
- Он вообще-то давно заходы делал. А когда Синего убили, он аж с утра моих пацанов нашел. Стал просить со мной встречи. Я, конечно, отказался с ним сам разговаривать - Быка послал. Пускай Плохиш подождет, понервничает. Больше ценить будет. То, чего он хочет, мне понятно. Он азартный, на многое замахивается, а в одиночку сил не хватает. Да и нельзя "по понятиям" одному-то. Братва и так его собирается рвать. Потому что надо, чтобы человек от какого-то авторитета работал, а не сам по себе. А Пономарь - не авторитет. Самого его, может, и не тронут, он свое защищает, а Плохиша порвут. И все отберут у него. Мне вообще-то взять Плохиша тоже выгодно. С того, что у него и сейчас есть, он долю засылать будет. А с моей помощью он много чего еще натворить сможет. Немало можно под себя забрать. Немало.
Он медленно покивал головой.
- Так это Плохиш сообщил вам о нашей вчерашней встрече? - догадался я.
- А кто же еще! - радостно отозвался Бык. Ильич осек его взглядом, и он мгновенно захлопнул рот, понимая, что сболтнул лишнего.
- Номер моего телефона тоже он дал? - продолжал допытываться я.
Бык смущенно прокашлялся.
- Сами узнали, - нехотя сказал он, с опаской покосившись на Ильича.
- Какая разница! - перебил Ильич. - Тут дело в другом. Я вот думаю: а не он ли Синего убрал? Ну, например, чтобы его место занять? Как думаешь?
Предположение для меня было совершенно новым.
- Не знаю, - признался я. - Мне кажется, он слишком трусоват для этого.
- А вот поэтому я и думаю про него, - возразил Ильич веско. - Трусов, их никогда не угадаешь. Смелый человек - он по жизни предсказуемый. А трус со страху на все способен. Самые опасные враги - это трусы. И самые коварные. Они ведь к тому же никогда не признаются, что тебя ненавидят. Побоятся. А в тайне обязательно что-нибудь тебе приготовят. И до последнего не узнаешь ничего.
- Слышь, Сереж, - вмешался Бык. - А может, это? На "глушняк", а?
- Кого на "глушняк"? - повернулся к нему Ильич.
- Да Плохиша-то! Раз - и все проблемы! И пацанам понравится.
- А кого я на место Синего поставлю? - недовольно осведомился Ильич.
- Да хоть кого! Кому скажешь, тот и будет работать. Делов-то - коммерсантов шкурить! Давай Плохиша на глушняк! Я лично все сделаю. - Бык заметно оживился.
- Да не поставишь ты бригадиром кого попало! - отрезал Ильич. - У нас и в Нижне-Уральске-то толковых людей по пальцам пересчитаешь. А здесь другой город. Тут человек с головой нужен. А Плохиш - не дурак. Он далеко пойдет, если его поддержать.
- Не нравится он мне, - вздохнул Бык. - Больно крученый. И гнилой.
- При чем тут, нравится или нет! Он не телка, чтобы нравиться. Мы о деле говорим, а не о том, с кем в баню сходить.
Он вновь обратился ко мне.
- Понимаешь, как-то странно все с Синим получилось. Не могу понять, кто решился. На меня никто не полезет. Ни из нашей области, ни из другой. Да и убили как-то не по-людски. Почему ножом? Почему он один был? Тут больше на бытовуху похоже. Я вот либо на Плохиша грешу, либо на девку, с которой Синий жил. Она, говорят, перекрученная вся. Могла на сторону сходить. Вот кто-то из ее любовников, допустим, и совершил. От кого Синий и не ждал ничего.
- Она, сука, где-то прячется, - хлопнул себя кулаком по колену Бык. - А то бы мы из нее быстро все вытрясли. За ноги бы подвесили, через пять минут уже все бы рассказала.
