Это, конечно, не полтора миллиона, которые огреб Калиновский, но сумма все же неплохая. Для меня, например, это огромные деньги.
А теперь допустим одно маленькое логическое построение. В характере ли такого человека, как Вадим, удовольствоваться жалкими ста двадцатью тысячами, когда он знает, кто хозяин тех полутора миллионов?
Хороший вопросик, правда?
Часть вторая
"Господин Мордвинов!
Не пишу "уважаемый", ибо считаю подобное обращение излишним. Я не могу вас уважать, ибо знаю, какую сумму вы утаили от г-на Калиновского, намного превысив лимит пятнадцати процентов. Думаю, Вениамин Лукьянович подтвердит, что вы безбожно раздели его до нитки.
Мне кажется, у этих денег должен быть более достойный хозяин.
Предлагаю сообщить о вашем принципиальном согласии передать их мне следующим способом, повесьте на свои окна кремовые шторы, которые вы приобрели в ГУМе неделю назад.
За вами ведется постоянное наблюдение. Если через неделю вы не повесите новые шторы, последствия окажутся для вас весьма и весьма плачевными".
Подписи, естественно, не было.
Алексей Петрович дрожащими руками скомкал письмо, но тут же вновь расправил его и принялся в который раз перечитывать наглое послание. Супруга его с растущим беспокойством наблюдала за тем, как у мужа все время меняется цвет лица: Мордвинов то краснел, то зеленел, как переключаемый светофор.
- Лелик, - не выдержала она, - может, валерьяночки?
- Какая валерьяночка, отстань ты, ради бога! Ты понимаешь, что это такое?! - Мордвинов яростно потряс письмом: - Это бомба! И она меня добьет! В смысле, разнесет на мелкие кусочки!
- Господи, - запричитала супруга, утирая обильные слезы, увлажнявшие ее рыхлые щеки. - Ты и так уже намучился, сперва Калиновский, потом Корякин, потом этот сыщик-аферист…
- Кто, кто обо всем пронюхал?! - Мордвинов вскочил и забегал по огромной роскошной комнате. - Вениамин Лукьянович прекрасно знает, кто в итоге украл все наши деньги! Его люди до сих пор не могут Левина разыскать!
- Хоть Вениамин Лукьянович тебя тогда и подставил, он быстро вошел в твое положение, - подтвердила жена, сморкаясь в раскисший надушенный платочек.
- Потому что и его, и мое положение теперь совершенно одинаковое! Да, я удержал несколько больше пятнадцати процентов. Мы тогда встретились с Вениамином Лукьяновичем и вежливо утрясли все нюансы. А потом этот частный аферист обчистил нас обоих! - Мордвинов понемногу впадал в исступление. - Да плевать уже мне было на эти деньги, я мечтал только об одном: чтобы меня оставили в покое и не упрятали за решетку! Мало мне было Калиновского с Корякиным, мало бесед со следователем, мало этого Левина - объявляется еще один шантажист, причем совершенно неизвестный!
- Позвони Вениамину Лукьяновичу, может, он что-нибудь посоветует, - прорыдала супруга.
- Конечно, позвоню! Я же не буду на этих шторах аршинными буквами писать - у меня, мол, украли то, что я сам…
Мордвинов внезапно замолк. Супруга глядела на него, словно перепуганная овца, и разве что не блеяла от отчаяния.
- Вот, он тут пишет, что за мной следят! - Алексей Петрович ткнул пальцем в письмо, которое утром, ни о чем не подозревая, достал из ящика. - Даже о том, что я в ГУМе шторы купил, и то знает, сволочь! Так вот, - повысив голос, торжественно произнес он, словно обращался к невидимым наблюдателям, - я заявляю… нет, я клянусь: нет у меня никаких денег! Их украл частный детектив! Вот ему письма и пишите!
Мордвинов рухнул в кресло. Жена захлопотала, бегая вокруг него и подсовывая мужу стакан с мутной вонючей жидкостью.
И тут позвонили в дверь.
Супруги побелели, в ужасе переглянулись и застыли как истуканы.
Звонок повторился.
