– Я могу только предположить, что вы лишены воображения, месье Левингру, – тон его сделался более жестким. – Что вы не представляете себе те муки, то горе и страшное унижение, которым подвергаются наши сестры по вашей воле.
Раздался негромкий стук в дверь, и вошел лакей. Мистер Левингру кивнул в сторону посетителя.
– Проводите этого джентльмена.
Если он думал, что это вызовет вспышку возмущения, то был приятно разочарован. Леон, в уголках чувствительного рта которого все еще скрывалась насмешливая улыбка, перевел взгляд с одного мужчины на другого, потом молча повернулся и вышел из комнаты. Слуга закрыл за ним дверь.
– Вы слышали, вы слышали? – голос Хайнриха дрожал от волнения и страха, лицо его сделалось серо-белым, как грязный мел. – Herrgott! Вы не понимаете, Жюль! Я знаю, что это за люди. Один мой друг…
И он рассказал историю, которая впечатлила бы большинство людей, но Левингру лишь улыбнулся.
– Вы напуганы, бедный друг мой. По части разного рода шантажистов у меня опыта побольше вашего, уж будьте покойны. Пусть он сначала покажет, что может. Пусть сходит в полицию…
– Какая полиция! – чуть не взвыл Хайнрих. – Что за чушь вы несете? Я же говорю, им не нужны доказательства, они сами наказывают…
– Тихо! – прикрикнул Жюль, потому что услышал в коридоре приближающиеся шаги дочери.
Девушка пришла сказать, что собирается в театр, но запнулась на полуслове, когда увидела совершенно белое лицо Хайнриха.
– Папа, – с укором в голосе произнесла она, – ты что, ругался с дядей Хайнрихом?
Она наклонилась к сидящему в кресле отцу, поцеловала его в лоб и нежно потянула за ухо. Толстяк обхватил ее за плечи обеими руками и весело рассмеялся.
– Нет, мы не ругались, моя дорогая. Хайнрих просто испугался одной сделки. Вот ведь не скажешь по нему, что он может быть таким мальчишкой, верно?
Через минуту она уже стояла у камина и, глядя в зеркало, умелыми движениями красила губы помадой. На секунду она прервалась, чтобы рассказать отцу новость.
– Пап, я сегодня у леди Атери познакомилась с таким приятным человеком. Мистер Гордон. Ты такого знаешь?
– Я знаю много мистеров Гордонов, – улыбнулся Жюль, а потом с некоторой тревогой в голосе спросил: – Он не приставал к тебе, дорогая?
Это ее рассмешило.
– Что ты, он почти такого же возраста, как ты. Он прекрасный артист и очень веселый человек.
Жюль проводил ее до двери и стоял на пороге, наблюдая, как она сбежала по ступенькам и прошла по мощеной дорожке через маленький садик к калитке. Когда ее "роллс" скрылся из виду, счастливый отец вернулся в свою гостиную, чтобы продолжить разговор о "Четверке благочестивых".
Валери присоединилась к веселой группе молодых людей примерно ее возраста. В ложе, где они заняли места, яблоку негде было упасть, к тому же в зале было очень душно, здесь разрешалось курить. Она даже немного обрадовалась, когда служитель театра легонько постучал ее по плечу и сделал знак выйти.
– Вас спрашивает какой-то джентльмен, мисс.
– Меня? – удивилась она и прошла в вестибюль, где увидела статного мужчину средних лет во фраке.
– Мистер Гордон! – воскликнула она. – А я и не знала, что вы тоже здесь!
Мужчина был необычно серьезен.
– У меня очень неприятные новости, мисс Левингру, – сказал он, и девушка побледнела.
– Надеюсь, не об отце?
– В некотором роде. Я боюсь, что он попал в беду.
Она нахмурилась.
– В беду? Какую еще беду?
– Я не могу с вами разговаривать здесь. Вы могли бы поехать со мной в полицейский участок?
Она воззрилась на него, не веря своим ушам.
– В полицейский участок?