В душе я порадовался, что Света вместо того, чтобы пребывать в натруженных руках Быка, в перевернутом состоянии, подвешенной за ноги, уже, наверное, тратит в Москве мои деньги.
- Бытовое преступление будет легче раскрыть, - сказал я, уводя его от неприятной мне темы. - Думаю, в любом случае что-то прояснится в ближайшее время. А с Плохишом у тебя действительно может получиться совсем не дурной вариант.
- Нельзя его только близко подпускать, - задумчиво заметил Ильич. - На расстоянии надо держать. Пусть вон Бык с ним общается.
- Вот нашел ты мне другана! - обиделся Бык.
- Да брось ты! - хлопнул его по плечу Ильич. - Нормальный пацан. Хотя и тварь, конечно.
Он вновь повернулся ко мне.
- А Храповицкому своему скажи, что надо нам вместе по жизни быть. Он пацан неглупый, сам должен такие вещи понимать. Со мной он быстро своим партнерам холки переломает. Он, конечно, и так переломает. Но со мной быстрее будет. Так и передай.
Я пообещал и встал. Ильич тоже поднялся.
- Может, останешься? - предложил он.
Я сослался на дела, и после недолгих уговоров Ильич меня отпустил.
- Эх, - вздохнул он. - Уехал бы я тоже от этих шалав. Да неудобно как-то. Все-таки уже заплачено.
Он, несомненно, был рачительным хозяином.
3
Сказать, что Кулаков был упрям как баран, означает незаслуженно оскорбить кроткое домашнее животное. В воскресенье я битый час ерзал в доме Кулакова по неудобной деревянной скамье, пытаясь внушить ему, как следует вести себя на переговорах с губернатором. Баран понял бы меня быстрее.
Проблема заключалась в том, что я не мог открывать Кулакову всей правды - как-никак это были не мои тайны. Я ограничился сообщением о том, что возникли некие обстоятельства, которые, став достоянием гласности, могут помешать губернатору в его политической карьере.
А поскольку губернатор уверен, что именно от Кулакова зависит, узнает ли широкая общественность об этих обстоятельствах или нет, то он, губернатор, готов пойти на существенные уступки. И ждет встречных шагов.
Встречных шагов губернатор ждал напрасно.
- Но это же шантаж! - горячился Кулаков. - Ты меня втягиваешь в какую-то интригу! Я не желаю иметь с этим ничего общего!
- Это я втягиваю вас в интриги? - с горечью возражал я. - Может быть, это я мечтаю стать мэром? Чтобы всю оставшуюся жизнь посвятить ремонту канализации? Посмотрите на меня. Я похож на человека, который мечтает чинить канализацию?
- А при чем тут это? - озадаченно спрашивал он.
- При том, - терпеливо объяснял я прописные истины, - что политика есть искусство компромисса. И если смысл вашей жизни заключается в вывозе мусора и латании крыш, то окажите небольшую услугу губернатору. А он сделает то же для вас. А потом занимайтесь чем хотите. Хоть поселитесь в этих ваших трубопроводах.
- Какую услугу может мне оказать этот человек? - спрашивал он подозрительно. - Перестать поливать меня грязью? Да плевать я на это хотел!
- Например, снять Черносбруева с выборов.
- Да я не хочу, чтоб его снимали! - взрывался Кулаков. - Я готов идти до конца. И побеждать честно. А потом мне не нравится, что со мной играют втемную! Я хочу понимать, что происходит. Я имею на это право!
И все начиналось сначала. После долгого ожесточенного сопротивления он, наконец, сдался. Пригрозив мне, что если что-то пойдет не так, то он, Кулаков, тут же выйдет из игры.
Видя его настрой, я даже не стал заикаться о компенсации наших расходов, это могло лишь все испортить. Не то чтобы я беспечно относился к деньгам Храповицкого, просто полагал, что по ходу встречи что-нибудь само собою придумается.