- Неужели это уже за мной? - прошептал Алексей Петрович, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой. - Галя, посмотри…
Галина Юрьевна вышла из оцепенения и на цыпочках подкралась к двери. Осторожно заглянув в "глазок", она всплеснула руками:
- Это Юля!
- Только ее мне и не хватало, - застонал Алексей Петрович. - Сейчас закатит скандал из-за своей комнаты…
Но Юля не стала закатывать скандал. Она довольно вежливо поздоровалась и сказала, что приехала забрать кое-какие вещи.
Мордвинов был так рад ее спокойствию, что даже дал ей деньги на грузовое такси, чтобы Юля смогла забрать книги и компьютер. Дочь милостиво приняла подарок, упрятала его поглубже в карман и небрежно заметила:
- Кстати, я тут сходила к нотариусу. Он сказал, что, поскольку квартира числится трехкомнатной, ее в два счета разменяют.
- Доченька! - возопила Галина Юрьевна. - Все же потом тебе достанется! Не делай глупостей!
- Ждать неохота! - во весь рот улыбнулась непокорная дочь. - Я, может, замуж собралась. И родить сразу тройню. Не прельщает бабулькой стать?
- Давай, давай, загоняй родителей в гроб! - заголосила Галина Юрьевна. - Бесчувственная, бездушная дрянь! Отдавай деньги!
Не обращая на ее вопли ни малейшего внимания, Юля вызвала по телефону такси и принялась перетаскивать вещи поближе к двери. Проходя мимо стола, она увидела валявшийся на нем смятый лист бумаги и усмехнулась про себя.
Игнорируя истерические крики матери и пребывающего в тупой прострации отца, Юля твердо пообещала, что заявление о размене жилплощади отнесет завтра же. А если возникнет необходимость, подаст на родителей в суд.
С этой парфянской стрелой, пронзившей их нежные родительские сердца, Мордвиновы и остались.
А Юля, попросив водителя такси подождать, зашла в соседнюю квартиру и сердечно попрощалась с соседкой, которую знала с детства. Эта востроносая старушка разрешила Юле посидеть у нее на кухне, благодаря чему девушка и смогла услышать исторический диалог предков по поводу угрожающего письма. И не только услышать, но и кое-что увидеть: соседка не так давно начала ремонт, и в стене кухни, примыкавшей к комнате-квартире Мордвиновых, зачем-то была пробита над плинтусом небольшая, но вполне устроившая Юлю дыра сантиметров пятнадцати в диаметре. Так что, с комфортом полежав на животике, пока старушка наслаждалась очередным сериалом в комнате, дочь жулика имела великолепную возможность лично наблюдать реакцию своего напуганного папеньки и по достижении "крещендо" появиться у родителей в квартире.
Очень полезно дружить с соседями. Кто знает, а вдруг пригодится!
* * *
Вадим открыл правый глаз, затем левый, потянулся и от души зевнул. Повернувшись на локте, он узрел меня и, кажется, несколько удивился. Я сделала вид, что ничего не заметила, и подала ему поднос с кофейником, чашечкой и пепельницей.
- О-о, - довольно протянул он. - Я чувствую себя как в раю!
Еще бы! После доставленных ночью наслаждений дамочка еще и кофе в постель приносит. А на кухне героя-любовника поджидает завтрак, приготовленный ее заботливыми ручками. Типичный мужской рай.
Я поймала по радио легкую ненавязчивую мелодию, уселась напротив Вадима, позаботившись, чтобы полы халата не скрывали моих вполне сексапильных ножек, и уставилась на "любимого" мужчину с выражением безграничного счастья.
Он допил кофе и облизнулся, как кот, налакавшийся сливок:
- Спасибо, солнышко.
- Вадим, я все-таки очень тебя прошу, позволь еще что-нибудь для тебя сделать. Вот ты за дискету беспокоишься… Кстати! - Я вскочила и достала припрятанный конверт: - А это тебе еще нужно?
Вадим осмотрел конверт со всех сторон, убедился, что он заклеен по-прежнему, и отдал обратно:
- Пусть пока у тебя побудет. Милушка, я ведь очень опасными вещами занимаюсь. И потом, у меня есть бывшие сотрудники, но даже их я не хочу подставлять.
