* * *
Вадим поднял рюмку и чокнулся с сидевшим напротив него приятелем:
- За погибель моих врагов!
Приятель молча кивнул, опрокинул рюмку в рот, блаженно сморщился и захрустел соленым огурцом на всю комнату.
- Давай еще по одной, - предложил Вадим и пояснил: - стрессотерапия хорошая.
- Охотно. Наливай.
- Тем более что за-акусь у тебя! - Вадим налил рюмки по второму разу и ухватил с тарелки алый помидор. - Мне уже все эти заморские деликатесы надоели хуже смерти. То ли дело наша родная закуска! Тут тебе и картошечка, и грибочки, и лучок с чесночком, и огурчики с помидорчиками… А главное, черный хлебушек!
Я невольно проглотила слюнки, но доставать бутерброды из сумки побоялась. Вот сволочи! Жрут без зазрения совести, а я тут торчу, как корень… мандрагоры!
Собутыльник Вадима усмехнулся:
- Да уж, там-то небось такого не отведаешь. Когда линяешь?
- Скоро. Кое-кому мозги немножко прочищу и отвалю. Хочешь, приглашение тебе пришлю или вызов на ПМЖ? На постоянное, те-се-зеть, место жительства?
- Засунь свое пе-эм-жэ себе в жэ, - сострил приятель. - Не поеду я отсюда никуда. Тоска заест. Сам-то не боишься от ностальгии помереть?
Вадим со смехом помотал головой и налил по третьей. Выпив, шлепнул ладонью по столу:
- Коля, у меня в любой момент земля может под пятками загореться. Что, так и жить - с кучей бабок по задворкам прятаться да парики менять? Открою там дело, еще подзаработаю. А когда все забудется, может, и вернусь.
Попробуй только! У меня зачесались руки немедленно схватить обоих приятелей за шиворот, заорать: "Держи вора!" и отволочь куда надо. Не знаю, что меня удержало. Возможно, то обстоятельство, что я все-таки слабая, одинокая, а на данный момент еще и голодная женщина. Ну вот, теперь они курить собираются! Гады. Я осторожно переступила в луже и стиснула зубы. Терпеть, так до победного конца.
- Хрен тебе, забудется. - Коля достал пачку "Беломора". От предложенного Вадимом "Мальборо" он с презрением отказался. - Ты против себя такую разношерстную компанию настропалил, что тебя, как Ходжу Насреддина, еще лет десять будут ловить, как говорится, "по всей Бухаре".
- Скорее уж это проблема Остапа Бендера, - усмехнулся Вадим и, понизив голос, добавил: - Коля, хочешь честно?
- Ну?
- Боюсь я.
- Кого, ментов? Или этих дуриков общипанных? Не такие уж они крутые, твои мафиози, можешь не бояться.
- Ты не понял. Ехать я боюсь. ТУДА.
- Почему?
- Это здесь я умный и хитрый, всех провел и денежки увел. А там меня самого какой-нибудь местный Бендер наколет, нежно и демократично. Их и без меня там море разливанное. Поэтому и "авизо" не оформляю, налом повезу. Авизо - это для шизо!
Коля не выдержал и расхохотался:
- Во мается человек! Уже и бабки огреб, а все мучается! Вот у меня их нет, я и спокоен. Вспомни, сколько времени ты меня уговаривал, чтобы я часть твоего "приза" взял?
- Ты у нас вообще подвижник аскетизма, - усмехнулся Вадим. - Я, честно говоря, думал, что ты сам не удержишься и попробуешь меня… того, - Вадим сделал неопределенный жест.
- А зачем? - спокойно спросил Коля, дымя своей "беломориной". - Сто тысяч баксов ты мне отвалил, и хватит с меня. И потом, какой, к лешему, аскетизм? Что за городом живу, это мое дело. Неохота в Москве задыхаться. Жру зато от пуза, все свое, свежее, а не бешеная говядина из вакуумных упаковок. Дом - мой, частная собственность. Машина есть, мотоцикл есть, баба - и то есть! Баню построил в прошлом году… Чего ж мне еще надо? Не дай бог что, так и баксы теперь в загашнике есть. Я просто, - наставительно помахал пальцем Коля, - не гонюсь за слишком большим куском. Чтобы в глотке не застрял. Ты вон скоро спать спокойно не сможешь, глюки начнутся. Да ведь и начались уже! Это ж надо было придумать, что я, кореш твой школьный, на твои миллионы позарюсь! Я не обижаюсь только потому, что ты сейчас навроде слабоумного, ошалел от успехов.
- Ладно, философ, ты на меня, в самом деле, зла не держи. Я давно людям доверять разучился. Давай-ка лучше еще по сто грамм беленькой махнем.