Всю дорогу к губернатору Кулаков дулся и молчал. Было очевидно, что происходящее ему страшно не нравится, и, если бы не я, он ни за что не стал бы в этом участвовать.
Губернатор жил за городом, в красивом трехэтажном доме, живописно расположенном на берегу реки. Дом окружал огромный ухоженный парк, не менее двух гектаров, с аллеями, выложенными плитами, изящными деревянными беседками, и небольшим декоративным прудом. По всей территории росли высокие, старые сосны. Участок был обнесен фигурной изгородью и охранялся не менее чем дюжиной людей в камуфляже.
Храповицкий приехал чуть раньше нас - он жил неподалеку. Нас встретила горничная и провела в элегантную гостиную со стилизованной под старину мебелью. Храповицкий и Лисецкий сидели в удобных глубоких креслах и церемонно пили чай. Храповицкий на сей раз был в строгом костюме и галстуке. Губернатор - в халате, одетом поверх брюк и рубашки.
На диване располагалась жена губернатора, видимо, она куда-то собиралась, поскольку одета была для выхода. Обстановка выглядела совсем домашней и мирной.
При виде Кулакова губернатор поднялся и раскрыл объятия.
- Давно мы не виделись, Борис Михайлович! - радостно загудел он, тиская Кулакова. - Ты что-то не заходишь ко мне! Я уж, было, решил, что ты обиделся.
- Да вы как-то не очень и приглашаете, - мрачно ответил Кулаков, вяло отвечая на губернаторскую ласку.
- Не знала, что вы такие друзья, - ехидно заметила жена губернатора.
Лисецкий сверкнул на нее негодующим взглядом. В ответ она дерзко засмеялась и встала.
- Ну, не буду вам мешать. Надеюсь, еще увидимся.
Она поцеловалась со мной и вышла, заговорщицки подмигнув мне на прощание.
- Присаживайся, Борис Михайлович, - продолжал Лисецкий все тем же тоном деланного радушия. - Что будешь пить. Чай, кофе? А может, коньяка?
- Спасибо, я уж так как-нибудь, - отрывисто сказал Кулаков, опускаясь на диван.
Я сел рядом с ним.
Было ясно, что подыгрывать губернатору он не собирается. Атмосфера создавалась не самая благожелательная. Поскольку мы с Храповицким деликатно молчали, повисла неловкая пауза.
- Ну что, - заговорил Лисецкий чуть более обыденно. - Кто начнет?
- Собственно, ситуация в общих чертах ясна, - осторожно пришел я на помощь Кулакову, который не мог начать в силу того, что знал о происходящем меньше всех. - Остается обсудить детали.
Вряд ли кому-нибудь, кроме меня, ситуация была ясна. Что же касается деталей, то даже я не имел о них четкого представления, надеясь на импровизацию.
- Значит, твое требование заключается в том, чтобы мы прекратили войну и помогли тебе на выборах, сняв Черносбруева? Так? - холодно осведомился губернатор. Теперь он перешел к сухой манере разговора и подобрался.
Кулаков не нашел ничего лучше, как сердито уставиться на меня. Я понял, что если немедленно не вмешаюсь, он наговорит чего-нибудь лишнего. Этого нельзя было допустить.
- Требование снять Черносбруева мне, как и вам, кажется излишне жестким, - лицемерно сообщил я. - Но Борис Михайлович на нем настаивает. Он считает, что так будет лучше.
Кому именно будет лучше, я объяснять не стал. Кулаков фыркнул, но промолчал. Я готов был его убить. Храповицкий пил чай и всем своим видом выражал вежливую отстраненность. Но по короткому острому взгляду, брошенному в мою сторону, я понял, что он начал о чем-то догадываться.
- Ну, может быть, оно не такое уж жесткое, - снисходительно возразил мне губернатор. - При условии, что Борис Михайлович окажет мне ответную любезность.