- Но ведь ты неплохо на этих делах зарабатываешь, - как бы невзначай обронила я. - Вот и найми меня тоже. Или ты считаешь, что я не справлюсь? В конце концов, я же не глупее твоей секретарши. По крайней мере!
- Ну ладно, - Вадим с сомнением посмотрел на меня, - я подумаю.
Он слопал завтрак до последнего кусочка и уехал, обещав позвонить через пару дней. На прощание я еще раз попросила его дать мне какое-нибудь ответственное поручение. Похоже, мое корыстолюбие он счел вполне естественным дополнением к тому, что я от него без ума. Ну, что же, раз путь к сердцу мужчины лежит через его желудок, то к сердцу слабой одинокой женщины он вполне может пролегать через кошелек.
Я позвонила Юле и договорилась о встрече у кинотеатра "Россия". Надо было кое о чем условиться, а по телефону почти ничего не было слышно. Вообще со вчерашнего дня линия работала отвратительно, все время что-то пищало и трещало. Я подумала, что надо будет позвонить на АТС, если эти посторонние шумы сами не прекратятся.
Юлю я заметила еще издали. Она прохаживалась возле памятника Пушкину и в явном нетерпении озиралась по сторонам. Увидев меня, она быстро пошла мне навстречу, ухватила за рукав и потащила к скамейкам у фонтанов. Кое-как мы втиснулись на одну из них, слегка потеснив шумную компанию тинейджеров, и Юля, захлебываясь от переполнявших ее чувств, прошептала мне в самое ухо:
- Милка! Я такое узнала, ты просто закачаешься! Оказывается, все бабки от этой страховой аферы увел частный детектив. И это твой Вадим! - И она кратко рассказала мне, как ей удалось подслушать разговор родителей.
Закачаться я не закачалась, а вот дара речи на пару минут лишилась. Юля затормошила меня:
- Эй, тебя мозговой паралич хватил?
- Хорошо, что я сижу, - выдавила я наконец. - А то бы упала от этой новости. Юля, хочешь, верь, хочешь, не верь, но я почему-то именно это и предполагала. Ай да я!
- Ай да ты, - согласилась девушка. - А главное, ай да Вадим! Теперь понятно, почему он прикиды все время меняет. Я на его месте вообще слиняла бы подальше да схоронилась поглубже. Кстати, Милка, как по-твоему, что нашего красавчика до сих пор здесь удерживает? С такими бабками он мог да-авно рвануть куда-нибудь на Ривьеру.
Я пожала плечами:
- Для меня это тоже сплошная загадка.
- Давай пофантазируем, - предложила неугомонная Юля. - Вот, скажем, из-за чего бы ты здесь штаны, пардон, платье просиживала, будь у тебя в кармане столько баксов?
Я задумалась, потом неуверенно сказала:
- Ну, я дело другое. Допустим, я эти баксы положила в банк, а он лопнул.
- Отпадает, - решительно отмела Юля мою хлипкую версию. - Чтобы он с полутора миллионами "зеленых" добровольно расстался?! Придумай что-нибудь похитрее.
- Ну, он их где-нибудь спрятал, а теперь взять не может?
Юля с сомнением покачала головой:
- Вряд ли. У него должна быть уверенность в том, что в любой момент он их может сложить в чемоданчик, и тю-тю!
- Слушай, чего ты меня мучаешь? Сама-то что-нибудь предполагаешь?
- А как же. Во-первых, он мог все это провернуть не для себя лично. Допустим, это был заказ со стороны. Кто-то хотел и моему папке соли на хвост насыпать, и Корякину, и этому Калиновскому.
- Даже если и так? Взял этот дядя полтора миллиона, заплатил Вадиму, предположим, сто тысяч, и он может спокойно отваливать.
- Откуда ты знаешь, что с ним расплатились? А если нет?
- Ф-фу! - Несмотря на близость фонтанов, мне что-то стало жарко. Я достала из сумочки платок и принялась обмахивать лицо. - Что же получается, вор у вора дубинку украл? Уж скорее наоборот, заказ Вадим выполнил, а все денежки себе оставил. Хотя нет, вот тогда он слинял бы в тот же день.