Гордон подозвал стоящего в стороне служителя.
– Принесите плащ мисс Левингру, – приказал он.
Через несколько минут они вместе вышли из театра и сели в ожидавшую их машину.
Часы пробили двенадцать, когда мистер Левингру с трудом поднялся с кресла и потянулся, разминая затекшие члены. Хайнрих ушел часа три назад. И как раз вовремя, чтобы успеть на последний поезд на континент, куда он сбежал, не запасшись даже носовым платком. Не подозревая о его дезертирстве, мистер Левингру уже собрался отправиться наверх в спальню, как вдруг дом сотрясли громогласные удары в дверь.
– Посмотрите, кто это, – зло проворчал он, повернувшись к лакею, и стал ждать.
Когда дверь отварилась, он увидел коренастую фигуру полицейского инспектора.
– Левингру? – спросил блюститель закона.
Мистер Левингру вышел вперед.
– Это я, – сказал он.
Инспектор прошел в холл.
– Прошу вас пройти со мной в полицейский участок. – Это было произнесено грубовато-официальным тоном, и Левингру впервые в жизни почувствовал холодные объятия ужаса.
– В полицейский участок? Но зачем?
– Это я вам объясню на месте.
– Безобразие! – опомнился толстяк. – Я сначала позвоню своим адвокатам.
– Вы не хотите идти тихо?
Прозвучало это настолько угрожающе, что Жюль сразу же сделался послушным, как овца.
– Хорошо, инспектор, я пойду с вами. Но я думаю, что вы делаете очень большую ошибку, и…
Его за локоть вывели из холла, провели по ступеням и усадили в стоящую у дома машину.
Это было обычное такси. Шторки на окнах были опущены, к тому же, когда мистер Левингру оказался в салоне, выяснилось, что он здесь не единственный пассажир. На сиденьях лицом к нему уже сидели двое мужчин. Полицейский же занял место рядом с ним.
Куда ехала машина, он не мог определить. Прошло пять минут, десять… Полицейский участок наверняка должен быть где-то ближе. Он задал вопрос.
– Могу вас успокоить, – произнес спокойный голос. – Вы едете не в участок.
– Тогда куда же меня везут?
– Увидите, – загадочно ответил голос.
Прошел почти час, прежде чем автомобиль остановился у темного дома, и властный "инспектор" коротко приказал выходить. Дом казался заброшенным: коридор его был завален мусором и какой-то покрытой пылью старой рухлядью. Мистера Левингру провели по каменным ступеням в подвал, там открыли железную дверь и толкнули его внутрь.
Едва он вошел, на стене тускло загорелась электрическая лампочка и стало видно, что представляло собой это помещение: небольшая комната с бетонными стенами, кровать, в дальнем конце – приоткрытая дверь, как ему сказали, в уборную. Но не это больше всего испугало мистера Левингру. Сердце его сжалось от ужаса, когда он увидел, что двое мужчин, которые привели его сюда, были в масках. Давешнего инспектора рядом с ними не было, и Жюль, как ни старался, не мог вспомнить, как он выглядел.
– Вы останетесь здесь, и будете вести себя тихо. Не думайте, что вас кто-то хватится.
– Но… моя дочь! – в страхе пробормотал Левингру.
– Ваша дочь? Ваша дочь завтра утром отправляется с неким мистером Гордоном в Аргентину… Как дочери других людей.
Левингру остолбенел, потом сделал один шаг вперед и как подкошенный рухнул без чувств на бетонный пол.
Прошло шестнадцать дней, шестнадцать дней сплошного кошмара для наполовину обезумевшего человека, который, истошно крича, метался по своей камере, пока не падал, обессилев и чуть дыша, на кровать. И каждое утро к нему приходил человек в маске, чтобы поведать о том, какая судьба ждет его дочь, чтобы подробно описать заведение в Антофагасте, уготованное для Валери Левингру, чтобы показать фотографии владельца этого заведения… самого грязного из городских борделей.