Неприметно для себя он переключился с Кулакова на меня и теперь вел переговоры со мной. Это было не очень удобно, потому что с одной стороны до меня доносилось злобное сопение Кулакова, который еле сдерживался, чтобы не высказать все, что он думает, с другой стороны я кожей чувствовал нараставшую подозрительность Храповицкого.
- О какой услуге речь? - осведомился Кулаков.
- Мне не хотелось бы, чтобы мы с Борисом Михайловичем столкнулись на губернаторских выборах в следующем году, - по-прежнему обращаясь ко мне, пояснил Лисецкий. - Я, конечно, никогда не уклоняюсь от открытой борьбы. Но мне кажется, мы можем обойтись без этого. Если Борис Михайлович готов меня поддержать… - Он не договорил и перевел взгляд на Кулакова.
- И какая же поддержка от меня требуется? - спросил Кулаков грубовато.
- Ну, например, завтра мы можем дать совместную пресс-конференцию. Сказать о том, что в результате наших с тобой совместных усилий отныне не будет противоречий между городом и областью. Что мы готовы во всем помогать друг другу. Развивать плодотворное сотрудничество и работать на благо людей. А на следующей неделе, когда состоится празднование дня города, мы вместе выйдем на городскую площадь во время концерта. Обнимемся. Обратимся к людям. Может быть, споем вместе что-нибудь.
Чувствовалось, что губернатор основательно продумал свои условия. Не зная реакции Кулакова, я замер. Он молчал минут пять, не меньше.
Губернатор смотрел на него выжидательно и напряженно. Храповицкий увлеченно изучал рисунок обоев. Я вспотел. Наконец, Кулаков неохотно кивнул.
- Ладно, - проговорил он сквозь зубы. - Будем считать, что в этом вопросе мы договорились.
Лисецкий с явным облегчением откинулся в кресле. Я понял, что результат превзошел его ожидания, и тоже перевел дыхание. Впрочем, в отличие от Лисецкого, я праздновал преждевременно. Теперь была партия Храповицкого.
- Есть еще одно обстоятельство, - бесцветным голосом проговорил Храповицкий. Все повернулись в его сторону. Он сидел, ни на кого не глядя. - Я хотел бы понять, в чем заключаются мои интересы.
Я понимал, что если он скажет хоть слово о деньгах, то все полетит к черту. Поскольку торговаться с ним Кулаков ни за что не станет. Я с ужасом ждал продолжения. Но Храповицкий был слишком умен, чтобы этого не понимать. Начав, он совсем не собирался продолжать, предоставив это остальным. Он невозмутимо отпил чай.
- Думаю, к этому разговору я готов, - медленно заговорил Кулаков. - У меня есть предложение. Я хотел бы, чтобы Андрей, то есть Андрей Дмитриевич, - поспешно поправился он, - перешел ко мне на работу. Моим первым заместителем. Главой администрации города.
Я, кажется, подпрыгнул от неожиданности. Теперь все уставились на меня.
- Это как-то… довольно внезапно… - пробормотал я растерянно.
Губернатор наморщил лоб и поджал губы.
- А что? - вдруг подхватил он. - По-моему, мысль неплохая. Пора тебе, Решетов, расти. Парень ты способный. Надо начинать политическую карьеру.
- Я, в общем-то, не очень готов. Я никогда не думал в этом направлении… - Я все еще не мог прийти в себя от потрясения.
Лицо Лисецкого изобразило недовольство. Он не понимал, как кто-то может отказываться от политической карьеры.
- Ну, не всю же жизнь ты собираешься служить частному капиталу, - строго произнес он. - Как говорится, наворовал, пора и о Родине подумать.
Мне тут же захотелось спросить его, как именно в результате дум о Родине появляются на свет поместья, подобные тому, в котором он жил. Но я не стал этого делать.
- Ты сам-то согласен? - обратился ко мне Кулаков.
- Не знаю.
Я и правда не знал.