- Вот именно. А как тебе такой вариант, - Юлины глаза подозрительно заблестели, - скажем, месть?
- Месть? - тупо переспросила я.
- Ага. Мы же про него ничего не знаем, кроме тех крох информации, что он тебе между делом обронил. Что он тебе говорил о своем начальнике, а? По словам твоего милого дружка, несколько лет назад его подставил, как же его, Юрий Сергеевич?
Мне не хотелось вот так сразу признавать, что Юлины мозги варят получше моих, и я возразила:
- Как же Вадим будет мстить? Ему сейчас светиться нельзя. Может быть, ему просто мало этих денег и он хочет еще парочку афер провернуть? Сорвать несколько "зеленых" лимончиков в довесок?
- И это возможно, хотя на новой афере ему грозит засветиться гораздо больше.
Я сдалась:
- Ладно, пусть будет месть. У самого Вадима все равно ведь не спросишь.
- А вот возьми и спроси.
- Как это?
- Элементарно, в койке.
- Так он и ответит! У него инстинкт самосохранения знаешь как работает? Не хуже радара. Месть, месть… Бегает за своим Юрием Сергеевичем с обрезом, так, что ли?
- Зачем ему самому-то рисковать? Нанял кого-нибудь, хоть этих, Точилу с Судаком. Поэтому я и хочу отыскать ту дачку. Гений у приятеля машину выпросил, завтра начинаем разведку на местности.
- Смотрите не заблудитесь. Все эти дачные поселки легко спутать. И потом, неужели ты надеешься застать там прежнюю компанию?
- Нет, конечно. Просто хочу узнать, кто хозяин и не знает ли он кого-нибудь из моих "друзей". А найти будет проще, чем ты думаешь. Я не собираюсь каждый дом в Подмосковье обшаривать, просто буду расспрашивать, не залило ли у кого-нибудь из соседей в феврале участок свежими фекалиями? О таком эпохальном событии селяне обычно долго потом всякие байки рассказывают, да еще и от себя добавляют.
Голова у девчонки явно не для украшения выросла.
Юля понизила голос, хотя нас и так никто не подслушивал:
- А как идут дела с обольщением?
- Более-менее. Во всяком случае, дичиться он стал уже меньше. Но молчит, как партизан!
- Тогда попробуй вот что провернуть…
* * *
На дне оврага была вода. Много воды. Грязи там было еще больше, и я извозилась, как свинья, пока выбиралась из этого болота на твердую землю.
Полезла же я в столь непривлекательное место лишь по одной причине: иным путем незаметно подобраться к задам деревенского дома было невозможно.
Искусство, как известно, требует жертв. По личному опыту могу добавить: больше всего их требует искусство слежки.
После нашей исторической беседы у фонтана с неугомонной дочерью жулика прошло два дня. Файл до сих пор не поддался усилиям ни приятелей Пашки, ни таинственных ребяток Макара Захаровича. Юля, взяв в напарники-шоферы Гения, рыскала в окрестностях Подмосковья по обе стороны Владимирского шоссе, но дачу, послужившую ей тюрьмой, пока не обнаружила.
Некоторым успехом на этом этапе могло увенчаться лишь мое нынешнее авантюрное предприятие.
Вадим, как и обещал, прорезался спустя эти же два дня. Поскольку он был вынужден скрываться и маскироваться, мы никуда не пошли, а предались радостям обжорства и любовным утехам у меня дома. Я старалась поменьше пить и не задавать скользких вопросов. Из Вадима даже в койке ничего не вытянешь, и вообще он, по-моему, относится к той категории мужчин, которым больше всего претит неуёмное женское любопытство. Для него женщина - это что-то вроде пушистого ковра, на который приятно ставить ноги.
Прощаясь, он обронил, что должен навестить коммерсанта, которому продал теткин дом в Переделкине, и, возможно, ему придется задержаться там на несколько дней. Я возликовала в душе, а на физиономии постаралась изобразить безутешную скорбь по поводу нашей временной разлуки.