– Чудовища! Чудовища! – кричал Левингру, бросаясь к двери, но его ловили и бросали обратно в камеру на кровать.
Потом, это было на восемнадцатое утро, трое мужчин в масках вошли в его камеру и сообщили, что его дочь приступила к выполнению обязанностей танцовщицы…
Жюль Левингру всю ночь пролежал в углу камеры, сжавшись в комок и дрожа всем телом. Они пришли к нему рано утром и сделали подкожный укол. Проснувшись, он подумал, что все еще видит сон, потому что находился у себя дома в гостиной. Под покровом ночи сюда его принесли трое в масках.
Неожиданно в комнату вошел лакей и тут же выронил из рук поднос.
– Господи, откуда вы взялись, сэр? – пролепетал он.
Левингру не мог говорить, он лишь покачал головой.
– А мы думали, вы в Германии, сэр.
Потом, прочистив сухое горло, Жюль прохрипел:
– Что известно… о мисс Валери?
– Мисс Валери, сэр? – этот вопрос, похоже, еще больше озадачил лакея. – Она наверху, сэр. Должно быть, спит. Она немного беспокоилась в тот вечер, когда вернулась домой и не застала вас. Но потом, когда получила письмо, в котором вы сообщали, что вам срочно понадобилось ехать за границу, разумеется, успокоилась.
Лакей с нескрываемым удивлением продолжал осматривать хозяина. Что-то было не так. Жюль неуверенно поднялся на ноги и подошел к зеркалу. Его волосы и отросшая борода были совершенно седыми.
Пошатываясь, он подошел к письменному столу, выдвинул ящик и достал бланки для заграничных телеграмм.
– Вызовите посыльного, – хриплым и дрожащим голосом сказал он. – Мне нужно отправить четырнадцать каблограмм в Южную Америку.
Глава 8. Толкач акций
Мужчине, которого Раймон Пуаккар проводил в гостиную к Манфреду, было, по всей видимости, под шестьдесят, но он был аккуратен и подтянут. Добротный костюм сидел на нем безупречно, а осанка и манера держаться выдавали в посетителе бывшего военного. "Отставной генерал", – подумал Манфред, но в человеке этом он разглядел и нечто большее, чем то, о чем говорила его наружность. Этот человек был сломлен. На лице его застыло какое-то трудноопределимое выражение, затаенная мука, которую самый проницательный из троицы благочестивых заметил с первого взгляда.
– Меня зовут Поул. Генерал-майор сэр Чарлз Поул, – представился гость, когда Пуаккар поставил рядом с ним стул и молча удалился.
– И вы пришли поговорить со мной о мистере Бонсоре Тру, – тут же добавил Манфред и, видя, как военный удивленно вздрогнул, рассмеялся. – Нет, дело не в моем гениальном уме, – мягко сказал Манфред. – Просто уже очень много людей приходило ко мне поговорить о Бонсоре Тру, так что, думаю, я могу догадаться о сути вашего дела. Вы вложили деньги в одно из его нефтяных предприятий и потеряли значительную сумму, верно? Это была нефть?
– Олово. Нигерийское олово. Вам кто-то рассказал о моей беде?
Манфред покачал головой.
– Вы далеко не единственный, попавшийся на удочку мистера Тру. Сколько вы потеряли?
Старик глубоко вздохнул.
– Двадцать пять тысяч фунтов, – сказал он. – Все, что у меня было, до последнего пенни. Я обращался в полицию, но там мне сказали, что они ничего не могут сделать. Оловянная шахта действительно существовала, и ни в одном из писем, которые я получал от Тру, не было ни слова лжи.
Манфред кивнул.
– Ваш случай типичен, генерал, – сказал он. – Тру никогда не преступает рамки закона. Ложь, которая помогает ему зарабатывать, говорится за обеденным столом, без свидетелей, и, осмелюсь предположить, в письмах он предупреждал вас, что ваши вложения носят спекулятивный характер, и никто не дает вам стопроцентных гарантий.