Они махнули, и Вадим смачно закусил помидором, отчего брызги полетели во все стороны.
Не застонала я просто потому, что в этот момент зажмурилась. В конце концов, я же их слышу? Слышу. А смотреть, как они обжираются нашими национальными деликатесами, я больше не в состоянии.
После очередной гастрономической паузы Коля спросил:
- Я так понял, ты потому тут сидишь, что мечтаешь с Юраней Корякиным рассчитаться?
- Сплю и вижу, - подтвердил захорошевший Вадим. - Иначе бы уже давно в западных эмпиреях обретался. Это ж из-за него я тогда пострадал, ну, ты в курсе.
- Что-нибудь надумал? Его теперь голыми руками не возьмешь.
- Кое-что нарисовалось. Я хочу нечто особенное ему устроить, по миру пущу гада. Пусть потом сам со злости удавится.
- Ну что ж, флаг тебе в руки, - с легкой иронией пожелал корешу Николай. - Расскажи хоть, что ты для него припас особенного?
* * *
Диктофон исправно фиксировал беседу Вадима с Колей-отшельником, который, впрочем, не был чужд основных радостей жизни. Способы, которыми Вадим мечтал расправиться с Юраней Корякиным (тем самым, на которого жаловался Юлин папаша?), были весьма остроумны, а по степени воздействия не уступали кровожадности примитивных племен из дебрей Амазонки, правда, на более современный лад. Во всяком случае, если после подобной расправы у этого Корякина и впрямь появится желание удавиться, оно будет вполне оправданным.
"Надо будет попросить Макара Захаровича "разъяснить этого Корякина", - подумала я. Ноги от долгого стояния в луже порядком отсырели, но результаты слежки оправдывали и эту жертву. Юля оказалась права, держит его здесь месть! В страх Вадима перед западными мошенниками я не очень-то поверила. Это он так, ради красного словца. В этом смысле за моего любовника-афериста бояться нечего. Он сам какого хочешь крестного отца обдурит, когда освоится и сориентируется. А вот то, что деньги он собирается наличкой через границу тащить, пожалуй, самая важная деталь!
Между тем мужчины в доме, похоже, все выпили и слопали и собрались на боковую. Возникал закономерный вопрос: где провести ночь мне?
Не менее закономерен был ответ: "Разумеется, на чердаке, прямо над головами у Вадима и его приятеля".
Хотя на последнюю электричку еще можно было успеть, возвращаться домой я не собиралась. Мне хотелось убедиться в том, что Вадим не просто переночевать к приятелю заявился, а действительно проведет здесь пару-тройку дней. Он ведь и соврет, недорого возьмет, а мне сейчас необходимо по возможности быть в курсе его дальнейших планов.
Лестницу я приметила еще во время экскурса вокруг дома. Теперь надо дождаться, пока приятели заснут, осторожненько приставить ее к слуховому окошку, забраться туда и тихонечко, по миллиметру, втянуть наверх, чтобы у меня были пути к отступлению. Думаю, после застолья этот Коля и не вспомнит о лестнице, а вспомнит, пусть думает что хочет. Может, ее украли или какой-нибудь сосед без спроса одолжил.
Операция по проникновению на чердак прошла успешно. Никто не завопил, что к Коле воры лезут, значит, никто и не заметил. Я втащила лестницу наверх, прислонила ее к стене и осмотрелась. На пыльном полу валялись какие-то старые вещи, поломанные стулья, ржавые тазы, а под самым слуховым окном лежал драный матрац. Н-да, королевским это ложе не назовешь, но выбора у меня все равно нет.
Я достала из сумки ветровку и застелила ею грязное изголовье. Выглянув на всякий случай еще раз в слуховое окно, я увидела, что на противоположной стороне улочки стоит какая-то машина, то ли серая, то ли голубая, и возле нее возятся два парня. Один из них был очень похож на приставалу из тамбура. Если это вправду он, надо постараться не попасться завтра ему на глаза. Наверное, это сосед Вадимова приятеля.
Я поставила электронный будильник на пять утра, отрегулировав звук до минимума, и улеглась на матрац, который не преминул тут же вонзить пружину в мое самое мягкое место. Повозившись, я наконец кое-как устроилась, хотя с удовольствием поменялась бы в данной ситуации с каким-нибудь спартанцем на его жесткое каменное ложе. Там хоть бугров и пружин таких не было!
"Где же все-таки Вадим спрятал свои миллионы?" - подумала я в который раз и закрыла глаза.
* * *
Алексей Петрович неуверенно огляделся. Телефоны-автоматы попадались довольно редко, а те, что все же встречались, не работали: или трубки были оборваны, или диски покорежены.