Когда Вадим вышел из моей квартиры, я молниеносно сбросила нарядное платье, вытащила из ушей серьги, натянула черные джинсы, черную же водолазку, старые резиновые сапоги, в которых хожу по грибы, а волосы спрятала под темный платок. Покидала все необходимое в сумку и приоткрыла дверь на площадку.
Он не мог далеко уйти за эти пять минут. Да к тому же я знала, куда он направляется, как и то, что сегодня он был без тачки.
Я выскользнула из подъезда и по стеночке пробралась к углу дома мимо заполонивших узенький тротуар машин. Выглянув, я увидела Вадима. Он покупал сигареты в киоске. Потом он подошел к краю тротуара и остановился чуть в стороне от кучки людей, ожидавших, когда зажжется зеленый огонек светофора.
В этот момент из нашего двора выехали старые серые "Жигули", едва не зацепив меня крылом. Я удержалась от возмущенного крика (Вадим стоял не так уж далеко) и просто погрозила водителю-чайнику кулаком.
Светофор переключился, Вадим зашагал по белым полоскам перехода, а я пристроилась метрах в десяти-пятнадцати позади него. Таким манером мы дружно дошли до пригородных касс Киевского вокзала.
В поезде Вадим сел в "мертвый" угол возле дверей вагона, так, чтобы ему было видно всех пассажиров, входивших с противоположной стороны. Из ближнего к нему тамбура его самого, естественно, засечь не могли.
Садиться лицом к нему где-то в вагоне я побоялась. Пришлось остаться в дальнем тамбуре и всю дорогу отбиваться от приставаний (к счастью, выраженных только в словесной форме) какого-то парня накачанно-спортивного вида с красной физиономией, о которой говорят обычно, что она просит кирпича. Не помню, что я ему плела, стараясь при этом не выпускать Вадима из поля зрения. Кажется, я назвалась то ли Наташей, то ли Катей и упорно отказывалась пойти посидеть в соседнем вагоне, где ехал приятель этого приставалы, впрочем, вполне безобидного.
До Переделкина поезд добрался без всяких приключений. Слава богу, в пригородные подмосковные электрички пока никто ничего взрывоопасного не додумался подложить. Проигнорировав робкое предложение соседа по тамбуру проводить меня, я затесалась в толпу выходящих, отыскала заметную благодаря выдающемуся росту фигуру Вадима и, применяя прежнюю тактику и стараясь сохранять прежнюю дистанцию, последовала за ним.
Он шел не оглядываясь по узкой улочке старой части дачного поселка, где обычные одноэтажные домики еще не были вытеснены помпезными дворцами "новых русских". Мы миновали несколько таких домиков, и вдруг Вадим исчез, словно его корова языком слизнула. Я успела только заметить, как закачались верхушки густых кустов, почти заслонивших калитку.
Я подбежала к этим кустам и успела увидеть, как высокая фигура, согнувшись, переступила порог дома, после чего в одном из окон загорелся неяркий свет.
И вот теперь я наконец подобралась к задней стене этого дома.
Уже совсем стемнело, выплыла луна. Где-то неподалеку веселилась компания молодежи, слышалось жеребячье ржание парней и девичьи взвизги пополам с музыкой. В домиках по соседству бормотали телевизоры, на занавесках играли голубоватые отблески. Брехали собаки, и женский голос призывал какого-то Петечку быть хорошим мальчиком и идти скорее ужинать.
Я пригнулась к земле, чуть ли не встав на четвереньки, и принялась осторожно продвигаться вдоль стены дома, стараясь не врубиться головой в ставень или низкий подоконник. Еще немного, и я начну ползать по-пластунски. А потом пойду в десантники.
Прямо над моей головой послышались голоса, на траву легло световое пятно. Слава богу, значит, доползла. Я нащупала рукой подоконник, уцепилась за него и, подтянувшись, одним глазом заглянула в комнату.
Вадим и какой-то мужик лет сорока с обветренным лицом и выгоревшими светлыми волосами сидели за столом и мирно пили водку.
Я включила диктофон, зачем-то высунула язык (от напряжения, наверное) и принялась наблюдать и слушать.