– Это было за обедом, – кивнув, сокрушенно произнес генерал. – У меня возникли кое-какие сомнения, и он пригласил меня пообедать с ним в гостинице "Уолкли". Он рассказал, что речь идет об огромных запасах олова и что в интересах своих партнеров он не может пока огласить точную сумму дохода, который собирается получить его компания, но уверил меня, что за ближайшие полгода мои деньги увеличатся вдвое. Да я бы так не переживал, – продолжил старик, поднимая дрожащую руку к губам, – но, мистер Манфред, у меня есть дочь, замечательная девушка, которую ждет, я в этом уверен, прекрасное будущее. Будь она мужчиной, она бы стала великим полководцем. Я надеялся, что смогу обеспечить ее всем… Но это конец. Конец! Скажите, можно как-нибудь призвать этого преступника к ответу?
Манфред ответил не сразу.
– Вы, генерал, должны знать, что вы двенадцатый человек, который пришел к нам за последние три месяца. Мистер Тру так защищен законом и своими благоразумными письмами, что поймать его почти невозможно. Вот раньше, – он понизил голос, – мы с друзьями, знали бы, как поступить с этим человеком, и уж поверьте, наши методы принесли бы результат, но теперь, – он пожал плечами, – мы несколько ограничены. Кто познакомил вас с этим господином?
– Миссис Калфорд Крин. С ней я познакомился у общего друга, и она предложила мне пообедать у нее дома в Хановер-мэншнс.
Манфред снова кивнул. Не впервой ему было слышать подобный рассказ.
– Боюсь, что не могу вам многое обещать, – сказал он. – Единственное, о чем я вас попрошу, – держите со мной связь. Вы где живете?
Сейчас посетитель проживал в небольшом особняке недалеко от Труро. Манфред записал адрес, и через несколько минут он стоял у окна, провожая взглядом старика, который, повесив голову, медленно удалялся по Керзон-стрит.
Вошел Пуаккар.
– Я не знаю, чего хотел этот джентльмен, – сказал он, – но у меня такое чувство, что это как-то связано с нашим другом Тру. Джордж, мы должны что-то сделать. Утром за завтраком Леон упоминал, что знает в Нью-Форесте одно озерцо, где человек, если надежными цепями прикрепить к нему груз, может пролежать на дне хоть сто лет, и ни одна живая душа его там не отыщет. Лично я против утопления, но…
Джордж Манфред рассмеялся.
– Закон нужно чтить, мой дорогой друг, – сказал он. – Убийств не будет, хотя человек, который методично грабит тех, кому и так не сладко, заслуживает свинцового угощения.
Леон Гонзалес, когда они в тот же день обратились к нему за советом, тоже не смог предложить какого-либо решения.
– Самое интересное, что Тру в этой стране крупных денежных сумм не имеет. У него есть два небольших банковских счета, но на обоих кредит, как правило, превышен. Не удивлюсь, если окажется, что где-то у него есть тайник. Если это действительно так, наша задача во многом упрощается. Я наблюдал за ним почти год. Он никогда не выезжает за границу, а квартиру его я обыскивал столько раз, что со завязанными глазами мог бы найти там место, где он держит свои галстуки.
Все описанное выше произошло год назад, и с тех пор жалоб на нечистого на руку толкача акций не поступало. За это время трое благочестивых ни на йоту не приблизились к решению этой проблемы, пока в один прекрасный день не пришло известие о загадочном исчезновении некой Маргарет Лейн.
Маргарет Лейн не была особо важной персоной. По всем социальным меркам она была персоной до того не важной, что входила в разряд людей, которые обычно передвигаются пешком по улицам лондонского Уэст-Энда. Она работала горничной у благородной миссис Калфорд Крин и однажды вышла из дому в аптеку купить нюхательной соли, да так и не вернулась.