Звонить Калиновскому из дома напуганный до полусмерти Мордвинов не решился. Он кое-что знал о прослушивании, в основном, правда, из детективных романов и фильмов, но и этого хватало. К тому же Калиновский, скрывающийся от любознательных представителей органов охраны правопорядка, строго-настрого наказал Алексею Петровичу звонить по этому номеру лишь в самых экстренных случаях. А лучше бы и вовсе не звонить, а управляться самостоятельно.
Мордвинов вернулся к машине, где преданная супруга вертелась от нетерпения, словно уж на сковородке, и буркнул:
- Опять поломанный. Похоже, у этих дебилов других развлечений просто не осталось. Руки бы им оборвать, как они трубки обрывают!
Машина вновь закружила по улицам. Дело осложнялось еще и тем, что Алексею Петровичу нужна была непременно одиночная будка. Мало ли кто может подойти и все услышать, если он станет звонить из автоматов, установленных под одним навесом?
Занятый поисками, Мордвинов не обратил внимания на то, что за его машиной на некотором расстоянии едет неприметный бежевый "Москвич"-каблучок с надписью на дверцах: "Театр-студия пластики". За рулем сидела молодая женщина в темных очках, затянутая "в рюмочку" в комбинезон из серебристой ткани, в пестрой косынке на угольно-черных волосах.
* * *
Поскольку мне надо было следить за Вадимом, а Юля не могла светиться и бегать за собственными предками, на эту операцию мы решили отрядить Карину. Вместе с диктофоном для похода в "Прагу" я тогда же выцыганила у Макара Захаровича еще пару хитрых "машинок", поклявшись страшной клятвой, что ни в чем опасном для собственной жизни, равно как и для жизни окружающих, никто участвовать не станет. Вряд ли он мне поверил. Скорее всего просто понял, что иначе-то уж я точно куда-нибудь ввяжусь, и снабдил меня настоящей шпионской техникой. Думаю, нашей материально страдающей ментуре такие штучки могли только присниться.
Карина выпросила на несколько дней старую машину у театра-студии, загримировалась, выслушала кучу наставлений и заняла боевой пост у дома Алексея Петровича. Мы были уверены, что после угрожающего письма с недвусмысленным упоминанием о слежке Мордвинов не будет взывать о помощи, используя собственный телефон. Он непременно должен позвонить из автомата!
Недаром говорят, что незашоренные мозги варят не в пример лучше заштампованных.
* * *
Наконец Мордвинову повезло. Жадно проглотив два жетона, аппарат на этом успокоился и с третьей попытки милостиво соединил Алексея Петровича с тайным убежищем господина Калиновского.
Карина, приткнувшая "москвичонок" на противоположной стороне улицы, демонстративно вышла из него, сердито стукнула ногой, обутой в изящный джинсовый сапожок, по колесу и достала обычную с виду трубку мобильного телефона. Громко и раздраженно она принялась торговаться с ремонтниками, требуя, чтобы они прибыли на эту улицу сию секунду! Поругавшись так минуты две, она уселась в машину, закурила, набрала еще один номер и тихонько замурлыкала что-то вроде: "Милый, я опять застряла, скажи ты наконец администратору, чтобы ведущей актрисе выделили нормальную машину! Что? Да, родной… нет, золотой…"
Издавая эти "мяу-мяу", Карина, навострив уши, вслушивалась в гудки, раздающиеся в квартире или в доме, куда звонил Мордвинов. Она ничего не понимала в технике, но в эти исторические минуты чувствовала себя героиней английского сериала "Багз" - "Электронные жучки". Страх у нее прошел, а вот любопытство и возбуждение достигли апогея. Дозвонится ли этот жулик, и что будет дальше?!
Трубку долго не снимали, и Мордвинов опять занервничал. На дряхлую бабульку, подошедшую было к будке, он зыркнул такими бешеными глазами, что та, перекрестившись, шарахнулась в сторону и поплелась искать телефон-автомат где-нибудь в другом месте, подальше от этого психа.
Наконец трубку сняли, и тихий безликий голос произнес:
- Слушаю?
- Это Мордвинов Алексей Петрович, - залопотал бывший главный редактор. - Мне надо срочно переговорить с… э-э… ну, в общем, с Be…
- Одну минуточку, - быстро перебил голос, - я сейчас узнаю.
- Будьте так добры, - моляще пробормотал Мордвинов и отер пот с чела. - Скажите, что это очень важно!
Ему вновь пришлось подождать. Голос Калиновского, неожиданно зазвучавший, казалось, в самом ухе Мордвинова, заставил Алексея Петровича нервно вздрогнуть.
Карину тоже слегка подбросило на сиденье.
- Что вам нужно? Я же вас просил воздерживаться от непосредственных контактов со мною.