Это была миловидная девятнадцатилетняя девушка. Друзей в Лондоне у нее не было, потому что (как она сама объясняла) была сиротой, и, насколько известно, связей, в "том самом" смысле этого слова, не имела. Однако, как указала полиция, было совершенно невозможно представить себе, чтобы хорошенькая горничная, к тому же обаятельная и воспитанная, прожив в Лондоне год, так и не обзавелась кем-то вроде "поклонника".
Миссис Калфорд Крин, не удовлетворившись результатами полицейского расследования, обратилась за помощью к трем благочестивым. Со дня исчезновения Маргарет Лейн прошла неделя, когда некий очень известный адвокат, ступая по натертому до блеска полу, прошел через весь танцевальный зал клуба "Леттер", чтобы поздороваться с человеком, который сидел в одиночестве в стороне от всех за очень маленьким столиком.
– Мистер Гонзалес! – воскликнул он с радостной улыбкой. – Вот уж не ожидал вас здесь увидеть. В Лаймхаусе – да, в каких-нибудь воровских притонах – да, но здесь, в клубе "Леттер"… Право слово, ошибся я в вас!
Леон слегка улыбнулся, подлил в свой бокал на высокой ножке рейнского и отпил.
– Дорогой мистер Терлз, – неторопливо произнес он, – для меня изнанка общества находится именно здесь. Вон тот галантный джентльмен, который курит с полной женщиной, – Билл Сайкс. Верно, он не вламывается в чужие дома, он не носит трость со свинцовой вставкой, но он разжирел на продаже фиктивных акций богатым и доверчивым вдовам. Когда-нибудь я возьмусь за него и сильно его огорчу.
Краснолицый Терлз, посмеиваясь, сел напротив.
– Относительно вашего дела, мистер Гонзалес. Это будет трудно. Мистер Бонсор Тру, каким бы вымогателем он ни был, слишком богат, чтобы добраться до него, – сказал он.
Леон в это время вставлял сигарету в длинный янтарный мундштук и, казалось, был полностью поглощен этим занятием, которому предавался с огромным усердием.
– Наверное, надо было ему все же пригрозить, – сказал он. – Тру ведь, кажется, друг вашей клиентки, верно?
– Миссис Крин? – искренне удивился Терлз. – Для меня это открытие.
– Хотя нет, скорее всего, я ошибаюсь, – сказал Леон и сменил тему разговора.
Он прекрасно знал, что не ошибается. Этот тучный финансовый мошенник встречался с миссис Крин tête-à-tête в ту ночь, когда исчезла Маргарет Лейн. И самое любопытное, что ни полиции, ни "Треугольнику" миссис Крин об этом интересном факте не сообщила.
Жила она в скромной квартире недалеко от Хановер-корт. Поговаривали, что единственным источником доходов этой довольно красивой молодой вдовы со строгим лицом было завещанное ей состояние покойного мужа. Леон, человек необычайно дотошный, не сумел найти ни одного подтверждения тому, что у нее когда-либо был муж и что таковой умер. Все, что он о ней знал, это то, что она часто ездит за границу, иногда в не самые посещаемые туристами места, например в Румынию; что неизменно в этих поездках ее сопровождала исчезнувшая горничная Маргарет; что деньги она не то чтобы не считала, но тратила их довольно свободно; что устраивала превосходные приемы в Париже, Риме и один раз в Брюсселе, после чего весьма охотно возвращалась от жизни, которая наверняка обходилась ей не менее чем в семьсот пятьдесят фунтов в неделю, в свою скромную обитель рядом с Хановер-корт, плата за которую не превышала семисот пятидесяти фунтов в год, и где слуги ее довольствовались двадцатью фунтами в неделю.
Когда адвокат попрощался и вернулся к своему столу, Леон еще немного понаблюдал за танцующими, подозвал официанта и расплатился по счету. Он видел и мистера Бонсора Тру, сидевшего во главе стола, за которым собралась веселая и шумная компания. Про себя улыбнувшись, он подумал, было бы у этого махинатора такое же радостное настроение, если бы он узнал, что в правом кармане плаща Леона Гонзалеса находится копия некоего брачного свидетельства, которое он откопал сегодня утром.