- Знаю, знаю, но, Be…
- Вы говорите с Василием Федоровичем! - с нажимом быстро проговорил Калиновский.
Карина перевела дыхание, продолжая монотонно бубнить что-то нежное в свой "телефон". Шпионские страсти, честное слово!
Мордвинов на секунду опешил, но тут же сообразил:
- А?! Да, конечно… Василий Федорович… Дело уж больно неотложное!
- Какое дело? - брюзгливо осведомился Калиновский. - Я теперь, батенька, никаких дел не веду, кхе-кхе, временно. Как и вы, наверное?
- Be… Василий Федорович, я письмо получил. Они все знают… и требуют, чтобы я им деньги отдал! А у меня же нет ничего, совершенно! И Корякин в Америке!
- Кто это "они"? - Голос Калиновского налился металлом и загремел, как лист жести на ветру. - И о чем эти таинственные "они" узнали?
- О "Северном сиянии", - шепнул Мордвинов и затравленно огляделся. - Кто, не знаю, но они предупредили, что следят за мной! Велели новые шторы повесить…
Карина хихикнула. Молодец, Юля, как папульку запугала! Ну-ка, что ответит наш "Василий Федорович"?
Калиновский явно не понял юмора:
- Голубчик, вы, по-моему, слегка не в себе. Какие еще шторы?!
Захлебываясь и путаясь в словах, Алексей Петрович пересказал Калиновскому содержание страшного письма и тоскливо добавил:
- Сегодня еще два угрожающих послания получил. Одно домой принесли, а другое в редакцию. Ве-асилий Федорович, что мне делать? Они ведь не поверят, что у меня никаких денег нету!
Калиновский отреагировал быстро и однозначно:
- Прежде всего, больше мне сюда не звоните! Я вам ничем помочь не могу. Думаю, вы сами это понимаете?
Мордвинов почувствовал себя беспомощной, отбившейся от стада овечкой, которую со всех сторон обложили свирепые матерые волки. Он буквально услышал голодное пощелкивание их острых клыков.
- Но как же?! - в отчаянии завопил Алексей Петрович в полный голос, начисто позабыв о конспирации. - Нет уж! Вы должны, вы обязаны мне помочь… Василий Федорович!
Карина поморщилась и чуть отодвинула трубку от уха. Эдак и оглохнуть можно, жулик Мордвинов орет, как недорезанная свинья!
Калиновский тихо выругался и проговорил сквозь зубы:
- Прекратите истерику, трус несчастный! Ладно, черт вас побери. Когда вы должны вывесить эти тряпки, то бишь шторы?
- Уже через три дня, - простонал Мордвинов.
- Я вам позвоню. Сегодня вечером. Сидите дома. И перестаньте паниковать! Лучше подумайте, кто мог обо всем пронюхать? И не виноват ли в этом ваш длинный язык?
- Да я никому, - заикнулся было Мордвинов, но Калиновский перебил его, с яростью вскричав:
- Да вся ваша гребаная редакция была в курсе! Они могли кому угодно… А уж ваша дочь! - Тут Калиновский слегка смутился и закашлялся.
Мордвинов немедленно прицепился к его последним словам и закричал:
- Попрошу мою дочь не трогать! Если бы вы тогда, Вениамин… Федорович, не совершили этого мерзкого… мерзкого!..
Карина сдавленно задышала, но не выдержала и расхохоталась, стараясь, чтобы на нее не обратили внимания. Ну и жуки, хороши, ничего не скажешь!
- Ладно, ладно, Алексей Петрович, успокойтесь, - заговорил Калиновский с деланным добродушием. - Давайте все это, кхе-кхе, забудем. Я, пожалуй, звонить вам не стану…
- Т-то есть?
- …А пришлю к вам своего парнишку.
- Для охраны? - тупо спросил Мордвинов. Голова у него болела все сильнее и соображала все хуже.
- Ну, для охраны он вряд ли пригодится. Он вам кое-что от меня передаст. Ничего, Алексей Петрович, выкрутимся как-нибудь.
- Вам-то они писем не посылают, - буркнул Мордвинов, немного успокаиваясь. - А выкручиваться мне одному придется.
- Ничего, ничего, сила солому ломит, - и после еще нескольких ничего не значащих слов Калиновский дал отбой.
Мордвинов кое-как повесил трубку и, выбравшись из будки, неверными шагами направился к машине, где его половина изводилась от нетерпеливого беспокойства.
Карина быстренько закончила "разговор", сунула трубку в карман, изобразила бурную радость по поводу вдруг заработавшего мотора и осторожно поехала за машиной Мордвиновых, напевая себе под нос ведущую мелодию из сериала про Джеймса Бонда.